Вдохновение и ужас
Уклюлет и Баркли Саунд
![Уклюлет [Амин]](/img/a/amin/ucluelet/ukluelet1.jpg)
- Елки-палки!
Шквальный порыв ветра сорвал очки с глаз и поволок их по ребристому металлу палубы. Держа ребенка за руку, я бросился за ними. Следующий порыв отправил вслед за очками кепку сына. И то и другое было поймано до того как быть смытым за борт. С кепкой был порядок, гордая надпись Sidney Crosby по прежнему сияла серебристым отливом. Ущерб очкам был куда более существенным - многочисленные царапины свели на нет оптическую магию линз-хамелеонов. Сине-серые волны пролива Джорджия смотрелись теперь как сквозь послесонную паутинку, что мельтишит перед глазами сразу после пробуждения.
- Папа, придерживай очки. You"ve got to hold them tight.
Совет ребенка, по обыкновению произнесенный на двух языках, звучал вполне резонно.
Слово паром плохо подходило этой, более, чем современной посудине, с лирическим названием "Королева Порта Альберни". Все четыре этажа (от грузовых отсеков где аккуратными рядами были запаркованы машины пассажиров, и до "солнечной" палубы - sun deck) на радость детям были промаркированы легко узнаваемыми портретами представителей морской фауны. Я довольно бодрым шагом едва поспевал за ребенком, исследующим судно вдоль и поперек.
- Папа идем! We have got to explore!
Через 20 минут исследований изображения касаток, морских звезд, каланов и тюленей завертелись калейдоскопом так, что не даже мощный бриз на носу корабля не возвращал к нормальному состоянию. Мы бродили с этажа на этаж, хлопая дверьми и читая многочисленные надписи, сталкиваясь с толпами пассажиров и персоналом в форме. Корабль был большим, а тяга сына к изучению его внутренностей безграничной.
Если плыть в Нанаймо из Тсавассена, то живописного ванкуверского даунтауна, что так любят помещать на открытки, не видно - он остается намного севернее. Единственное, на что падает взгляд это гигантские громоздкие краны в доках видимо тсавассенского же порта и далекие силуэты изумрудных гор. Минут через двадцать плавания и краны в доках и силуэты становятся настолько невзрачными, что трудно поверить в то, что мы по прежнему остаемся в относительно узком проливе Джорджия, отделяющим континент от острова Ванкувер. Необъятная водная масса, окружающая со всех сторон должна наверное навевать чувство одиночества, но на пароме не так уже просто почувствовать себя одиноким. Рев двигателей, шум ветра, треск ткани флагов (канадского и Британской Колумбии) раздуваемых тем же ветром и даже крики немногочисленных чаек препятствуют этому вполне эффективно. В дождь цвет воды довольно унылый, но сегодня дождя не было и волны за бортом выглядели куда более жизнерадостно.
Мы плыли в Нанаймо, но конечным пунктом нашего вояжа был отнюдь не этот симпатичной городок с уютной бухтой. Нам предстояло пересечь мощный торс острова Ванкувер и оказаться на том берегу, что выходит на открытый Тихий океан. На том побережье дуют ураганные ветры, бушуют настоящие штормы, стоят вековые дождевые леса и которое выглядит почти также, как во времена Джеймса Кука и Компании Гудзонова Залива. Там в крошечной деревушке с мелодичным названием Уклюлет мы намеревались провести несколько дней в отчаянной попытке избавится от накопившегося стресса и усталости.
- Папа, остров! Look, there is an island over there!
Мы подплывали к острову Габриола. Это означало, что вот-вот покажется Нанаймо. "Город-гавань", как пишут про него в рекламным проспектах и туристических брошюрах.
Дорога
Бывает так, что сразу не очевидно как правильно называть жителей того или иного населенного пункта. Ну вот скажем, жителей Архангельска правильно называть отнюдь не архангельцы, а архангелогородцы. Резидентов Ванкувера называют ванкуверитами. Как правильно называть жителей Нанаймо я так и не узнал, но и от соблазна назвать их нанайцами тоже не отделался.
Как и все городки и деревушки на острове, Нанаймо расположен на побережье. Исключением пожалуй мог бы быть только Порт Альберни, но и у него есть оправдание - находясь почти в самом центре острова, он лежит на берегу длиннющей океанской губы, вгрызающейся в тело острова как червоточина в надкушенном яблоке. Столица провинции Британская Колумбия, город Виктория, тоже на острове, на самой южной его оконечности. В Виктории заседает парламент и правительство, там они вершат большую провинциальную политику, а при необходимости бывает прилетают в Ванкувер за гидропланах, что приводняются прямо в ванкуверском даунтауне, в заливе Баррард.
Главное визуальное отличие Нанаймо от скажем Ванкувера, это его размеры. Он не такой большой, а все остальное выглядит почти что также как и на континенте - моллы, хайвеи, Старбаксы и Макдональдсы. Там, где цивилизация обрывается, ландшафт тоже типичен - стены хвойного леса и проплешины ухоженных фермерских полей. Если ехать вдоль гавани на север, то неожиданно пересекаешь улицу с названием, от которого появляется привкус сливовицы во рту - Мостар. Как занесло сюда, на край света, название многострадального югославского городка? Знакомая боснийка предложила объяснение - по некоторым данным мэром Нанаймо однажды был уроженец Мостара.
