Америка

Вид первый: Путёвка в Жизнь!

Помню, когда учился в школе, нам часто повторяли, что каждая профессия-почётна. Внемля школьным толкованиям, сразу после института устроился на фармацевтический завод, слесарем. Как инженеру АСУ (автоматизированные системы управления), мне давали максимум три тысячи, нововведёнными купонами. В шутку их называли хохло-баксами. Так вот, на заводе мне сразу отвалили десять тысяч, этих самых хохло-баксов. Это была целая куча денег. Маленький ребёнок, жена-врач интерн, с копеечной зарплатой, и ту вовремя, не платили. Выбирать не приходилось. Слесарь, так слесарь. Ответственной работы, как слесарю с инженерным образованием, мне не доверяли. Гонять, принеси-подай, тоже воздерживались. Поэтому основной моей задачей было-не мешать. В перерывах вместе со всеми пил спирт, для аппетита, благо его хватало с лихвой. Иногда помогал по мелочам мастерам в ампульном цехе. Конечно, бывало не по себе. Но в духе последних перемен, которые подобно мощной бомбе, разорвали СССР, на независимые государства, стала расхожей фраза, мол, деньги, не пахнут. Местечковые партруководители, сразу после развала Союза, с восторгом и облегчением вздохнули, в предчувствии огромных прибавлений, к их и без того толстой мошне, а народ в очередной раз перекрестился, сплюнул три раза через левое плечо, авось теперь будет лучше. Ох, уж этот русский- авось!

Когда моя зарплата на заводе 'замёрзла' на одиннадцати тысячах, отец предложил тридцать. Тогда он работал в автосервисе, и копейка водилась. И я начал в любую погоду, мыть карбюраторы, менять бензонасосы, свечи и т.д. Это были деньги, заработанные своими руками. Затем поездки в Польшу, в Китай, в Турцию. Между поездками, кочевая жизнь по базарам городов России, и Украины, в надежде продать то, что привёз. А после с лёгкой руки дружка закадычного попал на таможню. Но это всё было там! Где там? Там, где дымили заводские трубы. Там, где все профессии почётны. Где все старались перевыполнить, ускорить, перегнать. И пока ускоряли, обгоняли, перевыполняли, нас потихоньку имели те, кто с голубых экранов наших чёрно-белых телевизоров втолковывал, что все профессии почётны...

...Самолёт делал третий круг, но разрешения на посадку не давали. В иллюминатор было видно бесконечное море огней. Наконец шасси мягко коснулись земли. Салон аплодировал. Это было немного дико для меня. Чего хлопать? Сели, ну и хорошо. Хотя, шут его знает?

...Из шести сумок, долетела только одна. Где остальные никому не известно. Давай вспоминать, что же в них было? Постельное бельё, так, учебники по медицине, так, что ещё? Сковородка, вилки, ложки, тарелки, ножи, чашки, короче всё самое необходимое. Началась процедура: - Покажите документы. И тут я понял, что я где - то не там, где обычно. В ушах стоял сплошной гул. И имя этому гулу было - английский язык. Белозубый негр, с голливудской улыбкой, штамповал наши паспорта.

-Welcome to USA, - и улыбка снова обратилась в зал: -Next!

Мы стояли посреди зала, в полной растерянности. Что же делать дальше? Куда идти? Где искать сумки? Хорошо, что нас встречала Инна, мы с ней учились в одном институте. Выяснили, что самолёт был перегружен, и сумки прилетят другим рейсом.

Из кондиционерного рая, попадаем в июльскую парную нью-йоркского лета. По серпантину дороги вниз к выезду из аэропорта.

Откуда столько машин? Половина двенадцатого ночи, а они несутся сплошным трёхполосным потоком, лишь иногда ныряя в рукава экзитов, не сбавляя скорости...

Вид второй: Прекрасный вид!

Из моего кухонного окна прекрасный вид. Безоблачными, прозрачными вечерами видны светящиеся изгибы моста Verrazano. Этот мост нравится мне больше всех в Нью-Йорке. Особенно ночью. Утро начинается с медикал офиса. Не думайте, что у меня какие-то проблемы со здоровьем, нет. Просто напротив моего кухонного окна расположен офис д-ра Срулевича. Черными, плакатными буквами написано:

ХИРОПРАКТОР д-р. ДАВИД СРУЛЕВИЧ

Срулевич-не выдумка, Срулевич-факт! [Аркан Аркадьев]

и перечень оказываемых услуг на английском и русском языках.

Мы переехали с женой в этот апартмент осенью 1999года. До этого нашим пристанищем был однобедрумный подвал в тихом и зелёном районе Шипсхедбэй. Пока хозяев, а они жили сверху, нет дома, хорошо и спокойно. Но вот первый пошёл: - Тыг-дым, тыг-дым, тыг-дым!-это ребёнок вернулся из школы...

В этом подвале мы прожили больше года. Именно здесь начиналась самостоятельная жизнь в Америке. Приехав в начале июля 1998г, две недели жили у Инны.

Когда-то я учился с ней в ХИРЯТНЕ, так в Харькове называли Харьковский институт Радио-Электроники. С её лёгкой руки была заполнена анкета на Гринкарту в феврале 97-го...

Особо долго мы не выбирали, а вернее сказать, вообще не выбирали. Я позвонил по объявлению в газете. Договорились о встрече. Платить надо было только рент и за телефон. Свет, газ и прочие радости жизни, как здесь говорят, были фри(free), т.е. бесплатно. По началу жилось не очень весело. Я работал на мувинге (т.е. грузчиком), и частенько уходя чуть свет, приходил заполночь. Оксана готовилась сдавать TOEFL, это такой специальный экзамен по английскому языку, чтобы потом поступать в медицинскую школу. Поэтому видеться приходилось, только во сне. Ну да ничего, свыклись. И подвал уже не казался таким убогим, каким был на самом деле. Две проходные комнаты, кухня (единственное место, где можно было умыться), и туалет с отгороженным душем. Однако самым потрясающим строением нашего жилища являлась барная стойка, за которой имелась ещё одна раковина. Но чтобы подобраться к ней, не говоря об умывании, нужно иметь особую гибкость и виртуозность. Так вот, барная стойка нам очень пригодилась. За ней хранилось всё, что не радовало глаз. Увы, настоящего применения ей испытать не пришлось...

