Аннотация: Вернулся пару недель назад из Минска...
Totalrecall
Все-таки удивительно, как быстро все забывается. Обидно даже. Помни я все, чему учили в школе, был бы эрудированнейшим человеком. А если бы еще осталось хоть что-нибудь из институтских времен, то я бы... не знаю, что точно, но я бы точно что-то. Хотя ничего удивительно в том, что судорожно зазубренное выветрилось сразу же после экзаменов, в общем-то нет, куда удивительнее, что заодно выветрились и воспоминания о жизни вообще. Или, может, наоборот: забылась жизнь, а вместе с ней и все остальное. Бывает, споткнешься о какую-то мелочь, и она все зудит и зудит в голове, словно камушек в сандалии, и ты вроде и помнишь, что что-то такое когда-то было, но что и когда - никакой силой не вспомнить... А потом приезжаешь в Минск в отпуск на полторы недели, и словно плотину прорывает.
Очень плохо с поиском эпитетов. Лучше всего подходит "точно такой же, как тогда". Точно такой же квас в бочках (с неизменным "не пей, один мой приятель/знакомая видела, как их моют, - все дно в червях"), такие же глазированные сырки, такое же мороженое за двадцать копеек (которое даже называется "Пломбир за двадцать", только стоит не двадцать), такое же крем-брюле в мягких вафельных стаканчиках, такое же шампанское, такое же песочное печенье (попадаются, правда, и новшества вроде песочного печенья в форме мобильного телефона, но в остальном торжествует приверженность традициям), такой же, наверное, березовый сок в трехлитровых банках (я его тогда не пил и сейчас не стал), такие же банки с частиком мелким в остром томатном соусе (и про частиков этих я так и не могу вспомнить, ел я их хоть раз в жизни или нет, но попробовать желания как-то не возникло) и, говорят, такие же ромовые бабы, которые, как и тогда, бывают далеко не всегда. (В утешение мне сказали, что ромовые бабы все-таки не такие, как тогда... Все-таки какие-то вещи уходят безвозвратно...)
Такие же названия: Фрунзенский район, Советский район, улицы Маркса, Ленина и Энгельса. Такие же памятники: Ленин в своем любимом демисезонном и бюст Дзержинского в обычном чекистском. Такие же "волги", "жигули", "москвичи", которые, наверное, старше меня и которые уж точно меня переживут, потому что по-прежнему действует сеть СТО (станций технического обслуживания, - слова-то какие давно почившие), куда, как и полагается, приезжаешь со своими деталями. И даже машины скорой помощи точно такие же, только почему-то звонить им не "03", а "103".
Такие же доски почета и доски "Их разыскивает милиция" (и немного выбивающиеся из гаммы доски "ЖЭС информирует", потому что тогда, кажется, были ЖЭКи). Такие же таблички "Берегись автомобиля". Такие же листочки "Санитарный день" на магазинных дверях (и непонятное "Технический перерыв", про которое я так и не могу вспомнить, было оно в советские времена или нет). Такие же клумбы перед зданиями всяких исполкомов (которые, конечно же, по-прежнему называются исполкомами) - стандартные такие клумбы, из темно-красных цветочков и такой серебристой травки, которую раньше сажали перед всяким уважавшим себя присутственным партийным местом и которая, похоже, хиреет без флюидов официоза, потому что в дикой природе мне не встречалась. Такие же школьные тетради и прописи - тоненькие такие, бледно-зеленые, с алфавитом и таблицей единиц измерения. Правда, продаются и несколько выбивающиеся из ряда тетради серии "Манга". Продаются, кстати, в ГУМе, где "М", конечно же, Минск, а не Москва, но все эти ГУМы, ЦУМы, МКАДы на фоне декораций того времени создают иллюзию прошлой Москвы, в которой я, правда, ни разу не был, отчего, впрочем, иллюзия только реалистичнее. ГУМ, кстати, очень напомнил мне ДЛТ. Нет, не так: ГУМ напомнил мне, что был ДЛТ. Зашел в минский ГУМ, а там прямо как в том магазине на Невском неподалеку от Адмиралтейства, где мне как-то перед началом учебного года покупали школьную форму. (Но название "Дом ленинградской торговли" я так вспомнить и не смог, мне подсказали...)
Такие же плакаты "Не забудьте выключить бытовые электроприборы". Правда, они почти теряются между новеньких "Дети гибнут во взрослом огне", "Вы - герой, Вы - победитель, Вам помог огнетушитель", "СПИД также забота церкви" (хорошо что хоть забота, а не дело), "Соблюдайте правила гостеприимных минских дорог" (дороги, кстати, мечта любителей оперативного простора - у типичного минского проспекта четыре полосы в каждом направлении), "БЕЛАЗ - большая машина для великих дел" (и для тамошних широченных дорог), "Работа за границей может стать рабством" (очень верно, работа она рабство и есть, сижу тут в глухой швейцарской деревне в оковах трудоустройства), "Даже младенец должен знать, как огнетушитель применять" (если судить исключительно по социальной рекламе, то Минск ну прямо безумно пожароопасный город). Сильнее всего запал в душу транспарант на какой-то церкви: "Господь ждет тебя". Поди, заждался уже. Ничего, пусть еще немного подождет.
На рынке такая же кабинка контрольного взвешивания, в магазинах такие же таблички "Контрольные весы находятся в овощном отделе", и даже попадаются такие же магазины, где сперва взвешивают в отделе, а потом идешь к кассе и говоришь: "Пробейте в третий, пожалуйста".