Незадолго перед поездкой жена потеряла голос от стресса на работе и внезапной простуды. Неудобства в общении (особенно по сотовой связи) были в принципе не таким уже тяжким испытанием. "To Cathedral Grove" - прошептала она нам с сыном, и добавила газу. Силясь понять почему жена вдруг перешла на английский и зачем так гнать, я посмотрел на карту острова. Оставалось недолго. Трудноподдающееся переводу на русский Cathedral Grove (Кафедральная Роща? Роща, где деревья высоки как готический собор?) вскоре показалась, а вернее обступила нас со всех сторон, буквально взяв в зеленые объятия. Эта роща одна из достопримечательностей острова. Замечательная она тем, что деревья на этом участке пути никогда не знали топора дровосека и растут себе так, как это было задолго до появления вида Homo Sapiens в этом уголке планеты. Припарковав машину на обочине, мы углубились в лес по аккуратно проложенным для туристов тропинкам.
Исполинские стволы, кое где поваленные ураганами, что нередки в этих местах, были действительно впечатляющи. В основном это были кедры. Таблички с подробным описанием флоры и фауны были заботливо расставлены вдоль тропинок и несли массу интересного любознательныму обывателю. Обывателей было довольно много и для большинства из них английский был совершенно неродным - туристические автобусы выгружали целые группы граждан с серьезных арсеналом фотосредств для прогулок среди вековых кедров. Лингвистическое многообразие среди первобытного леса создавало странное, почти мистическое ощущение, как будто бы вавилонская башня строилась где-то среди этих великанов канадской фауны, а вовсе даже не в ветхозаветных местах. Человеческое разноголосие дополнялось птичьим. Мне даже удалось заснять дятла с красной холкой, почти такого, каких я видел будучи ребенком в учебниках природоведения. Дятел долбил полуповаленный ствол с характерной дробью. Кедры для него были ценным вместилищем нутриентов. Для местных же индейцев кедры были едва ли не гарантом самого существования.
Аборигены острова, как это можно прочитать и услышать практически повсюду, были неразлучны с кедром точно также, как скажем ковбои с лошадьми. Кедровая древесина обеспечивала самое главное, а именно материал для транспортных средств, каноэ и каяков. Любой, кто пытался хоть однажды попробовать продраться сквозь лес на острове (да и во многих местах на прилегающем континенте) отчетливо понимает, что передвижение по водным артериям было по видимому единственным возможным способом перемещаться в те времена, когда железный конь, вторя классику, еще не пришел на смену крестьянской лошадке. Из кедра делали одежду, в частности характерные индейские шляпы с широкими полями и аккуратным цилиндриком на макушке. Кедры использовались для изготовления культовых сооружений, знаменитых на весь мир индейских тотемных столбов.
![Дятел [Амин]](/img/a/amin/ucluelet/ukluelet2.jpg)
Кедр может жить очень долго, более тысячи лет. Однако даже после смерти его ствол продолжает играть важную роль в экосистеме. Nursing log, так называют по английский гниющее кедровое дерево на почве леса. Перевести это можно приблизительно как "кормящее бревно", поскольку превеликое множество организмов продолжает полагаться на него в процессе своей жизнедеятельности.
Мы гуляли по тропинкам минут сорок, вдыхая отменный хвойный воздух, слушая журчание речушки, дробь дятлов и лингвистическую какофонию туристов. Вернувшись к паркингу мы поняли, что и нам перепало от кедровой добродетели - голос нашей мамы чудодейственным образом вернулся в норму.
Пейзажи вокруг становятся менее тронутыми, если так можно выразится, антропогенными факторами как только за спиной оказывается Порт Альберни - небольшой городишко на берегу того длинного океанского языка, что на десятки километров впивается в тело острова. По слухам почти все население этого города трудится на местной лесопилке. Моно-город, так бы его охарактеризовали, если бы Порт Альберни находился в России. "Хоть похоже на Россию, только все же не Россия", как сказал один бард в свое время про Канаду. Но если честно, Порт Альберни также похож на провинциальный российский городок как, скажем, "яблочный" iPad на амазоновский Kindle. На выезде из этого населенного пункта можно увидеть постоялый двор с грозным напоминанием, что гостиниц в ближайшие сто километров не будет. Вывеска не солгала - между Портом Альберни и Уклюлетом есть только первозданная дикость от которой кружится голова и хочется писать стихи.
Дорога вьется извилистой синусоидой по ущельям острова и несмотря на ее узость (по полосе в каждую сторону) пышно именуется Pacific Rim Highway. В принципе она неплохая, но разогнаться на ней во весь опор не получится - уж больно резки повороты. Почти все время вдоль дороги видны озера, иногда небольшие, но чаще почти необъятные. Иногда посреди таких озер видны почти сказочного вида острова, густо поросшие хвойными зарослями. Порою видны также избушки на противоположном берегу, в которых скорее всего жутковато находится ночью.
Заснеженные вершины гор похожи на те, что видны когда едешь в другую от Ванкувера сторону, в Келовну, ну здесь больше тумана, что добавляет мистичности. Навстречу промчался небольшой трак с надписью Doritos. Должно быть дорого снабжать деревни на том побережье этими чипсами и другой снедью, подумал я. Как потом оказалось я был неправ, потому что все снабжение этих деревень идет морем. Что там делал этот трак, в тумане под заснеженными отрогами так и осталось загадкой.
Вдруг справа показалась безграничная водная гладь. "Океан", промелькнуло в голове, но тут же осозналось, что он не с той стороны. Взгляд на карту расставил черточки над t - это был не океан, а озеро Кеннеди, самое большое из тех, что лежат на пути в Уклюлет. Проехав этот этот гигантский водоем, мы остановились у развилки. Поглядев на рассохшуюся деревянную реплику кита у туристическго киоска я на мгновение почувствовал себя Ильей Муромцем на распутье. Направо была деревушка Тофино, где мы уже бывали, налево Уклюлет. В отличие от выбора былинного витязя, ехать вперед было совершенно невозможно - там напролазной зеленой стеной стоял лес и не было дороги. Если вспомнить подробности былины, то как раз движение вперед и предполагало наибольшую отвагу ("Как прямо ехати - Живу не бывати..."). Движение направо гарантировало брак ("Направо ехати - женату быти"), движение налево сулило богатство ("Налево - богату быти"). Мы поехали налево. Тогда я даже не предполагал, что древнерусский сказ окажется в данной ситуации парадоксально правдоподобным - никаких материальных благ я там, конечно же, не обрел, но вот впечатлениями обогатился так, как ни нигде в другой точке планеты.
