Аннотация: Когда проходит время, и затухают чувства, и старые впечатдения сменяются новыми, более острыми, от прожитого остаются письма. Перечитывая их, удивляешься тому, как много было, и насколько ничего не осталось. Выходит это были письма ни о чем?
Я вернулся.
Я вернулся в свой любимый город. (Не "до слёз", но любимый)
К неграм и сабвею. К тихо помешанным придуркам и шизофреникам.
Нью-Йорк - город идиотов. Нью-Йорк - город для идиотов. Мой город. Здесь, правда тоже есть, как в советских "дурочках", свои врачи с инсулином, и санитары с кожаными ремнями, но в силу давней привычки ими же у меня и выработанной, стараюсь я не обращать на них внимания. У меня своя жизнь. У них своя. Вернее не так.... у нас - она просто разная...
Я шел сегодня домой, с работы возвращаясь, разглядывая веселенькие, предпраздничные витрины магазинов, вспоминал, как рассказывал за столом у Б. о разноцветных Золушках, которых дети по три недели к ряду проходят в школе. Из витрин выглядывали уже разодетые в белоснежное, всяко разнокожие Снегурочки. Черные, белые, смуглые испанские, и желтые китайские.
В магазинах вовсю готовятся к Рождеству, к Новому году, к Хануке. У нас в центральном входе здания, где я работаю, в холле, перед лифтом стоит ель, и с ней рядом Менора... Чтоб никому обидно не было. Выражение "Здравствуй, Жопа, Новый год!” - мне думается именно от таких вот "взаимосочетаний" и берет свои корни, и именно так и должно в жизни выглядеть...
Я спустился на 23-ей своей Стрит, в метро, и вышел на платформу как раз в тот момент, когда из вагона выходили пассажиры. Суки, сволочи, и бляди, селевой поток, стадо... Те, твари, кто ездят в центре состава, те, кто боится, что в одном из последних вагонов, их обворуют или выебут, или то и другое сразу. Те, кто норовят проскочить первыми через турникет, отталкивая входящих. И тут еще...
ЧЕРНЫЙ ПИДАР..., хотя почему так? не будем расистами и преследователями сексуальных меньшинств. Просто... черный пидар, вагоновожатый, злорадно улыбаясь, закрыл все двери перед носами примерно пяти таких же, как я героями, прорвавшимися таки к отправляющемуся трейну сквозь толпу навстречу прущих козлов. Поезд ушел. Мы остались ждать следующий.
Добро пожаловать в NYC.
Было бы смешно, если бы я расстроился. Я внезапно вдруг осознал, понял, что вот, дома наконец, что я вернулся.
Зато потом, дожидаясь следующего состава, прошел я спокойно к последнему вагону, потому, что всегда стараюсь сесть в последний. В них, даже не обязательно в ночное время, наибольшее скопление хулиганов и бандитов, придурков и сумасшедших. С ними спокойнее. От них знаешь чего ожидать. Да и просто, меня к ним тянет, мне их не хватает, я их ищу, коллекционирую в памяти, сравниваю с собой, и между собой. Любуюсь. Назови это хобби.
В вагоне линии "Е" никаких неординарных личностей не попалось, повезло мне только после того, как я уже пересел на 4-ой Стрит в свой, идущий прямо к дому "D" трейн. Присесть с книгой негде было, я убрал вон очередной "Тропик...", и встал в конце вагона, против движения, лицом ко всем моим попутчикам, да попутчицам. Тоже ведь "чтение".
Сразу справа от меня, усевшись рядышком, две молоденькие бляди, похоже венгерки (причем одна довольно миленькая) по-английски, в полный голос, чуть ли не перекрикивая друг друга, обсуждали проблему сбривания волосяного покрова с genitals. Та, что пострашнее, в отличие от своей скромной подружки, пизду так и называла пиздой, что выглядело в переполненном толпой вагоне очень забавно. Компенсируя недостаток красоты перед более симпатичной подругой, она не говорила, как её собеседница: "Там (кивком головы указывая, где именно) я с пятнадцати лет шейвинг-ваксинг..." Она честно, глядя в глаза своей тет-а-тет, с вызовом заявляла, мол: "Пизду (pussy)... И т.д." Жаль вышли они сразу же на следующей остановке, после того как вошел я. Пробудь они со мной еще хоть остановочку, я бы набрался наглости встрять в дискуссию, порекомендовать им более практичные и радикальные средства для удаления волос. Они выскочили, вагон облегченно вздохнул (видимо заебались слушать, викторианцы сраные), а я, собственно так и не понял в чем там "поинт" был у девок. Решали они чего-то вечное, Гамлетовское, брить, или не брить? Или просто они до этого, за день, уже все более важные темы обговорили, и только и осталось у них разговоров, что о пизде? Плохо, что вышли, с ними было бы веселее скоротать путь домой, болтали ведь они искренне. Я настолько увлекся их разговором, что мне даже показалось, что у меня эрекция начинается от всего этого их бреда... Или эрекция потом? Когда они вышли. Да, эрекция от полной дуры. Точно.
Взгляды шизофреников взаимно притягиваются. Она первая на меня посмотрела, я боковым зрением уловил её долгий, иузчающий, в мою сторону, взгляд, повернул голову. Она глаза тут же отвела. Но поздно, она уже добилась того, чего хотела, она уже привлекла моё внимание.
И я её тут же просек. Это у лесозаготовителей так говорят? Просёк.
Идиотка!
Она рассматривала свои удивительные руки. Смеялась. Что-то шептала, я пытался понять на каком языке, но не мог разобрать, метра четыре нас разделяло... Утвердительно кому-то кивала, затем, через какое-то время, размахивая красивой белой своей головой, что-то отрицала. Я попробовал найти её собеседника. Иногда такое случается. Сядут в пяти метрах друг от друга, и, ухмыляясь, болтают чего-то. Шерочки-машерочки, бля, вводят только тем самым в заблуждение окружающих.
Дурочка! Она так радовалась жизни, так притягательно улыбалась, что у меня естественно встал член. Я даже пожалел, что был в пальто. Очень мне хотелось продемонстрировать ей то, как она мне понравилась. Будь меньше людей в вагоне я бы, наверное, подошел к ней ближе, стал рядом, и так бы и сделал...
Однажды летом, довольно поздно вечером, направляясь в СП, в джинсах, как всегда, на голое тело, я, войдя в вагон, увидел довольно привлекательную, годную еще для ебли девушку-старушку. Так получилось, что я вошел, и встал прямо напротив. Ужасно красивые, ухоженные руки. Одного этого мне хватает. А тут еще миловидная её улыбочка... Меня очень это мгновенно так возбудило. Я улыбнулся в ответ, тем самым, давая ей понять, что грабить её не собираюсь. На этом традиционно нью-йоркский обмен любезностями был завершен, и она опустила голову. Опустила голову и увидела, сквозь плотно обтягивающие джинсы мой член. Эрекцию мысленно подавить невозможно, так же впрочем, как и вызвать по требованию... Ну, и мы пытались оба сделать вид, что ничего не происходит, что всё так, как и должно быть... Видя, что у меня всё отчетливее прорисовываются контуры, она, несмотря на свой довольно-таки блядский возраст залилась девичьим румянцем. Зная себя, я до сих пор не могу понять, что меня тогда остановило перед тем, чтобы расстегнуть для неё ширинку. Вдвоём в вагоне. До следующей станции было ещё минут десять-пятнадцать. Она была обворожительно привлекательна в своём румянце...
Трейн в итоге остановился, я подошел к двери, она посмотрела мне в глаза, улыбнулась, ничего не сказала. Я вышел. Я шел по перрону к выходу, и вспоминал, что что-то похожее случилось когда-то с Педичкой Л. И думал о том, что она, наверное, приняла меня за альфонса, шатающегося по ночному Бруклину без трусов, и пристающего к девкам бальзаковского возраста.
А сегодняшняя идиотка продолжала играть свою роль, она полностью окунулась в свой мир, вовсю уже размахивала головой и вдруг ни с того, ни с сего, с той нервной спешкой, на которую способны только умалишенные, стала грызть ногти. И всё. Эрекция тут же спала. Сменилась тошнотой. Не так уж много вещей, которые могут отвернуть от меня понравившуюся мне женщину, но те, что есть, срабатывают всегда и наверняка точно. Мне стало с ней неинтересно, противно.
А на соседнем с ней сиденье, напротив, сидела русская пара. Приятная, с отрешенным взглядом женщина, разглядывающая граффити сабвея, за окном, и видимо её муж, уставившийся на идиотку. Муж был похож на Василия Аксенова. Я стал наблюдать за его реакцией на происходящее перед ним действо. Ньюйоркцы выработали в себе умение наблюдать за людьми не вглядываясь в лица. Русские, особенно вновь прибывшие, так еще не умеют. Аксенов сидел, ошарашено и с испугом буквально пялился на мою дуру.
Но дура вскоре тоже вышла, чего-то снова на ходу то ли, себе, напевая, то ли, весело всем рассказывая.
Идиотов, кроме меня, в вагоне похоже не осталось. Я присел на освободившееся место, в пол-оборота, почти спиной, к красивой, молоденькой, как потом оказалось, когда она выходила, девушке. Я сел, и понял, насколько устал... В Москве уже было около двух часов ночи. Я почувствовал, что засыпаю, и думал о том, что, придя домой обязательно напишу тебе всё это. И начну именно с "ни о чем". Ведь нельзя же начинать письмо со слов, что я уже соскучился безумно, что жизнь мне не мила, что я хочу обратно, и дальше нежность, нежность, и пьяный сон... Зачем врать, перед тем, когда хочешь сказать правду?
Хорошо, что в Москве у меня не встало сердце. И как плохо, что не встало. Спас советский, чертов корвалол. Кто знает, чем бы это закончилось? За то недолгое время, которое мы были вместе, ты узнала меня намного больше многих тех, кто знает меня долгие годы. Твой гороскоп оказался прав. Это была страсть, но это была страсть к откровениям...
**********************************
... Ты знаешь все. Практически все.
Ты спросишь зачем, зачем я это всё затеял? А я не знаю, что тебе ответить, нет у меня ответа. Задумал вот, и затеял, захотел, ну и сделал. Я всегда делаю только то, что хочу.
А ведь я, если честно, придушить тебя хотел. По настоящему придушить. Была такая убийственная мысль. И не раз была. Кто остановил? Твоё нежелание сопротивляться! Ну, не моё же решение не устраивать твоим родственникам траур, 40 дней на Новый, 2-х тысячный год?
Миллениум всё же. Я даже дни просчитал.
Нет. Ни о ком я не думал...
Я хотел утопить тебя в нежности своей, в поцелуях, и легких касаниях к твоему телу. А потом, все смешалось... с болью, с кровью. Я хотел тебя утопить в ласке, а кончал, только причиняя тебе боль. Я, тот, кто не верит ни в любовь, ни в верность, ни в ревность, вдруг стал замечать за собой странные вещи, испытывать ранее неведомые мне ощущения, чувства. Я понял, что подруга твоя права, что благодаря тебе я превращаюсь, в садиста, в сексуального извращенца, в психа-романтика. И еще это твоё: "после меня ты ни с кем нормально не сможешь"... Захотелось тут же уверенность твою опровергнуть. На деле доказать, что нет, всё не так, и наказать тебя за кошачью твою ко мне привязанность, за необъяснимую любовь, за твои SM штучки.
Знаешь, после всего сказанного, неестественно, смешно прозвучит еще одно признание. Мне с тобой, правда, очень хорошо. Но настолько хорошо, что я могу тебя убить. Я знаю, что могу это сделать. Страшно, что меня это не пугает. Странно, что появляется это желание.
Наверное я тоже очень люблю тебя, и поэтому очень за тебя боюсь, боюсь, когда ты рядом.
Прости меня, любимое мое сокровище. И постарайся поскорее забыть. Я больше не вернусь, поживи подольше.