Интеграция российских учёных: впечатления и мнения участника

06.01.08

Интеграция российских учёных: впечатления и мнения участника

М. Я. Амусья

Физико-Технический Институт им. А. Ф. Иоффе, Санкт - Петербург, Россия

Еврейский университет, Иерусалим, Израиль

Хороший человек в прокуроры не пойдет, в ФСБ не пойдет, да и в наркоконтроль не пойдет. Он лучше физику будет преподавать или скот пасти.

Э. Лимонов

I. Вводные замечания.

Время летит стремительно. Прошло уже почти два десятилетия с того момента, как поездки советских (российских) научных работников на международные конференции, на стажировки или просто по приглашению прочесть лекции, из редчайшей привилегии превратились в обычное дело. За это время существенно изменился состав научного сообщества России, его размер и возраст, да и проявились некоторые общие черты, отражавшие изменения, происшедшие со всей страной, которую сначала называли СССР, а потом, после впечатляющего сокращения, стали именовать Российской Федерацией.

"Реформы" А. Гайдара, начатые с полного одобрения президента России Б. Н. Ельцина, нанесли существеннейший удар по науке, фундаментальной и прикладной. Удар пришёлся и по её исследовательской части, и по системе образования. Слом системы государственного обеспечения учебной и исследовательской деятельности без появления её замены поставили перед научным сообществом проблему буквального выживания. Первым шагом к решению проблемы "снизу" стала дезинтеграция сообщества вплоть до небольших групп и даже отдельных индивидов. Возникла научная эмиграция. Значительная часть учёных, при том отнюдь не худших из них, нашли себе иное применение, далёкое от непосредственной науки. Заметное число, во многом - люди пожилые, не сменили места работы и, старея, поддерживают деятельность научных учреждений, сохраняя, тем самым, что-то из того, что было.

В целом, других подобных примеров распада страны, вызванного чисто внутренними причинами, объективными и у руководства - субъективными, сопровождавшегося кардинальным изменением и перемещением её интеллектуальной элиты, я не знаю. Ни объёма данной статьи, ни уровня моей компетентности в вопросе определённо недостаточно для всестороннего освещения данной темы.

Я хорошо знаком с происходящим лишь в одной, пусть и определённо не последней, области науки - в физике. Точнее, только в её теоретической части. Многое, хотя и в сравнительно узкой области, могу сказать на основе опыта своей группы, своих многочисленных и всё удлиняющихся поездок сначала за рубежи СССР, а затем - России. Определённые представления имею и о ситуации с наукой (в области физики) у "принимающей стороны" - в научных учреждениях США, Израиля, Западной Европы, Японии. Судите сами - по полгода и более я работал и преподавал в США, Великобритании, Германии, Дании. Почти десять лет значительную часть года провожу в Еврейском Университете Иерусалима. Из защитившихся под моим руководством 25 научных работников уехали заграницу или работали там по много лет - восемь, покинули физику пятеро, а двое изначально уже были иностранцы.

Перемещение физиков - теоретиков за рубеж происходило наиболее просто, ибо знания английского языка эта профессия требует уже давно, а предмет занятий - интернациональный. Хорошая школа советской теоретической физики и тот факт, что в советское время талантливые и энергичные наиболее охотно шли в науку, обеспечил хороший спрос. Кроме того, многие имели определённую известность за границей. Новая страна (Россия) почти сразу после своего рождения делами заявила, что наука ей не нужна, а совсем немало людей ответило на это, что такая страна им не нужна.

Отъезд на время или навсегда стал полезен, желателен, и, если уместно так сказать, моден. Процесс быстро пошёл, приводя к интеграции советских учёных в мировое сообщество. В его развитии обнаружилось множество особенностей и "переходного периода", когда отъезд становился массовым, и его дальнейшей стабилизации, продолжающейся и сегодня. В буквальном спасении советских учёных большую роль сыграли и зарубежные общественно-научные организации, и многие отдельные научные работники. Огромную роль в первые, особенно развальные годы, сыграл Фонд Сороса, вне зависимости от личных мотивов его основателя. Именно этот фонд создал систему поддержки научных работников, базирующуюся на объективной, по возможности, оценке их результатов, сведя к минимуму влияние научной и околонаучной бюрократии.

