- Раскольников! Как вы не поймете, только тайная полиция Его Величества может вас спасти от этой сумасшедшей старухи, - Иван Трофимович, достал белоснежный платок и вытер шею. Вот уже битый час он добивался от Раскольникова признания в истинной причине охоты на него старухи Процентщицы.
- Не знаю я ничего про старуху. Убил я её, грешен.
- Да не убили вы её. То есть убили, но наши профессора, мать их..., простите. Наши профессора шутили в своих экспериментах с мышами и собаками, а тут попробовали со старухой в морге. Видно в коме была, не знаю, наши следователи ещё толком не разобрались, но это дело времени. Так вот, факт на лицо, старуха бегает по городу, рубит топором из дамасской стали похожих на вас молодых людей и выкрикивает, что вы знаете, где закопано пророчество о судьбе, Его Императорского Величества. Что на это скажете?
- Ну, если бы я знал, то зачем меня убивать этой старухе? Сначала надо бы пытать?
- Это просто, по слухам, она хочет уберечь многострадальную Россию матушку от вас и этого ужасного пророчества.
- Это не та старуха. Та только о себе пеклась. Плевать ей было на Россию и Императорское Величество....
- Но-но, вы поосторожней. Мы хоть и вдвоем в этом каземате, но и стены имеют уши.
Иван Трофимович оглядел низкие, серые своды камеры, поёжился и глянул в зарешеченное маленькое окошко под потолком. Через него, извиваясь сквозь решетку, пробивался слабый свет, создавая игривые мрачные тени на стенах, от которых жуть становилась ещё круче. После недолгой паузы, заложив холеные руки за спину, Иван Трофимович начал прохаживаться по камере, точно зек. Остановившись у двери, он резко повернулся, шагнул к деревянному столу, за которым сидел Раскольников, и, упершись двумя руками в край стола, выдохнул в лицо Раскольникову,
- Вы не понимаете, сколько несчастий, своим упорством, вы принесете людям, они вас проклянут. Вы же интеллигентный человек. Помогите людям.
- Да убил я старуху, а пророчества никакого не знаю. Кто там бегает и рубает по городу, не знаю. Но точно не моя старуха.
- Вот поглядите. Это рисунок нашего художника с места преступления. Вот отрубленная голова, вот..., ну сами видите что это, вот нога. Обычно мужское достоинство она отрубала и забирала с собой, а в этот раз, видно её что-то вспугнуло.
- Я же говорю, это не моя старуха, её интересовали только деньги....
- Есть свидетельства, вполне адекватны людей, что именно ваша старуха. И приметы и походка и горящий жадный взгляд, всё совпадает. Один раз у неё задралась юбка, и её бывший ухажер узнал трусы своей давней возлюбленной, так что все сходится. Прошу вас, не заставляйте меня применять сложные методы дознания. Мне не нравится, когда из вполне приличного человека, делают мешок с окровавленным мясом. Тысячелетняя история нашей службы накопила достаточно опыта в этом деле. Поверьте мне на слово. Расскажите все подробно, может, вы и сами не знаете, что это пророчество, а думаете о нем, как о некой безделице. Итак?
- Сложно это, выворачивать всё из себя, про себя...
- Другого выбора у нас с вами нет, - Иван Трофимович махнул писарю в углу, мол, приготовься писать, и не упусти чего.
Писарь зевнул, вытер перо о волосы, рассмотрел его на свет, снял нагар со свечи и поправил бумагу. Уткнувшись носом в стол, словно бегун, ожидающий старта, прищурился и написал заглавие страницы. Год..., после полудня в пятнадцать часов, дознание старшего ....
Бабушка-старушка стояла за углом и прислушивалась к себе. Ей не надо было высовываться из-за дома, чтобы понять, что там происходит. После повреждения мозга кузнечным изделием, довольно качественным топором, и вмешательством профессоров в её судьбу, она могла предугадывать события и наблюдать за происходящим внутренним оком. Месть, месть и месть, а также деньги и деньги, вот что её волновало каждую минуту, даже ночью, во сне. Но месть слишком низкое чувство. Надо придумать более возвышенные понятия, чтобы оправдать свои поступки. Она поправила воротник заляпанного кровью, ободранного и выношенного до последней степени полушубка, поеживаясь от пробиравшего до костей русского мороза. Сил у неё было немеряно, после воскрешения, а вот от холода никакой защиты, кроме тряпки, называвшейся платком и полушубка, которого бы постеснялся нищий. Наряд, дело поправимое, деньги есть, но их очень жалко на всякие тряпки.
Старуха процентщица ловила момент, чтобы проникнуть в каземат и отомстить этому Раскольникову. Но вдруг её посетила мысль. Ведь Раскольников из каземата никуда не убежит, а тут банк недалеко, хороший шанс деньжат прибавить в своей кубышке. На старость. К слову, старой она себя не считала, думала, что все ещё впереди. Раз осталась на этой земле, значит, не все дела сделала. Старуха убеждена, что на тот свет уходят люди, которые больше не нужны на земле, а она всегда будет нужна, ну или почти всегда.
Подобрав до неприличия подол юбки, раскорячившись, пыталась обойти лужи. Это её слабо удавалось. Через два прискока ботинки были полны воды, прохожие заляпаны грязью. Люди шарахались и таращились на странное зрелище, скачущую с невероятной прытью по лужам старуху, оголявшую худющие кривые ноги, до неприличия. Ладно бы только ноги, но наружу выглядывало и исподнее, что могло шокировать кого угодно, даже самого страшного маньяка-извращенца.
Заметив реакцию публики, уже не спешащую по своим делам, старуха издала клич американских индейцев и сделала вид, что сейчас укусит высокого, холеного барина в цилиндре и меховой накидке. Публика замерла в ожидании невиданного зрелища. Ей уже было наплевать, на ноги и исподнее старухи, на заляпанные по её вине дорогие одежды. Не знать этого господина было невозможно. Он владел банком, которому все были должны. Большей радости и темы для разговоров, чем покусанный придурошной старухой, среди белого дня, владелец ненавистного банка, придумать было невозможно.
Банкир, увидев грязную старуху, шарахнулся в сторону и оступился. Мгновенно вся приличная и прочая праздношатающаяся публика обступила барахтающегося в луже банкира. По древней русской традиции публика обсуждала, какие же все кругом мерзавцы, никто даже руки не подаст, а заодно прошлись по полиции, которая неизвестно куда смотрит, от полоумных старух с топорами уже проходу нет. И неизвестно за что полицмейстеры получают деньги, про дороги и мостовые которые давно надо отремонтировать, разговор был особый и долгий.
Старуха глянула на банк, в каждом окне торчало минимум с десяток, улыбающихся рож. Лучшего момента для посещения банка не придумаешь. С дикой скоростью, но бесшумно и незаметно, проскочила мимо швейцара и шмыгнула к кассе. Пока служащие со смехом и злорадством наблюдали за своим начальником и хозяином, Старуха безвозмездно изъяла пачки ассигнаций. Она предпочитала золотые монеты, не доверяя бумажкам, но особого выбора не было. Единственно о чем пожалела, что много унести не смогла. Мысль, о том, что наказала своего конкурента, радовала душу. Ему мерзавцу все в ноги кланяются, а ей топором. Несправедливо. Вспомнив о Раскольникове, она прижала рукой пачки денег и приняла решение. Теперь она знала, что с ним будет делать. Вышмыгнув из банка, она увидела, как из казенного здания выскакивали служащие тайной полиции на помощь банкиру. Ей порядком везло. Секунду поразмышляв, перед выбором, спрятать сначала деньги в кубышку или посетить Раскольникова. Подумав, что одно другому не мешает, решила посетить молодого человека. Свободно зайдя в казенное здание, она прошлась по коридору, с распахнутыми дверями., вернулась обратно и увидела на столе стакан сметаны с ложечкой, лук и надкусанный кусок хлеба и огрызок колбасы. Сразу проснулось чувство голода. Побрезговав колбасой и хлебом, она с удовольствием съела сметану. Как кошка облизалась и поставила пустой стакан на стол. Заметив рядом кисть и кадку с белой краской, она решила наполнить стакан густой краской.
- Даааа, совсем разбасячились. И это они так тайны хранят. Пусть сметанки хлопнут, - засмеявшись, взяла ключ со стола и вприпрыжку направилась к камере Раскольникова.
Семён Иванович, из Тульских оружейников, ныне состоявший на службе в тайной полиции и имевший низший чин, прошел за свой стол, доел колбасу и хлеб, лук спрятал в стол и взял стакан со сметаной. Услышав топот у входной двери, махом выпил сметану, дверь отворилась, и вошел Иван Трофимович. Семён пытался удержать во рту то, что он считал сметаной, но не смог.
- Прррруууфффффффф.
Фонтан сметаны пришелся как раз на мундир Ивана Трофимовича, только вчера, забранный из пошивочного ателье Шмыгельсона.
Скрипнула дверь в камеру, Раскольников присел на кровати. В дверь вошла старуха с топором в руке. Он успел перекреститься и бухнулся на колени, готовый принять смерть. Старухе очень понравилось, как встретил её убивец. Поставив ногу ему на шею, произнесла,
- Готов свои грехи искупить?
- Готов!
- Это хорошо.
Старуха убрала ногу с Раскольникова т прошла к столу. Усевшись, положила топор на стол, но, подумав, убрала запазуху.
- Вставай, присаживайся, говорить будем.
Раскольников покорно встал с коленей и прошел к столу, с опаской поглядывая на старуху. Смерть он готов был принять, но боялся того, что придумала эта сумасшедшая старуха.
- Это я милок, слух пустила про тайну Его Императорского Величества, в смысле пророчество. А чего мне искать тебя, бегать за молодым. Оне вона быстро тебя нашли. Я тут по ошибке порубала пару на тебя похожих, зрение уже не то.
- А зачем гениталии обрубала?
- Не обрубала я эти...
-Ну, в смысле мужское хозяйство...
- Ааааа!!! Это. Так по-русски и говори. Отказались со мной вступить в связь, как с женщиной. Не нравлюсь я им, видите ли. Старовата. Ну, им старыми не быть и не понять, что в душе я молода. Я ведь недавно заново родилась, благодаря тебе голубчик, - скривилась в улыбке - гримасе старуха и протянула руки к ширинке Раскольникова. Тот так испугался, что грохнулся с табуретки и ползком, ползком в угол камеры.
- Будешь у меня грех свой отрабатывать. Слаба я стала, много денег из сейфов не могу унести, вот ты и будешь таскать, а там посмотрим.
- Но это незаконно!!! - пытался возмутиться и отмазаться Раскольников. Ходить под началом этой сумасшедшей старухи, которая молода в душе и хочет секса, было страшнее смерти.
- А бабушек по голове топором бить, законно?
Раскольников, сидя в углу камеры на цементном полу размышлял:
- Видно судьба такая, видно это испытание за грехи свыше послано. Никуда не деться.
- Ну дак, что? Пошли, чай не католик, индульгенцию на отпущение грехов не купишь, придется православным методом отрабатывать, сказала Старуха и сама удивилась слову метод, которое сказала. Наморщив лоб, пыталась вспомнить, где его слышала. Через секунду усилий, махнула рукой и подошла к двери.