В минском метро пахнет точно так же, как когда-то давно пахло в ленинградском (я был в Питере года полтора тому назад - в метро попахивало мочой, чего раньше, если память не подводит, не было), а в Гомеле даже ездят точно такие же троллейбусы. А вдоль шоссе точно такие же выложенные белыми камнями напоминания "Огонь - враг леса" и "Берегите лес". А вот дорожные знаки несколько обескураживают. Очень распространен один довольно странный предупреждающий знак с жирной черной точкой посередине, как будто взяли знак "Прочие опасности" и стерли палку восклицательного знака. Как правило, сопровождается табличкой "УВАГА". И, конечно, в этот момент ты кажешься самому себе великим филологом, потому что комбинируешь "опасность" и "уважение" и делаешь вывод, что в языках братьев-славян уважение этимологически проистекает из страха. А потом находишь в сети, что "увага" означает "внимание", и приступ мании величия проходит. (А знак, кстати, называется "Аварийно-опасный участок дороги".)
По вечерам, в девять, показывают программу "Время", про которую я на самом деле даже не знаю, как она правильно называется, потому что ни разу не успел на самое начало, но она просто обязана называться "Время", потому что показывают точно такие же репортажи про битву за урожай. Единственная, пожалуй, разница... не считая, конечно, довольно симпатичной ведущей, которой та мымра, что в далеком прошлом вещала во "Времени", - как же ее звали?.. - проигрывает по всем статьям... Так вот, единственная, не считая мымры, разница: добрососедские до ехидности упоминания о помощи России. Мол, у соседей как-то не ладится, так мы им послали тридцать наших лучших комбайнеров; вот наши комбайны пересекают границу, и их даже не досматривают - "в России понимают, что убрать хлеб нужно как можно скорее". Или, скажем, живописуют помощь белорусских пожарных, тушивших леса в Рязанской области, - эту тему растянули на несколько дней. А российская программа "Время" (если она, конечно, по-прежнему называется "Время") снимала в Рязанской области польских пожарных.
В учреждениях такие же таблички о льготах, но временами на современный лад: в филиале Беларусбанка на доске объявлений рядом с гимном банка (кто бы мог подумать, что бывают банки с гимнами) вывешено, что процент по вкладам выше для ветеранов ВОВ и узников фашистских концлагерей.
Такие же дома, отстроенные пленными немцами после войны (любишь кататься, люби и саночки возить), даже квартиры с такой же планировкой: коридорчик буквой "г", две комнаты, рядком идут туалет, ванная и кухня, над дверью в кухню антресоли. И точно такие же, "елочкой", паркетные полы с похожими на сливные отверстия дырками по углам, про которые я все никак не мог вспомнить, зачем они (спасибо напомнили - чтобы пол "дышал"). Такой же сталинский ампир. И совсем не такие новостройки. То есть днем почти совсем такие: блочно-панельные, но только не серые, а пестрые. А ночью, с шикарной подсветкой (а подсвечивают в Минске все, к чему электричество подведено), совсем не такие. Вот прямо, что называется, день и ночь... Минск, кстати, оставляет очень приятное впечатление. Такое уютное и совершенно не столичное очарование - я, к примеру, не ожидал увидеть голубятни во дворах домов-кораблей. Когда его восстанавливали после войны, то двумя кольцевыми дорогами (внешняя словно крепостная стена - за ней не строят ничего) в городскую черту включили окрестные села, которые как-то законсервировались и так и стоят: ушедшие в землю домики, деревянные заборы, колонки. Плюс огромные лесопарки, по вечерам по-южному трещат какие-то сверчки-цикады, повсюду модно раздетые (держалась сухая жара за тридцать) напедикюренные женщины - в общем, совершенно курортная атмосфера. При этом ощущения провинции не осталось совершенно - русская речь на улицах без всякого налета местечковости, и это, видимо, и определило мое восприятие. Что же до белорусского, то в Минске он, кажется, встречается только в письменном виде, приобретая какой-то тепличный, что ли, колорит, - язык, на котором только пишут, все равно зверь, который водится только в зоопарке. Первая ассоциация, навеянная белорусским письменным (штамп пограничного контроля "РЭСПУБЛIКА БЕЛАРУСЬ"): белорусский - это русский в исполнении грузин из анекдотов. На следующий день новая идея (когда оказалось, что "жи-ши" можно очень даже писать через "ы", по крайней мере в Белоруссии): белорусский - прототип языка падонкофф. И сразу еще одна мысль (киоски Белсаюздрук): белорусский нахватался немецких корней (скажем, из идиша, почему бы и нет). Потом было много еще идей и ассоциаций, но ни одна не помогла мне дословно понять "Правила пользования метрополитеном", висящие в каждом вагоне. То есть когда слышишь "наступная станция", то вроде бы и понятно (пусть и сам там никогда не догадаешься сказать), а вот когда мусолишь текст, то спотыкаешься чуть ли не о каждое слово.
Точно такие же меню и прейскуранты с печатью и подписью директора и бухгалтера. И в чем-то почти такой же сервис, то есть даже не сервис, а, как это раньше называлось, сфера обслуживания. Правда, доброжелательнее, чем в моих воспоминаниях о совершенно другой стране и совершенно другом времени.
Единственный диссонанс - это обменные пункты, которых даже больше, чем в России девяностых. А основная валюта, судя по разговорам на улице, доллары. Как-то не вписываются в общий антураж, но в остальном полная идиллия, так что остается лишь упомянуть символический (или, как принято теперь говорить, знаковый) плакат на въезде в Гомель: "Не хвались отъездом, а хвались приездом".