В небольшом аквариуме стайка рыбешек медленно кружила среди башенок и водорослей, окутанных вихрями мелких пузырьков воздуха, чем-то напоминавших снежинки, с той лишь разницей, что они поднимались вверх. У лежащей на мелкой гальке разбитой амфоры, суетились вечно занятые чем-то сомята, а по стенке зеленоватого стекала, словно промышленный альпинист скользила большая улитка. Обитатели миниатюрного подводного царства с любопытством скосили черные бусинки немигающих глаз на заглянувшую в комнату сухощавую женщину неопределенного возраста.
- Свет, Руслан пришел, - сообщила она лежащей на широкой кровати блондинке.
Та засуетилась, приводя себя в порядок и озабоченно озираясь на дверь. Из коридора небольшой квартиры слышались приглушенные голоса хозяйки и гостя. Судя по тембру и неторопливым коротким фразам, мужчина представлялся уверенным в себе крепышом. Так оно и было на самом деле.
- Свет, привет, - привычно произнес он и, чмокнув в щеку лежащую на высокой подушке блондинку, сел на край кровати подле нее. - Как ты?
- Лучше всех, - с нескрываемой тоской откликнулась она, словно из другого мира. - Смотрела вчера открытие в Сочи. Из наших никого. Подъемники шикарные, да и трассы выглядят красиво. Никогда такого порядка не видела там.
- Завидно ? - Руслан сгреб ее бледную неподвижную руку в свои огромные, словно лопаты ладони, и нежно погладил, словно пытаясь отогреть. - Мы еще покатаемся с тобой. Вот увидишь.
- Не в этой жизни.
Он молча достал из внутреннего кармана кожаного пиджака флажок с символикой олимпийских игр в Сочи и, сунув его в лапы плюшевому медвежонку, который словно только того и ждал, стал размахивать обоими перед блондинкой. Подражая зычному голосу судьи-информатора на страте, Руслан громко произнес:
- На старт вызывается Светлана Долгова, Советский Союз... Долгова! Долго собираетесь, девушка. На старт! Кто-нибудь, найдете эту Долгову. Вечно она на другой трассе гоняет. Эй, Долгова! Дисквалифицирую...
- Ты забыл, - у нее неожиданно задрожала нижняя губа, - меня давно дисквалифицировали. Пожизненно.
Она быстро прикрыла левой ладонью глаза, а правая так и осталась неподвижно лежать на коленке гостя. Он спокойно отложил медвежонка в сторону и достал из необъятного кармана большой носовой платок. Мягко отстранил ее руку и смахнул навернувшиеся слезинки с когда-то красивых глаз блондинки.
- Это от ветра, Светик. Опять забыла очки надеть. Сколько раз тебе говорить, на трассе ветерок. Глазки беречь надо. Внизу репортеры и поклонники, а у тебя глазки красные будут. Не хорошо-с.
- Да, - она улыбнулась, еще всхлипывая, - я сейчас. Это пройдет.
Светлана прижала своей левой рукой его огромную ладонь к своим губам и зажмурилась. Он не шелохнулся, спокойно глядя на упавший со лба завиток.
- Не смотри на меня, Рустик. Я такая некрасивая... и убогая. От меня прежней ничегошеньки не осталось.
- Отшлепаю, - его голос тоже дрогнул, но только на мгновение. Думаешь, что если ты в постели валяешься, то можно мой платок мочить... Кстати! В какой-то сказке говорилось, что слезы девицы-красавицы волшебной силой обладают. Вот я возьму это платочек, да пойду к ведьме на Чертову гору. Пусть поколдует.
- Здесь столько этих ведьм перебывало, дорогой, что никакая Лысая гора не сравниться.
- Так, ты тут шабаши устраиваешь, - зловеще прошептал он. - С ведьмаками, небось?!
- Еще с какими, - она потянула его голову к себе на грудь, зажмурившись от нахлынувшего чувства. - Я часто вспоминаю, как ты откопал тогда меня из снега и нес на руках. Километров десять. От боли я теряла сознание, а когда приходила в себя слышала, как ты повторял - "Все будет хорошо. Только потерпи". Я терплю, Рустик. Терплю. Только прошло двадцать шесть лет. У нас бы уже дети выросли, а, может, и внуки появились. Сил моих больше нет. Даже плакать нечем... Мать на тень стала похожа, а после смерти отца почти не разговаривает. Это все моя вина. Она давит каждый день. Каждый час.
Она гладила его огромную голову на своей груди одной худенькой левой рукой и все шептала, словно молилась кому-то.
- А когда тебе дали семь лет, я дважды вены резала, да мать умереть не дала. Теперь даже посуду не оставляет на тумбочке. Я так до окна ни разу и не доползла. Вся моя жизнь на этой кровати. Как в тюрьме.
Он мягко отстранился и молча посмотрел ей в глаза. Она почувствовала это и ответила тем же. На лбу женщины прорезались две глубокие морщинки.
- Я виню себя в том, что из-за денег на бесполезные операции ты пошел к браткам. Ты сломал свою жизнь, став тем, кем никогда бы не был. Если бы не я. Если бы не моя травма. В свои девятнадцать я была бесшабашной...
- Ты, - он приподнялся и нежно приложил свой палец к ее губам. - Ты была королевой. Королевой всех склонов и трас. Ты бала не Долговой, а Долгожданной. Ты была просто Снежной королевой. От слова нежной.
- Перестань, пожалуйста, а то я опять расплачусь.
Он словно не слышал ее.
- У меня было время подумать. Я понял, что это судьба. Наша с тобой.
- За какие грехи?
- Не знаю. Я принял ее, как есть. Без базара.
Молчаливая пауза нависла над ними, и оба, не сговариваясь, отвернулись к аквариуму. Обитатели аквариума занимались своими делами, лишь изредка поглядывая на двух неразговорчивых полубогов, от которых зависела судьба этого подводного мирка.
Тихо щелкнул дверной замок в коридоре.
- Ты принес? - он молча кивнул в ответ. - Мать пошла в магазин. У меня будет время.
- Может я еще поищу Себастьяна, - неуверенно начал гость. - Австрия не такая большая страна.
- А потом опять будешь "искать" еврики. Нет, больше не возьму от тебя деньги. Я не наивная чукотская девочка и понимаю, почему классный биатлонист так понравился браткам.
- Ты самое главное в моей жизни.
- А те... - она поперхнулась. - Они в чем виноваты?
- Это мой грех.
- Нет, дорогой, это и мой грех. Не сломайся я тогда, ты остался бы в сборной и взял бы золото в Калгари. Зачем нам врать друг другу.
- Судьба, - он повернулся к Светлане. - Я бы еще раз попробовал.
- Я не позволю тебе уродовать свою душу! - Ее взгляд загорелся ненавистью. - Опять ждать семь лет на этой койке? Или пятнадцать? И каждый день признаваться себе, что я никому не нужна в этой стране. Выслушивать, как чиновники чмямлят, стыдливо пряча глаза, что не посылали меня на ту трассу. Видеть, как мать сохнет от горя и несправедливости, полнейшего равнодушия со стороны бывших "друзей". Если бы не ты, не было бы ни одной операции, ни одного знахаря или костоправа. Кто считал, сколько денег на это ушло! Да, мы бы с мамой на свои ничтожные пенсии давно бы загнулись.
Руслан только грустно улыбнулся.
- Раз в пять лет каким-то ветром сюда заносит молоденькую журналистку и она в шоке бежит, осознавая всю низость моего положения. Я больше не хочу так. Нет смысла. Уже не кричу бездушному телевизору, что лучше бы на эти деньги не олимпиаду устроили, а убогим помогли. Таких, как я, немало, но никто никогда даже цифры не зазвал. Нет нас в этой стране. Есть десяток, кто выступает на Паралимпийских играх. А я не хочу закончить свой путь в какой-нибудь богадельне, которые каждый год сгорают со всеми несчастными горемыками. Лучше сегодня.
Руслан серьезно посмотрел на нее.
- Поцелуй меня в последний раз и уходи. Я уже и записку написала. Так будет правильно.
- За кого же ты меня держишь? Думаешь, я тебя брошу?
Когда мать открывала ключом дверь неказистой квартиры, в которой давно не звучал смех, один за другим раздались два негромких хлопка.
****************
Признаться, не сразу решился публиковать этот текст, поскольку слишком далека его суть от известной песни Дунаевского "Эх, хорошо в стране Советской жить!" .
Люблю и болею за Россию, но с чем-то не могу смириться, и это гнетет меня. Возможно поэтому появились Светка и Рустик
Рассказ написался быстро, за какой-то час, но с его вымышленными героями у меня еще долго шел виртуальный разговор. Если не спор. Несколько чашек кофе не изменили основной мысли текста. Их голоса все еще тревожат мою душу.
Так легло, и переделывать рука не поднимается. Если удалю, значит, передумал.