Ахаб
- Вы видели вывеску на пирсе? Что там сказано? Сказано ли там Тихий Зоопарк? Нет! Не сказано! Потому что это не Тихий Зоопарк, а Тихий Океан!
Я бы мог приукрасить, что капитан рокотал и метал молнии, но на самом деле все звучало куда более обыденно и вполне себе дружелюбно. Арчибальд был загоревшим до бронзового отлива - где он тут умудрился загореть? Загар и золотая серьга в ухе то немногое, что хоть как-то делало его похожим на видавшего виды морского волка. Было раннее туманное утро. Кроме нас его уверенную речь слушали еще несколько человек, некоторые из которых были аж из далекой германской Баварии.
- О чем печется все это морское зверье? О том, чтобы быть увиденным нами? Как бы не так! Единственное что их заботит это пища!
Яркие оранжевые комбинезоны были просторными и на удивление удобными, хотя поначалу вселяли перспективу потенциальной неуклюжести. Все было продумано - карманы, зипперы там и сям, щелкающие застежки на поясе. Мой ребенок облачился в него так, как будто бы комбинезон обладал теми топологическими свойствами, что любят упомянать разного рода эксперты, рассуждая о гипотезе Пуанкаре и гении Перельмана. Груда перчаток и шапочек лежала неподалеку в большой пластиковой коробке.
- Это оставил какой то байкер в прошлом году, - сказал капитан, продемонстрировав черную вязаную шапочку с устрашающей надписью Hell"s Angels, - берите перчатки тоже. Будет ветренно.
Анатомия перчаток была также небезынтересна - на на тыльной стороне они были прошиты специальными полосками ворсистой ткани для усиления трения. Через полчаса, когда мы были уже далеко в океане и мчались по нешуточным волнам с нешуточной скоростью, полоски эти пришлись весьма кстати.
- Все сюда! Изучим карту маршрута перед плаванием, - мощно выдал наш шкипер и повел нас к большой выцветшей карте, висевшей на входе в офис.
В картах, особенно в тех, где обозначены острова и изрезанное побережье, есть что-то необъяснимо завораживающее. В детстве я мог часами смотреть на карты Галапагосского архипелага или Алеутской гряды в стареньком атласе, что какими-то ветрами занесло в наш дом. Не думаю, что я одинок в этой слабости. Борхес как то раз признался, что любит "географические карты, вкус кофе и прозу Стивенсона". Наблюдая с каким интересом мой сын разглядывает журнал "Национальная География для детей", который я специально для него выписал, или навигирует в хитросплетениях Google Maps, мне начинает казаться, что пристрастие к картам - черта передающаяся по наследству также как и цвет волос или форма носа.
Та карта, возле которой мы собрались, была очень подробной. Уклюлет располагался на внутренней от открытого океана части длинного полуострова прямо у устья той губы, что ведет в Порт Альберни. Береговая линия острова Ванкувер в этой части была настолько изрезанной, что мне непроизвольно вспомнились изображения фракталов из какой-то статьи по программированию. Рядом с полуостровом лежал архипелаг из большого количества разнокалиберных островков с вполне логичным названием Острова Разбитой Группы (Broken Group Islands) - они и вправду напоминали небрежно разбросанные осколки какого нибудь разбитого сосуда. Архипелаг этот входит составной частью в большой заповедник Pacific Rim National Park. Примерно часа через два я со странным удовлетворением вспомнил, что острова эти принадлежат этому заповеднику - ошеломляющая красота тамошних пейзажей вызывала почти что инстинктивное желание как-то оградить эти места от победного шествия цивилизации. Впрочем, кроме природы как таковой, на островах время от времени ведутся археологические раскопки некой древней индейской культуры, чья экономика была неразрывно связана с морским промыслом и уже упоминавшимися кедрами.
- Увидеть кита совсем не то же самое, что увидеть морского льва, - уверенно начал Арчибальд, встав у карты, словно учитель географии в средней школе, - киты постоянно в движении и я буду на связи с местными рыбаками и другими шкиперами чтобы определить наиболее вероятное место их пребывания. Сначала мы поищем горбачей в открытом океане, а потом проверим внутренние заливы, где любят тусоваться серые киты. Почему, вы спросите, горбачи там, а серые тут? Потому что горбачи любят рыбу, а серые - криля.
Удержавшиеся в памяти обрывки курса природоведения дали повод к скепсису - в школе мы учили, что киты питаются только планктоном и больше нечем. Ну кроме, конечно же, всяких плотоядных монстров типа кашалотов и касаток. Однако возражать шкиперу не хотелось. Проверка данных по горбачам в Википедии тем же вечером подчеркнула мое невежество по части морской фауны - горбачи действительно едят рыбу, сельдь, лосося и других. Эта оконечность острова Ванкувер так богата едой для горбачей, что их плотность в определенное время едва ли не самая большая в мире. Горбачи постоянно мигрируют, летом они на богатом нутриентами Севере, зимой в теплых, но бедных едой Мексиканских водах, где самки рожают детенышей. Самка кормит новорожденного молоком такой питательности, что ребенок растет со скоростью несколько футов в день. Сама же она при этом постится и много нервничает, охраняя потомство от атак касаток. Вот такая незавидная доля мамы горбача. Где при этом тусуется папа новорожденного никто не знает. Ситуация в чем-то схожая с примерами из мира других млекопитающих, Homo Sapiens например.
