Аксаментов Евгений Юрьевич: другие произведения.

Иллюстрации к рассказу Ефремова

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • © Copyright Аксаментов Евгений Юрьевич (evgen_svs2018@mail.ru)
  • Обновлено: 30/06/2013. 93k. Статистика.
  • Очерк: Россия
  • Иллюстрации: 22 штук.
  • Оценка: 5.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фотографии к бумажным книгам "Алмазная труба" Ефремов,и "Охотники за алмазами" Свиридов.


  • ИЛЛЮСТРАЦИИ К РАССКАЗУ ЕФРЕМОВА "АЛМАЗНАЯ ТРУБА"(1944)

       Аннотация:история открытия сибирских алмазов.

       Это не плагиат! Я полностью привожу текст писателя Ефремова,его рассказ "АЛМАЗНАЯ ТРУБА", книжку носили с собой в рюкзаке все советские геологи-алмазники. Я всего лишь поставил свои фотографии, так как рассказ Ефремова "Алмазная труба" и книга современного писателя Свиридова "Охотники за алмазами" выходят в печать вообще без картинок, фотографий, что по крайней мере немножко странно! Если ужо бумажно алмазную тематику цензурят, тогда читайте и смотрите в интернете!.. Владельцам-наследникам бренда "Ефремов" беспокоиться не стоит,наоборот, радуйтесь!.. Нашелся вольный художник и без единого цента затрат решил проблему иллюстраций. В 2009-ом читал я книгу Свиридова "Охотники за алмазами",но с фотографиями там тоже не очень,так что если он фотографии себе заберет, я не обижусь. Все фотографии лично мои, сделаны мною в 2008-2009 г.

    ИЛЛЮСТРАЦИИ К РАССКАЗУ ЕФРЕМОВА

    АЛМАЗНАЯ ТРУБА

    Автор Ефремов И.А.

       0x01 graphic
    0x01 graphic
    0x01 graphic
       Все советские алмазники-геологи в поле (походе) носили в рюкзаках с собой книгу замечательного советского писателя Ивана Ефремова. Читала этот рассказ, разумеется, и Лариса Попугаева.
       Вот что писал сам Ефремов о фактической и событийной канве рассказа в предисловии к первому тому собрания сочинений: "Широкую известность приобрел рассказ "Алмазная Труба". Двенадцать лет спустя после его написания на письменный стол, за которым был написан рассказ, легли три алмаза из первых добытых в трубке, расположенной на Сибирской платформе, правда южнее места действия "Алмазной Трубы", но точно в той геологической обстановке, какая описана в рассказе".
       Сейчас можно назвать имя геолога, который показывал Ефремову эти алмазы. Конечно, жизнь богаче вымысла, и мог ли предполагать сам Иван Антонович, что когда-то на его столе будут поблескивать предсказанные им алмазы и принесет их не кто иной, как его давний испытанный товарищ и спутник по Олекмо-Чарской экспедиции петрограф А. А. Арсеньев.
       Тема сибирских алмазов в творчестве писателя возникла не случайно. В "Алмазной Трубе", как и в "Гольце Подлунном", в основе рассказа лежит переплетение южноафриканской и сибирской тематик.
       "КАК МНЕ РАССКАЗЫВАЛИ,-- ПИСАЛ ИВАН АНТОНОВИЧ,-- МОИ КОЛЛЕГИ-ГЕОЛОГИ, ВЕДШИЕ ПОИСК АЛМАЗОВ, ОНИ ТАСКАЛИ В СВОИХ СУМКАХ КНИЖКУ РАССКАЗОВ С "АЛМАЗНОЙ ТРУБОЙ". Секрет этого удивительного на первый взгляд прогноза прост: будучи сибирским геологом, я... подыскал геологические условия, очень близкие с южноафриканским щитом, после того как многие годы изучал Африку. В рассказе я придумал находку трубки геологическим отрядом, в приключения которого вложил испытанное в собственных маршрутах... Разумеется, я принял во внимание все известные по тому времени факты: существование зоны повышенного давления под Сибирской платформой, аномалии силы тяжести и пластовые интрузии тяжелых основных пород, описал, что основными спутниками алмаза должны быть алые гранаты -- пиропы, а вмещающими породами -- кимберлиты". Далее Иван Антонович упоминает о том, что после открытия трубок фантастический рассказ стали рассматривать как научный прогноз и даже нашлись люди, обвинявшие писателя в присвоении чужих открытий.
       Иван Антонович приводил этот случай как курьез, когда автора научно-фантастического рассказа впервые, хотя и клеветнически, обвинили в присвоении чьей-то научной теории. Сам Ефремов предвидел продолжение этих курьезов, и таковые действительно имели место, но уже после кончины писателя в 1978 г., когда ему приписали переложение чужой теории, также не принимая во внимание его собственного научного профессионализма.
      
       Об истории открытия якутских алмазов написано много и будет написано еще больше. Здесь следует упомянуть лишь две книги: В. А. Милашева "Алмаз: Легенды и действительность" (2-ое изд., перераб. и доп. Л., 1981) и Г. И. Свиридова "В краю голубых алмазов" (М., 1978), в которых многократно упоминается имя И. А. Ефремова.
      
       ПЕРВАЯ АЛМАЗОНОСНАЯ КИМБЕРЛИТОВАЯ ТРУБКА БЫЛА НАЙДЕНА В 1954 Г. Л. А. ПОПУГАЕВОЙ НА ПРИТОКЕ Р. МАРХИ. ИМЕННО ЗДЕСЬ РОДИЛСЯ ПИРОПОВЫЙ МЕТОД ПОИСКОВ, А НАХОДКА ПЕРВОЙ ТРУБКИ ПОЛОЖИЛА НАЧАЛО ОТКРЫТИЮ КОРЕННЫХ МЕСТОРОЖДЕНИЙ. Попугаева, как описано в книге Свиридова, хорошо знала рассказ "Алмазная Труба" уже в 1950 г., а к 1954 г. он издавался семь раз.
       Путь к открытию алмазов был нелегким и противоречивым, но это разговор особый. Здесь более интересен и важен путь к трубке "Зарница", ибо он во многом напоминает путь поисков в фантастической, но близкой сердцу поисковиков "Алмазной Трубе". Практически в 1944 г., году написания рассказа, писатель-фантаст "отождествил" минералы пиропы Сибирской платформы и Южной Африки. Присутствие пиропов в породе, как видно из рассказа, определяло у него и направление поисков кимберлитовых трубок.
       Почему же И. Ефремов оказался так точен с прогнозом "Алмазной Трубы"? Здесь истоки ефремовского "предвидения", по крайней мере отчасти, уходят в его науку, к его пониманию закономерностей формирования геологической летописи. Он зримо и теоретически представлял распределение отложений во времени и пространстве между областями разрушения и осадконакопления. В этих длительно существующих областях содержались документы геологической летописи. Для ученого такими документами в равной степени были песчинка и кость ископаемого животного, камень булыжной мостовой, самородок золота в россыпи, зерно пиропа и кристаллик алмаза из речных наносов или кимберлитовой трубки. Каждый документ имел свою историю и нес свою информацию. Ученый считывал эти свидетельства документов, они трансформировались в его сознании до пределов интуиции, научного предвидения или находили выражение в научной фантастике. С этих позиций рассказ "Алмазная Труба" -- песнь песней в раннем творчестве Ивана Ефремова.
       Источник:http://iae.newmail.ru/Chudinov/5.htm
       ------ текст "АЛМАЗНАЯ ТРУБА" --
       No Иван Ефремов, 1944
       No OCR, Советская электронная библиотека им. В.И. Ленина http://ussr.2084.ru
       No Вычитка, верстка, СЕРАНН, 2005
       Иван Ефремов
      