Вентилятор гонял тёплый воздух по комнате. Лето в Нью-Йорке невыносимо душное. При почти стопроцентной влажности, температура поднимается до сорока градусов по Цельсию. Люди напоминают рыб выброшенных на сушу. Вдыхая и наполняя лёгкие раскалённым, влажным воздухом, ищут спасения возле кондиционеров. Пляж усыпан копчёными телами. Впечатление, как будто никто не работает. Мне всегда было интересно, для чего загорают, как здесь принято говорить Афро-Американцы. Причём в воду они заходят довольно редко, не считая детей, плескающихся возле берега. Дети выросшие здесь, в Америке, смело могут утверждать, кто зимой и летом одним цветом. Какой-то чёрный юмор...

За два года проживания в США, я купался в океане всего раза три-четыре. Один из них в конце октября, когда кроме рыб и крабов в воде никого не было. И один раз довелось купаться в Тихом океане, когда делал трип по Америке... Это отдельная история, о ней потом.

А жизнь продолжается. В очередной раз сижу без работы. Пытаюсь найти, что нибудь через объявления в газетах. Но, увы, пока ничего нет. Родные и близкие, в лице жены неимоверно злятся по поводу моего бездействия. Или действия, но не совсем активного. Но жизнь продолжается...

И теперь, глядя в кухонное окно, на проносящиеся по Оушен авеню машины, и развлекая воспоминаньями себя, и может быть, кого-то ещё, кому доведётся прочитать всё это, вспоминаю тишину и тень ставшего родным, при всей своей убогости, для нас подвала. Может это потому, что он был нашим первым жильём в Америке? А всё, что впервые, всегда запоминается лучше всего.

Май 2000 г.

Вид третий: Одна из проблем Америки на сегодняшний день!

Довольно много приходится мне ездить по американским дорогам. И одной из самых больших проблем этой самой ездовни остаются - пробки на хайвэях, т.е. скоростных дорогах, которые подобно капелярным сосудам, несущим кровь в самые отдалённые участки нашего организма, позволяют водителям добраться из одного конца города в другой, с минимальной затратой времени. Но не всегда это получается. Только что, похожие на скакунов, разномарочные авто неслись по хайвэю отменным галопом, на ходу обгоняя друг друга и вдруг бац; красавцы иноходцы превратились в маленьких, невзрачных пони. Они еле-еле плетутся, чуть не касаясь бамперами. И так ковыляя десять-пятнадцать миль в час, можно ехать очень долго. Особенно это раздражает, не просто раздражает, а в буквальном смысле выводит из себя, когда опаздываешь. Хочется выскочить из своего авто и вручную растолкать плетущихся перед тобой, хотя они такие же жертвы этой невыносимо - нудной пробки. Но вот бампер впередиползущего, к которому ты уже привык, как к родному и знаешь, все вмятины и царапины на нём, устремляется вперёд. И уже перед тобой влезает, какой-то наглый сарай в виде шевроле-каприз-классик, обдав через открытое окно сизыми клубами едкого выхлопного газа и утробно, и надрывно урча, тоже устремляется вперёд. Тут ты приходишь в себя, потому что в такие минуты иногда забываешь, что за рулём, на скоростной дороге, так как последние двадцать пять минут проще было остановиться, выйти из машины и толкать её вручную, с таким же успехом продвижения вперёд. Найдя ногой, педаль газа, кидаешься в погоню за успевшими оторваться от тебя. А что же являлось причиной двадцатипятиминутного тягомотства. Как говорится: причины устанавливаются...

Вообще, для себя я установил следующие причины возникновения пробок на дорогах Америки:

-- Аномальная, которая была описана выше.

-- Дождь. Обязательно, кто-то, кому-то въедет в зад, и тогда смотри пункт-4

-- Ремонт одной из полос. Перестроиться из полосы в полосу для американских водителей - это немыслимое мероприятие. Все спешат и опаздывают, поэтому едут по полосе, которая закрыта до последнего, и уже затем стараются влезть в общий поток. Естественно пропускать их никто не собирается, но они в наглую лезут, ожидая более нерешительного водилу, чтобы влезть перед самым его носом.

-- ДТП. Тогда пробка возникает с обоих сторон (все дороги в Америке, в целях безопасности односторонние). Сторона, на которой произошло ДТП, останавливается, потому что начинает действовать вышеобозначенный пункт-3. Сторона противоположная, потому что всем интересно, что же произошло. Реакция американца на ДТП: - Вауууу! Реакция русского эмигранта на ДТП: -Так, сколько денег можно получить от страховой компании!

-Так что, сдав на права, прежде чем покупать автомобиль, хорошенько подумай: А готов ли ты к такой езде? Но долго думать не приходится. Без машины в Америке, как без......(вставить по желанию). И автомобиль в Америке был и будет не роскошь, а средство передвижения!

Сентябрь-Октябрь 2001 г.

Вид четвёртый: Мост...

Каждый раз проезжая по Манхеттэнскому мосту, он ловил себя на мысли, что его тянет прыгнуть вниз. Никакой другой мост не вызывал таких ощущений. В день два раза, как минимум он проезжал по нему. И каждый раз одна и та же мысль. Глядя, как серебрится внизу вода, как кружится в водовороте пенный след от парома, он думал об этом. Ещё он любил смотреть, как, суетясь из ряда в ряд, несутся маленькие коробки машин по FDR.

Но мысль о том, как бы он летел, размахивая руками, поддерживая равновесие, чтобы не развернуло потоком воздуха, поглощала его целиком. Если развернёт-это конец. Шанс остаться живым-нулевой. А когда, проехав мост, его взгляд натыкался на грязные, разрисованные графитти крыши Чайнотауна, это желание проходило. Оно улетучивалось неизвестно куда. Наверное, уходило под воду, вместе с мысленным прыжком и тонуло, где - то там, в глубине, среди водорослей и рыб...

...Трак был на середине моста, когда самолёт врезался в первое здание. Машины резко остановились. Никто не сигналил. Выйдя из машин, прикрывая ладонями глаза от солнечного света, люди смотрели, как пламя кутало, будто лисьим воротником, верхние этажи. Но вот новая волна выдоха-крика, у-у-у-у-ф, прошла по мосту. Это другой самолёт, протаранил второе здание. Никто не мог понять, что происходит на самом деле. Гигантский ли это экран рекламирует очередной голливудский блокбастер. Или же это-явь...

