Чужую боль можно принять к сердцу и в душе своём, сопереживать и сострадать, но почувствовать невозможно, даже, если это боль самых близких нам людей; отца и мать. "Все проходит и это пройдёт! Все будет хорошо сынок". Эти слова, сказанные раввином Дербентской синагоги, после того как я закончил Кадиш - поминальную молитву в память о покойном отце впечатались в моё сознание навсегда. Спустя много лет я понял, как был прав тогда наш старый, добрый, отзывчивый, склонный к сочувствию раввин. Время расставило всё по своим местам.
Шаббат, в этот день я всегда старался обедать у сестры, где жила моя мама. Мы ели вкусно приготовленные кавказские блюда, выпивали по бокалу хорошего израильского вина, сплетничали обо всём и обо всех, вспоминали слободских соседей; где и как они живут, кто кого сватает, кому уже пора жениться. Время за столом с близкими мне людьми проходило очень эмоционально и приятно, но скоротечно. Они живо и искренне интересовались современной жизнью простых людей в России, и я всегда по мере своей информированности старался удовлетворить их любопытство. Вот и сегодня, как обычно, я у них в гостях, обед уже закончился, пора, и честь знать, надо было собираться домой.
- Как говорил наш великий поэт Расул Гамзатов "Лучшее место у гостя - это его спина", наступило и мое время показать вам свою спину, - пошутил я, обращаясь к маме. Шаббатная вечерняя трапеза стала неотъемлемой составной частью жизнедеятельности и нашей семьи в Израиле. Несмотря, что у каждого из нас были свои интересы, и каждый член семьи был занят своими делами, в Шаббат все собирались вместе у нас дома. Мой друг казах по национальности, говорил "Какие Вы евреи молодцы! - придумали такой классный еженедельный семейный праздник". Мне тоже нравились наши шаббатные вечера, и я всегда старался бывать во время дома. Я поднял бокал, поздравил всех ещё раз с шаббатом, и направился к двери.
- Ты вечно торопишься, куда бежишь все время? остался бы ещё немножко, - сказала мама, вставая со стола, давая понять тем самым, что не возражает против моего решения уехать к себе домой.
- Мама у меня ещё завтра вечером самолет, прилечу через неделю, мы с тобой ещё выпьем вина, - уже стоя в проеме двери, сказал матери, бросив на неё прощальный взгляд. Косынка, завязанная узлом на голове, запомнилась мне ещё с детства. Вот такая она осталась в моей памяти.
Международная выставка новейших израильских агропромышленных технологий в Волгограде была в самом разгаре, когда раздался звонок моего мобильного телефона, звонили с Израиля. Только вчера ночью вылетел из дома, наверно что-то случилось очень серьезное, подумал я и не ошибся.
-Умерла мама, сегодня похороны, ты можешь успеть только на семь дней,- сообщила жестокую для меня новость моя сестра и на этом разговор закончился.
Снова ночной самолет, лечу уже домой в Израиль, на похороны матери. Она умерла достойно. Утром после Шабата, искупалась, легла отдохнуть и ушла к отцу на небеса. Детдомовская с детства, она вышла замуж за отца с одним полупустым чемоданом приданного. Бесхитростная, открытая и прямодушная женщина, великая транжира, готова была на все ради того чтобы братья и сестры отца и его многочисленные родственники признавали её своим. Но она так и не смогла перешагнуть порог детского дома и войти в свой собственный дом, о котором мечтала всю свою жизнь.
В самолете задние ряды сидений были пустые. Можно было прилечь, растянув ноги. Я закрыл глаза, пытаясь хоть немного поспать, но каждый раз передо мной вставал образ мамы, как в документальном сериале мелькали все значимые события из ее жизни, в которых я оказался не вольным свидетелем, а порой и активным участником. Они запомнились мне и оставили в моей памяти глубокий негативный след.
Кончилась школа, я перешел во второй класс, с отличными оценками. Бегу домой на одном дыхании, скорей к маме рассказать ей о моих успехах. Но все, что я увидел дома до сих пор остался одним из самых отвратительных событий моей жизни - мою маму били. Младший брат отца орал на неё, обзывал маму разными словами, каждый раз подчеркивал, что она детдомовская, размахивал руками перед её лицом, грубо толкал ее в грудь и плечи. Мама не успела во время подогреть ему обед. Она умоляла его подождать всего лишь пять минут, закрывая руками свое лицо от его кулаков. Только тогда, когда я стал между моей мамой и этим мерзавцем его агрессивность спала. Жгучая ненависть впервые охватившее мое детское сознание к этому человеку не прошло и до сей поры.
- Мама, почему ты терпела все эти унижения и грубые выходки отцовых братьев и сестер? - спросил её я много лет спустя.
- Я несколько раз готова была уйти, но у меня были уже дети, я не могла позволить себе, чтобы ты и твои сестра по утрам просыпались в детском доме, чтобы вам был знаком запах столовой детского дома, - ответила она. Мама о своей жизни в детском доме больше никогда ничего не рассказывала.
Специфический неприятный запах позднего ужина в ночном самолете вывел меня из детства в реальность сегодняшнего дня. Я залпом выпил бокал красного вина и попросил стюардессу налить мне ещё, но позитива в мои мысли оно все равно не внесло. Все, что было связано с жизнью моей матери в отцовском доме, несли с собой только отрицательное восприятия моих воспоминаний. Я прикрыл глаза, стараясь успокоиться, но мысли мои вновь и вновь возвращали меня в историю жизни моей матери.
В нашем большом доме появилась новая семья. Дядя Митя, средний брат отца женился на красивой девушке и им выделили одну из комнат. Не прошло и недели после свадьбы, как у молодоженов стали пропадать деньги и золотые изделия. Они молчали, но когда у них пропали обручальные кольца, дядя Митя рассказал об этом отцу, намекая, что только моя мама могла совершать эти кражи. "Тейло", старшая сестра отца уверенно заявляла, что это воровство дело рук моей матери. Отец раздраженный, угрожал и требовал у матери признаний в воровстве. В доме воцарилась обстановка тревожного ожидания серьезного семейного конфликта. Моя бедная мама была вечна в слезах. Она всячески оправдывалась перед отцом, однажды я услышал, как она обратилась к нему и сказала "клянусь жизнью моего сына, ничего подобного я не совершала". Детдомовская, проклятьем заклейменная, моя мама так и не смогла вписаться в самобытную жизнь этой большой ортодоксальной семьи горских евреев, хотя сама была дочерью известных в прошлом людей.
Все-таки, Бог есть на этом свете, и правда восторжествовала. Как-то один из моих слободских друзей мимоходом сказал мне.
- Ты знаешь, на слободке говорят, что твоя мама хотела убить себя. Дядя Боря, вытащил её прямо из-под колес проходящего поезда,- и продолжил.
- Это Захар, сын твоей тети "Тейло" крадет деньги и золото в вашем доме. Я обомлел и не поверил его словам. Захар был любимый и самый доверенный племянник моего отца. В этот же день об этом разговоре я рассказал отцу. На ворованные деньги и золотые изделия Захар покупал голубей, самых свободолюбивых птиц, которые невольно могли стать причиной моего сиротства.
Капитан объявил, что наш самолет приступил к снижению и попросил всех готовиться к посадке. Я прильнул лицом к иллюминатору стараясь разглядеть прибрежные огни Тель-Авива, которые всегда извещали о скором завершении полета. Море слилось с черным небом, и внизу ничего не было видно. В стекле иллюминатора мне показалось четкое изображение лица матери с той же косыночкой узлом завязанной на голове.
Прости меня мама, что не уберег тебя. Прости меня за эгоизм, за невежество и ошибки. Прости меня мама за недостаток чуткости к тебе, за то, что я беспардонно вмешался в твою личную жизнь, за то, что я оказался среди тех людей, которые всю твою жизнь грубо притесняли тебя и определяли, как тебе следует правильно жить.
Чем дальше в прошлое уходит тот день, тем отчетливей становятся мои воспоминания о нем. Майские праздники, я на несколько дней прилетел в Дербент повидаться с матерью и посетить могилу отца. Мама попросила меня нигде не задерживаться и на обеде непременно быть дома, потому что должны были придти гости к нам. Она суетилась, готовила мои любимые блюда, было видно, у нее было приподнятое настроение, и я был этому очень рад.
- Конечно, буду. Ты же знаешь мама, как я люблю твои обеды, - ответил я ей, абсолютно не думая о гостях, которых она ждала, и вышел на улицу.
В обед, вернувшись домой, я увидел добротно накрытый стол, за которым сидели трое взрослых мужчин, с которыми я не был знаком. Мама нарядно одетая сидела напротив них. Они о чем-то тихо переговаривались, но никто из них до обеда ещё не дотронулся, ждали меня. Как будто сидят на сватовстве, подумал я и присел рядом с матерью. За столом все затихли и эта тишина, как мне показалось, длилось очень долго. Прервал это неловкое положение самый старший из гостей. Он отломил кусочек хлеба, приложив его к губам, и сказал.
- Клянусь этим куском хлеба сынок, мы пришли в твой дом с чистыми и хорошими намерениями,- и продолжил.
- Твой отец был хорошим человеком, царство ему небесное и вечный покой душе его на небесах. Он говорил так, как будто очень хорошо знал моего отца и снова продолжил.
- Но уже почти десять лет твоего отца нет среди нас, а твоя мать все это время живет в одиночестве. Она нам нравиться, мы знаем её как очень порядочного человека и хорошую женщину и хотим взять её в свой дом. Он повернулся рядом сидящему с ним мужчине, положил руку на его плечо и сказал.
- Мой брат давно тоже одинокий человек, твоя мать и он хорошо знают друг друга, и я думаю, если они станут одной семьей, они оба будут счастливыми людьми.
- Вы что пришли сватать мою маму? - с недоумением, явно показывая свою неприязнь этому событию, спросил я человека на много старшего меня.
- Но моя мама самостоятельный человек и она может принять решения, не спрашивая моего согласие,- я поднялся со стола, не очень любезно попрощался с людьми и вышел прочь из дома.
Моя мама надеялась на понимание и мудрость сына. Она так и осталась вдовой.