В данной статье я коснусь того, что понимаю под словом "интеграция", каковы её положительные и отрицательные черты, как выглядит она сегодня, спустя почти двадцать лет после начала её бурного развития, отмечу, какими критериями можно оценить степень достигнутой интеграции. Приводя то или иное соображение, я, конечно, имею в виду не только нечто общее, но и конкретные имена, фамилии, учреждения. Как сказал недавно современный крупный деятель, "имена, клички, явки"! Так вот, они у меня в памяти. Я, однако, не буду их называть, оставляя проблему открытой в духе фейнмановской записки во вскрытом им сейфе: "Угадай, кто я!", и свободной для "отгадок" компетентными читателями.

В целом, рассматриваю статью не как научную работу в определённой, пусть даже узкой области, а как собрание воспоминаний и соображений, вполне субъективных.

II. Что такое интеграция?

Под интеграцией науки здесь понимается установление тесных связей между российской наукой, её работниками, и международным научным сообществом. Важнейшим для оценки интеграции является ответ на непростой вопрос: какая сторона оказалась в результате ведущей, а какая - ведомой. Ведь паритет крайне сложен в альянсе одного, предоставляющего свои услуги и другого, за них платящего. Вначале мне лично перспективной казалась партнёрская программа, которую условно можно было бы назвать "дешёвые рабочие головы", в рамках которых за сравнительно небольшие деньги из-за границы научные работники СССР могли бы работать над взаимно интересными проектами, оставаясь в рамках привычной структуры своих научных коллективов. По разным причинам, включая стремительный разлом властью этой самой структуры, указанная программа почти не пошла. Лишь позднее появился целый ряд межправительственных программ, из бюджета которых начали платить научным работникам - "жертвам перестройки".

Очевидными формами интеграции сразу стали поездки и переселения, с последующей работой "под ними", т. е. по тематике "принимающей стороны" и "под собой", с участием стороны принимающей в качестве соавторов или, со-развивателей не своих идей. Независимая работа приехавших оставалась привилегией лишь людей весьма известных.

Переселение очень многих работников требовало от "принимающей стороны" готовности принимать, что невозможно без широких государственных программ. Такие программы, однако, были задействованы лишь в Израиле, что в определённой мере облегчало трудоустройство приехавших, во всяком случае, на первом этапе приспособления к новым условиям. В других странах подобных программ не было, и устройство оказалось делом почти исключительно индивидуальным. Отмечу, что израильская программа предусматривала постепенное перенесение расходов по содержанию вновь прибывшего научного работника с государства на его местного научного руководителя - коллеги. Предпринимались попытки и создавать научно - технические коллективы, практически целиком, состоящие из эмигрантов.

Как всякий массовый процесс, отъезд обнажил и хорошие и плохие стороны "человека разумного". Наряду с проявлениями бескорыстной помощи, вплоть до отправки в Россию бесплатных американских и европейских журналов, нередки были примеры прямой эксплуатации и использования попавших в тяжёлое положение коллег. Самым трудным для временно уехавших стало то, что я позволю себе назвать "пыткой сытостью". Она состояла в том, что раз поехавши и испытав на себе кратковременно "заграничную жизнь", научный работник попадал буквально в наркотическую зависимость от следующего приглашения. Чтобы его получить, многие были готовы повысить свою "потребительскую стоимость", не останавливаясь перед использованием в качестве своей собственности того, что создавалось всей покидаемой лабораторией или группой. Возникла своеобразная "частная форма присвоения" произведенного общественно. Грубо можно сказать, что появился своеобразный бизнес по "продаже и скупке краденного". Увы, он вполне преуспел.

В целом, ту ситуацию, несколько сгустив краски, можно, тем не менее, описать словами поэта: "бьёт мужчина даму в морду, солдат полковника сбивает с мостков". На мой взгляд, всё это явление стало одной из наибольших издержек, моральных, да и материальных, которые влияли на ход процесса интеграции, во всяком случае, в первый её период. Другой стало развращение, по меньшей мере, части, оказавшейся на поверку отнюдь не малой, "принимающей стороны", быстро вошедшей во вкус использования "ново-рабского" труда. Финансовое обеспечение стало нередко заменой творческого, в виде генерации исходных идей, проведения самих исследований и написания статей, элемента. Многие из представителей "принимающей стороны" не выдержали "пытки соавторством", не в силах отказаться от "приписок".

Конечно, и то и то стало возможным благодаря превращению науки в довольно массовую профессию. Как говорил мой покойный научный руководитель проф. Л. А. Слив, "в науку пошёл середняк". В полной мере и в весьма неприглядном свете в процессе интеграции проявилось и лицо этого середняка с двух сторон, с характерными чертами - жадностью до денег и агрессивным нахальством в достижении собственного продвижения и использовании прибывших. Тот факт, что "середняк" численно доминирует и в зарубежной науке стало ясно при встрече обеих сторон "на далёком меридиане", т.е. вдали от СССР.

Специфика длительного пребывания в научной среде богатых и развитых стран состоит в необходимости, прежде чем приобретёшь более или менее постоянную позицию, использовать деньги исследовательских грантов, полученных с помощью научного "хозяина" или им самим. Подобная необходимость приводит к зависимости от "босса", не имевшей аналога в СССР.

III. Плюсы и минусы интеграции.

Начнём с плюсов. Интеграция позволила в непосредственном общении с зарубежными коллегами оценить свой уровень, показать себе и другим, что и мы вовсе не всегда "лаптем щи хлебаем". Кажущаяся не столь важной, эта возможности была крайне существенна психологически.

Открылась возможность, сохраняющаяся в большой мере и до сих пор, посещать международные конференции за счёт зарубежных организаций и фондов. Удалось острее почувствовать, что является важной с точки зрения сообщества проблемой, какова реальная "научная мода" в той или иной области исследования, понимание чего крайне важно для научного работника. Возникла возможность проводить исследования на лучшем оборудовании, с использованием наиболее совершенных установок типа ускорителей элементарных частиц, источников электромагнитного излучения сплошного спектра и очень высокой интенсивности. Открылась возможность участия в создании подобных установок, материализации выношенных ещё в СССР идей.

Знание языка, быстро улучшающееся с ростом потребности в нём, позволило публиковать результаты исследований в любых журналах, включая и наиболее престижные, сделать эти результаты известными гораздо более широкому кругу профессионалов. Конечно, для особо выдающихся всегда справедлив принцип "не место красит человека, а человек место". Есть примеры выдающихся идей, опубликованных в малоизвестных трудах какой-нибудь школы. Однако публикация в журнале с высоким "фактором влияния" очень важна для научного работника.

Возникла возможность, благодаря личному присутствию в зарубежных центрах, на международных конференциях, путём ссылок в публикациях обеспечить признание приоритета не только нынешних, но и прошлых работ, своих и своих коллег из СССР.

Немаловажным явился и факт интернационализации признания, получения наград, которые уже трудно было соотнести с проявлением благосклонности местных, российских бюрократов от науки или высокой должностью награждаемого.

Возникли и частные научно-технические фирмы, в которых уже всю ответственность за результат - проведенное исследование, предложенную идею или разработку, брали на себя учёные - эмигранты. Подобные фирмы определённо можно считать проявлением интеграции в мировое сообщество.

Обсуждаемая нами интеграция отнюдь не состояла из одних плюсов. Напротив, даже до сих пор минусы, её сопровождавшие, перевешивают связанные с нею плюсы. Главный минус - это реально имевшая место "утечка умов" и разрушение научных школ СССР. Уехали многие крупнейшие учёные. Связанные с ними школы распались в России, но не восстановились за границей. Правда, трудно предполагать, что эти школы могли бы сохраниться, не покинь крупнейшие учёные Россию в процессе кардинального изменения её политико-экономической системы. Происшедшее существенно сказалось и на преподавании, что привело, вместе с объективной переориентацией общественного интереса, к снижению среднего уровня тех, кто хочет связать свою жизнь с наукой. Определённо неверно считать, что отъезд затронул лишь незначительную часть научной элиты, которая в основном сохранила место своего пребывания. Напротив, отъезд многих крупных людей посеял сильные опасения и чувство неуверенности в своих силах у их бывшего окружения.

Нередко говорят, что отъезд крупных учёных, по сути, сохранил российские естественные науки, которые интернациональны по существу, и что с этой точки зрения неважно, в какой точке мира работает тот или иной конкретный учёный. Иногда приходится слышать, что массовый отъезд начала девяностых был своего рода благом, обеспечив небывало широкое "распространенье наше по планете", о котором не могли даже мечтать ни Пётр Великий, ни Сталин, применявшие для этого силу оружия. Говорят о создании русской "ойкумены", охватывающей весь мир и имеющей своим центром Россию, или - конкретнее, Москву. Считаю, что подобные идеи относятся к чистой фантастике.

