Аннотация: А сейчас перед вами выступит человек, который видел Ленина (С)
А сейчас
перед вами выступит рабочий, который видел Ленина (С)
В то лето перед четвертым классом у меня было много планов на Москву. Я хотела, во-первых, увидеть негра живого, потому что в моем городе они тогда не водились совсем; во-вторых, я хотела побывать на Красной Площади; в-третьих, я хотела увидеть Ленина. Но злые бабушка и папа уволокли меня на три недели на Украину, а уж только потом, на обратном пути, остановили поезд в Москве.
На самом деле, ничего страшного в итоге не произошло, потому что за эти три недели на Украине я научилась играть на домре, плавать на животе и читать по-украински. И в оставшиеся три дня в Москве я поняла, что график будет плотным.
- Раз, - сказала я, оглядевшись вокруг. - Па-ап, - позвала я.
- Ешь мороженое, - рыкнул озабоченно папа, глядя на капающую мне на черные туфельки белую каплю.
- А они а ама ее егы? - спросила я, набрав полный рот быстротаящего белого.
Мой папа очень не любил такие вещи и уже начинал показывать это лицом, поэтому я быстренько сглотнула и повторила: "А они на самом деле негры?"
- Кто?
- Негры.
- Где?
- Вот, - шепнула я, глядя на проходившего мимо высокого красавца.
- На самом деле, - ответил папа.
- Значит, точно раз, - удостоверилась я.
В ту поездку за три дня я насчитала примерно тридцать девять негров и даже побывала вне плана на ВДНХ, где вся насмерть заляпалась текущим и таким таинственно-желанным московским эскимо. Кузину мою в это время незапланированно угнали в пионерский лагерь, а я демонстрировала свои навыки игры на домре кузену, жалуясь на тяжелую жизнь, в которой у людей постоянно пропадают медиаторы. И вот ... с отцом, в дождливый день, мы вышли со двора... на первом поезде метро в направлении самой Красной на свете Площади. Наверное, мой читатель уже понял, что мой отец был весьма немногословен в те годы, поэтому я просто покорно бежала за ним, отмахиваясь от дождя и стремясь изо всех сил не быть отрезанной от него толпой народа.
- Александровский сад, - сказал мой отец возле черной изгороди. Немного погодя он сказал еще: - Вечный огонь.
Должно быть, я не закрывала рта, полностью безмолвствуя, но теперь к моим попыткам не быть отрезонной в толпе прибавилась еще попытка рассмотреть все. И очень быстро. Потому что мы бежали посмотреть Ленина. И перед нами закрылось мануальной заграждение. Закрыл его один милиционер. И вот мы были отрезаны. От людей, которые сейчас увидят Ленина. Хотя, глядя на эту очередь, я очень сомневалась, что конец ее когда-нибудь дойдет до буковок "ЛЕНИН".
- Ты помнишь, что если ты потеряешься, то должна будешь подойти к любому милиционеру? - спросил папа.
Я кивнула молча. Потому что я плакала. Потому что мы стояли уже прямо напротив буковок "ЛЕНИН", только через площадь и за загражденьем. Потому что я уже никогда, ни-ко-гда, не увижу вождя пролетариата.
- Папа, - сказала я, - а если Ленин умер... То есть, если Ленин всегда живой, но он в мавзолее... то есть, если Ленин мертвый... ой... ну...
- Что? - совсем не понял нервный папа. Я ведь не знала, что он очень хотел показать мне вождя пролетариата, которого он сам уже видел.
- Ленин - труп? - спросила я быстро и зажмурилась, потому что небеса должны были разверзнуться.
- Лени-ин? - задумался папа. - Ленин - не труп. То есть, Ленин умер, конечно, хотя он всегда живой, но он не труп. Он просто умер и лежит в мавзолее.
- Но он выглядит, как труп? - волновалась я, потому что никогда не была на похоронах и не видела трупов.
- А! Нет, конечно! - обрадовался папа. - Он подсвечен лампами и выглядит, будто бы спит.
Помню, что я даже несколько повеселела, что мне не придется увидеть Ленина, который не труп, но и не спит на самом деле, а только будто бы спит. И тогда папа решил развлечь меня музеем Ленина. Мы входили в тяжелые двери, а я шепотом вспоминала: "Вот через площадь мы идем и входим наконец в большой красивый красный дом, похожий на дворец..." Меня впечатлило все, кроме кепочки и пальтеца. Они мне показались очень маленькими и невнушительными для такого большого вождя. Я была весьма озадачена.
Но еще больше я озадачилась через несколько минут после выхода из музея, когда папа что-то буркнул мне, я не расслышала, а он подошел к милиционеру возле заграждения, а милиционер подвинул заграждение, а папа вытолкнул меня за заграждение и заграждение вернулось на место, а толпа сомкнулась и я осталась одна. На Красной Площади. Я стояла напротив толпы и уже начинала хныкать. "Ты помнишь, что если ты потеряешься, то должна будешь подойти к любому милиционеру?" - вспомнила я.
- Дяденька милиционер, - сказала я, припоминая, как к милиционерам обращались дети из фильмов. - Я потерялась. Я была с папой.
- А Ленина ты видела, девочка? - спросил он спокойно и торжественно.
- Нет, - прошептала я.
- Тогда пойдем и посмотришь, а потом твой папа тебя найдет.
И он взял меня за руку и повел куда-то в середину уже изрядно уменьшившейся очереди, которая уже почти доходила до буковок "ЛЕНИН". Он дал мою руку какому-то веснушчатому и насмешливому дядьке, который сказал: "Папе доставим тебя без проблем". Я хотела спросить дядьку, видел ли он уже Ленина, и похож ли Ленин на труп, но не стала. Вместо этого я уже начала дрожать. Особенно когда мы уже медленно входили в темноту. Темнота, думала я. А что, если мы сейчас пройдем в темноте, а я ничего не увижу? А что, если я запнусь за.. не гроб, нет, потому что Ленин не умер.
- Дяденька, - все же позвала я Веснушчатого. - А как мы увидим Ленина, если тут так темно?
(И как я найду папу? - еще четче думала я.)
- Увидим-увидим, не беспокойся, - сказал Веснушчатый и я почувствовала, что он-то знает, что говорит.
И мы его увидели. Мы медленно прошли мимо того места, где лежал Он. Он лежал в желтом... ящике. Под желтыми лампами, под знаменами. И лицо его было желтым. И желтоватыми были его волосы и такая с детства знакомая бородка. Он лежал, будто бы чуть посмеиваясь надо мной и моими глупыми страхами. Нет, он был не труп, он не мог быть трупом. Ленин спал. Ленин всегда живой, радовалась я.
Когда мы вышли на улицу, возле мавзолея уже, покуривая, стоял папа.
- Ну? - сказал он, гордясь собой и своей выдумкой.