...В общей суете никто не обратил внимания, как он вышел из трака и перелезая через массивные стойки грязно-синего цвета, стал пробираться к краю моста. Глянув вниз, он увидел тёмную воду, кружащуюся в вальсе мелких водоворотов. Странно, но в этот момент не было никаких мыслей. Сплошная пустота и равнодушие. Страха не было. Только пустота и равнодушие. Да, именно этого он хотел, много раз, проезжая через мост. Повернув голову и смотря, как бенгальским огнём оседает первое здание, он сделал последний шаг. Шаг в пустоту. Вода живой массой устремилась ему на встречу. Но перед самой водой резкий поток воздуха развернул его. - Это всё! - едва успел подумать он...

...Он не почувствовал удара. Открыв глаза, обнаружил перед собой помятый бампер чёрного Мерседеса и белки глаз, не менее чёрной леди, которая, размахивая руками, повторяла лишь одно единственное слово:

-Shit! Shit! Shit!

Облегчённо вздохнув и посмотрев чуть в сторону, он увидел, как яркое сентябрьское солнце, отражается в окнах близнецов...

Сентябрь 2001 г.

Вид пятый: "ELEANOR RIGBY"

Бар, в который мы зашли с Витьком, назывался 'ELEANOR RIGBY'. По всему было видно, что хозяин фан "битлов". Лица знаменитой Ливерпульской четвёрки были везде. Вместе и порознь. В каком бы месте бара ты не находился, на тебя смотрели "битлы". В остальном, бар ничем не отличался от других баров Нью-Йорка. Полутёмное помещение, впитавшее навечно в свои стены запах табачного дыма, алкоголя и тел. Протиснувшись сквозь гудящую толпу, мы взгромоздились на одноногие стулья-грыбы, возле барной стойки. К нам сразу же подскочил солидных лет бармен и с учтивостью американца спросил, чем он может помочь, и не желаем ли мы, чего выпить. Помощь была не нужна, а выпить заказали. Я заказал коктейль "Long Island ice tea", Витёк двойную порцию виски со льдом. Хочу пояснить, что "Long Island ice tea"- это когда мешают весь попавшийся под руку алкоголь, добавляют холодный чай со льдом и выливают эту смесь в высокий стакан. Американцы говорят, что после третьей порции такого коктейля, практически не живут.

Потягивая свои дринки, мы болтали о всяком разном. О том, что не плохо было бы сделать на Интернете свой литературный журнал. Что взять за основу? Как назвать? Что первая страница должна, как трясина затягивать всех, кто на неё зайдёт. Ну и т.д.

Динамики голосами Джона и Пола, призывали идти вместе 'Come Together right now over Me...'. Мы заказали ещё по одному дринку, продолжая обсуждать будущее, иногда вспоминая прошлое. А что вспомнить - есть у каждого. Тут я обратил внимание, что бармен, каждый раз проходя мимо, смотрит в нашу сторону и прислушивается к разговору. Поделившись своими наблюдениями с Витьком, решили, что он старый педик, а может агент китайской разведки. Почему именно китайской? Честно говоря, нас этот вопрос не интересовал. Какая хрен разница китайская, малайская или ещё какая. Второй дринк пошёл гораздо легче и быстрее. Третья порция появилась сама собой. Музыка продолжала играть. За общим гулом до меня не сразу дошло, что из динамиков полным ходом страдает Слава Бутусов из "Наутилус Помпилиус", с хитом конца 80-х-"Я, хочу быть с тобой..". "Пьяный врач мне сказал тебя больше нет. Пожарный выдал мне справку, что дом твой сгорел..." - чуть не срываясь на плач, продолжал петь Бутусов. Одним глотком допив коктейль, я толкнул Витька, который, закурив, рассматривал пышногрудую блондинку, насилующую "однорукого бандита" в углу бара. Чувства, переполнявшие меня, были настолько большими и светлыми, что чёрт знает где, за тысячи километров от "Рашки", как популярно здесь называть бывший Союз, в маленьком, прокуренном барчике, хозяин которого явно не фан "Наутилуса", я слышал знакомую мелодию из далёкой студенческой молодости. Не рассчитав сил, я спихнул Витька со стула-гриба. Он свалился на пол, недопитый дринк выпал из его рук и со звоном разбился. Но никто не обратил на нас внимания. Витёк поднялся и, не понимая что, происходит, спросил:

-Ты что, больной, что ли?

Когда я растолковал ему, что произошло, и он услышал песню, мы решили заказать ещё по одному дринку. Но дринки уже стояли на стойке, а за ними улыбающийся бармен.

-Здравствуйте, - проглатывая "Р", поздоровался он. Не знаю к чему, но я подумал, что людям, которые картавят, английское произношение должно даваться легче. И вообще, интересно, есть ли среди американцев люди с таким дефектом речи?

-Супер! - только и смог сказать Витёк. А мне почему - то захотелось спросить, каким ветром тебя сюда занесло, братишка? Но быстро сориентировался, что ветром то занесло меня, а не его. Он, дома. А я, вместе с Витьком, хрен знает где. Поздоровавшись, мы естественно хотели узнать, откуда у него эта музыка и где он выучил русский язык. Но как выяснилось, из русского он только и знает: Здравствуйте, Хорошо, Перестройка и Горбачёв. В сущности, это было не важно. Нас интересовал "Наутилус". Откуда? И он нам рассказал, что в 89-ом году был в Москве, благо к тому времени "холодная война" стала теплеть, почти все ракеты были уничтожены, а границы открыты золотым ключиком Перестройки. Я сразу вспомнил ефрейтора Гасанова, винодела из Азербайджана. Я всегда его вспоминаю, когда речь заходит о Перестройке. Это было начало 1987-го. На политзанятиях он говорил, сдвинув чёрные, густые, кавказские брови: - Перестройка понимать, только два человека, - после выдержав паузу говорил, - Я и товарищ Горбачёв! И кто - то обязательно добавлял, изменив голос: - И это правильно!

Так вот, в те золотые времена Джону, как представился нам бармен, довелось побывать в Москве. Услышав песню "Наутилуса" ему понравилась мелодия, он и прикупил кассетку. В то время она нравилась многим. Молодёжь на дискотеках, когда начинала играть эта песня, зажигали спички, зажигалки и, прижавшись плотнее, друг к другу, топтались в слёзном экстазе. Пьяные девицы плакали всерьёз. А их кавалеры, сушили эти слёзы своими поцелуями. После этого с девицами можно было делать, абсолютно ВСЁ! Под неё, в том же 89-ом, я познакомился со своей очередной девушкой. С друзьями мы зашли на дискотеку, когда уже объявляли последний танец. Он почему-то был белым. Ей было семнадцать лет, она училась в десятом классе. Хорошее было время...

С Витьком мы просидели почти до закрытия бара. Джон, когда был не занят клиентами, подходил к нам. Он оказался вполне продвинуты мужиком, и мы болтали с ним о России того времени. Почему так всё плохо закончилось и нравится ли нам Путин? А мы ему отвечали, что до Путина, нам нет никакого дела. У нас свои президенты, свои страны. Обхо-хо-хо-чешься... Но в политических вопросах настоящий профи - Витёк, я же сошёлся с Джонам на музыке. У нас было о чём поговорить. Перебивая друг друга, мы называли группы, даты, концерты, песни. Иногда Джон подшучивал над моим произношением, но я не обижался. К тому времени мы уже потеряли счёт дринкам. Нам просто было кайфово. Ещё Джон спросил, о чём всё - таки поётся в песне. Мы долго объясняли, упоминая врачей, пожарников, шоколад и стекло. В ответ Джон кивал головой. По нему было видно, что он уже слабо врубается в наш пьяный базар. Наконец Витёк глядя в одну точку, прямо перед собой выдал: -Unlucky Love! Understand?!

Поинтересовавшись, где мы живём, и как будем добираться до дома, мы сказали, что возьмём такси, Джон пожелал нам чего - то хорошего, толи дня, толи ночи, не помню уже. Объяснив Джону, что это старая русская традиция, выпили "На Посошок", договорившись встретиться ещё раз, мы с Витьком вышли в звёздную прохладу Нью-Йоркской ночи. Вместе с нами вышел и Джон. Он был навеселе. Ещё раз, пожелав, друг другу всего самого-самого, мы, обнявшись с Витьком, пошли ловить такси. Со стороны мы, наверное, напоминали сладкую парочку, да и хрен с ним. Просто, нам было хорошо. Душа требовала песен, и мы затянули:

"Я хочу быть с тобой! Я так хочу быть с тобой, и я буду с тобой... В комнате с белым потолком, С правом на надежду. В комнате с видом на огни, С верою в Любовь!!!".

Январь 2003 г.

Вид шестой: Калач-Воронеж

Не открою Америки, если скажу, что всегда хорошо там, где нас нет. А так, как это практически не возможно - жить там, где тебя нет, приходится жить, где получится. А в мечтах, в мечтах!

Ехал я как-то на поезде "Калач-Воронеж". Доводилось ли вам когда нибудь ехать на поезде "Калач-Воронеж"? Нет?! Ну и, Слава Богу! Не поминая всуе. Так вот, еду я на поезде "Калач-Воронеж". За окном деревеньки, города мелькают - вжих-вжих-грязь-болота-вжих-вжих-грязь-болота. А глаза закрою и уже мчусь на втором ярусе скоростного экспресса "Токио-Хокайдо". Кондиционер приятно обдувает, а раскосая японочка напитки предлагает. И курить можно, не вставая с места, стряхивая пепел не на пол, как в наших поездах, а в выдвижную пепельницу. Хорошо? Да отлично просто! А почему? Да потому что меня там нет. Глаза открыл, лучше б не открывал. Стою в заплёванном тамбуре, цвета бездомной мыши. За окном станция "Большие Прыгуны" (значит где - то должны быть и Малые). Вышел на перрон. Бабы в вечных пуховых платках и калошах, пиво носят, да съедобность всякую. Купил бутылку пива. Потом подумал, решил купить ещё шесть. Торгующие тётки налетели на меня, как голубиная стая на жменю семечек, услышав, что я хочу ещё пива купить. Каждая суёт свою бутылку, уверяя, что её пиво самое свежее и самое холодное. А у других, мол, просроченное и всё такое. Но моя тётка Великой Китайской Стеной отгораживает меня от конкурентов, а вернее от конкуренток.

-Во, во, налетели, чаечки! А ну геть отселе! - кричала она, активно работая увесистым задом.

-Мотря, имей совесть! Дай и другим мало-мало заработать! - продолжали наседать тётки. Но Мотря не сдавалась, доставая из сумки тёмные колоны пивных бутылок.

-Я его не уговаривала. Человек сам подошёл. Сам попросил.

Я стоял с деньгами в руках, с видом провинившегося школьника.

-Уснул, что ли? - окликнула меня Мотря.

-Да, да! Вот деньги мать, возьми, - протянул я несколько купюр. Остальные тетки, поняв, что им тут не светит, развернулись и побежали вдоль поезда, громко выкрикивая:

-Пиво! Кому свежее пиво?! Тарань! Тарань! Пирожки с картошкой! С капустой! Пиво! Кому свежее пиво?!

Мотря из кармана фартука, поверх цигейки, выгребла мелочь.

-А может, на сдачу рыбку возьмёшь? Дед мой промышляет. Да ты не сумлевайся, добрая рыбина. На вот, глянь, - она достала из сумки рыбину размером в полруки, завёрнутую в газету. Я взял рыбу и с видом знатока похлопал ею об ладонь. После понюхал голову. Рыба пахла здорово и была не пересушена.

-Ладно, мать, в расчёте!

Используя руку, как точку опоры, а другую бутылку вместо рычага, я подце-пил пробку. Выстрелив, пробка описала дугу, звякнула об пол, и колесом фортуны закатилась под откидной столик. Пушистый шиньон пены взгромоздился над горлышком. Как передать весь объём чувств первого глотка. Наверное, это всё равно, что после пятой-шестой бутылочки, пойти выносить мусор (не знаю, правда, зачем это нужно, но всё - таки!) и застрять в лифте. Можно конечно использовать ведро, если ты один. А если нет? И когда свет в глазах тухнет, а в остановившемся лифте включается и, дернувшись, он начинает двигаться, сначала ты даже не можешь понять в каком направлении, но потом понимаешь, что в нужном. Пробежав мимо дающих советы соседей, что надо обязательно жаловаться в ЖЭК, мимо вечно недовольной, ворчащей жены (Вы знаете, что такое шампанское по-русски? Это когда муж пьёт, а жена шипит.), прямиком в совмещённый санузел и... И наступает блаженство; я бы даже сказал полная гармония чувств, желаний и возможностей. Заречась выносить мусор, в ответ услышав традиционное: - Тебе бы только зеньки залить! (Да когда же они наконец поймут, что Пиво-это мероприятие, а не зеньки залить), смахивая испарину после всего пережитого, достаёшь из холодильника запотевшую бутылку Пива...Закрыв глаза, в позе вечно-живого горниста делаешь первый глоток. (Да, моя труба никогда не будет играть отбой!)

