Первым, что я увидел через своё окно, когда пыль от налетевших машин немного рассеялась, было дуло кольта, 45 калибра. В голове мелькнула мысль: Прощай, оружие! Не жди меня мама, хорошего сына! В этот момент я чувствовал себя даже не дуэлянтом, которому выпал жребий стрелять вторым, а зверем. Зверем, который вдруг потерял чутьё и добровольно вылез из своей норы, где его уже поджидал охотник с ружьём. И всё это происходило в Сиракузах, но не тех, что на тёплой Сицилии, а тех, что на северо-западе штата Нью-Йорк. Мысленно возвращаясь назад, ещё раз убеждаюсь, что всё происходящее, особенно если смотреть со стороны, напоминало съёмки голливудского боевика. Не успел Вованя, который на тот момент был за рулём, запарковать трак (это такая грузовая машина, с будкой), как со всех сторон, ревя перегруженными моторами, воя сиренами, поднимая клубы пыли, в нашу сторону неслись полицейские машины. Стояла середина июля, на мой взгляд, самого жаркого месяца в штате Нью-Йорк. Кондиционер в траке не работал, поэтому окна были открыты. И вот, в открытое окно, в упор, на меня смотрел чёрный глаз 45 калибра, который напоминал дверной глазок квартиры, где живут одни неприятности. Смотрел, и, молчал. И это молчание было самым лучшим молчанием, какое я, когда - либо слышал. - Да, - подумал я, - Всё - таки, тишина - это прекрасно! Зато потное, рыжеусое лицо, непереставая, что-то кричало, на английском языке. Из всего, что это лицо прокричало, я понял лишь первую фразу: Don't move! А я никуда 'муваться' и не собирался, потому что от жары мои шорты, вместе с тем, что в них, прилипли к дерматину сиденья. Рыжеусое лицо продолжало кричать, не опуская оружия. И мне, ничего не оставалось, как кивать головой, давая понять, что абсолютно со всем согласен и, глупо улыбаться, хотя, я мало, что понимал. На тот момент, я был в стране меньше года, и мой английский, не успел подняться выше - wona, gona. Повернуть голову, чтобы посмотреть, что происходит с Вовиной стороны, я не решался. Но краем глаза видел, что там то же самое. Затем, как по команде, двери трака открылись, и нам дали понять, что поезд дальше не идёт, просьба освободить вагоны. Медленно, не спуская взгляда с пистолета, я сполз на землю. Стоявший сбоку толстяк в полицейской форме, заломил мне руку, и прижал лицом к будке трака. Раскаленная на солнце жесть напоминала сковородку, хорошо прогретую на огне. От резкой боли и, в заломленной руке, и обожжённой щеке, я заорал, вспоминая матерь, отца, сына и святаго духа. Но тут, дуло пистолета, неприятно упёрлось мне в затылок, давая понять, что кричать не надо. Ударами тяжёлых полицейских ботинок, ступни моих ног развели в стороны так, что шорты затрещали. За спиной я услышал щелчок и сразу почувствовал, как мёртвой хваткой мои запястья обхватили наручники. Стоять в такой позе - ноги шире плеч, руки в наручниках за спиной, было совсем не удобно. - Как там Вованя? - подумал я. Простояв с полчаса, я почувствовал, что ещё чуть-чуть, и я упаду. Корчить из себя молодогвардейца, не стал, бухнулся сначала на колени, а затем завалился на бок. Менты засуетились. Меня подняли, сняли наручники и усадили на подножку трака. Кто-то принёс бумажный стаканчик с водой. Сидеть, и без наручников, было много удобнее. В голове крутился вопрос: - Что, происходит?
