Моя мама - ее звали Эсфирь - жила в Самарканде одна с
1977 года, после того как умер отец. Двери нашей квартиры выходили в большой общий двор. Мама жила одна, но не была одинока. Общительная и дружелюбная, моя добрая мама была окружена вниманием и добрым отношением соседей.
Я уже давно жил и работал в Москве, но прилетал к маме 1-2 раза в год или привозил ее в Москву. Хорошие соседи, мои друзья, не оставляющие маму без поддержки и опеки, - все это давало мне спокойствие за мамину жизнь, за ее "одиночное плавание".
Прошли годы, пришла старость. Маме становилось жить одной все сложней и трудней. Ситуация усугублялась эпизодическими падениями дома. И вот случилось то, что могло случиться: при падении на пол мама сломала шейку бедра. Часа три она лежала на холодном полу (был декабрь 1989 года), не в состоянии доползти до дивана. Соседка Света, почувствовав что-то неладное, открыла дверь имеющимся у нее ключом от квартиры и застала маму обессиленно лежащей у двери...
В травматологической больнице Самарканда диагностировали перелом шейки бедра и наложили на сломанную ногу гипсовый "сапожок с распоркой" до колена - чтобы нога "не отваливалась" кнаружи. Этому способу лечения более ста лет, он давно стал достоянием истории. Ну а Самарканд - город исторический, вот и применяются там способы лечения исторические!
Узнав о случившемся, я срочно вылетел домой. Коля Агаджанов, муж Светы, привез меня в больницу. Застаю бедную маму лежащей неподвижно на спине, на деревянном щите с тонким матрацем, без каких-либо приспособлений для того, чтобы присесть, приподняться. Так можно лежать старому человеку только в ожидании смерти! На крестце у мамы уже намечался пролежень, в легких прослушивались застойные хрипы... Еще день-два задержись я в Москве, мой приезд уже не имел бы смысла... Я представился дежурному врачу и попросил разрешения срочно изменить кое-что в уходе за больной, подчеркнув при этом, что завтра я забираю маму домой. Получив согласие, я снял с больной ноги гипс; мы с Колей убрали из-под мамы щит, добавили нормальный матрац и укрепили над кроватью металлическую раму. Мама сразу же почувствовала облегчение: кончилась пытка неподвижностью.
Назавтра в больницу на "Скорой" приехала моя подруга Вика, и мы благополучно перевезли маму домой. Началась подготовка к полету в Москву. Я прослушал у мамы хрипы, расценил их как признак воспаления легких и начал курс пенициллинотерапии. Дней через пять упала температура, легкие очистились от хрипов. Научил маму садиться в кровати, помогал ей много раз поворачиваться с боку на бок, научил делать дыхательную гимнастику. Весь уход взял на себя. Тогда стояла суровая зима, температура снижалась до -16º. Замерзала вода в кране, иногда не подавали газ. В общем, все было непросто, но я чувствовал себя счастливым: своими руками, всем накопленным опытом я вытягивал маму из пропасти! Я отдавал ей сыновний долг, любовь и заботу. Помогали друзья, взяв на себя обеспечение нас едой, продуктами, я многим обязан им за поддержку в те трудные дни. Коля и Света Агаджановы, Гена и Вика Маричевы, подруга детства Вика Сорокина, мой институтский друг Роза Икрамова... Я называю здесь их имена с любовью, отдавая им дань благодарности и признательности за неоценимую помощь в те трудные дни...
Билеты на рейс "Самарканд - Москва" были у нас на утро 31 декабря. Приехала Вика на "Скорой", маму тепло одели, укутали и на носилках внесли в машину. Приехали в аэропорт и узнали, что вылет отложен на вечер. Возвращаемся. Вносим носилки. Укладываем на постель. Раскутываем. К вечеру процедуру повторяем в обратном порядке. В аэропорту узнаем, что рейс... состоится! Коля был со мной до последнего момента, пока мы не уложили маму на три кресла одного ряда. У Коли дома собирались гости, я просил его поспешить к ним, но он не оставил нас, пока не убедился, что все сделано, и маме удобно. За все время переездов на "Скорой", перекладывания, переодевания мы не слышали от мамы жалоб и стонов. Ее больше всего огорчало то, что она приносит мне и близким хлопоты, беспокойство. И так было всегда, до последних дней ее жизни.
В салоне самолета, кроме нас, летели всего четыре пассажира. Нам повезло: экипаж лайнера стремился попасть к Новому году домой, в Москву. Поэтому летчики добились вылета практически пустого самолета. Как-то поспешно взяли старт и уже в 10.30 приземлились во "Внуково". Также стремительно мчалась из аэропорта в больницу "Скорая". За 15 минут до Нового года мама уже лежала на кровати в моем отделении. Через неделю мы с коллегами прооперировали маму, произвели замену сломанной шейки бедра на металлический внутренний протез. Операция прошла нормально. Мама стоически перенесла нелегкий послеоперационный период, стараясь не беспокоить меня и персонал отделения лишними жалобами. И вот награда: 8 марта мама на своих ногах прошла через наш двор и поднялась по ступенькам в свою квартиру!
В последующие 14 лет мама не раз падала: иногда "удачно", иногда - наоборот. Ушибы и перелом ребра - не в счет. А вот перелом голени - это уже серьезно: 1993 год, зима... Падение дома и, "как обычно", - три часа на холодном полу. Жена друга, жившего рядом, заглянула к маме и увидела знакомую картину: неподвижно лежащую маму с вывернутой наружу ногой и раной на голове. Лечение гипсовой повязкой привело к сращению перелома. Мама продолжала ходить и выполнять кое-какие домашние дела. В возрасте 93 лет - еще одно падение, увенчавшееся переломом верхнего конца другого бедра. Через 6-7 часов после госпитализации - операция: остеосинтез вертельного перелома мощным фиксатором Ричарда. И снова мама встала на ноги, и снова она жила.
Во всех этих печальных эпизодах и нелегких ситуациях мама проявляла стоицизм, терпение, мужество и деликатнейшую щепетильность. Огорчалась и печалилась, что мне, ее "бедному сыночку", достается только хлопот, забот и работ. Когда я выслушивал ее причитания по этому поводу, мне приходила на память и звучала французская песенка, которую мама напевала мне в детстве. В этой песенке поется, как один сын взял в жены плохую женщину. Она постоянно требовала от мужа жестокого обращения с матерью. Однажды она потребовала, чтобы сын... убил свою мать, а сердце принес ей. Покорный несчастный сын выполняет волю жестокой жены, убивает мать, вырезает из груди сердце и бежит, сломя голову, с окровавленным сердцем матери в руках. По дороге падает.
"И слышит, сердце говорит:
- алон-ля-ля, алон-ля-ля -
Мой сын, не больно ли тебе?
- алон ля-ля, алон-ля-ля".
У меня до сего дня комок в горле, когда я повторяю эту последнюю фразу песенки. Грустная песенка, не правда ли?
Мама скончалась в возрасте 96 лет, до конца дней своих сохранив ум, наблюдательность и доброжелательность. Да будет ей израильская земля пухом!..