...Я сделал первый глоток. В нос ударил густой запах гамбургской пивной. Перед тобой сто тысяч кружек разносортного пива. А на тарелке ещё шипят, пуская аппетитный жирок немецкие колбаски. Толстый хозяин подмигивает и предлагает ещё одну кружечку за счёт заведения. Ты круглый, как стоведерный аквариум. Hо отказать хозяину никак нельзя, может обидеться. Сунув верхнюю губу в белый сугроб пены, делаешь маленький глоток. Главное не торопиться, а то можно всё испортить.

Крякнув сцепкой, состав тронулся считая стыки, ту-дух ту-дух, ту-дух ту-дух. Открыл глаза. Бутылка пуста. Напротив тот же кряхтящий и громко выпускающий спёртый воздух, а попросту говоря, пердящий дед, в прохудившихся на пятках носках цвета свёклы с землёй. На второй полке пускающий пьяные слюни солдат отпускник. А за окном серой полосой, всё быстрей и быстрей: грязь перрона, торгующие тётки, разбитый, словно параличом вокзал "Больших Прыгунов", где тоже живут люди. И кому-то здесь наверняка хорошо без меня, да и без вас.

Прости страна родная, что я не патриот! Открыл ещё бутылку и пошёл в тамбур, покурить. А там уже двое стоят, за жизнь спорят. Затянулся, из бутылки глотнул и уставился в окно. Нихрена не видно. Пальцем по стеклу грязь покатал, оказалось, что за окном - ночь. В отражении на меня смотрел красный глазок собственной сигареты. Я выпустил в него клуб дыма и сделал глоток. Двое пытались приобщить меня к спору, о чём - то, спрашивая типа: - Ну, скажи, мужик! Но настроения спорить не было. Вернулся на место. Дед спал, а солдат свесив ноги, смотрел по сторонам, глазами туманного утра.

-Что, брат, тяжко?

В ответ он только мотнул головой.

-Ну, так спускайся, подлечимся маленько.

Он неуверенно сполз, сев на храпящего деда. Тот лишь поворчал и, испортив воздух, повернулся на другой бок.

-Толян, - протянул солдат руку. Я тоже представился, протягивая открытую бутылку. Толян взял её и, смотря в пол, пробурчал:

-Ну, как это. Того. За знакомство, что ли.

Бутылки цокнули круглыми боками. После второй бутылки солдат чувствовал себя уже генералом. Всё, о чём он рассказывал, я где-то уже слышал. Потом вспомнил, что тоже служил, но очень давно, в той жизни. Сразу стало скучно. Солдат, стрельнув сигарету, ушёл. Его не было с полчаса. Вернувшись, он молча полез на полку. Матрац сполз вместе с ним в проход. Сначала я забросил наверх матрац, после сопящего воина. На удивление он оказался лёгким. Открыв последнюю бутылку, откинувшись к липко - прохладной стенке плацкарта, я закрыл глаза...

Солнце огромным желтком упиралось прямо в макушку. Белоснежный песок хрустел под ногами. Пальмы отбрасывали благодатную тень. Длиноноговолособелозубопышногрудые мулатки, сводящие с ума своими бикини даже слепых, стаями ходят вокруг. Просто так, как в кино. И почему-то хочется лизнуть одну из них, как шоколад эскимо в детстве. А может и несколько раз лизнуть и, может не одну. Ты сидишь в шезлонге, в тени пальмовой ветки и лениво наблюдаешь за плавным движением мулаток и времени. Блаженная лень обволакивает тебя нежным, пушистым коконом, но вдруг... Из общей стаи отделяется одна и идёт в твою сторону. Чуть приоткрыв глаза ты смотришь, как она, сливаясь с солнцем, всё ближе и ближе подходит к тебе. Её волосы приятно щекочут лицо. Они пахнут ветром и морем. Бархат кожи, смазанной кокосовым маслом, воском тает под жаром твоих рук. Губы её приоткрыты, как два розовых лепестка, а дыханье свежо, словно весеннее утро. Задыхаясь и теряя сознание от сладости поцелуя, закрываешь глаза...

-Да закройте вы дверь, наконец!

-А вы рот!

-Дышать же не чем! Весь дым уже в вагоне!

-А вы на ближайшей станции сойдите!

-Нахал!

-Сама дура!

-Я буду жаловаться!

-Вперёд!

Очнувшись от этого крика, констатирую факт, что последняя бутылка пуста. За окном дождь пытается смыть грязь ночи. Напротив, в той же позе спит дед. На верхней полке пьяный солдат, Толян. А в проходе стоит туман дешёвых сигарет вперемешку с вонью никогда толком невымываемого туалета. Дверь в тамбур на распашку, и всё те же двое продолжают спорить о смысле бытия. И никакого тебе блин кокосового масла, бархатной кожи, белого песка и синего моря. Ну, как не напиться?! У проводницы купил бутылку водки, по цене кремлёвской звезды, и, не отходя, сорвав бескозырку пробки зубами, сделал значительный глоток.

-Эко тебя проняло, милой, - только и смогла сказать она.

-Да, мать! - бросил я, выходя в тамбур.

Закурив, я опять уставился в чёрную глазницу окна. Фонарные столбы горбатыми спицами склонились над замедляющим ход составом. Наконец сделав последнее - ту-дух и скрипнув колёсами, поезд остановился.

-А ну страдалец, дай проход! - потеснила меня проводница. Открыв дверь, подняв железо верхней ступеньки, она спустилась вниз.

-Сколько стоим?

-Пятнадцать минут. Только тебе красавец выходить не следует. А то отстанешь чего доброго.

-Не боись мать. Я только пройдусь маленько, ноги разомну.

Выбросив окурок, придерживаясь одной рукой за поручень, а в другой держа початую бутылку, я начал спускаться.

-Смотри, вниз не кувыркнись. A то после хлопот с тобой не оберёшься!

-Да всё путём!

Спрыгнув на перрон, я покрутил головой влево - вправо, но кроме меня и проводников, стоящих возле своих вагонов, не одной живой души. Вытряхнув часы из рукава свитера, я посмотрел на циферблат. Стрелки неумолимо приближались к трём часам.

-Не мудрено, что никого нет, - сказал я и сделал глоток из бутылки. Достал сигарету, закурил. Вдруг от стены вокзала отделилась тень, и сильно качаясь, пошла в мою сторону.

-Слышь, братела, курнуть оставь.

Передо мной стоял худощавый мужичонка возраста от двадцатипяти до пяти-десяти. Пузыри трико на его коленках, болтались обезвоженными верблюжьими горбами.

-Ну, так чё, курнуть оставишь?

Я протянул ему открытую пачку L&M.

-Ну, блин, кучеряво живёшь, - сказал он, отламывая фильтр сигареты. Подкуривая от моей сигареты, он нагнулся. Я услышал запах. Это был ничем невыводимый запах вокзалов. Это была смесь запахов: чесночной колбасы и жареных пирожков, давно не мытых тел и тем более плохо мытых туалетов, перегара и нечищеных зубов. От него шёл именно этот вокзальный дух. И тут он увидел бутылку у меня в руке.

-Ну, ты точно, блин, по богатому, братела. Может, угостишь, счастливого человека?

-Может. Только если скажешь...

-Чего сказать-то? Чего знаю, скажу. Ну, а коли, нет, так всё равно угости, а?

Я выбросил сигарету и сделал небольшой глоток. Мужичок жадно сглотнул, не отводя взгляда от бутылки. Он был само внимание.

-Ну, чё сказать-то, спрашивай. А то уж больно в глотке сохнет. Боюсь, вообще слипнется нахрен. И сказать ничего тебе не смогу.

-Скажи мне мужичок, от чего ты такой счастливый?

-Ну, ты братела, в натуре даёшь. Я думал ты взаправду чё дельное спросишь, а ты... ну блин даёшь! Всё по - простому, братела. Живу я, вот и счастлив. День прошёл и, слава Богу. А к завтрему, будет день, будет, о чём думать. Ну, чё, ответил я?

Он обжог пальцы и, матерясь, сплюнул на перрон. Я протянул ему бутылку.

-Ну, будьмо, братела!

Его кадык, бегал загнанным зверем по небритой шее. Вверх-вниз, вверх-вниз.

-Эй, страдалец, - услышал я голос проводницы, - Отходим уже. Давай, давай, вертайся.

Мужик допил. Довольно крякнул. Пустую бутылку выбрасывать не стал, а аккуратно положил в карман фуфайки.

-Ну ладно, братела, бывай! А будут ещё вопросы про смысл жизни, приезжай. Да побольше вопросов привози. Меня тута кожная собака знает. Спроси Витька Вокзального. Тебе любой покажет, - и он щербато улыбнувшись, попросил ещё сигарету. Я протянул ему всю пачку.

-Ну, будь здоров счастливчик, - крикнул ему я, запрыгивая на подножку набирающего ход поезда.

Спать не хотелось. Не хотелось даже на секунду закрывать глаза, боясь провалиться, вломиться, улететь опять, куда - нибудь туда, где...

Январь 2003г

Вид седьмой: Монета

Один мой знакомый, рассказал такую историю, о своей родной тётушке. К тому времени, когда это произошло, тётушка жила в Америке, лет пятнадцать. Была вполне обеспеченной и крайне одинокой, несмотря на достаточное количество родственников. К своим семидесяти, она имела однобедрумный апартмент, в одном и трамповских домах и хроническую бессонницу. Как-то, возвращаясь после шопинга домой, и, переходя дорогу, она увидела пятицентовую монету, плотно вкатанную в асфальт. Не долго думая, тётушка бросила тележку, загруженную всевозможными полуфабрикатами в ярких, шуршащих упаковках, для себя и любимой кошечки Мусеньки (Нужно отметить, что одинокие люди, особенно преклонного возраста, склонны заводить всякую живность, в виде кошечек, собачек, реже попугайчиков, уж больно кричат. И лишь тараканы заводились сами собой, никого об этом не спрашивая, хотя их и травили периодически. Но после протравки, их не убывало, а наоборот), став на четвереньки, принялась выковыривать монету. Но монета, не поддавалась. Машины, скрипя тормозами, с визгом остановились. Проходящие мимо люди, кинулись помогать, спасать бедную старушку, попавшую под колёса карсервиса. Ничего не понимающий пакистанец, выскочив из машины, беспомощно разводил руками, мол, я здесь не причём.

Район, в котором проживала тётушка моего знакомого, был заселён выходцами из бывшего

СС (Советского Союза) и примерно одного с ней возраста. Поэтому можете только представить, что тут началось. Бедному водителю припомнили сразу всё: и обстановку на ближнем Востоке, и Саддама Хусейна с Ираком, и рухнувшие здания WTC, а закончили золотой звездой Героя, которую бывший генсек, бывшего СССР, Н.С.Хрущёв торжественно вручил Г.А.Насеру. Причём всё это было высказано на чистом русском языке, и лишь кто-то из толпы бросил, - Шлимазл! Тем временем, поняв, что монету просто так не вытащить, тётушка, как ни в чём не бывало, поднялась, отряхнула колени, и, не обращая внимания на шум, покатила свою тележку в сторону дома.

Водитель давно уехал. Толпа собравшихся зевак, постояв некоторое время, обсудив

случившееся, но, так и не поняв, что всё-таки произошло, разошлась. И никто не обратил внимания на маленький, никелированный кружок посреди дороги.

Тётушка, как обычно, не могла заснуть. Ещё немного поворочавшись, она встала с кровати и оделась. Просмотрев все ящички на кухне, и не найдя ничего подходящего, она взяла щербатый кухонный нож, с ручкой перемотанной синей изолентой.

Улица была пустынной. Тётушка хорошо помнила место, в котором она переходила дорогу. Стальной глаз монеты смотрел не неё, тускло, светясь в лучах ночного фонаря. Вынув из кармана нож, тётушка подцепила монету несколько раз, с разных сторон. Монета поддалась. Она лежала прохладным кружком у неё на ладони. Положив монету в карман пальто, облегчённо вздохнув, тётушка отправилась домой.

На этот раз, она заснула очень быстро. Ей снилась дорога, сплошь усеянная маленькими, никелированными, пятицентовыми монетами...

Март 2003 г.