Уехавшие, во всяком случае - научные работники в своём труде, становятся в значительной мере элементом местной науки и культуры. Даже с учётом интернационализма естественных наук, невероятно себе представить членов этого сообщества реальными, а не фиктивными, для отчёта организаторов, участниками такой ойкумены. Для восстановления научного потенциала России требуются со стороны власти гораздо более серьёзные шаги, нежели словесная попытка превратить нужду в добродетель. Эти шаги должны не только касаться материального обеспечения научных работников России, освобождения их от участи "батрачных мужиков", едущих "на заработки", но и проведения чёткой политики, которая восстановила бы исчезнувший престиж научной работы в глазах общества. При этом следует иметь в виду, что хотя близкое знакомство с "цивилизованным миром" и подточило былой идеал, оно всё-таки определённо "развратило" уехавших и много ездящих - у них теперь другие, плохо подчиняющиеся, к примеру, "властной вертикали", представления о личных свободах и своих правах.

С другой стороны, общность языка, привычек, методов работы определённо привела в ряде случаев к укреплению связей между бывшими советскими (и российскими) учёными. Этому немало способствует и довольно острая нужда в "рабочих головах", идущих в физику в развитых странах, поскольку коренная молодёжь этих стран тяготеет к иным, более прибыльным видам занятий. На этом рынке развернулась острая конкурентная борьба между китайцами, индусами и россиянами. Участники её понимают, что без взаимопомощи, основанной на обществе стран "исхода", выиграть в такой борьбе трудно: коллективные объединённые способности с их принципом "ты мне - я тебе" определённо сильнее индивидуальных. Но наряду с "притяжения", есть множество примеров крайне сильного конкурентного "отталкивания" "соотечественников" между собой.

Конечно, легко можно найти желающих создать, скажем, "международную академию русскоговорящих учёных", чтобы стоящим около науки и кормящимся при ней было членами чего становиться. Можно провести конференции учёных - "соотечественников". Но всё это ни в малейшей мере не заменит проживание крупного человека в своём естественном окружении, где и научные работники и языково-культурная среда взаимодействуют и способствуют интеллектуальному развитию друг друга.

Новые возможности за рубежом открылись, несомненно, не перед всеми. Часть людей, ранее успешных, уехавших из СССР и, позднее, России, не смогла найти себе "места под Солнцем". Причины этого лежали в возрасте, недостаточной гибкости, недопонимании механизмов действия капиталистической научной системы, которая издали казалась куда более чистой и альтруистичной и заметно менее прагматичной.

Трудности с ограниченной величиной "окна возможностей" привели к переквалификациям, уходу из науки, посеяли отчаяние и нигилизм, фактически ликвидировав научную деятельность ряда людей.

IV. Интеграция сегодня

На сегодняшний день интеграция проявляется в существовании многих совместных проектов, активном участии в конференциях, получении международных стипендий на уровне студентов, аспирантов, и недавно защитившихся учёных, а также премий как за отдельные исследования, так и по совокупности работ. Особо отмечу немецкие программы, в первую очередь фонда им. А. Гумбольдта.

Множество россиян работает практически постоянно за рубежом, и некоторые из них заняли высокие научные позиции в странах "принимающей стороны", стали в них полными профессорами и членами академий. Конечно, и по оплате, и особенно по пенсии большинство уехавших не достигает уровня "аборигенов" на той же должности. Крупные учёные сохранили свой статус, но потеряли школы. Помимо своих школ, они потеряли привычное окружение с его стилем работы. К примеру, ушли в прошлое многочасовые семинары с непременным "выяснением истины", обычно отличающейся от предлагаемой докладчиком. Исчезли, оставив приятные воспоминания, привычные поклонники и открытые враги.

Ряд специалистов свой статус резко подняли. Трудности адаптации, включая изучение и применение на практике новой науки "получение грантов" тоже оказались преодолимыми. Однако нельзя не заметить явного замедления в получении новых результатов, особенно маститыми учёными. Это не удивительно, поскольку требовалось как можно быстрее подтвердить свой бывший статус. Для этого нередко достаточно было "поставить на стол вчерашнюю, разогретую еду". Ведь "железный занавес", даже изрядно проржавев, служил надёжным барьером, препятствующим проникновению с Востока на Запад информации об идеях и результатах их воплощения.

Определённое снижение неизбежного при таком подходе качества работы, отсутствие привычных сотрудников и интеграция в новые команды отразились, как мне кажется, в уменьшении числа наиболее престижных, приглашённых докладов, делаемых бывшими и сегодняшними российскими учёными на конференциях вне пределов России. Это участие определённо ниже того, на которое можно было бы рассчитывать, исходя просто из примерного численного паритета советского и американского научных сообществ. Зато увеличилось участие на уровне постерных, т. е. не отбираемых Оргкомитетами, докладов.

Весьма существенно, что, пролистав буквально любой физический журнал, натыкаешься на множество статей как совместных с российскими учёными, так и ещё много больше - с российскими фамилиями, но нероссийскими местами работы. Последнее даёт представление о том однонаправленном перемещении научного потенциала, которое произошло вследствие затянувшейся более чем на десять лет "бескормицы", начало которой положил год 1992, и день - 2 января.

Одним весьма примечательным, хотя и немноголюдным проявлением интеграции стало появление научных "челноков". Хочу отметить не тот аспект их деятельности, который связан с экспортом идей и результатов в обмен на свободно конвертируемую валюту. Такая деятельность была полезна, во всяком случае, в первой половине девяностых. Я же хочу отметить "челночную" деятельность на "стыке России с зарубежьем", когда весьма скромные научные работники, давно уехавшие из России, организуют всевозможные сотрудничества, представляются своим покинутым коллегам могучими поставщиками грантов, хозяевами и директорами мощных фирм, в сущности типа "Рогов и копыт". Увы, даже в век Гугла Россия щедра к современным Хлестаковым, ревизоры не едут, а награды и звания "блудным детям" становятся началом нового витка "блуда", уже теперь среди бывших россиян в зарубежье. С другой стороны, чем бы они не руководствовались, "Хлестаковы" приносят и определённую пользу, направляя свою энергию в том числе и на организацию совместных с Россией конференций и неформальных образований.

Трудно говорить об "интеграции сегодня", не упоминая её побочный продукт - развитие квази - науки - и анти - науки. Новая эпоха интеграции стала и эпохой расцвета "вечных двигателей", липовых сообществ, не имеющих к науке ровно никакого отношения, появления и легализации новых званий и степеней, типа магистра и доктора "эзотерических наук". Эти "учёные" не просто интегрировались. Они в значительной мере возникли, чему способствовал Интернет, невежество большинства граждан любой страны, возможность публиковать абсолютно всё без не всегда справедливого, но очень полезного для общественного приличия рецензирования специалистами той продукции, что претендует на научность.

Ничем не сдерживаемое, движение квази- и анти - науки резко усилилось в обсуждаемый период и заняло позиции, аналогичные тем, что занимает во множестве развитых стран, образовав разветвлённое квази - научное сообщество, со своими журналами, электронными и бумажными, конференциями, собраниями - посиделками и т. п. На радио, в газетах, на экранах ТВ частыми "учёными" гостями стали телепаты, провидцы, борцы с "нечистой силой", "специалисты" по НЛО и т.п. К подобной деятельности относятся и атаки на теорию эволюции, восходящую к Ч. Дарвину.

Бессмысленно и неверно ругать технический прогресс, приведший к развитию целой сети нерецензируемых электронных журналов, что, помимо быстроты публикации, обеспечивает и распространение псевдо - науки. По последней причине, лично я сначала был их противником. Однако сейчас своё мнение сменил, поскольку вижу, что эти средства научной коммуникации позволяют с ранее невиданной скоростью распространять научную информацию. При этом читатели умудряются отделять зёрна от плевел. К примеру, знаменитый Архив Лос-аламосовской национальной лаборатории США содержит почти полмиллиона статей по физике, математике, биологии, компьютерным наукам и статистике в открытом и бесплатном доступе. Мне известен по крайней мере один случай публикации совершенно выдающейся работы только в электронном виде, даже без последующей реферируемой бумажной версии.

Стоит упоминания и получившая развитие в Израиле (примеры в других странах мне неизвестны) самоорганизация и само-локализация бывших советских учёных. Не заняв по тем или иным причинам (возраст, насыщенность рынка, недостаток квалификации) позиций в местном научном сообществе, они организуют неплохо посещаемые семинары, конференции, издают сборники трудов, что на мировую науку, однако, практически никак не воздействует.

V. Критерии оценки интеграции

Интеграция науки есть сложное, многоплановое явление. Едва ли его можно оценить всесторонне одним или даже несколькими численными характеристиками.

Обычно считают, что вообще оценить научную творческую деятельность каким-либо числовым показателем невозможно. Трудность здесь начинается с определения самого понятия науки, которое, как и всякое точное содержательное определение - едва ли возможно. А, тем более, как измерить числом такие тонкие материи, как вдохновение, удачу, озарение, наконец? Как числом сопоставить научные достижения, правильнее сказать, подвиги Максвелла и Больцмана, Эйнштейна и Бора, Архимеда и Пифагора?

Однако уже давно было замечено, что даже этих великих творцов, их бессмертные творения можно оценить по тому, как они используются другими людьми, в первую очередь - в научных книгах и журналах, при всей неоднозначности определения того, какая книга или журнал научные, а какие - нет.

Уже давно в качестве численных показателей научного творчества было предложено учитывать число работ и число их цитирований, обычно называемое индексом цитирования. Конечно, всю относительность числа работ как показателя научных достижений можно усмотреть в знаменитом обмене любезностями двух великих математиков. Гениальный немец К. Гаусс попросил аналогичного француза О. Коши "остановить научный понос", на что последний заметил, что не видит преимуществ "запора перед поносом".

Думаю, что оба этих показателя - число публикаций в международных журналах и индекс цитирования можно и следует сейчас использовать для оценки степени интеграции российских учёных в мировую науку. Конечно, число работ даже малоспособный, не обременённый высокими принципами научный работник может увеличить путём полуповторения своих творений во второ-, третье-, да и четверосортных научных изданиях, равно как и коллективизацией авторства по принципу "я впишу тебя, ты впиши меня " (что приводит к увеличению списка публикаций каждого на две вместо одной позиции). Это можно сделать и в условиях интеграции, пожалуй, с не меньшим успехом, чем без неё.

"Индекс цитирования" (ИЦ), т.е. число упоминаний данной работы в трудах коллег был долгие годы малодоступен и ориентировался на фамилию лишь первого автора. Широкое использование мощных ЭВМ и персональных компьютеров вместе с Интернетом позволяет отслеживать всех авторов много-имённой работы, почти мгновенно обследовать огромное число журналов и книг. Появилась возможность учитывать с разным весом публикации в часто цитируемых и редко цитируемых журналах, введя так называемый "фактор влияния" и другие, весьма тонкие уточнения и поправки.

Существенно, что соответствующая информация стала общедоступной бесплатно, с помощью искателя Google Scholar и ему подобных. Есть и платные источники информации о цитировании научных работ, к примеру, сайт Института научной информации США (см. http://apps.isiknowledge.com). Для поиска нужно знать лишь ФИО и за доли секунды можно получить, пусть и имеющую определённые недостатки, но объективную, т. е. создаваемую без прямого участия начальства, информацию о том, "Who is who, and who is not" о каждом "подозреваемом".

Спешу отметить, что вполне сознаю недостатки любого количественного показателя. Ловкие люди быстро научаются приводить свои показатели в порядок. Ведь человек умнее машины, собирающей о нём данные, не правда ли? Да и присуждаемые людьми, не машинами, знаки научного признания, даже высочайший из них, Нобелевская премия, носят подчас печать некоторого субъективизма в оценке.

Показатели можно искусственно улучшить, и по числу работ, и по наличию учёной степени. Ведь не случайно растёт, к примеру, в России, "остепенённость" начальствующего состава. Так что и на "индекс цитирования" найдут укорот, т.е. способ его быстро увеличивать или преуменьшить значение как показателя работы.

Однако чем больше вдумываешься в "индекс цитирования", тем в большей мере его на сегодняшний день ценишь в первую очередь именно как показатель вклада в науку индивида. Ведь ИЦ демонстрирует, притом сразу за многие годы, кому и в какой мере была нужна данная работа, а после суммирования по всем работам становится ясно, нужен ли кому-то данный научный работник. Выяснив ИЦ для значительного числа российских и зарубежных учёных можно сравнить их среднее (на "учёную душу") влияние на мировую науку и судить по этому о степени интеграции.

Конечно, ничто не запретит любому у себя дома или в кругу почитателей быть "непризнанным гением" при любом ИЦ. Но вот определять меру признания ИЦ вполне может.

В принципе, средний ИЦ мог бы отличаться существенно для разных областей науки. Но примечательно, что, посмотрев его для нескольких Нобелевских лауреатов в области физики и экономики, я такого отличия не обнаружил.

Имея в виду сравнение достигнутого международного признания и вклада в мировую науку, я сравнил ИЦ физиков и экономистов, обращая внимание в первую очередь на наиболее видных представителях науки. В качестве мерила "видности" я принял членство в Российской Академии наук. Особое внимание уделил Секции экономики РАН. Результаты оказались удивляющими и удручающими. Из 17 членов секции - академиков ИЦ ниже 200 имели 10. Из 22 членов-корреспондентов секции, практически у всех ИЦ ниже 100. Это примерно на порядок меньше, чем у физиков. Подобная ситуация говорит о том, что Секция экономики РАН не является существенно влияющей частью мировой экономической науки.

Разумеется, физика в гораздо большей мере интернациональна, нежели экономическая наука, часть которой может быть "привязана" к своей стране, уменьшая резко ИЦ того или иного научного работника. Но в данной статье я говорю об интеграции в мировую науку сейчас, по прошествии почти двадцати лет с начала быстрого развития этого процесса. За эти годы общение Запад-Восток стало открытым, экономика России сблизилась с мировой и её проблемы уже давно во многом интернационализированы. С этой точки зрения ИЦ - очень важный показатель. Понятно, что многие виднейшие в России экономисты, люди немолодые, испытывают значительные трудности с интеграцией в мировую науку. Однако есть опасность, что собственные недостатки в этом отношении они передадут ученикам, закрепляя локальный, а не международный характер своей отрасли науки.

Вероятно, полезно было бы изучить ИЦ и для других гуманитарных отделений РАН, помимо Секции экономики. Хотя это просто сделать для каждого отдельного имени, изучение ИЦ для целой секции есть, тем не менее, довольно трудоёмкая задача.

Примечательно, что данные, полученные в изучении ИЦ с помощью искателя Google Scholar, находятся в согласии с результатами исследования, о котором автор узнал из "Независимой газеты". В ней 28.09.2005 появилась статья об отчёте "Оценка состояния Российской академии наук", в которой говорится: "Сухой остаток отчета таков. ..."- Эффективность гуманитарного сектора академической науки очень низка - доля в нем кадрового балласта составляет более 90%. В негуманитарном сегменте доля балласта 53%. Неэффективным академическим ученым свойственна завышенная самооценка их научных достижений - 75% из них считают себя эффективными, действующими учеными".

Упомянутое исследование основано на опросах 1200 научных сотрудников в 30 академических институтах 11 городов Российской Федерации. Сравнение с приведенным мною результатами сопоставления ИЦ физиков и экономистов является доводом в пользу того, что существует простая возможность получить информацию о качестве научного работника, в том числе и о себе лично, коли принадлежишь к этому социальному слою, не заказывая никому весьма трудо- и деньгоёмкого исследования.

Конечно, низкий ИЦ, в особенности свой, всегда можно объяснить рядом каких-то других, не уровневых причин. Однако знание ИЦ - иногда горькая, но при правильном к ней отношении, целительная пилюля, поскольку позволяет сравнительно объективно оценить себя и своё место. Знание это, при разумном к нему отношении, стимулирует научную работу, развивая дух соревнования и обостряя в хорошем смысле конкурентную борьбу.

Разумеется, помимо ИЦ возможно найти и уже находят более рафинированные объективные критерии деятельности отдельного работника и всего научного сообщества в целом. Однако в поддержку ИЦ в его сегодняшнем виде можно привести ряд соображений:

-- Индекс цитирования (ИЦ) - объективный показатель, трудно поддающийся манипуляциям или административному давлению,

-- В целом, "нецитируемый" означает "ненужный". Разумеется, это неприменимо к новым революционным работам, что вносит некоторую погрешность,

-- ИЦ отражает важность научной работы данного автора для научного сообщества в течение довольно длительного времени,

-- ИЦ учёного может быть высоким, даже если число работ и мало, но они важны, т.е. используются научным сообществом,

-- Как всякий цифровой показатель, он в определённой мере ограничен, но с ним абсолютно необходимо считаться, если пытаться придать оценке деятельности научного работника объективность.

VI. Заключительные замечания

Изменения политической и экономической системы, приведшие к самоликвидации СССР и созданию Российской Федерации, поставили перед бывшим советским научным сообществом проблему выживания. Оно стало возможным в значительной мере благодаря интеграции в мировое научное сообщество.

На сегодняшний день, когда острейшая "бескормица" осталась явно позади, многие проблемы и подходы к их решению, связанные с интеграцией, также ушли в прошлое. Теперь важнейшие проблемы развития науки связаны с теми молодыми людьми, которые родились как учённые сравнительно недавно, уже в период стабильной интеграции. Место своей работы и проживания они выбирают, и будут выбирать под влиянием "конъюнктуры мирового рынка", исходя из, скорее всего, когда-то осуждавшегося в СССР, но, к сожалению, извечно живого принципа "рыба ищет, где глубже, а человек - где лучше".

Однако любая крупная развитая страна, желающая оставаться таковой, обязана обеспечить достойные условия для развития не только международной, но в первую очередь своей науки и образования, что включает материальное обеспечение, издание журналов, организацию конференций и т. п. Это, с точки зрения безопасности государства и его будущего, куда важнее ракетно - ядерного "щита", оказавшегося, к примеру, неспособным уберечь СССР от развала. Об этом прошлом полезно помнить, если думаешь о будущем.

Статья написана по просьбе Оргкомитета конференции "Интеграция российских учёных в мировую науку", проходившей в ноябре 2007 в Санкт - Петербурге, Россия.

Действия "команды Гайдара" ассоциируются с придуманной мною историей. Человек пришёл к врачу и пожаловался на боль в животе. "Прилягте и обнажите живот",- сказал врач, уходя за ширму, вероятно, чтобы помыть руки перед осмотром. Как только пациент исполнил указание, из-за ширмы выскочил толстый, низенький человек, вовсе не врач, с ножом в руке. Он одним движением резанул живот пациента и воскликнул: "Операция неизбежна. Другого выхода нет!".

Замечу, что и вне науки многие физики (а именно пример этой группы научных работников будет рассмотрен в настоящей статье) заняли важнейшие позиции в современной России, оказавшись и вблизи президента, и среди министров, и на других, сейчас важных участках.

Примечательно, что внезапно обедневшее правительство России отказывалось сначала нести даже небольшие расходы в рамках таких программ, как INTASS.

Это не первый исход из России интеллектуальной элиты. Достаточно напомнить массовый отъезд - высылку в послереволюционные годы. Восстановление потребовало от властей СССР огромных усилий и средств, так и не скомпенсировав полностью, по моему мнению, потери.

В конце концов, эта организация была бы ничуть не менее, но и не более бессмысленна, чем созданный пять лет назад "Всемирный конгресс русскоязычных евреев".

.Window of opportunity

Неопознанные летающие объекты.

Стоит отметить, что и сами издатели нереферируемых электронных журналов принимают определённые меры против появления у них ненаучного мусора.

Подчёркиваю, что говорю лишь о чисто научном аспекте, оставляя в стороне возможные общественно - важные аспекты деятельности данного человека, включая организаторскую, политическую и т.п. Вообще, "не учёный" вовсе не значит "ненужный" или "плохой" человек. Как писал когда-то Р. Фейнман по схожему поводу: "Любовь - не наука. Но от этого она не становится менее приятной".

Очевидный недостаток легко доступного индекса цитирования - он не различает лиц с одинаковыми фамилией и инициалами. Поэтому наличие подобного успешно работающего "двойника" полностью искажает картину. Не анализируя цифру Google Scholar детально, к ней следует относиться лишь как к верхнему пределу.

Оставить комментарий © Copyright Амусья Мирон (amusia@012.net.il) Обновлено: 17/02/2009. 38k. Статистика. Статья: Израиль		Ваша оценка:
Аннотация: В данной статье я коснусь того, что понимаю под словом "интеграция", каковы её положительные и отрицательные черты, как выглядит она сегодня, спустя почти двадцать лет после начала её бурного развития, отмечу, какими критериями можно оценить степень достигнутой интеграции. Приводя то или иное соображение, я, конечно, имею в виду не только нечто общее, но и конкретные имена, фамилии, учреждения. Как сказал недавно современный крупный деятель, "имена, клички, явки"! Так вот, они у меня в памяти. Я, однако, не буду их называть, оставляя проблему открытой в духе фейнмановской записки во вскрытом им сейфе: "Угадай, кто я!", и свободной для "отгадок" компетентными читателями.

Амусья Мирон: другие произведения.

Интеграция российских учёных: впечатления и мнения участника