- Искать мы будем только китов, потому что другие виды местной фауны менее неуловимы, - продолжил шкипер, - сперва мы посетим колонию морских львов, потом посмотрим на белоголовых орлов и, если повезет, увидим медведей. Я также повезу вас на Острова Разбитой Группы, там есть на что взглянуть. Вперед!
![Тихий Океан [Амин]](/img/a/amin/ucluelet/ukluelet3.jpg)
Под поступью участников нашей экспедиции заскрипели видавшие виды доски пирса и через несколько минут мы все погрузились на вполне современную скоростную лодку c мистическим названием Zodiac, совсем не похожую на китобойный корабль. Арчибальд громогласно провозгласил, что недавно он сменил мотор на новенький, сделанный Хондой, который совершенно не выбрасывает всяких левых жидкостей в океанскую воду - "Feel good about it guys!". Я вспомнил кадры, виденные где-то в сети, как клубы нефти вырываются из скважины на дне Мексиканского Залива, там, где произошла авария на нефтеплатформе Бритиш Петролиум и судорожно поежился. В этот момент наш шкипер и английский нефтедобывающий монстр были на противоположных полюсах экологического спектра.
Во внутренней бухте, где расположен Уклюлет, всегда тихо и спокойно, даже если противоположную часть полуострова терзают ураганные ветра. Мы тихо тронулись. Едва слышно урчал эко-мотор от Хонды, мой ребенок надвинул кепку на самые уши из за усилившегося бриза. "Держись крепче!", сказал я ему и застегнул его костюм до самого конца. Истошно кричали чайки. Немецкая пара зачарованно пожирала очами лес, живописно обрывающийся прямо у берега. Капитан с кем переговаривался по радио. Пожилая супружеская чета рядом с нами производила впечатление состоятельных граждан. "В море все равны", вспомнилась фраза из Джозефа Конрада. Мы плыли в открытое море, в Тихий Океан, где живут горбачи, бушуют штормы и все так не похоже на комфорт континентального бытия.
"Следующая остановка - Япония"
Мы проплывали мимо рыболовецких доков. Парни в блестящих комбинезонах выгружали улов из обшарпанной посудины с нелепым названием "Отважный Морской Еж". Над доками с неистовыми воплями кружили аэрохороводы чайки всех мастей.
- Селедка, - со знанием дела сказал Арчибальд, бросив мимолетный взгляд в сторону парней.
Из под зеленых от тины и мха сваев дока вдруг вынырнул тюлень и, с интересом посмотрев в нашу сторону, стал вопросительно пялится на процесс разгрузки. Кто-то бросил ему рыбу. Тюлень резво нырнул и вынырнул уже с рыбой во пасти через несколько метров.
- Это местный резидент, - продолжил Арчи, - он скоро разучится сам ловить рыбу, ребята держат его на усиленном питании. Он даже акул ест.
- А что, тут есть акулы? - настороженно спросила девушка из Баварии.
В водах, омывающих остров Ванкувер, как в той Греции - все есть. Я видел как то раз карту ареала большой белой акулы, той самой, что ужасающе воспел Спилберг в своих знаменитых "Челюстях", и южная часть острова Ванкувер была его северным экстремумом. Однако шкипер имел ввиду другую акулу, значительно меньшую в размерах, но куда более важную для коммерческого рыболовства - акулу с непереводимым на русский названием dog fish. Акула эта совсем небольшая метр-полтора длиной, безобидная для людей и, как вид, неумолимо приближающаяся к критической черте, за которой ей грозит вымирание.
Заметив нас парни заулыбались и стали нарочито играть предполагаемой мускулатурой, словно культуристы на подиуме. Мы помахали им. В поднятой на крюке огромной сети действительно серебрилось что-то вроде селедки.
Рыбак в Британской Колумбии как профессия чем-то сродни динозавру, только вымирает она не сразу (динозавры, как принято считать, вымерли быстро и внезапно от падения гигантского метеорита), а постепенно. Таких профессий много. Теллер в банке (в России их называют операционистами), например, из этой же категории - интернет и другие компьютерные технологии безжалостно искореняют необходимость общаться с теллерами. Коммерческое рыболовство в Канаде тема очень богатая и очень печальная, особенно когда дело касается трески. В нашем уголке Канады не только природа, но и провинциальное правительство делает все для того, чтобы рыболовство как трудовая занятость стала историей. В 90-х годах правительство стало выкупать лицензии у рыбаков и установило порядок, по которому новую лицензию купить нельзя в принципе, а те, что остались на руках не могут быть проданы или обменены - единственный путь получить такую лицензию это унаследовать ее от родителей. Естественно, объем коммерческого рыболовства резко сократился (это не относится к рыбалке как к хобби или спортивному туризму - тут наоборот все пути открыты настежь). Рано или поздно, если не произойдет чего-нибудь сильно непредсказуемого, последняя рыболовная лицензия будет выкуплена правительством, а клиенты банков окончательно перейдут в киберпространство для каждодневных операций. И тогда появятся книги и фильмы о трагедии рыбаков и теллеров, воспевающие поэтичность этих профессий и самоотверженность граждан работавших таковыми.
- Паршивая жизнь у этих ребят, - сказал вдруг наш шкипер, - мотаешься как угорелый от Ричмонда до Аляски в надежде найти улов посолиднее, тратишь безумные деньги на страховку посудины, а прогнозировать вообще ничего не можешь. Поверьте мне - все они едва сводят концы с концами.
Я вспомнил про рыбаков, торгующих лосося и треску на причале в Стивстоне, их смешные торговые уловки ("Последний кохо остался, бери пока есть! Прямиком с Островов Королевы Шарлотты!") , их небритые не выспавшиеся лица и глаза полные надежды, что ты не будешь спрашивать принимают ли они Интерак, а извлечешь наличку.
- И поверьте мне еще кое в чем, - серьезно добавил Арчи, - ни один из них не похож на Джорджа Клуни.
Почти все на лодке понимающе улыбнулись. Удивительно как Голливуд сближает людей из разных уголков планеты - оказалось, что все смотрели Perfect Storm, хотя и не все на языке оригинала.
Капитан поддал газу и мы достаточно резво помчались к маячившим впереди островкам. Вдруг откуда-то из бесчисленных проливов вынырнула лодка как две капли воды похожая на наш "Зодиак" - аналогичная экспедиция мчалась параллельно нам некоторое время. Шкиперы посигналили друг другу. Мы приближались к тому месту, где заканчивалась бухта и начинался открытый океан. Справа был отлично виден Уклюлет, слева высились заросшие непролазными чащобами горы острова Ванкувер.
Прилегающий к этим местам океанский шельф называется Баркли Саунд. Как всегда не обошлось без интересов английской короны - в 1787 году в Уклюлет прибыла торговая экспедиция под руководством капитана Чарльза Вильяма Баркли с вполне понятными для тех времен намерениями - выменять у местных индейцев как можно больше меха калана. Калан для английского потребителя той эпохи был как Helley Hansen для канадцев современности - дорого и престижно. От торговли каланьим мехом выигрывали все, кроме каланов, чья популяция была поставлена на грань вымирания о чем красноречиво свидетельствует график торговли шкурками калана на Лондонской Товарной Бирже в период с 1870 по 1905 годы - после пика продаж в 1885, кривая резко идет вниз и к 1900 году падает примерно в 17 раз от пиковой точки.
Вообще-то, основным лобным местом меновой торговли в те времена был остров Нутка, чуть к северу от Баркли Саунд. Но возможно капитана Баркли привлекла удобная, а главное всегда спокойная гавань Уклюлета, где никакая непогода не могла помешать серьезному делу - внешней торговле Британской Империи. Впрочем, сэр Баркли был не первым, кто обратил внимание на удобство бухты - по некоторым данным около 4300 лет назад это обстоятельство сыграло решающую роль в основании первых индейских поселений. Само название Уклюлет (так же называется местное племя), означает "люди безопасной гавани". Как и все индейцы побережья они резали тотемные столбы и до практически недавнего времени полагались исключительно на лес и море в своей экономической деятельность. Теперь же фактически вся экономика здешних мест считается транзитной - она на полных парах мчится от, что называется, ресурсной (древесина, морепродукты и разного рода минеральные ресурсы) к почти исключительно туристической. Это бросается в глаза (и в уши) в буквальном смысле - немецкую речь тут можно услышать с такой же вероятностью, что и английскую, поскольку основной туристический поток (необъяснимо) идет из страны Шиллера и Гете.
Мы приближались к живописному утесу с высокими обрывистыми берегами. Над утесом кружил крупный белоголовый орел, которого по-английски называют Bald Eagle (лысый орел, хотя с перьями на голове у него полный порядок). Утес удивительно напоминал гигантских размеров аккуратный цилиндрический тортик с хвойной макушкой. Орел, покружив немного над нами, уселся на одно из самых высоких деревьев утеса и флегматично уставился куда то в даль.
- Видите куда смотрит эта птичка? - оживленно спросил нас шкипер, - Посмотрите туда тоже. За этим утесом земли больше нет. Следующая остановка - Япония.
![Остров [Амин]](/img/a/amin/ucluelet/ukluelet4.jpg)
Мы все стали напряженно всматриваться в горизонт, будто бы Япония была в поле видимости. Но ничего особо примечательного разглядеть было нельзя - безграничная водная масса, сливающаяся с небом и парочка хрупко выглядящих мачт больше похожих на мираж вот и все, что можно было увидеть. Мы были у калитки в Тихий Океан. Океан совершенно не казался тихим, но самая яркая его черта была не в этом - он был устрашающе необъятным.
- Вперед! - весело воскликнул Арчи, - Нас ждут горбачи!
Мы понеслись прямо туда, где через много тысяч миль должна была быть Япония. Арчибальд не был похож на Ахаба, а среди горбачей вряд ли затесался Моби Дик, но объятия океана не давали расслабится и воспринимать плавание иначе, чем опасный поиск заветного кита.
Звуки моря
Седой пены, как на холстах маринистов-классиков, вокруг нас не было, но это не мешало чувству страха нарастать с каждой минутой. Волны становились все выше и круче и наш "Зодиак" взлетал и падал с них все более ощутимо. Я взглянул на жену и ребенка. Жена побледнела и напряглась, но страха старалась не выказывать. Ребенок выглядел заскучавшим.
- Здесь неглубоко, - спокойно сказал Арчи, - метров сорок всего.
Сказанное совершенно не успокоило. Волны океана были похожи на гигантское колеблющееся желе. Где-то тут горбачи лакомятся сельдью и плевать они хотели какой глубины тут океан, беспомощно подумал я, стараясь отвлечь себя от парализующего страха.
- Смотрите в вокруг оба, - посоветовал шкипер, - кто увидит кита, кричите "Кит!".
Все стали напряженно всматриваться во вздымающиеся волны. Я посмотрел на сына. Океан на него подействовал абсолютно непредсказуемо - ребенок спал.
Мы колесили вдоль и поперек между последним утесом и торчащими мачтами рыбацких шхун, ища этих исполинских млекопитающих. Через некоторое время страх сменился тупым чувством тревоги, которое постепенно ослабевало. Тут в океане, за последним утесом с кедрами на скалах, стало убийственно понятным, что шанс выжить в необъятной и совершенно непостижимой массе воды может появится только тогда, когда получится совладать с ужасом первых минут.
Через полчаса поисков и нескольких разговоров по радио Арчи объявил, что горбачей в окрестностях нет, но это не беда, потому что в бухте замечена пара серых китов и туда то мы сейчас и отправимся. Мысль о том, что мы возвращаемся в спокойную бухту, столь ценимую индейцами и капитаном Баркли, успокаивала и наполняла энтузиазмом одновременно.
Мы мчались обратно в сторону гавани Уклюлета, но промчавшись мимо утеса, резко взяли в право. Прямо по курсу виднелось что-то странное. Я протер очки от попавших на стекла брызг. Это были абсолютно голые скалы бурого цвета, торчащие из воды, но казалось, что они были живыми и шевелились подобно волнам. "Может морская болезнь уже?", промелькнуло в голове робкое объяснение увиденному. В море мы были уже больше часа. Через минуту-другую стало ясно, что морская болезнь тут ни при чем, а скалы действительно шевелились от того, что были густо усыпаны массивными бурыми тушами морских львов. Их было так много, что самих скал было практически не видно кроме наиболее крутых мест, куда львам было не вскарабкаться. На самой же высокой точке этого скопления валунов сидел белый орел и гордо осматривал окрестности. Рядом с ним сидел похожий на него пернатый, но поменьше и без благородной седины.
- Тот что поменьше, это птенец, - словно прочитав мои мысли сказал наш шкипер.
Слово "птенец" плохо подходило этому крупному орлиному парубку, размерами с большого индюка. Чуть ниже орлов высоко подняв вверх мохнатую морду восседал визуально самый крупный морской лев. Альфа-самец, если судить по позе и размерам. Так оно и оказалось. Кто то из других львов пытался было подползти поближе и повыше, чем вызвал его неудовольствие и угрожающие жесты. Угрозы подействовали - конкурент быстро и бесшумно отполз в менее престижное место.
"Зодиак" остановился и тут же вокруг него стали выныривать мохнатые морды обитателей скал. Морские львы (подплывали в лодке в основном львицы, как потом объяснил Арчи) совершенно не боялись человека и с любопытством глядели на нас из воды. Засверкали вспышки фотокамер. Баварская пара что то оживленно обсуждала на непонятном мне наречии. Ребенок загипнотизировано глядел на животных. Жена же слегка поморщилась - йодистый аромат океана и водорослей был густо перемешан со звериным запахом, струившимся со скал словно мифический эфир.
Но весь этот каскад впечатлений не шел ни в какое сравнение со звуками, доносящимися с лежбища. Звуками, которые невозможно описать или воспроизвести. Трудно не предположить, услышав их, что именно они служили точкой вдохновения для создателей разного рода ужастиков про зомби, которые в фильмах этих рычат и стонут примерно также, как это делают морские львы в этом уголке Тихого Океана. Совершенно потусторонняя какофония разбавлялась лишь шлепками волн о скалы и треском капитанского радио.
- Если у вас будет шанс выбирать кем быть в следующей жизни, - задумчиво сказал шкипер, - становитесь морским львом. Пищи тут полно, все дно усеяно моллюсками, а в воде полно селедки и лосося. Лежишь себе весь день на камушках, нырнул, закусил и опять себе лежишь. Ну не красота ли?
Все понимающе усмехнулись. Альфа-самец по прежнему восседал на скалистом пьедестале, задрав как можно выше усатую морду. Самки сновали вокруг лодки. Орел с птенцом так и не пошевелились. Жизнь на скалах никуда не торопилась и в этом действительно была какая-то красота.
Серые гиганты
Мы внезапно сбросили скорость и стали медленно ползти в сторону хорошо видимых Разбитых Островов. Все вдруг инстинктивно замолчали, почуяв, что грядет что-то интересное. Я заметил, что в сотне метров от нас также крадучись сужал расстояние другой "Зодиак" с такой же экспедицией на борту. Нервно глядя вперед, я на всякий случай обхватил ребенка.
И вдруг я увидел воочию то, на что смотрел столько раз в документальных фильмах BBC Blue Planet - блестящая спина с фонтанчиком, и сразу после этого мощный хвостовой плавник во всех ракурсах. Китов было два и они почти синхронно выныривали и пускали фонтанчики перед тем, как опять скрыться под водой. Серая вода, серые киты, серые фонтанчики. Две лодки набитые туристами завороженно глядели на серых гигантов, чьи размеры судя по всему превосходили оба "Зодиака" вместе взятых.
- Опять! - закричал мой сын.
С интервалом в 2-3 минуты они повторяли один и тот же ритуал выныривания, фонтанирования и шлепков мощными хвостовыми плавниками о водную поверхность. Сам процесс длился несколько секунд, после чего все в страшном напряжении ждали его повторения уже где нибудь в другом месте бухты. Киты быстро перемещались под водой может быть в погоне за крилем, а может и просто дразня нас, соседей по классу млекопитающих с кем они расстались много миллионов лет назад, навсегда покинув сушу ради прелестей океана.
Чем был вызван столь резкий виток в эволюции китов и зачем они вернулись в стихию породившую жизнь в принципе? Ответы на эти вопросы могли бы дать гранды эволюционной биологии (Стивен Джей Гоулд первым приходит на ум), однако каждый кто посещал бассейн с китами-белухами в Ванкуверском Аквариуме может подтвердить, что смена среды произошла у них по эволюционным меркам относительно недавно - белухи хорошо виды с той секции, что позволяет наблюдать за ними в разрезе бассейна и рудименты задних конечностей, словно плотно прижатые к телу ножки, настолько красноречивы, что невозможно избавится от ощущения, что белуха вот-вот расправит задние лапы и резво затопает по берегу.
-Опять! - вновь воскликнул мой ребенок.
Я пытался фотографировать, но качка и непредсказуемость выныривания сводили на нет все мои усилия. Вспоминая прекрасные глянцевые открытки с выныривающими китами, продающиеся в любом магазине провинции, поневоле задумаешься кто больше старается в их изготовлении - фотограф или Adobe Photoshop.
Серые киты, как и многие другие, имеют лишь двух естественных хищников - касатку и человека. Сейчас серые киты обитают лишь в Тихом Океане, у побережья Канады, США, России и Японии. Когда то они водились и в Северной Атлантике, но уже в 18 веке были полностью истреблены в результате китобойного промысла. "Скраг", так называли его у побережья Массачусетса. Первое задокументированное упоминание о нем относится к 1672 году, а в 1835 о "скраге" писали уже как о древней истории.
Киты вообще (и серые киты в частности) ставят много рекордов в мире животных. Ну например самый большой мозг (абсолютный вес) у кашалота. Самое большое по размерам (как по габаритам, так и по весу) существо на планете это голубой кит. Серые же киты ставят рекорд по расстояниям сезонного миграционного маршрута - их ежегодный путь из Берингова Моря к побережью Нижней Калифорнии и обратно занимает по разным подсчетам от 16000 до 22000 километров.
Киты удалялись от нашей лодки, выныривая с каждым разом все дальше и дальше. Их странный подводный мир на несколько мгновений соприкоснулся с нашим, мир из которого они ушли миллионы лет назад в результате загадочного поворота в их эволюционной истории. У нас по прежнему много общего - одни и те же механизмы дыхания, деторождения, пальцы на конечностях (у них в виде рудиментов) и, как многие полагают, коммуникативные способности. Почти всю историю соприкосновения наших миров, кит выступал в роли жертвы, а человек в роли хищника. Но сегодня все было иначе. Вместо китового уса и жира результатом нашей экспедиции стали несколько размытых фотографий и множество незабываемых эмоций от увиденного.
Острова и поедатели крабов.
Арчи мягко взял в сторону маячившего впереди архипелага. Острова были живописно разбросаны, как будто бы геологические процессы их создавшие, управлялись кем-то, чьи эстетические представления вполне совпадали с нашими. Все они были покрыты густым лесом, который иногда подходил столь близко к берегу, что еловые ветки погружались в воду прибоя, а морские звезды, ползающие вдоль берега, казалось, нет-нет да и залезут на кедровые ветви. Глядя на эти зеленые чащобы казалось, что из леса в любую минуту выскочит кот Баюн или Сасквач или какое нибудь другое полу-мифическое создание - лес был как в тех сказках о Лукоморье, где висят золотые цепи, живут лешие и прочие потусторонние существа.
Острова были разбросаны по неровной окружности с симпатичной гаванью посередине. По рассказам архипелаг этот безумно популярен среди каякеров, которые гребут себе от острова к острову и кемпингуют на некоторых из них (на всех нельзя, заповедник все таки). Популярны они у этих мускулистых гребцов-туристов еще и потому, что гавань в центре архипелага - прекрасное убежище от любой гребной непогоды.
- Если кто планирует плыть тут на каяке, я рекомендую подтянуть немецкий, - сказал шкипер, - большая часть туристов из Германии.
- А что тут с фауной? Кто нибудь есть на островах? - спросил я.
Арчи грозно посмотрел на меня, и, улыбнувшись, ответил:
- Медведей нет. Но есть две стаи волков и много оленей. Я видел как то раз, как волки преследовали оленя. Так он прыгнул в воду и поплыл на следующий остров. Волки наверное сильно голодные были, потому что поступили они точно также. А на следующем острове погоня продолжилась. Медведи они сюда не заходят. Тут на острове Ванкувер только черные медведи живут, гризли лишь изредка появляются на той стороне, где пролив уже всего. Местных черных медведей вполне устраивает вот тот пляж.
Арчи показал на берег маячивший в паре километров от "Зодиака". "Зачем медведям пляж?", озадаченно подумал я, поправляя кепку у ребенка.
- Они любят крабов, - слово прочитав мой несформулированный вопрос, сказал Арчи, - при отливе выходят себе на берег, и бродят по пляжу, ища крабов, не успевших уйти с приливом в море. Как находят, так и едят. Кто ж крабов не любит?
Я представил себе почти что сюрреальную картину, как медведь на пляже поедает раззяву-краба, прошляпившего отлив. Почти все видели живопись Роберта Бэйтмана или фотографии из National Geographic, где изображены гризли, ловящие идущих на нерест лососей, но я никогда не слышал, что крабы такой же желанный нутриент для косолапых, как и горбуша. Может из-за обилия пищи, в том числе и крабов, черные медведи острова Ванкувер считаются наименее агрессивными во всей Британской Колумбии?
Мы заплыли в гавань. В ней и правда был почти что полный штиль, что резко контрастировало с волнами снаружи. Мы медленно плыли от острова к острову. Щелкали фоторужья баварцев. Над верхушками хвойных громадин парили белоголовые орлы. Орлов на этом берегу острова Ванкувер - страшно сказать - больше, чем ворон. На зиму они улетают в сторону пролива Джорджия, где нет ураганов и куда теплее, чем тут. А весной возвращаются и растят потомство.
"Зодиак" приблизился к удивительно удобному для высадки пляжу на одном из островов. Высаживаться мы не стали - на острове ведутся раскопки и поэтому вместо туристов там можно встретить археологов. Но сейчас их не было, археологический сезон еще не начался. Кое где можно было видеть разметку и красные флажки.
На этом архипелаге до прибытия капитана Баркли много сотен лет жили индейцы. Археологи изучают останки одной из деревень с типичной для тихоокеанского побережья архитектурой длинных домов. Индейцы этих островов уделяли большое внимание китобойному промыслу, что вполне естественно с учетом местных ландшафта и фауны. Дрожь берет от осознания того, что били морского зверя они на хрупких каноэ и при этом даже не имели ничего металлического в своем охотничьем арсенале.
![Морская Звезда [Амин]](/img/a/amin/ucluelet/ukluelet5.jpg)
- У этого племени богатая мифология, - сказал Арчи, выключив мотор, - и одна из центральных легенд говорит о том, что некий молодой охотник смог добыть кита одним ударом костяного гарпуна в голову и, в заслугу, стать вождем племени. В прошлом году легенда получила шанс стать былью - у развалин одного из самых больших домов археологи откопали древний китовый череп с отверстием идеально подходящего под индейский гарпун.
Надо сказать, что взаимоотношения индейского населения Британской Колумбии и колонистов из Британской же империи складывались менее драматично, нежели подобные же процессы южнее 49-й параллели. От чтения документальных свидетельств военных рейдов команчей на поселения колонистов (или, справедливости ради, на стойбища соседей типа апачей и навахо) волосы встают дыбом - убийства, истязания, групповые изнасилования, скальпирование и прочие атрибуты войны в прериях 19 века пестрят в каждом эпизоде, большая часть которых, по понятным причинам, кануло в бездну истории безо всяких следов. Примерно то же самое можно сказать о карательных экспедициях американской армии против тех же команчей и других кочевников равнин. Ничего подобного об отношениях пришлых и коренных жителей Ванкувера и окрестностей я не встречал. Это, разумеется, не означает, что все было гладко и полюбовно, но масштаб неприязни было несоизмерим с Индейскими Войнами прерий. Тут можно вспомнить о многих факторах, которые обусловливают эту разницу, но, возможно, самый значительный из них это богатство ресурсов, которых хватало как тем, там и другим. В этом смысле ситуация схожа уровнем агрессивности черных медведей острова Ванкувер, чья диета включает даже крабов.
Мы медленно поплыли обратно в бухту Уклюлета, глазея по сторонам и надеясь, что на флэш-карте все еще есть место для фотографий. На некоторых встречающихся утесах по прежнему потусторонне голосили морские львы и тюлени. Молчаливо кружили орлы. Один раз блеснул глянцевой спиной одинокий дельфин. Светились удовлетворением лица баварской пары. Через несколько минут бухта Уклюлета приняла нас в свои уютные водные объятия.
Контрасты
"Дорогой Мистер МакКрэй!
Как вам известно, сенаторы штатов Вашингтон, Орегон и Калифорния выступили с инициативой в конгрессе наложить полный мораторий на разработку месторождений нефти, расположенных у прибрежного шельфа. В свете ужасающей своими масштабами катастрофы на нефтеплатформе в Мексиканском Заливе, такая инициатива представляется весьма логичной и своевременной. Аналогичный мораторий был бы вполне уместен у побережья Британской Колумбии..."
Я писал письмо члену федерального парламента в Оттаве от моего избирательного округа, глядя на ровную поверхность вечерней бухты. Закат солнца за горами острова Ванкувер создавал романтический настрой, который так часто эксплуатируют Голливуд и открытки "Холлмарк". Но едва созданная романтика сменилась чувством тревоги и отвращения после того как, смотря новости за день в Интернете, я с увидел кадры камеры, установленной на дне Мексиканского Залива. Камера показывала клубы черной нефти, рвущиеся из поврежденной трубы, причем в реальном времени. Подсчеты объемов утечки, данные о колоссальном давлении на этой глубине и свидетельства очевидцев ("Она такая плотная по консистенции! Почти как арахисовое масло!") только усугубляли тягостное впечатление от кадров.
Вспомнился нашумевший несколько лет назад фильм Альберта Гора "Неудобная правда" (Inconvenient Truth). В конце этой апокалиптичной, но вполне себе документальной ленты, сенатор Гор как бы полушутя дает советы в титрах, что мол, требушите ваших представителей в конгрессе США, а если они не шевелятся, баллотируйтесь в конгресс сами и делайте что-нибудь, чтобы спасти планету от показанного в фильме кошмара. На отправленное мною письмо в парламент пришло уведомление от ассистента парламентария, что корреспонденция получена и мистер МакКрэй ознакомится с ней в ближайшем будущем. Я не слышал что-либо еще из его офиса, на этом все кончилось.
Представить себя в роли политика у меня, честно говоря, даже не хватает воображения. Политики делают то, к чему я инстинктивно не предрасположен. Однако единственная причина, которая заставила бы меня двигаться в направлении коридоров власти, была тут - ее было видно из окна. Ее можно было вдыхать, лицезреть и слышать.
Гавань Уклюлета была совершенно безветренной этим вечером; кедры стоящие перед окнами отеля были неподвижными как на фотографии. Иногда сквозь оранжевые проблески заката пролетали утки. От той злосчастной нефтеплатформы в Мексиканском Заливе, это побережье отделял целый континент и канадское законодательство. Это совершенно не мешало пониманию того, что потенциально такое же бедствие может запросто случится и тут, поскольку чуть севернее, у Островов Королевы Шарлотты, были обнаружены большие запасы нефти на шельфе. Заявления от Шелл, Бритиш Петролиум и других акул энергетического сектора то и дело появляются на страницах провинциальных газет с увещеваниями о том, какое благо разработка этих месторождений может принести всей Западной Канаде. Глядя на потоки нефти из обломков трубы на дне далекого водоема, никакого блага не хотелось. Хотелось, чтобы все оставалось так, как есть - киты, кедры, орлы, тюлени, медведи, крабы и Арчи со своим "Зодиаком".
|
|