Прошу прощения, но до сих пор, я не рассказал о цели нашего визита в несицилийский город Сиракузы, который, не смотря на жуткую жару, так холодно нас встретил. Накануне, мы перевозили сына знакомых, Вованиной жены. Сразу хочу пояснить, что она, массажист: делает массаж на дому, тем самым зарабатывает на хлеб насущный. Сын одних из её клиентов купил квартиру в Нью-Джерси и, надо было перевезти его вещи, из бруклинского дома родителей, к нему на квартиру. На тот момент Вова и я работали в мувинге. (Мувинг - от английского слова 'moving' - движущийся), а проще говоря, компания по перевозке, а если быть ещё точнее мы были грузчиками.. Иногда мы подрабатывали, в свободное от основной работы время. Эта работа заняла весь день, и закончили мы, около полуночи. Когда рассчитывались, сын знакомых спросил, не можем ли мы, за отдельную плату привезти двенадцать коробок из Сиракуз. Мы спросили, что в коробках. Он сказал, что запчасти для легковых машин. Договорившись о цене, решили ехать тем же траком. От Нью-Йорка до Сиракуз, часов восемь езды. На сборы у нас оставалось не больше трёх часов. Максимум в четыре утра, нужно выехать, чтобы к двенадцати быть в Сиракузах. Час на загрузку и назад. Вот так, в погоне за длинным зелёным долларом, оказались мы с Вованей, в Сиракузах. Тони, так звали сына знакомых, дал нам телефоны людей, с кем мы должны связаться в Сиракузах, и адрес склада, где находятся коробки. На въезде в город, мы заехали на заправку и купили карту, дабы не блукать. Тони начал звонить с десяти часов утра. Звонил он каждые полчаса. Мы ещё подумали, чего это он так переживает? И тут в голову полезли разные глупости. А может в коробках не запчасти? А что же тогда? Наркота? Оружие? Груз летел из Венгрии, откуда родом был Тони. Ответы на наши вопросы, не заставили себя долго ждать. Не успел Вованя запарковать трак, как:Что было после, вы уже знаете.
Я сидел на подножке трака под непрестанным взглядом толстяка в полицейской форме. Его рука всё время лежала на кобуре. Рыжеусый куда-то ушёл. А по другую сторону, сидел Вованя. Иногда мы пытались перекидываться отдельными, короткими фразами, вроде: Ну, ты как? Или, что за х:я происходит? На мой голос, толстяк в полицейской форме, реагировал, как собака Павлова на лампочку. У него сразу текла слюна, рука крепче сжимала рукоять пистолета, и, тряся щеками, он грозна рявкал: Shut up! Don't speak! Я с видом невинного младенца говорил OK!
Примерно через час, после того, как нас арестовали, хотя больше всё походило на захват исламских террористов, собирающихся, как минимум, взорвать Белый дом, подъехала ещё одна машина. Из неё, пыхтя, вылез дядечка латиноамериканского происхождения, в униформе иммиграционной службы. Мне стало не по себе. Не за себя, у меня с документами всё в порядке. Стало не по себе за Вованю. У него с документами было не совсем всё в порядке, вернее сказать, совсем не всё в порядке. Как только подъехал дядечка из иммиграционной службы, сразу появился рыжеусый и компания. Мне снова нацепили наручники, и повели к одной из машин, стоящих недалеко от трака. Первый раз, за всё это время, я увидел Вованю. Обычно красное, его лицо было белым как стена. Меня он попросил, что если вдруг его не отпустят, чтобы я позвонил ему домой, предупредил о том, что произошло, и чтобы не волновались. Но я не мог себе представить, что такое может случиться. Везли нас в разных машинах. Сидеть в наручниках, с руками за спиной, было ещё менее удобно, чем стоять. Слева от меня сидел бритоголовый верзила, с лицом потенциального убийцы, а справа, уже знакомый вам рыжеусый. Ехали молча. Слав Богу, в машине работал кондиционер. После часа с лишним, проведённых мною под палящими лучами июльского солнца, машина с работающим кондиционером, была просто раем. Через двадцать минут петляния по улочкам Сиракуз, мы подъехала к одноэтажному, деревянному зданию, над которым, потрепанным, тоскливым презервативом, свисал американский флаг. Над дверями была надпись - Полицейский Участок ?123, г. Сиракузы. Вышли из машины. Горло сразу обожгло раскаленным воздухом. Мы зашли в здание. По скрипучей, деревянной лестнице, спустились вниз, в подвал. Куда повели Вованю, я не видел.
Комната, куда меня привели, напоминала помещение для допросов с пристрастием. Кроме стола, двух стульев и одного несгораемого сейфа, в ней больше ничего не было. Отсутствие окон, делало комнату ещё меньше, чем она была на самом деле. Рыжеусый, сел за стол. Меня он усадил на другой стул, который в целях безопасности, отодвинул на расстоянии нескольких метров от стола. Открыв принесённую с собой папку, рыжеусый достал из неё несколько бланков, и начал, что-то писать. Как выяснилось потом, это был протокол допроса, опять же, слава Богу, оказавшегося без пристрастия. Мои руки по-прежнему были в наручниках. Плечевые суставы, нестерпимо ныли, не говоря уже о моих запястьях. Спасибо толстяку, который затянул наручники на славу. Видно я его достал своими переговорами с Вованей. Рыжеусый, задал стандартный перечень вопросов: кто, что, где, когда, с кем, почему, зачем, отчего, для чего, для кого и попросил расписаться. Я подошёл к столу и, повернувшись к рыжеусому задом, попросил ручку. Увидев, что я до сих пор в наручниках, он сделал вид, что сильно удивился, а после того, как снял их, даже извинился. Тут я смекнул, что всё не так уж плохо, раз начали извиняться. Отвечая на вопросы, я говорил только правду, и ничего кроме правды. По большому счёту, мне и скрывать-то было нечего. Я сказал, что мы должны были забрать двенадцать коробок с запчастями, привезти их в Нью-Йорк, и там отдать Тони. На вопрос, кто такой Тони, я сказал, что видел этого человека первый, и надеюсь, что в последний раз. Поговорив со мной ещё с полчаса, рыжеусый попросил прочитать и расписаться в конце протокола, затем он повёл меня наверх.