    АЛМАЗНАЯ ТРУБА

       0x01 graphic
       Начальник главка раздраженно отодвинул наполненную окурками пепельницу и негодующе посмотрел на собеседника.
       Тот, худой, маленький, седобородый, утонул в большом кожаном кресле, сжавшись, подобрав ноги. Глаза его поблескивали сквозь очки непримиримым упорством.
       -- Третий год работает Эвенкийская экспедиция -- и никаких результатов! -- бросил начальник.
       -- Как -- никаких? А кимберлиты? *
       -- Вот, кстати, о кимберлитах. Вы знаете, что академик Чернявский дал о них отрицательное заключение? Он не признает эту породу за кимберлит. И вообще, Сергей Яковлевич, лично мне все ясно. Это ведь огромная, почти неисследованная страна. Экспедиция стоит дорого, особенно после того, как вы прибавили к ней маятниковую партию. Результатов же нет. Я категорически настаиваю на прекращении работ! У нашего института много более неотложных задач, и расходование крупных ассигнований на такого рода изыскания идет в ущерб практике. На этом кончим...
       Начальник главка, недовольно морщась, бросил папиросу. Сидевший в кресле директор института, профессор Ивашенцев, резко выпрямился:
       -- Вы прекращаете дело, которое должно принести стране миллионы, и не только экономии, но и прямых доходов от экспорта!
       -- Это дело принесло пока только разочарования. Впрочем, я уже сказал, что для меня все ясно. Решение мое окончательное.
       Начальник встал. Рядом с ним профессор казался совсем маленьким и беззащитным. Он молча поднялся с кресла, поправил очки. Потом пробормотал что-то невнятное и протянул начальнику круглый камень.0x01 graphic
       -- Я уже видел это, -- сухо сказал тот. -- "Река Мойеро, река Мойеро"! Три года слышу! И эту грикваитовую породу * вы мне тоже показывали.
       Профессор сгорбился над портфелем, застегивая непослушный замок.
       Начальнику стало жаль ученого. Он подошел к Ивашенцеву:
       -- Сергей Яковлевич, вы должны признать мою правоту. Но, извините, я не понимаю вашего упорства в этом вопросе...
       -- Всякой работой, -- перебил Ивашенцев, -- легче управлять, когда относишься к ней беспристрастно. А я не могу быть беспристрастным. Понимаете ли, я уверен в этом деле горячо, всей душой! Только огромные неисследованные, малодоступные пространства стоят между теоретическим заключением и реальным доказательством. Вы скажете, конечно, что этого уже достаточно для провала дела. Да, знаю: государственные деньги и все такое!.. -- начал сердиться профессор, хотя начальник и не думал возражать. -- Железный закон экономики знаете? Чтобы миллион добыть, нужно семьсот тысяч затратить! А мы ведь десятки, сотни миллионов ожидаем...
       С этими словами он направился к дверям.
       Начальник посмотрел ему вслед и покачал головой.
       Вернувшись в институт, профессор Ивашенцев приказал секретарю немедленно вызвать к нему начальника производственного отдела.
       -- Какие у вас последние сведения от Чурилина? -- спросил он, когда тот вошел в кабинет.
       -- Последние сведения были месяц тому назад, Сергей Яковлевич.
       -- Это я знаю. А новостей никаких нет?
       -- Нет, пока ничего.
       -- Где они сейчас, по-вашему, могут быть?
       -- Чурилин сообщал о приходе на озеро Чирингда, на факторию. Они выступили вниз по Чирингде на Хатангу, а оттуда должны были перевалить вершину Мойеро. Пожалуй, теперь они уже закончили этот маршрут и могут подходить к Туринской культбазе -- таков был их план. Но план -- одно, а тайга -- другое...
       -- Это мне хорошо известно, благодарю вас.
       Оставшись один, профессор Ивашенцев откинулся на спинку кресла и задумался.
       0x01 graphic
       Перед его мысленным взором возникла карта огромной области между Енисеем и Леной. Где-то в центре ее, в хаосе невысоких гор, прорезанных бесчисленными речками и покрытых сплошным болотистым лесом, находилась экспедиция, посланная им за... мечтой. Профессор достал из портфеля камень, который он показывал начальнику главка. Небольшой кусок темной породы был плотен и тяжел. На грубозернистой поверхности скола мелкими каплями сверкали многочисленные кристаллы пиропа -- красного граната -- и чистой, свежей зеленью отливали включения оливина. Эти кристаллы отчетливо выделялись на светлом голубовато-зеленом фоне массы хромдиопсида. Кое-где сверкали крошечные васильковые огоньки дистена * . Порода очаровывала глаз пестрым сочетанием чистых цветов. Профессор повернул образец другой стороной, где на мазке белой эмалевой краски стояла надпись: "Река Мойеро, южный склон Анаонских гор, экспедиция Толмачева, 1915".
       Ивашенцев вздохнул: "Ведь это типичный грикваит Южной Африки! Ни в Анаонских горах, ни в долине Мойеро не удалось обнаружить даже признаков подобных пород. И в этом году опять неудача: ?Чурилин молчит. Значит, мечта не сбылась?".
       Ивашенцев взвесил камень на руке и запер в нижний ящик письменного стола. Потом решительно снял трубку внутреннего телефона:
       -- Отправьте Чурилину телеграмму: "Отсутствии результатов ликвидируйте экспедицию возвращайтесь немедленно..." Да, я подпишу сам, иначе он не послушает. Куда? На Туринскую культбазу. Ну, разумеется, по радио, через Диксон.
       Звякнул рычаг телефона, оборвав разговор и все возможности осуществления давнишней мечты Ивашенцева. Он снял очки и прикрыл глаза рукой.
       Ивашенцев мечтал хотя бы на склоне лет добиться постановки исследования глубоких зон земной коры путем бурения скважин особой мощности. Но даже первые шаги к решению задачи -- погоня за мечтой, скрытой в лесах и болотах Средне-Сибирского плоскогорья, -- оказались напрасными. Ничему, как видно, не научила жизнь, и на шестом десятке профессор остался мечтателем, стремящимся к слишком большому размаху исследований.
       Радиоволны понеслись из Москвы на северо-восток -- над тундрами Севера, холодными просторами Ледовитого океана -- и достигли высоких мачт радиостанции на голом острове. Через два часа новые волны промчались отсюда на юг, миновали хребет Бырранга, болота Пясины и пронеслись над бесконечными лесами. На Туринской радиостанции застучал аппарат, и радиоволны запечатлелись в короткой фразе, четко написанной на голубом бланке.
       -- У тебя есть кто-нибудь из корвунчанских эвенков, Вася?
       -- А что?
       -- Срочная телеграмма экспедиции Чурилина. Они сейчас на вершине Корвунчана.
       -- Корвунчанских нет, однако завтра поедет Иннокентий к себе на Бугарихту. Парень хороший, пятьдесят километров лишних сделает, особенно если ты ему скажешь.
       -- Пойдем вместе его искать, я сразу и отдам ему телеграмму.
       0x01 graphic
       На широкую долину речки Никуорак, в трехстах километрах от Туринской культбазы, опускались сумерки. Пологие склоны щетинились еловым лесом, угрюмо черневшим внизу. На плоском холме, загромождавшем с севера круглое болото, было еще совсем светло. Между редкими лиственницами стояли четыре темно-зеленые палатки, а перед ними на ровной площадке, покрытой светло-серым оленьим мхом, горел костер. Огня почти не было видно. Густой коричневый дым с резким, одуряющим запахом багульника расплывался в спокойном воздухе. По правую сторону площадки возвышалась груда вьючных ящиков, сум, тюков и седел. Туча мошки и комаров висела вокруг костра, за спинами людей. Сидевшие у костра старались держать головы на грани дыма и чистого воздуха, что давало возможность дышать и в то же время избавляло от упорно лезущего в глаза, нос и уши гнуса.
       -- Чай готов! -- провозгласил черный, насквозь прокопченный дымом человек и снял с огня большое ведро, наполненное темно-бурой жидкостью.
       Каждый из сидевших у костра вооружился объемистой кружкой и взял по огромной тунгусской лепешке, тяжелой и плотной, -- своеобразный хлебный концентрат. Мошка покрывала поверхность горячего чая серым налетом, который приходилось сдувать через край кружки. Люди с наслаждением прихлебывали чай, перебрасываясь короткими фразами.
       В редкое позвякиванье ботал разбредшихся внизу лошадей вплелся размеренный отдаленный звон.
       -- Слушайте, товарищи! Никак наши идут.
       0x01 graphic
       Молодежь бросилась к палаткам за ружьями. Встреча отрядов одной экспедиции после долгой разлуки всегда является торжественным моментом в жизни таежных исследователей. Сумерки еще не успели сгуститься, как на большой прогалине северного склона водораздела появилась цепочка худых утомленных лошадей, вяло поднимающихся вверх. Ободранные вьюки, обвязанные измочалившимися веревками, свидетельствовали о долгом пути через густые заросли.
       Загремели выстрелы. Прибывшие ответили нестройным залпом. К палаткам подъехал угрюмый плотный человек -- геофизик Самарин, начальник маятникового отряда. Он грузно слез с лошади. Шея его была кое-как обмотана грязным бинтом. Он поднял с лица черную сетку и шагнул навстречу начальнику экспедиции Чурилину -- высокому, гладко выбритому человеку.
       -- Привет, товарищ Чурилин, -- глухо сказал Самарин в ответ на дружеское приветствие начальника.
       -- Вот хорошо, как раз к чаю! Ну, что интересного?
       -- Кое-что есть. А пришлось тяжело... Я заболел, трех лошадей потеряли...
       -- Что с вами?
       -- Дрянь какая-то -- мошка разъела, кругом воспаление.
       -- Чесались?
       -- Еще бы не чесаться! -- сердито проворчал Самарин в ответ на укоризненный взгляд Чурилина. -- У меня кожа не такая дубленая, как у вас. Теперь не знаю, как пойду в следующий маршрут.
       Чурилин распорядился выдать всем понемногу из драгоценного запаса спирта. Прибывшие также расположились у костра. Громкие, веселые голоса перебивали друг друга, люди рассказывали о разнообразных приключениях. Начальник экспедиции уселся рядом с геофизиком, который, выпив чаю и закусив, немного обмяк и пришел в себя.
       -- Модест Африканович, жажду ваших сообщений!
       Самарин рассказал о пройденном им маршруте, широким углом охватывавшем район от реки Джеромо до вершины Вилючана. На этом пути удалось сделать больше двадцати измерений силы тяжести * .
       -- Везде довольно большие положительные аномалии * -- шестьдесят, восемьдесят. Но вот в одном месте я сделал даже три измерения подряд на небольших расстояниях. Получилось... -- Геофизик сделал паузу.
       -- Не томите, Модест Африканович! -- быстро сказал Чурилин.
       Самарин довольно усмехнулся и продолжал:
       -- Получилось двести...
       -- Ого!
       -- Погодите: двести семьдесят и триста пять!
       -- Где? -- взволнованно воскликнул Чурилин.
       -- Амнунначи... Обширное низкое плато, сплошная болотина, к западу от Мойерокана.
       -- Мойерокана! Вот тебе и на!
       Разговоры у костра стихли. Вновь прибывшие разошлись спать. Только сотрудники Чурилина, отдохнувшие за четырехдневную стоянку, остались у костра, с интересом прислушиваясь к разговору начальника с геофизиком.
       -- Ну, я замучил вас, Модест Африканович, -- сказал Чурилин, -- извините меня. Идите скорее отдыхать. Мы-то здесь уже так откормились, что не ложимся раньше полуночи.
       Самарин неохотно поднялся и, стоя на коленях, свернул последнюю папиросу.
       Чурилин некоторое время пристально всматривался в его усталое опухшее лицо.
       -- Хорошо быть геофизиком, Модест Африканович, -- сказал он, -- точные задачи, ясные ответы -- вот как у вас, например.
       -- Нашли чему завидовать!
       Лицо Чурилина было серьезно.
