- Вот вы где! - я искренне улыбнулся, поглядывая на свою дальнюю родственницу. - День добрый. Далеко забрались. Подальше от любопытных глаз?
- Нет, - отмахнулась она, - просто люблю этот парк. Здесь дорожки извилистые, гулять хорошо. Так только до революции парки разбивали. Потом товарищи лишь прямые дороги делали. В светлое будущее. А здесь митингов никогда не проводили и бюджет не выделяли. Все осталось, как было. Еще Савва Морозов деньги пожертвовал на больничку и парк при ней. Душевно тут.
Она замолчала и отвернулась, глядя куда-то вдаль, но я почувствовал ее горькую улыбку. Отчего-то мне в такие моменты становилось неловко. Мы не так часто виделись, но эту улыбку я всегда ощущал всем сердцем. Она никогда открыто не укоряла меня или других родственников, но я знал, что и они в такие моменты чувствовали тоже самое.
- А ты думал найти меня в палате для лежачих? - не поворачиваясь с иронией спросила она.
О, я с детства помнил эту манеру подтрунивать. Над собой, над происходящим вокруг и над многочисленными нашими родственниками. Как-то так получилось, что нас, не в пример другим семьям, осталось много. Деревенские корни ли сыграли свою роль, привычка ли, воспитанная с детства, держаться дружка дружку, несмотря ни на что, или бескрайние просторы, откуда пошел наш род. Не знаю. Но мы по-прежнему дорожили поистершимися родственными связями. До сих пор. И эта ирония не казалась обидной. Наоборот. Это была фамильная черта. Впрочем, были и такие, кто подался на заработки в дальние страны, да так и не вернулся.
- Не кори тех, кто ушел, - она словно прочла мои мысли. - Каждый выбирает по себе...
- Да я, собственно, - оправдываться мне не хотелось, и я протянул ей пакет с яблоками. - Вот. Витамины.
Она с интересом взяла мой скромный гостинец и заглянула внутрь. С жадностью вдохнув одуряющее сладкий запах наших деревенских яблок, она с благодарностью посмотрела на меня. Я ждал этого. Знал, что никакие заморские штучки не обрадуют ее, как эти яблоки из родных мест.
- Вот спасибо, мил человек. Вот порадовал. Меня тут пытаются ерундой всякой пичкать. Ни запаха, ни вкуса. Трава прошлогодняя. А эти люблю. Прелесть какая.
Она достала из пакета большое румяное яблоко и, обхватив его длинными тонкими пальцами с морщинистой желтоватой кожей, поднесла к лицу. Надо же, как может преображаться немолодое лицо. Только что язвила и хмурилась, а тут вдруг озарилась. Именно так. Другого слова и подобрать нельзя. Сквозь прикрытые веки смотрит куда-то вдаль, и видит там нечто такое, отчего душа ликует. Я всегда удивлялся, становясь свидетелем такого ее преображения. Вот, кажется, плохо все вокруг, тошно, а она закроет глаза и улыбается. И это не позерство, не игра на публику. Вот такая она на самом деле. За то и любят все наши.
- Человеку много не надо, если он любить умеет, - не оборачиваясь ко мне, тихо проговорила она. - Не смотри, что время с внешностью делает. Это наносное. Кто душой живет, богат малостью. Вот весточка из родных краев такой радостью наполнит, что все невзгоды преодолеть можно. Не воевать с воришками, кои землю нашу сейчас поганят, а простить их, как людишек умом слабых. Убогие душой завсегда не только чужим трудом жили, но и чужим счастьем пытались согреться, но это лишь зависть рождало.
- Отчего же никто камень не кинет? - не выдержал я. - Ведь накипело.
- Ах, мил человек, - опять грустно улыбнулась она, - Война никого не щадит, потому как кровью питается. Первыми забирает лучших, тех кто за справедливость жизни кладет, а убогие всегда в подполе прячутся. Да ты садись, в ногах правды нет.
Мы помолчали. Всколыхнувшееся было желание ругать всех и вся внезапно затихло во мне. Она и так все знала, а понимала намного глубже, потому любые слова были бы лишними. Наверное именно это многие чувствовали рядом с ней. Потому и уважали. Она давно была самой мудрой в нашем роду. Причем, мне казалось, что так всегда было до меня, и так будет после. Наверное поэтому я пришел к ней сегодня. Никогда не числился у нее в любимчиках и не рассчитывал на какое-то наследство. Быть может, она даже имени моего не помнит. А, вот, поди ж ты. Знаю, что плохо ей, а помочь не знаю как. Разве что, вот эти яблоки из глубинки.
- Равнодушие убивает все, - неожиданно произнесла она, словно отвечая на незаданный мною вопрос. - Пока я кому-то нужна, не умру.
У меня что-то сжалось внутри и перехватило дыхание, словно предстояло проститься с кем-то очень дорогим, а она неожиданно вскинулась и смеясь кинула в мою сторону.
- Негоже напоминать мне о возрасте. Да, и не собираюсь я сгинуть из-за кучки уродцев.
- Мужчи-и-на, - кто-то бесцеремонно тормошил меня за плечо. - У вас яблоки рассыпались.
Открываю глаза и нелепо озираясь по сторонам. Сижу на лавочке, а какая-то сердобольная дама собирает яблоки. Хорошо дожди начисто выдраили брусчатку аллеи.