После мрачного подвала, хотелось курить. Выйдя на улицу, я достал помятую пачку из кармана шорт и вынул скукоженную сигарету. Зажигалка осталась в траке, и я попросил прикурить рыжеусого. Тот сказал, что не курит, и зашёл обратно в здание. Через пару минут он вернулся, держа в руках зажигалку. Сделав несколько затяжек, я поинтересовался на счёт Вовани. Рыжеусый сказал, что у моего друга проблемы с иммиграционной службой, поэтому он точно не может сказать, когда его отпустят, и отпустят ли вообще. К тому времени Вованя прожил пять лет в штатах. Его трудовая виза истекла, и он должен был покинуть страну, ещё три года назад. Так что сами понимаете, чем эти проблемы могут закончиться. В лучшем случае иммиграционная тюрьма, и возможность выхода под крупный залог, около $10,000, а в худшем депортация, без суда и следствия. Ожидая Вованю, я выкурил почти всю пачку. От выкуренных сигарет, во рту у меня горчило. Денег, 50 центов мелочью, ключи от трака у Вовани, а сам Вованя, в полицейском участке. Так прошло больше трёх часов, после того, как выпустили меня. А что впереди, неизвестно. Остаётся только ждать, да гадать.
Уже начало смеркаться, когда в дверях полицейского участка появился Вованя. Говоря словами американцев, выглядел он как - piece of shit! Мне не терпелось скорее узнать, что и как, но, видя Вовино состояние, я не стал торопить события. - Курить будешь? - протянул я ему пачку. Он молча взял сигарету, закурил, задержал дым в лёгких, после резко выдохнул, будто хотел вместе с дымом выдохнуть накопившееся за всё это время напряжение. - Аркан, это жопа!
Уже в траке Вованя рассказал, что дядечка из иммиграционной службы, заставил позвонить Тони и сказать ему, что груз мы получили. - А что мне оставалось делать? - Как бы спрашивал Вованя самого себя. И сам себе отвечал: - Лучше так, чем депортация. А отпустили Вованю лишь потому, что проверив его данные по компьютеру, за ним не нашли никаких нарушений. Дядечка из иммиграционной службы, сказал, что с этого момента Вованя в стране официально. -You lucky man, - добавил он, садясь в машину. На этот раз Господь был на Вовиной стороне.
Уже совсем стемнело, когда мы выехали на скоростную дорогу, ведущую к Нью-Йорку; дорогу, ведущую к дому, теплу, спокойствию. Первое время мы посматривали в боковые зеркала, пытаясь определить, есть ли за нами слежка, или нет, а потом плюнули на это. Затем Вованя позвонил Тони и рассказал ему обо всём, что случилось, и, что товара у нас нет. Тони сделал вид, что, удивлён, но после предупредил, чтобы мы ему не звонили, что он перезвонит сам. А нас впереди ожидали семь нелёгких часов дороги. После, считай суток без сна, вести трак было трудно, но когда, проехав Нью-Джерси, мы увидели необъятное море огней Нью-Йорка, на душе стало теплее, а сон сняло как рукой.
Больше недели ждали мы телефонного звонка от Тони. На наши звонки он не отвечал. Тогда мы поехали, к родителям Тони, живущих в одном из самых богатых районов Бруклина, районе Мел Бэйсон. Но они сказали, что сами его не видели, с момента, как он переехал на свою квартиру. Мы попытались намекнуть, что Тони не расплатился с нами за поездку в Сиракузы, но они заверили, что он обязательно расплатится. Но, увы, не всегда погоня за длинным зелёным долларом заканчивается так, как ты того хотел. Тони пропал окончательно. Ещё несколько раз мы приезжали к его родителям, но какой родитель выдаст своё детище, даже, если это детище порядочная сволочь; ну, да Бог им судья: