Комната прямоугольная, панели крашены серой масляной краской. Помещение тесное, шведские металлические стеллажи на специальных рельсах сдвигаются поворотом руля хоть влево, хоть вправо, образуя узкие проходы. На стеллажах папки с проектной документацией; аэрофотосъемка, строительные чертежи, приказы военного командования с грифом "секретно". В компактусе два зарешеченных окна. Под окнами старомодные радиаторы. На радиаторах сохнет розовое дамское белье. Трико, бюстгальтеры, чулки, кружевные комбинации. По-израильски - комбинезон. (И непременно с французским прононсом, несколько в нос: комбинезу).
Если выйти из компактуса и повернуть по коридору направо, попадаешь в сияющий чистотой и кафелем женский туалет. В туалетной всегда - настежь дверь и видны: большое зеркало, вмонтированное в перегородку, чистая мраморная доска, белоснежная раковина и прозрачные банки с сахаром и молотым кофе. Поднос, на подносе посуда - чашки горкой и ложки в стакане. На стене, за распахнутой дверью, прибита вешалка. На крючках висят женские головные покрывала. Белые, неуловимо голубые или чуть розовые вуали прошиты монохромными узорами. По-русски такая техника называется прошва. Но эта прошва тонкая, будто плели ее из невидимой паутины. Вуаль называется хиджаб, а ткань газа, на иврите - аза.
Ткань эту, белую и тонкую, привозили когда-то из одноименного сектора. Откуда и название.
По коридору техотдела, высокие и статные, плывут обладательницы марлевых хиджабов. Огромными профессиональными швабрами арабские красавицы гонят грязную воду, отмывая казенные коридоры. Верхняя одежда красавиц, деревенская, черная или серая, расшита крестом. Но вот подол слегка приподымается, чтобы грязная вода не замочила шитье, и взгляду открывается тысяча и одна ночь: ослепительных, волшебных цветов атласные шальвары и разукрашенный подол яркой внутренней одежды. Изумруд и флокса, и небесная лазурь - вот, что скрывается под темным и строгим одеянием деревенской арабки. А на радиаторе в секретном архиве, в компактусе , подсыхает розовое кружевное белье, комбинезу...
Техотдел вымыт, коридор выдраен, кафель блестит. Наступает обеденный перерыв. Чтоб не мозолить глаза, уборщицы располагаются в туалете. Заходят за перегородку, моются ароматным шампунем и горячей водой, стирают принесенную из дому одежду, снимают сухое, развешивают стираное на радиаторах в архиве. В деревне горячая вода - роскошь, а тут, в техотделе ее вдоволь. Расставляют чашки, вынимают кофе и сахар. Начинается сиеста. Уборщицы стесняются пить кофе в коридоре, им уютнее в туалете, это их клуб. После обеда прощаются с сотрудниками и расходятся по домам, возвращаются к семьям.
Однажды объявили, что всем местным деревенским дается расчет. Что вместо арабок коридоры и секретные комнаты техотдела станут надраивать новые репатрианты, инженерно-технические работники, художники, музыканты.
В последний день арабки ходили по комнатам и прощались с сотрудниками, протягивая ладонь дощечкой. Одна из них, беременная, почти на сносях, подавая руку, нечувствительно пихала каждого своим упругим, выпуклым животом. Репатрианты мыли полы плохо. В частных беседах секретарши техотдела вспоминали арабских уборщиц с тоской.