       -- Я сравнивал мои и ваши исследования. Я восхищен могуществом геофизики! Я плохой физик и еще худший математик. Может быть, поэтому, как всякая незнакомая научная дисциплина, ваша работа представляется мне гораздо более значительной, чем моя. Посмотрите хотя бы со стороны: прибор Штюкрата * устанавливают на намеченной точке. Внутри него мерно качаются два коротких тяжелых маятника, снабженных зеркальцами, отражающими свет от крохотных лампочек. И это все. В дальнейшем нужно только наблюдать совпадения периода качания маятника с ходом астрономических часов -- хронометров. Впрочем, конечно, -- спохватился Чурилин, -- до этого еще нужно тщательно выверить прибор, провести наблюдение звезд для проверки часов. Но, в общем-то, как гениально просто! Качается маятник и едва уловимо отзывается на увеличение или уменьшение силы тяжести в данном месте. А в руках геофизика это сказочный меч, незримо рассекающий на несколько километров в глубь толщи горных пород, это глаз, показывающий недоступные подземные глубины.
       Самарин бросил в костер окурок и усмехнулся:
       -- Я, наоборот, ясно представляю себе всю беспомощность геофизики, обилие неразрешимых еще вопросов, несовершенство методов. И ваша геология кажется мне более ясной, более могущественной наукой, имеющей в своем распоряжении неизмеримо большее число фактов... Ну, я иду спать.
       С уходом геофизика у костра наступило молчание. Столб пламени в высоте окаймлялся звездным венцом, едва слышно шипели дымокуры, и неумолимо ныли комары. Из долины по-прежнему доносилось позвякиванье ботал лошадей.
       -- Максим Михайлович, неужели геофизика может легко решить то, над чем мы так долго бьемся? -- осторожно спросил молодой геолог.
       Чурилин невесело усмехнулся:
       -- Я говорил о могуществе геофизики не в этом смысле.
       0x01 graphic
       МЫ ИЩЕМ АЛМАЗНЫЕ МЕСТОРОЖДЕНИЯ. ПОЧЕМУ МЫ ИЩЕМ ИХ ИМЕННО ЗДЕСЬ? ПЯТЬ ЛЕТ НАЗАД НАШ ДИРЕКТОР ПЕРВЫЙ ОБРАТИЛ ВНИМАНИЕ НА НЕОБЫЧАЙНОЕ СХОДСТВО ГЕОЛОГИИ ЗДЕШНИХ МЕСТ И ЮЖНОЙ АФРИКИ. СРЕДНЕ-СИБИРСКОЕ И ЮЖНО-АФРИКАНСКОЕ ПЛОСКОГОРЬЯ ОБЛАДАЮТ ПОРАЗИТЕЛЬНО СХОДНЫМ ГЕОЛОГИЧЕСКИМ СТРОЕНИЕМ. Там и здесь на поверхность прорвались колоссальные извержения тяжелых глубинных пород. Сергей Яковлевич считает, что извержения были одновременными у нас и в Южной Африке, где они закончились мощными взрывами скопившихся на громадной глубине газов. Эти взрывы пробили в толще пород множество узких труб, являющихся месторождением алмазов. На пространстве от Капа до Конго известны сотни таких труб, и, несомненно, огромное их количество еще скрыто под песками пустыни Калахари. Алмазов хватило бы на весь мир. А вы знаете, как необходимы они в промышленности и для нашего дела -- в бурении. Крупные компании скупили все месторождения. Из десятка богатых труб разрабатываются только пять, остальные обнесены проводами высокого напряжения и охраняются часовыми. Оно и понятно: пустить в разработку все месторождения -- значит резко удешевить алмазы. В Советском Союзе не обнаружено до сих пор сколько-нибудь значительных месторождений, и если нам удастся отыскать подобные трубы, сами понимаете, как это важно! Здесь все удивительно сходно, кроме алмазов, с Южной Африкой -- и платина, и железо, и никель, и хром; на этом Средне-Сибирском плоскогорье один и тот же тип минерализации. Сергей Яковлевич подметил, что те районы в Южной Африке, в которых обнаружены алмазоносные трубы, отличаются положительными аномалиями силы тяжести. Она больше нормальной, потому что из глубин к поверхности поднимаются массы тяжелых, плотных пород -- перидотитов * и грикваитов. Аномалии доходят до ста двадцати единиц. Здесь в первый же год работы с маятником мы сразу уловили аномалии от сорока до сотни, и теперь... теперь вот обнаружились аномалии до трехсот единиц. Значит, здесь мы имеем большие скопления тяжелых пород. Но до решения нашего вопроса еще далеко. Маятник подтвердил нам еще одну черту сходства с Южной Африкой и дал косвенные указания на районы, в которых могут быть обнаружены месторождения алмазов. Я говорю "могут быть", но ведь столько же шансов, что и не будут обнаружены. В Южной Африке легко искать -- там сухие степи, почти без растительного покрова, с энергичным размывом. Первые алмазы и были найдены в реках. А у нас здесь -- море лесов, болота, вечная мерзлота, ослабляющая размыв. Все закрыто. И пока за три года работы мы имеем то же, с чего начали: только таинственный кусок грикваита, найденный в гальке реки Мойеро! ЭТА ПОРОДА ИЗ СМЕСИ ГРАНАТА, ОЛИВИНА И ДИОПСИДА ВСТРЕЧАЕТСЯ ТОЛЬКО В АЛМАЗНЫХ ТРУБАХ В ВИДЕ ОКРУГЛЫХ КУСКОВ В ГОЛУБОЙ ЗЕМЛЕ, СОДЕРЖАЩЕЙ АЛМАЗЫ.
       И вот мы прошли всю верхнюю Мойеро, обследовали множество ключей и речек бассейна...
       У потухавшего костра наступило молчание. Собеседники расходились один за другим. Чурилин сидел, глубоко задумавшись. Последние вспышки пламени бросали красные отблески на его сухое индейское лицо. Против Чурилина сидел, облокотившись на вьючную суму и спокойно посасывая трубку, чернобородый, похожий на цыгана его помощник Султанов.
       Ковш Большой Медведицы перекосился в черном небе -- подступало глухое время ночи.
       "До окончания полевого сезона осталось не больше месяца, -- думал Чурилин, -- еще один короткий маршрут... И если вернуться опять с неудачей, наверное, работы будут прекращены. В этих необъятных залесенных горах нужны десятки партий, десятки лет исследования. Но, во всяком случае, необходимо задержать экспедицию как можно дольше, нужно разбить ее на маленькие группы, ЧТОБЫ УСПЕТЬ ВЫПОЛНИТЬ ПОБОЛЬШЕ МАРШРУТОВ".
       На южном склоне посыпались мелкие камни. Чурилин и его помощник насторожились. Неясный шум приближался. Затем в световой круг костра из темноты просунулась собачья морда с острыми, торчащими ушами. Послышалось тяжелое дыхание верхового оленя. К костру подъехал эвенк с пальмой * в руке. Опираясь на нее, он легко спрыгнул с оленя, и олень сейчас же лег. Круглое лицо эвенка улыбалось.
       Он осведомился, где начальник, и протянул Чурилину конверт с огромной сургучной печатью.
       Чурилин поблагодарил вестника, пригласил поесть и обещал два кирпича чая. Разворошив костер, Чурилин вскрыл конверт и, развернув листок голубой бумаги, прочитал. Глаза его сузились и заблестели недобрым огоньком.
       Султанов внимательно посмотрел на него и вполголоса спросил:
       -- Плохие вести, Максим Михайлович?
       Вместо ответа Чурилин протянул ему листок. Султанов прочитал и закашлялся, поперхнувшись слишком глубокой затяжкой. Оба они молчали. Потом Султанов тихо сказал, глядя поверх костра в ночь:
       -- Что ж, это конец...
       -- Посмотрим! -- ответил Чурилин. -- Только молчание, Арсений Павлович.
       Чурилин взял телеграмму и бросил в костер. Затем они уселись у костра. Султанов достал листок бумаги и начал покрывать его вычислениями. Заготовленные к утру дрова кончились, когда Чурилин и Султанов ушли от угасавшего костра.
       На рассвете следующего дня Чурилин поднял всех затемно. Два каравана разошлись в разные стороны. Один, в двадцать восемь лошадей, растянулся длинной цепочкой между елями в долине Никуорака, направляясь с веселыми песнями на юг, домой. Оставшиеся четыре человека -- Чурилин, Султанов, рабочий Петр и проводник Николай -- с пятью лошадьми, навьюченными до предела, дали два прощальных залпа, поглядели несколько минут вслед уходящим и стали спускаться с холма в противоположную сторону. Там, за рядами однообразно расплывчатых гор, чернели кедровники высокого плато в вершине Люлюктакана...
       Движение вьючного каравана сквозь тайгу, поход через неисследованные области, "белые пятна" географических карт... Казалось бы, что может быть романтичнее покорения неизвестных пространств! На самом же деле только тщательная организация и твердая дисциплина могут обеспечить успех подобного предприятия. А это значит, что обычно не случается ничего непредвиденного: день за днем тянется размеренная, однообразная тяжелая работа, рассчитанная далеко вперед по часам. Один день отличается от другого чаще всего числом преодоленных препятствий и количеством пройденных километров. В тяжелом походе душа спит, впечатления новых мест скользят мимо, едва задевая чувства, и механически отмечаются памятью. Потом, в более легкие дни или после вечернего отдыха, а еще вернее -- после окончания похода, в памяти возникает вереница воспринятых впечатлений. ПЕРЕЖИТАЯ БЛИЗОСТЬ С ПРИРОДОЙ, ОБОГАЩАЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЯ, ЗАСТАВЛЯЕТ ЕГО БЫСТРО ЗАБЫТЬ ВСЕ НЕВЗГОДЫ И СНОВА МАНИТ, ЗОВЕТ К СЕБЕ.
       Наступили жаркие дни. Солнце поливало тяжелым, густым зноем мягкую, мшистую поверхность болот. Его свет казался мутным от влажных испарений перегнившего мха. Резкий запах багульника походил на запах перебродившего пряного вина. Зной не обманывал: обостренные длительным общением с природой чувства угадывали приближение короткой северной осени. Едва уловимый отпечаток ее лежал на всем: на слегка побуревшей хвое лиственниц, горестно опущенных ветках берез и рябин, шляпках древесных грибов, потерявших свою бархатистую свежесть...
       Комары почти исчезли. Зато мошка, словно предчувствуя грядущую гибель, неистовствовала, сбиваясь в мерцающие рыжевато-серые облака.
       Маленький караван Чурилина уже давно шел через обширные болота Хорпичекана.
       В сердце тайги царит душная неподвижность. Ветер, отгоняющий назойливого гнуса, здесь редкий и желанный гость. На ходу мошка еще не страшна -- она облаком вьется сзади путников. Но стоит остановиться, чтобы осмотреть породу, записать наблюдения или поднять упавшую лошадь, и туча мошки мгновенно окутывает вас, липнет к потному лицу, лезет в глаза, ноздри, уши, за воротник. Мошка забирается и под одежду, разъедает кожу под поясом, на сгибах колен и щиколотках, доводит до слез нервных и нетерпеливых людей. Поэтому мошка является своеобразным "ускорителем", определяющим убыстренный темп работы на случайных остановках и сводящим к минимуму всякие задержки. И только во время длительного отдыха, когда разложены дымокуры или поставлена палатка, появляется возможность неторопливо оглянуться на пройденный путь.
       Чвакали копыта лошадей, поскрипывали ремни и кольца вьюков на седлах. Громадное болото скрывалось впереди в зеленоватой дымке испарений. Покосившиеся столбы сухих лиственниц возвышались над редкими и чахлыми елями. Сосредоточенное молчание, в котором двигался отряд, иногда прерывалось вялой бранью по адресу того или другого коня. Впрочем, лошади, хорошо освоившиеся с тайгой за лето, трудились добросовестно. Понурив головы, они шли цепочкой без всяких поводков. Эвенк Николай в мягких мокрых олочах, с палкой в руке и берданой за плечами, как-то особенно расставляя согнутые в коленях ноги, быстро семенил впереди каравана.
       Позади всех шел со съемкой Султанов. На его раскрытую записную книжку падали капли пота, липли мошки, оставляя на страницах расплывчатые розоватые пятна крови.
       -- Далеко до Хорпичекана? -- задал Чурилин проводнику обязательный вечерний вопрос.
       Холодная ночь заставляла всех придвигаться поближе к костру, разложенному на небольшом сухом бугре.
       -- Не знаю, наша тут не ходи, -- ответил проводник. -- Я думай, его шибко далеко нету.
       Чурилин с Султановым переглянулись.
       -- Двадцать дней уже крутимся вокруг Амнунначи, -- тихо сказал Султанов. -- Собственно, Хорпичекан -- последняя речка.
       -- Да, -- согласился Чурилин, -- больше нет никакой зацепки. Все Амнунначи -- сплошная болотина, низенькое, ровное плоскогорье. Если Хорпичекан ничего не покажет, придется поворачивать ни с чем. И так без лошадей можем остаться, зимы хватим.
       0x01 graphic
       Только на второй день удалось дойти до таинственного Хорпичекана, ничем не замечательной речки с темной водой, быстро струившейся между извилистыми берегами. С высоких подмывов почти до воды свисали жесткие косы густой травы. При ширине не более трех метров речка была глубока.
       Дрова из ивняка и черемухи плохо грели, костер шипел и сильно дымил, разгоняя мошку. Эта неудобная стоянка была решающей. Но что могла дать глубокая болотистая речка, лишенная всяких обнажений коренных пород? Даже гальки -- показателя состава пород в верховьях речки -- не нащупывалось на вязком, илистом дне.
       В этот вечер луна не светила на мрачное болото: приход на Хорпичекан совпал с переменой погоды. Редкие тусклые звезды загорались и гасли, показывая передвижение невидимых облаков. К полуночи молчаливое болото ожило -- зашумел ветер. Стал накрапывать редкий дождь.
       Утром холодный туман быстро поднялся вверх: признак ненастья. Без солнца невеселая местность стала еще угрюмее, рыжеватая площадь болота посерела, воды Хорпичекана казались совсем черными.
       Султанов длинным шестом ткнул в дно:
       -- Придется нырять!
       Нащупав мелкое место, в котором палка сквозь жидкую глину упиралась в какие-то камни на дне, Чурилин первым разделся и бросился в ледяную воду.
       -- Вот вам три камня! -- крикнул он, вылезая на берег. -- Бегу одеваться в палатку, а то мошка съест. Бейте, Арсений Павлович!
       0x01 graphic
    УГЛИСТЫЙ СЛАНЕЦ
       -- УГЛИСТЫЙ СЛАНЕЦ и диабаз * , -- сказал Султанов, заглядывая через несколько минут в палатку. -- Все то же самое!
       -- Нет, не могу я так бросить начатое дело! -- Чурилин взглянул на Султанова. -- Мы пойдем в вершину Хорпичекана, в центр Амнунначи. У меня какое-то предчувствие: здесь что-то есть, или вся наша затея -- погоня за несбыточным... Давайте завьючиваться, не теряя времени.
       -- Ух и надоело! -- засмеялся Султанов, обвязывая свернутую в тюк палатку. -- Подумайте только, который уж месяц! Вечером все развязать, разложить, утром собрать и снова связать. И так каждый день...
       Шесть дней под непрерывным мелким дождем шел караван на северо-восток. Следы человека, зимних кочевок эвенков исчезли; ни одного порубленного дерева не встречалось маленькой партии. Вершина Хорпичекана пряталась в гуще густого мелкого ельника. Оглянувшись назад, перед тем как войти в заросли, Чурилин увидел позади почти весь путь последних двух дней. В прояснившемся на несколько часов воздухе дрожали влажные испарения, придавая обширному пространству болота призрачный вид.
       Чурилин и его товарищи насторожились: болото пересекали два больших лося. Они шли спокойно, не видя людей. Высокие ноги животных двигались неторопливо, но размашистый шаг легко и быстро нес массивные тела по топкой, пропитанной водой толще мха. Передний лось закинул назад огромные рога, поднял голову и каким-то презрительным взглядом оглядел покорные ему пространства болот. Животные скрылись за неровной серой гребенкой сухих лиственниц.
       -- Досадно смотреть! -- произнес Султанов. -- На этаких длинных ногах никакое болото не страшно. В день по двести километров можно делать! -- Он с огорчением поглядел на свои ноги в тяжелых сапогах.
       Чурилин рассмеялся, а проводник расплылся в улыбке, хотя и не понял, о чем шла речь.
       -- Мясо, однако, здесь будет! -- весело сказал эвенк.
       Чувство тревоги не оставляло Чурилина. Времени на работу, собственно, уже не было. Они двигались вперед за счет срока, необходимого на возвращение. И все-таки маленький отряд все глубже забирался в удаленные от больших речек, безлюдные болота.
       Центр Амнунначи вполне соответствовал данному эвенками названию: это была совершенно безлесная равнина, покрытая кочковатой сухой травой, на серо-желтой поверхности которой выделялись темные пятна моховых полян. Равнина постепенно понижалась, охваченная вдали едва видной щеткой низкого леса. Только налево горизонт закрывался чернеющей ровной полосой: там местность, видимо, имела более крутой спад и выступали далекие горы. Вскоре небо затянулось ровной свинцовой пеленой, снова заморосил дождь. Огромное пространство труднопроходимых болот, в которых затерялись четыре человека, давило и угнетало, внушая мысли о недостаточности человеческих сил. Как бы ни хотелось человеку выбраться отсюда, но только недели, только месяцы могли освободить его из этого плена. И не случайно Султанов позавидовал лосям: самый сильный человек, самые привычные ноги смогут сделать за день по мягкому моховому покрову, хлюпающей грязи, цепляющейся траве и багульнику не более тридцати тысяч шагов. И если их нужно полмиллиона, чтобы выйти из этих болот, кричите, бейтесь в тоске, зовите кого хотите -- ничто вам не поможет. Тридцать тысяч шагов, и из них ни одного неверного. Иначе, попав между кочками, корнями, в щели каменных глыб россыпей, треснет хрупкая кость. Тогда -- гибель.
       Караван повернул под прямым углом налево, к далекой долине Мойеро. За сеткой дождя ничего не было видно, целыми днями шли только по компасу. Чурилин и Султанов почти не разговаривали, рабочий с эвенком тоже молчали. Ночью жалобно звенели ботала лошадей, голодные кони толклись вблизи палатки. Иногда раздавался хриплый короткий рев лося -- началось время осенних боев между самцами...
       На повороте только что проложенной тропинки Чурилин увидел остановившийся караван. Лошади сбились в кучу.
       -- Максим Михайлович, идите скорее! Воронок напоролся! -- крикнул Петр с отчаянием в голосе.
       Чурилин подошел. Молодой вороной конь был уже освобожден от вьюка и седла и стоял в стороне. По коже его пробегала крупная дрожь, задние ноги подгибались.
       -- Провалился сразу обеими ногами -- и на пенек брюхом, -- мрачно пояснил Султанов.
       Кровь широкой струей сбегала по левой задней ноге Воронка. Конь пошатнулся и поспешно лег.
       -- Что делать, Арсений Павлович? -- осмотрев рану, спросил Чурилин.
       -- Что тут сделаешь? -- Султанов отвернулся и пошел в сторону. -- Только я не могу...
       Жалость к животному больно кольнула Чурилина. Но караван стоял, и Чурилин, слегка побледнев, взял бердану и лязгнул затвором. Ствол стал медленно подниматься к уху Воронка. Петр, застывший было в горестной неподвижности, сорвался с места и вцепился в бердану:
       -- Максим Михайлович, не стреляйте! Говорю вам, Воронок поправится, сам пойдет за нами...
       Слезы текли по его щекам.
       Чурилин охотно уступил просьбам Петра. Груз, который нес Воронок, распределили между тремя другими лошадьми, седло взвалили на четвертую. Воронок лежал и, вытянув шею, следил за исчезавшим вдали караваном...
       Справа, у крутого бугра, из расплывчатой светлой грязи талика совсем незаметно возник маленький ручеек.
       -- Камни, Максим Михайлович! -- И Султанов указал на небольшую возвышенность посередине ручья.
       КРУПНЫЕ ОКРУГЛЫЕ ГАЛЬКИ С КРАСНЫМ НАЛЕТОМ ЖЕЛЕЗА ПРОСВЕЧИВАЛИ СКВОЗЬ ВОДУ.
       -- Я посмотрю. -- Чурилин шагнул к ручью. -- А вы скажите Николаю, что сегодня будем идти до темноты.
       Султанов поспешил к проводнику. Эвенк, выслушав распоряжение, хмуро кивнул головой и объявил, что сам знает: надо торопиться.
       От ручья донесся голос Чурилина:
       -- Стой, Арсений Павлович!
       Сердце Султанова учащенно забилось. Он бросился назад. Чурилин размахивал куском камня и от волнения не мог произнести ни слова. Он молча сунул Султанову разбитый камень, а сам принялся лихорадочно выбрасывать на берег один за другим ослизлые валуны. СУЛТАНОВ ВЗГЛЯНУЛ НА СВЕЖИЙ РАСКОЛ ПОРОДЫ -- И ВЗДРОГНУЛ ОТ РАДОСТИ. КРОВАВО-КРАСНЫЕ КРИСТАЛЛИКИ ПИРОПА ВЫСТУПАЛИ НА ПЕСТРОЙ ПОВЕРХНОСТИ В СМЕСИ С ОЛИВКОВОЙ И ГОЛУБОЙ ЗЕЛЕНЬЮ ЗЕРЕН ОЛИВИНА И ДИОПСИДА.
       -- ГРИКВАИТ! -- КРИКНУЛ СУЛТАНОВ.
       И ОБА ГЕОЛОГА ПРИНЯЛИСЬ ОЖЕСТОЧЕННО РАЗБИВАТЬ НАБРОСАННУЮ ЧУРИЛИНЫМ ГАЛЬКУ.
       Вязкая, плотная порода с трудом поддавалась ударам молотка. Каждый новый раскол открывал ту же пеструю грубозернистую поверхность. Султанов полез в ручей за новыми камнями, и только КОГДА ПЕРЕД ГЕОЛОГАМИ ПРЕДСТАЛ ИЗЛОМ ДРУГОГО ХАРАКТЕРА -- ТЕМНОЙ, ПОЧТИ ЧЕРНОЙ ПОВЕРХНОСТИ С ЗЕЛЕНЫМИ ТОЧКАМИ, -- ЧУРИЛИН ВЫПРЯМИЛСЯ И ВЫТЕР ПОТ С ЛИЦА...
       -- Уф! -- вздохнул Султанов. -- Почти сплошь галька из грикваита. А этот уж не кимберлит ли?
       -- Думаю, что да, -- подтвердил Чурилин. -- Из неразрушенной части интрузии * .
       Руки Чурилина, свертывающие папиросу, дрожали.
       -- Это не галька, Арсений Павлович, -- тихо и торжественно проговорил он. -- Такие валуны слишком крупны для маленького ручейка.
       -- Значит, ручей размыл... -- Султанов в нерешительности остановился...
       -...элювиальную россыпь * грикваитовой породы! -- твердо окончил Чурилин. -- Вспомните-ка, ведь грикваитовые обломки встречаются в африканских трубах в виде валунов, они округлены при извержении.
       Впервые за много дней Чурилин широко и светло улыбнулся.
       -- ТА-АК... -- ПРОТЯНУЛ СУЛТАНОВ. -- ЗНАЧИТ, НАМ НУЖНО К ВЕРШИНЕ РУЧЬЯ, туда, где еловая релка... * Поворачивай обратно! -- крикнул он подошедшему Николаю и Петру.
       Эвенк, сощурившись, внимательно следил за радостными лицами своих начальников, а Петр хлопнул Буланого по крупу:
       -- К Воронку вертаемся, дурья башка!..
       С треском рухнула срубленная ель, за ней повалилась другая. В молчании темного леса гулко разносились удары топора.
       Усталые люди присели покурить.
       -- Воронок-то наш поправляется, только еще хромает, -- сообщил Петр, ходивший смотреть коней. -- Я что говорил?.. Только тощают конишки, прямо тают -- трава вся посохла.
       Севший с вечера туман к утру лег сплошным покровом инея. Болото заискрилось, засверкало. Под елями по-прежнему было темно. В сумраке громоздились поваленные стволы, покрытые наростами грибов. Грибы волнистыми оборками торчали на пнях и корнях, цвели всевозможными оттенками красного, зеленого и желтого, издавали гнилостный запах и по ночам отливали едва заметным фосфорическим светом. Бугор был обиталищем сов. Пучеглазые любопытные птицы в сумерках восседали на ветвях близ лагеря и, склонив набок головы, рассматривали людей яркими желтыми глазами. Ночью их крики надрывно разносились в гуще ветвей, перекликаясь с ревущими на болоте лосями.
       Люди рылись в земле, изредка уделяя время сну и еде, ожесточенно долбили кирками твердую и вязкую глину. Не хватало инструментов. Вечномерзлая почва плохо поддавалась. Только огромные костры, разложенные в шурфах * , заставляли ее уступать. Тогда на смену появлялся другой враг -- вода. Два шурфа пришлось бросить: они попали внизу на талики и мгновенно заполнились водой.
       Чурилин рассчитывал встретить коренную породу * на двух-трех метрах от поверхности. Однако и эта ничтожная глубина давалась с большим трудом.
       Еще один шурф был заложен на самой вершине холма. Дым от костра заполнял еловую рощу, стелился над мохнатыми ветвями, длинным сизым языком выползал на болото и смешивался вдали с холодной, сырой мглой.0x01 graphic
       Проводник принес на плече еще один сухой еловый ствол, бросил в костер и решительно подошел к Чурилину:
       -- НАЧАЛЬНИК, ГОВОРИТЬ НАДО. КОНИ СКОРО ПРОПАДИ, НАША ТОЖЕ ПРОПАДИ. МУКА КОНЧАЙ, МАСЛО КОНЧАЙ, ОХОТА ХОДИЛ НЕ МОГУ, РАБОТАЙ НАДО. ПЛОХО, ШИБКО ПЛОХОЙ ДЕЛО, ХОДИТЬ НАДО СКО-ОРО!
       Чурилин молчал. Проводник лишь высказал вслух давно мучившие Чурилина мысли.
       -- Максим Михайлович, -- вдруг предложил Султанов, -- пускай он с Петром уводит лошадей, а мы с вами добьем шурф. Инструмента все равно только на двоих. А мы потом по реке, на плоту...
       Чурилин быстро шагнул к своему помощнику, внимательно взглянул в его похудевшее, заросшее черной бородой лицо, в покрасневшие от дыма и бессонницы глаза и отвернулся...
       -- Вы пойдете со всем грузом прямо на Соттыр, -- спокойно говорил он через несколько минут проводнику и помрачневшему Петру. -- Там, в поселке, сдадите лошадей. Я обо всем договорился еще весной с начальником полярной станции. Я дам письмо, чтобы вас снабдили продуктами, а Петра доставили в Джергалах. Там он пусть заготовит лодку и ждет нас. Может быть, успеем сплавиться по Хатанге до аэропорта. Николай получит в Соттыре продуктами, деньги выдам сейчас -- пусть возвращается к себе. Как дойдете до Мойеро, оставьте все продовольствие, какое сможете выделить, на видном месте. Путь отмечайте засечками, мы пойдем следом. Сколько отсюда до Соттыра?