Вид восьмой: Операция-"Сиракузы"

История эта произошла в городе Сиракузах, но не тех, что в тёплой, оливковой Сицилии, а тех, что на северо-западе штата Нью-Йорк. Возвращаясь на несколько лет назад, ещё раз убеждаюсь, что всё произошедшее, особенно если смотреть со стороны, напоминало съёмки голливудского боевика. Не успели мы с Вованей запарковать наш трак (это такая грузовая машина, с будкой, для перевозки грузов), как со всех сторон ревя перегруженными моторами, воя сиренами, мигая мигалками всех цветов радуги и поднимая клубы пыли, в нашу сторону неслись полицейские машины. Была середина июля, на мой взгляд, самого жаркого, месяца в штате Нью-Йорк. Кондиционер в траке не работал, поэтому окна были открыты. Первым, что я увидел через своё окно, когда пыль от налетевших машин, немного рассеялась, было дуло кольта, 45 калибра. В голове мелькнула мысль: Прощай, оружие! Не жди меня мама, хорошего сына: но дуло мочало, зато потное, рыжеусое лицо, что-то орало, на иноземной мове. Из всего, что это лицо прокричало, я понял лишь первую фразу: Don't move! А я никуда муваться и не собирался, потому что от жары мои шорты, вместе с тем, что в них, прилипли к коже молодого дерматина сиденья. Рыжеусое лицо продолжало что-то говорить, не опуская оружия. Мне ничего не оставалось, как кивать головой, давая понять, что абсолютно со всем согласен и, глупо улыбаться; хочу пояснить, что на тот момент, я находился в стране, всего один год, и мой английский, не поднялся выше: wona, gona. Повернуть голову, чтобы посмотреть, что происходит с Вовиной стороны, он сидел на месте водителя, я не решался, но краем левого уха, слышал, что там происходит то же самое. Затем, как по команде, двери трака открылись и знаками нам дали понять, что поезд дальше не идёт, просьба освободить вагоны. Медленно, не спуская взгляда с пистолета, я сполз на землю. Стоявший сбоку толстяк в полицейской форме, заломив мне руку, прижал лицом к будке трака. Раскаленная на солнце жесть напоминала сковородку, хорошо прогретую на огне. От резкой боли и в заломленной руке, и в обожжённой щеке, я заорал, вспоминая матерь, отца, сына и святаго духа. Но тут, дуло пистолета, неприятно упёрлось мне в затылок, давая понять, что кричать не надо. Ударами тяжёлых полицейских ботинок, ступни моих ног были разведены в стороны так, что шорты затрещали. За спиной я услышал щелчок и сразу почувствовал, как мёртвой хваткой мои запястья обхватили наручники. Стоять в такой позе - ноги шире плеч, руки в наручниках за спиной, было совсем не удобно. 'Как там Вованя?', - подумал я. Простояв с полчаса, я почувствовал, что ещё чуть-чуть и я упаду. Но я не стал корчить из себя молодогвардейца. Я бухнулся сначала на колени, а затем завалился покрасивее на бок. Менты засуетились. Меня подняли, сняли наручники и усадили на подножку трака, кто-то принёс бумажный стаканчик с водой. 'Вот это здорово', - подумал я. Сидеть, и без наручников, было много удобнее. В голове крутился вопрос: что нахрен происходит? До сих пор, я не рассказал о цели нашего визита в город Сиракузы, который, не смотря на жуткую жару, так холодно нас принял. Накануне, мы с Вовой перевозили сына знакомых, Вовиной жены. Сразу хочу пояснить, что Вовина жена делает массаж на дому, тем самым зарабатывает на хлеб насущный. Сын одних из её клиентов купил квартиру в южном Нью-Джерси и, надо было перевезти его вещи, из бруклинского дома родителей, к нему на квартиру. На тот момент Вова и я работали в мувинге (мувинг - от английского слова 'moving' - движущийся, а проще говоря, компания по перевозке), поэтому в свободное от основной работы время, мы подрабатывали частным образом. В тот день закончили мы с перевозкой около полуночи. Когда рассчитывались, сын знакомых спросил, не можем ли мы, за отдельную оплату привезти двенадцать коробок из Сиракуз. Мы спросили, что в коробках. Он сказал, что запчасти для легковых машин. Договорившись о цене, согласились ехать. Использовать решили тот же трак, который мы взяли в рент. От Нью-Йорка до Сиракуз, часов восемь езды. На сборы у нас оставалось, не больше трёх часов; максимум в четыре утра, нужно выехать, чтобы к двенадцати быть в Сиракузах, час на загрузку и назад. Таким вот образом, в погоне за длинным, зелёным долларом, оказались мы с Вованей, в Сиракузах. Нам дали телефоны людей, с кем мы должны связаться и адрес склада, где находятся коробки. На въезде в Сиракузы, мы заехали на заправку и купили карту города, дабы не блукать. Тони, так звали сына знакомых, начал звонить с десяти часов утра, итак каждые полчаса. Мы ещё подумали, чего это он так переживает? И тут в голову полезли разные глупости: а может в коробках не запчасти? А что же тогда? Наркота? Оружие? Груз летел из Венгрии, откуда родом был Тони. Ответы на наши вопросы, не заставили себя долго ждать. Не успели мы с Вованей запарковать наш трак, как...

Что было после, вы уже знаете. Я сидел на подножке трака под непрестанным взглядом толстяка в полицейской форме. Рыжеусый куда-то ушёл. Причём рука толстяка всё время лежала на кобуре. А по другую сторону, сидел Вованя. Иногда мы пытались перекидываться отдельными, короткими фразами, вроде: Ну, ты как? Или, что за х:я происходит? На мой голос, толстяк в полицейской форме, реагировал, как собака Павлова на лампочку. У него сразу текла слюна, рука крепче сжимала рукоять пистолета, и, тряся щеками, он грозна рявкал: Shut up! Don't speak! Я с видом невинного младенца говорил OK!

Примерно через час, после того, как нас арестовали, хотя больше всё походило на захват исламских террористов, собирающихся, как минимум, взорвать Белый дом, подъехала ещё одна машина с мигалкой на крыше. Из неё, пыхтя, вылез дядька латиноамериканского происхождения, в униформе иммиграционной службы. Мне стало не по себе. Не за себя, у меня с документами было всё в порядке. Стало не по себе за Вованю. У него с документами было всё в порядке, а вот с нарушением срока въезда-выезда из страны, не совсем всё в порядке, вернее будет сказать, совсем не всё в порядке. Как только подъехал дядечка из иммиграционной службы, сразу появился и рыжеусый и компания. Мне снова нацепили наручники, и повели к одной из машин, стоящих недалеко от трака. Первый раз, за всё это время, я увидел Вованю. Обычно красное, его лицо было белым, как стена. Меня он попросил, что если вдруг его не отпустят, чтобы я позвонил ему домой, предупредил о том, что произошло, и чтобы не волновались. Но я не мог себе представить, что такое может случиться. Везли нас в разных машинах. Сидеть в наручниках, с руками за спиной, было ещё менее удобно, чем стоять. Слева от меня сидел бритоголовый верзила, с лицом потенциального убийцы, а справа, уже знакомый вам рыжеусый. Ехали молча. Слав Богу, в машине работал кондиционер. После часа с лишним, проведённых мною, под палящими лучами июльского солнца, машина с работающим кондиционером, была просто раем. Через двадцать минут петляния по улочкам Сиракуз, мы подъехала к одноэтажному, деревянному зданию, над которым, потрепанным, тоскливым презервативом, свисал американский флаг. Над дверями избушки была надпись - Полицейский Участок 123, города Сиракузы. Вышли из машины. Я вдохнул, и горло сразу обожгло раскаленным воздухом. Меня повели по скрипучей, деревянной лестнице, куда-то вниз, в подвал. Куда повели Вованю, я не видел.

Комната, куда меня привели, напоминала помещение для допросов с пристрастием. Кроме стола, двух стульев и одного несгораемого сейфа, в ней больше ничего не было. Отсутствие окон, делало комнату ещё меньше, чем она была на самом деле. Рыжеусый уселся за стол. Меня он усадил на другой стул, который в целях безопасности, отодвинул на расстоянии нескольких метров от стола. Открыв принесённую с собой папку, рыжеусый достал из неё несколько бланков, и начал, что-то писать. Как выяснилось потом, это был протокол допроса, опять же, слава Богу, оказавшегося без пристрастия. Мои руки по-прежнему были в наручниках. Плечевые суставы, нестерпимо ныли, не говоря уже о моих запястьях. Большое спасибо толстяку, который затянул наручники на славу. Видно я его достал своими переговорами с Вованей. Рыжеусый, задал стандартный перечень вопросов: кто, что, где, когда, с кем, почему, зачем, отчего, для чего, для кого и попросил расписаться. Я подошёл к столу и, повернувшись к рыжеусому задом, попросил ручку. Увидев, что я всё ещё в наручниках, он сильно удивился, а после того, как снял их с меня, даже извинился. Тут я смекнул, что всё не так уж плохо, раз начали извиняться. Отвечая на вопросы, я говорил только правду, и ничего кроме правды. По большому счёту, мне и скрывать-то было не чего. Я сказал, что мы должны были забрать двенадцать коробок с запчастями и привезти их в Нью-Йорк, и там отдать Тони. На вопрос, кто такой Тони, я сказал, что видел этого человека первый, и надеюсь, что в последний раз. Поговорив со мной ещё с полчаса, рыжеусый попросил прочитать и расписаться в конце протокола, затем он повёл меня наверх. После мрачного подвала, хотелось курить. Я достал помятую пачку из кармана шорт и вынул скукоженную сигарету. Я выровнял её, покрутив в пальцах. Зажигалка осталась в траке, и я попросил прикурить рыжеусого. Тот сказал, что не курит, и зашёл обратно в здание, но через две минуты вернулся, держа в руках зажигалку. Сделав несколько затяжек, я поинтересовался на счёт Вовани. Рыжеусый сказал, что у моего друга проблемы с иммиграционной службой, поэтому он точно не может сказать, когда его отпустят, и отпустят ли вообще. К тому времени Вованя прожил пять лет в штатах. Его трудовая виза истекла, и он должен был покинуть страну, ещё три года назад. Так что сами понимаете, чем эти проблемы могут закончиться. В лучшем случае иммиграционная тюрьма, и возможность выхода под крупный залог, около $10,000, а в худшем депортация, без суда и следствия. Ожидая Вованю, я выкурил всю пачку. От выкуренных сигарет, во рту у меня горчило. Денег, 50 центов мелочью, ключи от трака у Вовани, а сам Вованя, в полицейском участке. Так прошло больше трёх часов, после того, как выпустили меня. А что впереди, неизвестно. Остаётся только ждать, да гадать.

Уже начало смеркаться, когда в дверях полицейского участка появился Вованя. Говоря словами американцев, выглядел он как - piece of shit! Мне не терпелось скорее узнать, что и как, но, видя Вовино состояние, я не стал торопить события. - Курить будешь? - протянул я ему пачку. Он молча взял сигарету, закурил, задержал дым в лёгких, после резко выдохнул, будто хотел вместе с дымом выдохнуть накопившееся за всё это время напряжение. - Аркан, это жопа! Уже в траке Вованя рассказал, что дядечка из иммиграционной службы, заставил позвонить Тони и сказать ему, что груз мы получили. - А что мне оставалось делать? Как бы спрашивал Вованя самого себя. И сам себе отвечал: - Лучше так, чем депортация. А отпустили Вованю лишь потому, что проверив его данные по компьютеру, за ним не нашли никаких нарушений, да и всё, что мы рассказали, полностью совпало.

Было совсем темно, когда мы выехали на скоростную дорогу, ведущую к Нью-Йорку, к дому, к теплу, к спокойствию. Сначала мы посматривали в боковые зеркала, пытаясь определить, есть ли за нами слежка, или нет, а потом плюнули на это. Затем Вованя позвонил Тони и рассказал ему обо всём, что случилось, и, что товара у нас нет. Тони сделал вид, что, удивлён, но после предупредил, чтобы мы ему не звонили, что он перезвонит сам. А нас впереди ожидали семь нелёгких часов дороги. После, считай суток без сна, вести трак было трудно, но когда, проехав Нью-Джерси, мы увидели необъятное море огней Нью-Йорка, на душе стало теплее, а сон сняло как рукой. Больше недели ждали мы телефонного звонка от Тони. На наши звонки он не отвечал. Тогда мы поехали, к родителям Тони, живущих в одном из самых богатых районах Бруклина, районе Мел Бэйсон. Но они сказали, что сами его не видели, с момента, как он переехал на свою квартиру. Мы пытались намекнуть, что Тони не расплатился с нами за поездку в Сиракузы, но они заверили нас, что он обязательно расплатится. Но, увы, не всегда погоня за длинным, зелёным долларом, заканчивается так, как ты того хотел. Тони пропал окончательно. Ещё несколько раз мы ездили к его родителям, но какой родитель выдаст своё детище, даже, если это детище порядочная сволочь; ну, да Бог им судья!

- 23 -

Комментарии: 8, последний от 10/11/2004. © Copyright Аркадьев Аркан (arkanblues@yahoo.com) Обновлено: 17/02/2009. 50k. Статистика. Обзор: США Иллюстрации: 1 штук.		Оценка: *5.9610** Ваша оценка:

Аркадьев Аркан: другие произведения.

Америка