Два года тому назад в Москве должен был выйти сборник воспоминаний о Мстиславе Васильевиче Волкове, посвященный 80-летию со дня его рождения. Мне как ученику М.В.Волкова предложили написать свои воспоминания о нем. "Воспоминания о Директоре - 40 лет спустя" называлась статья, так и не увидевшая свет, как и сборник вообще. Почему и как получилось, что сборник не был издан, мне неизвестно. Я помещаю рассказ о Директоре в эту книгу.
Известие о кончине моего научного руководителя и учителя Мстислава Васильевича Волкова пришло ко мне сюда, в Израиль, с большим опозданием. Но печаль и глубочайшее сожаление были от этого не меньшими. Я узнал, что Мстислав Васильевич уходил из жизни в мучениях и страданиях. У меня не укладывалось в голове, что печальный рассказ ведется о хорошо мне знакомом, энергичном и талантливом руководителе ЦИТО. Молодой, всегда подтянутый, элегантный, оптимистичный - именно таким я помню Мстислава Васильевича, хотя прошло почти 40 лет, как наши дороги разошлись. А шли мы одной дорогой три года...
1961 год. Мои друзья и я заканчиваем клиническую ординатуру в ЦИТО. На место директора института Н.Н.Приорова назначен молодой доктор наук из детской клиники проф. Терновского М.В. Волков. ЦИТО замер в вопросительном ожидании, все заинтригованы и только об этом говорят. И вот, наконец, институт увидел нового директора - стремительного, хорошо и со вкусом одетого, красивого. Я помню, как проф. М.Д.Михельман, увидев, как новый руководитель института взлетал по лестнице вверх, провидчески заметил: "Ну-ну, если новый директор так прытко сигает через три ступеньки, он (и мы с ним) да-а-леко пойдет!". Так оно и получилось!
Говорили, что новый директор никого с собой не привел, не пришел со своей командой, как это было принято. Разве что выполнил свое обещание, данное тяжело больному проф. Языкову, взять в ЦИТО замечательную Ксению Максимиллиановну Винцентини и талантливого Володю Голяховского. И этот факт говорил в пользу нового директора. Весьма прибавило уважения к нему его бережное и тактичное отношение к памяти первого директора и основателя ЦИТО Н.Н.Приорова. Перед моим мысленным взором, как кадры кинопленки, прошли фрагменты воспоминаний о вечерах, консультациях, беседах и операциях, многих минутах и часах общения с незабвенным Мстиславом Васильевичем. Человек он был значительный, одаренный, и все встречи с ним запомнились до последних мелочей и навсегда. Новый директор решил судьбу ряда клинических ординаторов следующим образом: "Летом вы поедете работать на целину, а вернетесь... моими аспирантами". Мы охотно приняли предложенный нам "ченч", проработали лето в Целинограде и области, а вернувшись, сдали экзамены в аспирантуру "в режиме наибольшего благоприятствования". Мстислав Васильевич дал своим аспирантам реальные клинические темы диссертаций из области костной патологии, которой он посвятил многие годы своей жизни. Мне Мстислав Васильевич предложил заняться болезнью Олье. Он с особым чувством говорил мне: "Это золотая тема! Я "люблю" эту болезнь, я отдаю ее Вам с кусочком своего сердца" (Мстислав Васильевич мог быть и лиричным). Вскоре я понял, что шеф был прав: тема была конкретной, очень интересной, в ней можно было найти что-то новое, незамеченное прежде, построить реальную классификацию заболевания, сказать новое слово в лечении больных. Все 3 года аспирантуры Мстислав Васильевич не упускал из виду меня и мою работу, я постоянно ощущал его внимание. А "праздником сердца" были операции, которые я выполнял под его руководством. Рабочий день Директора был расписан по часам и минутам, был наполнен сотней всяких дел, и он успевал везде, вникал во все детали и решал десятки вопросов и проблем квалифицированно, творчески и по-деловому. Даже незримо М.В.Волков был во всех институтских делах. Бывало я переживал от того, что не получается общаться с ним столь часто, как хотелось бы мне. Было у нас много коротких встреч, и я получал на лету какой-нибудь совет, указание. Тогда мне этого казалось мало. Позже я понял, как важно было для моей работы то, что сказал шеф как бы походя". По теме диссертации я опубликовал около 10 статей; наиболее крупные и важные работы шли за подписями М.В.Волкова и моей. Я считал для себя честью видеть на первом авторском месте его фамилию, ибо, во-первых, диссертация творилась под его патронажем, во-вторых, полностью использовался материал Мстислава Васильевича, и все операции выполнил или он лично, или я под его руководством, в-третьих, Мстислав Васильевич всегда внимательно прочитывал мои работы и корректировал их.
В 64 году, когда работа над диссертацией близилась к завершению, Мстислав Васильевич предложил подготовить солидную, обобщающую наш самый большой в литературе на то время материал, статью для опубликования в американском журнале. Я с энтузиазмом молодого ученого выдал большую статью, шеф отредактировал ее, перевел на английский и отправил в журнал. Статью... не приняли. Я думаю, потому что в ней была чрезмерная доля русского патриотизма: вроде и не Олье первым описал дисхондроплазию, а наш д-р Агаджанов, и вообще мы всюду первые. Занесло меня... Будучи аспирантом директора института, я, случалось, авантюристически пользовался этим положением. Имя Волкова зажигало повсюду зеленый свет. Прихожу, скажем, в фотолабораторию: "М.В. просил сделать по-быстрому вот это фото в трех экземплярах". Какой разговор! Назавтра все было готово без всяких формальностей. За глаза мы называли Мстислава Васильевича "M.B." (Позвольте в дальнейшем рассказе пользоваться этой аббревиатурой). В институте М.В. уважали, слушались и почти не прекословили. Себе дороже возражать и нервировать директора! Но, помню, был один потешный случай. На одной из утренних конференций М.В. с председательского места выговаривал молодым врачам за то, что они не пришли на какое-то заседание Общества. Было на дворе дождливо и тоскливо в зале. Вдруг как вспышка молнии из зала, с места: "Мстислав Васильевич, вы неправы!". Со стула поднимается клинический ординатор, мой давнишний друг Петя Багдасаров. Зал ахнул: "Кто посмел?!". Роза Львовна Гинзбург заволновалась: "Это кто?! Кто такой?! Что он?!". Веня Лирцман зашипел мне в ухо: "Ты кого, ... , привел? (Петя поступил в ординатуру с моей "подачи")". М.В. застыл с иронической улыбкой и колючим взглядом. Петя продолжал: "Вы не правы, Мстислав Васильевич, так как я, например, не знал, что будет Общество. Знал бы, пришел". Мыльный пузырь лопнул, М.В. улыбнулся шире, зал облегченно вздохнул и оживленно зашевелился...
Такту, выдержке и самообладанию, некоторой аристократичности и достоинству Мстислава Васильевича невольно хотелось подражать. М.В. сделал для ЦИТО и вообще для советской травматологии и ортопедии очень много, причем за короткое время. Именно при нем институт сделал мощный прорыв вперед и вышел на международную сцену. Мы стали участниками различных зарубежных форумов, вошли в СИКОТ. ЦИТО наводнили "дети разных народов". Упал железный занавес, отделяющий нас от мировой науки и техники. В институте открывались новые отделения, лаборатории, заработали новые проекты. ЦИТО переживал свой золотой век, и вместе с ним восходил на ортопедический Олимп директор ЦИТО им Н.Н.Приорова академик АМН СССР М.В.Волков. Действительно, такого директора институт не знал ни до М.В.Волкова, ни после него. Таким вот ярким, необычайно деятельным, полным неиссякаемой энергии и воли я помню "раннего" Волкова. Однако и тогда, на пике славы, у него бывали минуты усталости и меланхолии. Однажды в его служебной машине, куда я не помню, как попал, М.В. с грустью сказал: "ну вот я мечусь, добиваюсь, борюсь, рвусь вверх, отдаю много сил институту, а дальше-то что? Что будет в конце, в итоге? В лучшем случае место на Новодевичьем"... После его ухода из института мы случайно встретились в метро. С болью в душе я видел, что это уже не тот М.В. Рядом со мной сидел уставший человек ("А.А., 17 комиссий за год! Каково это выдержать..."), потускневший взгляд раннее живых глаз и обида, которую М.В. не хотел показать. Мне передалось его состояние, и я сопереживал своему патрону. Но что я мог сделать? Подбадривать, утешать? Это было бы некорректно. Молча слушал... В последний раз я видел М.В. на консультативном приеме в тушинской клинике проф. Долецкого. И я снова с обидой в сердце переживал за моего учителя и наставника, ибо в памяти моей еще жил образ блестящего ортопеда, яркого талантливого человека, выдающегося руководителя, неповторимого Директора. Таким он и остается в моем сердце и моей памяти до сего дня.