       -- Не знаю. -- Эвенк покачал головой. -- Километра триста будет, однако.
       -- Ну вот, а до Мойеро пятьдесят.
       -- Нет, здесь тебе Мойеро ходить нельзя: шибко большой порог много. Через горы, та сторона ходи, тогда останется только маленький порог.
       -- Ну, сто километров?
       -- Сто ли, сто двадцать, однако, будет...
       На еловом бугре стало совсем одиноко и тихо. Палатку увезли; вместо нее был устроен балаган из еловых лап. Горевший перед ним костер чуть дымился под дождем.
       Султанов проснулся ночью от холода. Все тело ныло. Мучительно не хотелось вставать, казалось просто невозможным пошевелить рукой. С огромным усилием Султанов поднялся и разбудил Чурилина. Тот быстро встал, выпил кружку пустого чая и начал искать впотьмах лежавшую где-то у костра короткую шурфовочную кайлу.
       Пламя костра заметалось, оживленное новой порцией сухих дров. В шурфе, углубившемся в землю уже на два с половиной метра, было совершенно темно. Чурилин долбил кайлой наугад, выгребая комья глины руками в ведро, которое время от времени поднимал наверх на веревке Султанов.
       Боясь затопления, геологи не протаивали мерзлоту огнем, предпочитая мучительно медленную, но более верную работу в мерзлой почве. Вода и так уже стояла в яме на четверть, и каждый удар кайлы сопровождался громким всплеском.
       Чурилину казалось порой, что он работает согнувшись в этой тесной, сырой яме уже много лет. Уже давно он только и слышит глухое бунчанье породы, звяканье ведра, копается ободранными, распухшими пальцами в жидкой ледяной грязи.
       -- Довольно вам, уже двадцать пять ведер нарыли! Теперь моя очередь! -- крикнул сверху Султанов как раз в тот момент, когда Чурилин почувствовал, что больше не сможет поднять кайлу.
       Он выбрался из шурфа, упираясь в стенку ногами и руками, и тяжело опустился на мокрую глину.
       Султанов исчез в яме, и оттуда послышался его приглушенный голос:
       -- Подходяще! Ну и сила у вас, Максим Михайлович! Еще четверть метра осталось, мелкие камешки уже звякают... Нет, дальше опять глина.
       В то же время Султанов ощутил, что глина пошла несколько другого рода: по-прежнему плотная, она отворачивалась крупными кусками; неподатливая, липкая вязкость исчезла.
       Ведро за ведром таскал Чурилин, и горка вынутой глины все увеличивалась. Уже подходила к концу длинная осенняя ночь, когда Султанов слабо и хрипло крикнул из шурфа:
       -- Камни пошли! Один крупный есть, тащите!
       Последнее ведро показалось Чурилину невероятно тяжелым. Он извлек липкий, холодный и тяжелый кусок породы и у костра разбил его молотком. Темная матовая порода в мерцающем свете пламени ничем не отличалась от надоевших за время пути диабазов.
       -- Ну что? -- нетерпеливо спросил Султанов.
       -- Не знаю, темно, -- не желая огорчать товарища, ответил Чурилин и бросил куски камня на кучу вырытой глины. -- Вылезайте, нужно поспать. Шесть часов, скоро рассвет.
       Хотелось долго-долго спать. Но время текло неумолимо, и в девять часов оба геолога были уже на ногах и готовили скудный завтрак.
       -- Как ни тяжела работа, а порции придется уменьшить, -- сумрачно сказал Чурилин. -- В мешке совсем мало муки.
       Султанов усмехнулся, помолчал. Затем, подняв кружку с чаем, торжественно продекламировал:
       -- "ПОГИБЕЛЬ ВЕРНА ВПЕРЕДИ... И ТОТ, КТО ПОСЛАЛ НАС НА ПОДВИГ УЖАСНЫЙ, -- БЕЗ СЕРДЦА В ЖЕЛЕЗНОЙ ГРУДИ..."
       -- ЕЩЕ УЖАСНЕЙ, ЧТО НИКТО НАС НЕ ПОСЛАЛ. И ПОЖАЛОВАТЬСЯ НЕ НА КОГО.
       -- Да, черт возьми, кто, собственно, держит нас здесь? -- тихо сказал Султанов, опустив голову.
       Товарищи медленно поплелись к шурфу. Вдруг Султанов крепко вцепился пальцами в локоть Чурилина:
       -- МАКСИМ МИХАЙЛОВИЧ, ЖЕЛТАЯ ЗЕМЛЯ!
       НА ВЕРХУ КУЧИ ВЫНУТОЙ ПОРОДЫ КУСКАМИ ЛЕЖАЛА КАКАЯ-ТО ОСОБЕННАЯ, ЗЕРНИСТАЯ И В ТО ЖЕ ВРЕМЯ ПЛОТНАЯ ГЛИНА РЫЖЕВАТО-ЖЕЛТОГО ОТТЕНКА.0x01 graphic
       Чурилин поспешил поднять расколотый ночью камень. Это была тяжелая, жирная на ощупь сине-черная порода. Наружный слой камня был мягким и более светлого, синевато-серого оттенка.
       -- Воды, Арсений Павлович, побольше воды! -- прошептал Чурилин. -- Да вот в затопленном шурфе возьмем. Выливайте чай, черт с ним! Нужно второе ведро. Вы начинайте промывку желтой породы, доведете на лотке, а я займусь осколками камней.
       -- Неужели... -- начал Султанов.
       -- Подождите! -- резко оборвал Чурилин.
       Неторопливо, словно нисколько не волнуясь, Чурилин принялся промывать все добытые кусочки твердой черной породы, отчищая рыхлые корки и грязь.
       Позабыв про все на свете, геологи занимались своим делом. Внезапно Чурилин издал приглушенное восклицание и торопливо достал из нагрудного кармана складную лупу. Султанов бросил лоток и подбежал. На синевато-черном фоне небольшого куска породы сидели почти рядом три прозрачных кристаллика с горошину величиной. Треугольные площадки их граней не были абсолютно гладкими, но тем не менее ярко блестели. Каждый кристалл представлял собою две соединенные основаниями четырехгранные пирамиды. Геологи не спускали глаз с кристаллов. В глубоком безмолвии леса слышалось лишь прерывистое дыхание людей.
       -- Алмазы, алмазы! -- Горло Султанова сжалось спазмой.0x01 graphic
       -- ДА, ТИПИЧНЫЕ ОКТАЭДРЫ, КАК В ЮЖНОЙ АФРИКЕ, -- ПРОИЗНЕС ЧУРИЛИН. -- ЧИСТОЙ ВОДЫ, ХОТЬ И НЕ ГОЛУБОВАТЫЕ. ПО ТАМОШНЕЙ НОМЕНКЛАТУРЕ -- ВТОРОЙ СОРТ ВЫСШЕГО КЛАССА; ТАК НАЗЫВАЕМЫЙ ПЕРВЫЙ -- КАПСКИЙ. ВОТ И ВСЕ, АРСЕНИЙ ПАВЛОВИЧ, НАШЕ ДЕЛО СДЕЛАНО. Это вы... -- Чурилин не договорил, сжал испачканную глиной руку Султанова.
       Тот устало опустился на забрызганный грязью примятый багульник.
       -- ЗНАЧИТ, ЭТА РЫЖАЯ ГЛИНА И ЕСТЬ "ИЭЛЛОУ ГРУНД" -- ЖЕЛТАЯ ЗЕМЛЯ АФРИКАНСКИХ КОПЕЙ, -- говорил Чурилин, -- САМАЯ ВЕРХНЯЯ И ВДОБАВОК ВСЕГДА ОБОГАЩЕННАЯ АЛМАЗАМИ ПОКРЫШКА АЛМАЗНОЙ ТРУБЫ.0x01 graphic
       Несколькими метрами ниже пойдет "синяя земля" -- "блю грунд", вот эта самая, черная, куски которой мы нашли в желтой земле. Это менее разрушенная, менее окисленная кимберлитовая порода. А наш еловый холм, без сомнения, оконтуривает границу алмазной трубы. Такие холмы часто помогают в Южной Африке при поисках алмазных месторождений, показывая выступающую на поверхность, но скрытую под почвой верхнюю, расширенную часть трубы. И помните, дорогой Арсений Павлович, -- ОСНОВНАЯ ЗАПОВЕДЬ АФРИКАНСКИХ ОХОТНИКОВ ЗА АЛМАЗАМИ: ГДЕ ОДНА ТРУБА, ТАМ ИЩИ ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО. ОНИ НИКОГДА НЕ БЫВАЮТ В ОДИНОЧКУ!0x01 graphic
       0x01 graphic
       Теперь нам нужно промыть всю нарытую желтую землю, тщательно отобрать образцы. Чтобы нести их, придется отказаться от части продовольствия. Репер * , заявочный столб, -- и с рассветом уходим отсюда: наши жизни теперь особенно драгоценны.
       Султанов в последний раз встряхнул лоток и высыпал на листок чистой бумаги все, что осталось после промывки целой тонны желтой земли. НА БЕЛОМ ЛИСТЕ РАССЫПАЛИСЬ МЕЛКИЕ КРИСТАЛЛЫ -- СТОЛБЧАТЫЕ, ПРИЗМАТИЧЕСКИЕ, МНОГОУГОЛЬНЫЕ -- КРАСНОГО, БУРОГО, ЧЕРНОГО, ГОЛУБОГО, ЗЕЛЕНОГО ЦВЕТОВ. ЭТО БЫЛИ СОПУТСТВУЮЩИЕ АЛМАЗУ ИЛЬМЕНИТ, ПИРОКСЕН, ОЛИВИН И ДРУГИЕ СТОЙКИЕ МИНЕРАЛЫ. А среди них, подобно кусочкам стекла и все же не сходные с ним своим сильным блеском, выделялись мелкие кристаллы алмазов. ЗДЕСЬ БЫЛИ БЕЛЫЕ, ЧИСТОЙ ВОДЫ КАМНИ, БЫЛИ И ПОКРЫТЫЕ ШЕРОХОВАТОЙ БУРОЙ КОРОЧКОЙ. Некоторые кристаллы имели розоватый или зеленый оттенок.
       -- Вот посмотрите, кроме октаэдров -- ромбододекаэдр * . -- Чурилин отделил спичкой зеленый двенадцатигранник. -- Этот вид алмаза отличается необыкновенной даже для этого камня твердостью. В Африке такие алмазы встречаются преимущественно в трубе Фоорспед. А это борт * , -- он указал спичкой на округлое зернышко черного цвета, -- сросток мельчайших алмазных кристалликов. Я измерил диаметр нашего холма, -- продолжал Чурилин. -- Эта алмазная труба не из маленьких, не меньше четверти километра в поперечнике. Правда, в Южной Африке есть и больше; например, Дютойтспан -- чуть не семьсот метров. То уже не труба, а целое вулканическое жерло.
       0x01 graphic
       Султанов задумчиво глядел на холм. Он старался представить себе огромную трубу, входящую почти отвесно на глубину в несколько километров и заполненную драгоценной черновато-синей породой с алмазами. И это было здесь, в заболоченной, мрачной равнине, под мхом и грязью, едва прикрывавшими панцирь вечной мерзлоты!
       Молчал и Чурилин. Он ссыпал в мешочек алмазы, написал этикетки к кусочкам пород, тщательно завернул образцы и принялся вычерчивать подробный план месторождения.
       Все это геолог делал без всякого воодушевления, будто сейчас, у достигнутой наконец цели, куда-то исчезли все владевшие им ранее стремления. Усталость была слишком велика...
       Султанов обтесал высокий пень в виде столба и, раскалив кайлу, выжег на нем несколько букв и цифр. Вскоре был готов репер -- высокая ель с обрубленными сучьями и перекладиной наверху.
       Путь прямиком через горы был нелегок: пересекая множество распадков * , приходилось преодолевать до пятнадцати перевалов в день. Геологи механически шагали, без слов и мыслей. Ничтожных порций пищи не хватало на покрытие огромной затраты сил. Передвижение начиналось при первых проблесках утреннего света, а кончалось далеко за полночь. Осыпалась ярко-желтая хвоя лиственниц, лес был насыщен водой от непрерывного дождя. Ватники геологов быстро промокали насквозь и вечером долго дымились у сильного огня, а на следующее утро снова пропитывались влагой в первый же час пути. Вода выступила на болотах, покрыв на четверть высокие кочки, между которыми при малейшем неверном шаге люди проваливались по пояс. Тонкий ледок хрустел под размокшими сапогами. Никакой дичи не встречалось на пути -- горы словно вымерли, и бердана попеременно давила плечи бесполезным грузом.
       Утро четвертого дня застало Чурилина и Султанова взбирающимися на крутой подъем. На вершине перевала перед путниками расступилась красновато-серая дымка тумана и открылся обширный пологий спуск, образованный россыпью огромных остроугольных каменных глыб. Вдали вставал стеной темно-синий, испятнанный рыжим противоположный склон долины большой реки.0x01 graphic
       -- Ну, вот и Мойеро! -- Чурилин, присев на камень, вывернул карман в поисках последних крошек махорки. -- Как они тут прошли с лошадьми? Последняя затесь -- на вершине, а дальше ничего не видно.
       -- Спустимся прямо по россыпи в долину и пойдем вниз по реке, -- предложил Султанов, -- потом вернемся вверх. Где-нибудь обязательно пересечем их след.
       Начальник производственного отдела института вошел в кабинет Ивашенцева и молча опустился в кресло.
       -- Серьезно тревожусь за Чурилина, -- озабоченно сказал профессор, -- этот человек слишком упрям, чтобы быть осторожным. Самарин приехал уже месяц назад, а Чурилин с Султановым остались в тайге. Нужно послать телеграммы всюду, куда можно, с запросами: в Соттыр, на Туру, Хатангу, Чирингдинскую базу Союзпушнины...
       И с высоких мачт радиостанции острова Диксон опять понеслись над тайгой колебания эфира. Прерываясь, снова возобновляясь, они несли один и тот же вопрос: "Хатанга, Соттыр, Тура... Сообщите срочно, имеются ли известия экспедиции Главминсырья инженера Чурилина..."
       Радиоволны достигли высокой каменной россыпи. Но оба геолога, конечно, не знали и не чувствовали, что пространство насыщено вопросами об их судьбе. Они осторожно балансировали на скользкой, покрытой лишайниками поверхности громадных каменных плит, перепрыгивали глубокие провалы между глыбами, карабкались по острым граням и ребрам.
       Россыпь растянулась на несколько километров невероятным хаосом изломанного камня -- сплошное мертвое поле, покрытое серыми костями гор. Будто столкнувшиеся в страшной битве силы земной коры разбили, исковеркали, рассыпали горные вершины, и они повалились здесь поверженными скелетами, выставив обнаженные острые ребра...
       -- Сергей Яковлевич! Соттыр сообщает: вчера прибыли рабочий и проводник Чурилина с лошадьми; геологи остались в тайге. Вот телеграмма.
       Профессор яростно стукнул кулаком по столу:
       -- Так и знал! Погибнут ни за что! Телеграфируйте в Соттыр... Впрочем, кто же передаст им? Экспедицию снаряжать надо... -- Ивашенцев, волнуясь, стал перебирать бумаги на столе. -- И, главное, упрямство-то бесполезное: раз за три года ничего не нашли, так и в один лишний месяц ничего не добьешься.
       -- Молодцы! Смотри-ка, Арсений Павлович: плотишко приготовили из сухих еловых лесин. Молодцы! Продуктов примерно на неделю. Ну, не беда: река быстра, понесет хорошо. А ну, берем. Раз-два!..
       Маленький плот закачался на воде, повернулся и, направляемый шестами, быстро поплыл посередине реки. Здесь Мойеро еще не была глубокой, под плотом быстро мелькали на дне длинные гладкие гальки. Оба геолога впервые почувствовали за много тяжелых дней радостное облегчение. Котомки не давили больше натруженные плечи, истертые расползшимися сапогами ноги наслаждались отдыхом, а река несла плот со скоростью не меньше шести километров в час. Пожалуй, в этом и была главная радость -- сидеть, покуривая оставленную Николаем махорку, изредка выправляя плот толчками шестов, и в то же время сознавать, что продвигаешься вперед, что с каждым часом уменьшается бесконечный путь.
       Можно было позволить себе роскошь подумать, вспомнить, что существует другой мир. Плеск воды, переливы ее журчанья на узких галечных косах, быстрое движение маленьких волн -- все казалось полным веселой жизни после гнетущего молчания, однообразия и неподвижного воздуха огромных болот.
       Мойеро текла извилисто, описывая крутые кривуны. Мимо проплывали низкие берега. Широкая пойма осталась позади; лес подошел прямо к речке и зажал ее русло в темные высокие стены. Плот шел, словно по коридору, меж густых елей. Многие деревья, подмытые рекой, склонялись к воде. Вдали лесной коридор, казалось, суживался; вершины наклоненных с противоположных берегов лесин скрещивались над водой, терявшей свой живой блеск, выглядевшей сумрачно и холодно.
       Огромная, недавно поваленная ель лежала поперек реки, почти касаясь своей еще зеленой вершиной широкой отмели левого берега. Геологи отвели плот к берегу и, спрыгнув в воду, протащили его по гальке. Дальше попалось еще несколько таких деревьев, задерживавших ход плота, но все это казалось Чурилину и Султанову пустяками, пока из-за крутого поворота реки они не услышали громкое журчание и плещущие удары.
       -- К берегу, живей к берегу! -- крикнул Чурилин. -- Впереди залом!
       Но было уже поздно -- плот шел слишком быстро. Шест воткнулся в дно реки, с треском сломался, и плот, как слепой, устремился прямо на высокую груду древесных стволов, перегораживающих реку.Направо, где нагромождение деревьев было более редким, вода, громко клокоча, устремилась под завал. Ветки и тонкие стволы пружинили и вибрировали под напором воды, производя характерные всплески, похожие на удары гигантского валька.Султанов и Чурилин бросились к заднему концу плота и схватили драгоценные мешки, топор и бердану. В ту же секунду плот нырнул под залом, остановился и начал подниматься вертикально, уходя все глубже под воду. Сильный толчок бросил товарищей вперед, но им удалось прыгнуть на залом. Вода взревела, пучась валом за плотом, загородившим часть узкого прохода. Не теряя ни минуты, Чурилин с Султановым принялись поочередно рубить стволы единственным топором. После двух часов тяжелой работы можно было высвободить плот и с помощью веревки подтащить его ближе к берегу, где у края завала воды было по пояс. Борясь со сбивавшей с ног ледяной водой, геологи насилу подняли плот повыше и проволокли его в прорубленную брешь через толстые скользкие бревна, лежавшие под водой в основании залома. Дальше путь был свободен, но, увы, всего на полтора километра! И снова перед плотом вырос лесной залом, с еще более широким нагромождением побелевших окоренных бревен, между которыми грозными пиками торчали толстые сучья и корни глубоко зарывшихся в гальку деревьев.
       На белесой песчаной косе горел большой костер. Плот стоял, приткнувшись к берегу. Чурилин и Султанов сидели лицом к реке, повернув к огню дымящиеся мокрые спины. Над песком круто поднимался берег, сухая трава на нем золотилась под ярким солнцем, разбудившим тучи окоченевшей было мошки.
       Султанов вдруг поднялся и неверными шагами направился в сторону. Его тошнило: желудок отказывался принимать только что съеденную пищу. Чурилин с тревогой следил за своим помощником. Он и сам чувствовал себя плохо. Истомленное непомерной работой, долгим недоеданием, бессонницей сердце то падало и билось тяжело и редко, то учащенно и слабо трепыхалось, требуя отдыха, длительного покоя.
       Темный страх перед цепкими тисками лесной пустыни наполнил душу исследователя. Нужно было проплыть около четырехсот километров рекой. А они вот уже второй день пробиваются сквозь заломы и проплыли за эти два дня семь километров. Семь километров! Еды осталось на четыре дня при самых маленьких порциях. А сколько предстояло еще непосильной работы по плечи в холодной воде: рубить толстые бревна; надсаживаясь, перетаскивать плот... Больше нет сил! Вряд ли они выдержат еще хотя бы один день. Кто знает, сколько впереди заломов -- один или сотня?
       Султанов вернулся к костру и лег на песок. Чурилин подвинул под голову товарища сумки и стал на колени.
       -- Полежите, Арсений Павлович, я пройду вперед. -- Он показал налево, где за широкой отмелью и сверкающей в солнечных лучах водой громоздилась груда переплетенных серых бревен.
       Султанов сел.
       -- Максим Михайлович, вот что... -- Он замялся. -- Если я совсем разболеюсь, так вы идите один. Нужно, обязательно нужно кому-то спастись. Я серьезно, я не шучу! -- Султанов рассердился, увидев улыбку Чурилина.
       -- Бросьте, дорогой! Отдохните, и все пройдет. Если выйдем, так оба! -- громко сказал Чурилин, сам не находя в своем тоне нужной уверенности. -- Ну, я пошел! -- И, подняв бердану, он медленно поплелся по песку и хрустящим галечным отмелям на пересечку крутого кривуна.
       Чурилину хотелось пройти дальше вниз по реке, чтобы осмотреть долину ниже залома.
       Страх, охвативший его, не проходил, как ни пытался Чурилин справиться с ним. Ему хотелось скорее вернуться в привычный мир карт, книг, научных исследований, отдать своей стране богатства, спрятанные под мхами и мерзлотой болот Амнунначи, иметь время для тихого, спокойного раздумья за микроскопом, для бесед с товарищами. Неужели так и не удастся вернуться туда, где нет мошки, вечно мокрой одежды, едкого дыма и беспросветной гонки вперед, вперед?
       Чурилин пересек кривун и повернул вдоль берега.
       Он шел и думал о Султанове: "Что заставляет людей идти на такие невиданные, никому не известные подвиги? Если мы выйдем, разве кто-нибудь узнает о стойком героизме этого человека? Пережитое быстро сотрется, забудется, покажется тяжелым сном... Кто же рассказывает всерьез о снах? А если мы не выйдем, тоже никто не узнает. Больше того: скажут -- погибли от неумелости, неосторожности. А у Султанова там, в далеком мире, за тысячи километров... жизнь, счастье, любимая женщина, ожидающая давно, тревожно и нетерпеливо".
       Справа, на противоположном берегу, послышался шум. Хрустела галька, тихо шелестела сухая трава. Чурилин очнулся, посмотрел, и сердце его бурно заколотилось.
       Под уступом берега, погрузив копыта в воду, стоял огромный самец-лось. Могучее тело его казалось издали совсем черным. Широкие рога, как ладони гиганта с растопыренными острыми пальцами, были светлые, а между ними, обращенные в сторону Чурилина, ижицей торчали большие раструбы ушей. Лось всматривался в застывшего на месте геолога, склонил голову, выставив рога, и издал хриплое "уоп". Чурилин не шелохнулся, до боли зажав в кулаке ремень берданы.
       Лось повернулся и сразу стал другим -- поджарым, горбатым, на высоченных ногах. В повадке животного чувствовалась ежесекундная готовность к стремительному бегу, скрытая энергия взведенной пружины. Мощная горбоносая голова поднялась, на горле растопырилась жесткая черная борода, крутой загривок обозначился еще резче. Затем лось расставил широко ноги, ткнулся носом в воду и вошел в реку. Чурилин рванул с плеча бердану. Лось молниеносно прыгнул на берег. Щелкнул снятый с предохранителя затвор, и Чурилин послал пулю в высокий загривок. Лось споткнулся, упал, вскочил опять. Гром второго выстрела разнесся по реке, и животное исчезло в кустах. Вне себя Чурилин бросился в реку, высоко поднимая бердану. Течение сбивало его с ног, но он справился с ним и вскоре был на противоположном берегу. В десяти метрах от воды в высокой траве виднелось черновато-бурое тело. Чурилин осторожно приблизился к нему и убедился, что зверь мертв. Лось лежал, запрокинув упершуюся на рог голову; передние ноги согнулись в коленях. Великолепная мощь животного чувствовалась и в неподвижном теле.
       Чурилин не был настоящим охотником. Став на одно колено, он погладил морду лося, сожалея о случившемся. Как бы то ни было, но шестнадцать пудов превосходного мяса меняли судьбу геологов.0x01 graphic
       Чурилин выпрямился, опершись на бердану, оглянулся и увидел на реке еще один залом, в четверть километра ниже. Дальнейший путь реки скрывался густым лесом, казавшимся темной щеткой. Однако эта щетка в одном месте понижалась, и там виднелся горный склон, подходивший вплотную к реке.
       "Если река пойдет в ущелье, будут пороги, но заломы окончатся", -- подумал Чурилин. Он быстро выпотрошил лося, взял губы, сердце, кусок мяса, отметил место высоким шестом и перебрался через реку по верхнему залому, кстати, тщательно осмотрев его.
       Обильная мясная еда сначала еще больше ослабила путешественников, но наутро Чурилин и Султанов заметно приободрились.
       За последним заломом Мойеро приняла в себя справа большую речку. Долина сужалась, отроги пятнистых, черно-желтых от осенних лиственниц гор спускались к реке, течение которой все убыстрялось. Тусклая свинцовая поверхность воды словно дышала, плавно вздымаясь и опускаясь. Галечные косы возвышались как крепостные валы. Быстро неслись назад отмели, деревья, черные промоины. Вот скалы надвинулись совсем близко, зашумели волны, вся река покрылась струйчатыми бороздами и островерхими пенными гребешками. Вода заливала несшийся по шивере плот. Несколько тревожных минут -- и плот снова вышел на мерно вздымавшуюся просторную воду.
       Быстрое движение бодрило истомившихся людей. Наконец в полной мере их охватило веселье одержанной победы.
       Пройдет немного времени -- и тысячи людей придут туда, где томились они оба в плену лесов и болот. Могущество труда рассечет непроходимые пространства дорогами, расчистит леса, высушит болота. Шум машин и яркий электрический свет нарушат темное молчание тайги.
       -- Сергей Яковлевич, телеграмма из Хатанги. Наверно, от Чурилина.
       -- Что? Давайте скорее! -- Профессор поспешно вскрыл и прочитал телеграмму. Она выпала из его рук. -- Ничего, я сам подниму... Идите, с ними все благополучно, возвращаются.
       Оставшись один, Ивашенцев перечитал короткий текст: "ВСЕ ЧТО ИСКАЛИ НАЙДЕНО ВОЗВРАЩАЕМСЯ САМОЛЕТОМ здоровы тчк Чурилин Султанов". 0x01 graphic
       Профессор Ивашенцев встал и низко поклонился телеграфному бланку, который он бережно положил на стол.
       1944
       Источник:http://www.serann.ru/text/almaznaya-truba-8765
      
       Примечание:
       Иван Антонович Ефремов -- псевдоним; настоящее имя -- Иван Антипович Ефремов.
       Будущий писатель-фантаст родился в деревне Вырица Царскосельского уезда Петербургской губернии. Поступил в Ленинградский государственный университет, но не окончил его. В 1935 окончил геологоразведочный факультет Ленинградского горного института. С 1929 научный сотрудник Геологического музея, в 1937-59 заведующий лабораторией низших позвоночных Палеонтологического института АН СССР и руководитель ряда экспедиций (в т.ч. в пустыню Гоби). Труд Ефремова "Тафономия" лег в основу нового направления в палеонтологии, которое позволило на основании палеогеологических данных предсказывать места обнаружения ископаемых остатков; за этот труд удостоен Государственной премии СССР 1959 года.
      
       Первый рассказ "Встреча над Тускаророй" опубликовал в 1944 году. Первым крупным произведением Ефремова стал исторический роман "На краю Ойкумены" (1949), вскоре дополненный вторым томом -- "Путешествие Баурджеда" (1953). Однако наибольшую известность и признание принесла ему "Туманность Андромеды" (1957) -- философско-утопический роман о коммунистическом будущем цивилизации Земли. Роман этот оказал огромное влияние на развитие отечественной фантастики и, по сути, обеспечил её первый расцвет в 1960-х годах.Ефремову принадлежат также художественно-документальная книга "Дорога ветров" (1956) и роман приключений "Лезвие бритвы" (1963). В 1969 г. опубликован его роман "Лезвие бритвы", а в 1968 году выходит "Час Быка", в котором коммунистический мир "Туманности Андромеды" сталкивается с антагонистичным ему антиутопическим миром планеты Торманс. Роман оказался совершенно не ко двору для тогдашнего руководства страны, однако запретить его при жизни Ефремова не решились, и только после смерти Ивана Антоновича в 1972 году он был запрещен к выдаче в библиотеках. По времени эта акция совпала с планомерным оттеснением из издательских планов практически всей социально направленной фантастики, выросшей на книгах Ефремова.
       Произведения Ивана Ефремова переведены на многие иностранные языки.
      
       Иван Ефремов, руководитель Эворон-Лимурийским отрядом Нижнеамурской экспедиции 1931 года:
      
       "...Мы стоим в тяжелом раздумье вдвоем с гольдом-охотником на гребне сопки... Продукты кончились, караван вьючных лошадей... ушел неделю назад обратно на прииск... И оба мы - гольд и я решаем. Ставим палатку, обносим ее обрывками материи на веревке, чтобы защитить от росомах и медведей, складываем туда имущество... И мы идем без троп через множество перевалов, сквозь дождь и снег, без крошки пищи... Семь дней без еды, а амурская тайга не легка для пешего похода напрямик..." (См.: Осипов В. Тайна Сибирской платформы / Предисл. И. Ефремова. -- М.: Мол. гвардия, 1958 г.)
      
       Евгений Владимирович Павловский, руководитель Горин-Амгуньским отрядом Нижне-Амурской экспедиции 1931 года:
      
       "...Один отряд, под руководством И.А. Ефремова, захватывал работой низовье р. Горин от устья до оз. Эворон, далее - часть левобережья Амура от устья р. Горин до дер. Киселевой. От этой деревни маршрут, уже на не лодках, а вьючным путем на лошадях, шел к приисковой группе... Резко ухудшилась погода и пропали корма. Одна за другой падали и гибли лошади. Толстый слой (до 0,5 м) снега прикрыл безразличным покровом и болота, и гари, и каменные россыпи. Ночью температура доходила до минус двенадцати градусов... На прииск вышли те немногие лошади, которые ели болтушку из муки, лепешки, сухари. К сожалению, многие кони (монгольской породы), даже в отчаянно голодном состоянии не дотрагивались до этой пищи... Надо было торопиться на последний пароход, уходивший в Николаевск-на-Амуре.... В это же самое время интенсивного снегопада пробивался через мари... отряд И.А. Ефремова, доканчивавший свой маршрут..." (См.: Павловский Е.В. Нижнеамурская экспедиция / в кн. Экспедиции Всесоюзной Академии наук в 1931 г. - Издательство Академии наук СССР, 1932. С. 38-46).
      
       Примечания к рассказу "АЛМАЗНАЯ ТРУБА"
       1
       Кимберлит - плотная туфообразная горная порода из группы ультраосновных, то есть с малым содержанием кварца и увеличенным - железа и магния.
      
       2
       Грикваит, грикваитовая порода - порода из смеси гранита и оливина из очень глубоких зон земной коры.
      
       3
       Хромдиопсид и дистен - породообразующие минералы глубинных основных пород.
      
       4
       Сила тяжести - подразумевается сила земного тяготения.
      
       5
       Положительные аномалии - местные увеличения силы тяжести.
      
       6
       Прибор Штюкрата - маятниковый прибор для измерения самых незначительных колебаний силы тяжести.
      
       7
       Перидотиты - глубинные изверженные породы, состоящие преимущественно из оливина (ультраосновные).
      
       8
       Пальма - тяжелый нож-секач на длинной рукояти.
      
       9
       Диабаз - излившаяся глубинная древняя порода, аналогичная базальтовым лавам.
      
       10
       Интрузия - внедрение расплавленных пород (магмы) в трещины пустоты или между слоями в отдельных участках земли.
      
       11
       Элювиальная россыпь - месторождение, образовавшееся на месте без переноса или смещения продуктов разрушения горных пород.
      
       12
       Релка - залосненный бугор посреди болота.
      
       13
       Шурф - колодцеобразная разведочная выработка.
      
       14
       Коренная порода - твердое основание под рыхлыми, молодыми наносами.
      
       15
       Репер - высокий сигнальный или опознавательный знак.
      
       16
       Ромбододекаэдр - двенадцатигранник, каждая грань которого имеет очертание ромба.
      
       17
       Борт - вид алмаза, образованный сростком микроскопических кристаллов.
      
       18
       Распадок - короткая, обычно сухая долина.
      
       ============= http://staratel.far.ru/
       0x01 graphic
       Это территория Вольных Старателей! Мы ищем самоцветы!.. Пособничёк. Сказочный помощник удачливого старателя-поисковика камней-самоцветов. "Пособничков, видно, имеет да нам не сказывает" (П. П. Бажов, У старого рудника, гл. 3).
      
       ============= http://staratel.far.ru/
      
       Сайт Пособничек для всех Вольных Старателей!.. Всем, кому нужен диск с инфой по Вольному Старательству, звоните + 7 964 659 28 85 или смс на +7 964 356 99 13
      
       При использовании этого текста большая просьба указывать прямую ссылку на http://staratel.far.ru
       Заходи, не бойся!.. Выходи, не плачь!..
  • © Copyright Аксаментов Евгений Юрьевич (evgen_svs2018@mail.ru)
  • Обновлено: 30/06/2013. 93k. Статистика.
  • Очерк: Россия
  • Оценка: 5.00*3  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка