Ханчук "Тумкелиевский" - в одной руке горбушка черного хлеба, а в другой несколько долек чеснока и головка лука с размером яблоко - вот таким этот слободской парень запомнился мне на всю мою жизнь. Чеснок он обильно натирал на горбушку хлеба и этим бутербродом с аппетитом закусывал лук. По-другому он не обедал, они жили очень бедно. На слободке редко можно было увидеть его в рубашке, да и майку он носил не очень часто. Бицепсы на его руках и кубики на животе вселяла в нас слободских пацанов зависть и уважение перед его физической силой. Море была его стихией. Он в одиночку утром заплывал за горизонт и только к обеду возвращался на берег. Его решение было окончательным для нас в любом споре, никто, никогда не осмеливался их оспаривать. Он был неформальным лидером в нашей среде, но мы всячески сторонились дружбы с ним.
Его родители были престарелыми людьми. Отец "Тумкели" был высокого роста, худощавый, слепой на один глаз и косил на второй. Никто не знал, чем он занимался и каким образом зарабатывал на хлеб насущный. Мать была, напротив очень маленького роста. Великая труженица, она жила незаметно, также тихо и спокойно ушла из слободской жизни. Старший его брат был уважаемым парнем в среде местных авторитетов. Он, держа в обеих руках по ножу, мог вести диалог сразу с несколькими парнями и всегда выходил победителем из этих разборок. Средний брат уехал в Россию и дальнейшая его судьба на слободке никого не интересовала. Он был не заметным человеком. Но его сестра "Мурка" была, зато на слуху и на языках всех слободских женщин, мужчин, да и нас пацанов. Она была непривлекательной девушкой, стремительно появлялась и также стремительно исчезала из слободки. "Мурка" не придерживалась жестких традиции и устоев жизнедеятельности кавказских евреек на слободке. Она была независимой, свободной и доступной женщиной.
"Мурка" для большинства из нас была первой женщиной, которая дала нам возможность воочию увидеть великое женское таинство. Это был скрытый стриптиз, который завораживал и с новой силой притягивал. Мы рассаживались напротив неё и с нетерпением ждали, когда она закончить пересчитывать деньги, которые мы ей передавали за наглядное знакомство с женскими прелестями. Она всегда выражала неудовольствие количеством денег, но стриптиз состоялся в любом случае. Она садилась на очень высокую скамейку, что её ноги не доставали до земли и могли свободно раздвигаться по всем направлениям. Медленно подбирая тонкое платье до начала живота, она с интересом и азартом наблюдала за нами. Мы не понимали от чего она больше всего кайфовала, от денег, или от наших горящих юных глаз направленных на её интимное место между ног. Это продолжалось мгновение, но было достаточно для того, чтобы восторг и восхищение овладевал нами. Было ощущение, как будто, только что сделал несколько глубоких затяжек папироски с туго набитым планом.
Но Ханчук вписался в историю моей памяти совсем по другому случаю.
- эй, пацаны, кто хочет заплыть со мной за горизонт, кто здесь из вас настоящий мужчина? Ханчук откровенно насмехался над нами и провоцировал нас. Он знал, что среди нас не было достойных ему пловцов, и мы не могли составить ему здесь конкуренцию.
- "Англичан", обратился он ко мне - тебе давно стукнуло тринадцать и ты даже уже можешь и жениться, давай вперед. Мы были с ним соперниками во всем на слободке. Если играли в футбол, то обязательно в противоположных командах. Горский еврей не может простить себе только одно - насмешку над собой. Восточно-еврейское воспитание с кавказским акцентом формировало в нас сильный характер с юношеских лет. Слободские пацаны не ведали страха. Во всех потасовках, которые проходили вне слободки они проявляли агрессивную дерзость и смелость.
И мы, конечно все как один поплыли за ним к горизонту. Но уже вскоре все они благоразумно возвратились на берег и только я вместе с Ханчуком оказались в открытом море. Я обернулся, но берега не увидел, вокруг было море. Только когда волна закатывалась, можно было увидеть верхушки гор. Успокаивало только одно, со мной был резиновый мячик. Я всегда брал его с собой, когда пытался заплыть дальше, чем мог бы осилить без посторонней помощи. Но Ханчук каким - то образом вынырнул передо мной, выбил мяч из моих рук и поплыл с ним в направление берега. Он быстро удалялся и вскоре я потерял его из виду.
Панический страх в голове парализовал мои действия. Руки, и ноги как будто были чужими, они онемели от усталости и не подчинялись мне. Думал только об одном, удержаться на плаву. Плавать с поднятой головой было невыносимо трудно, быстро уставали мышцы шеи. Плавать с закрытыми глазами, но с полуопущенной головой в воду было намного легче, но терял ориентир. Плавать с открытыми глазами таким же способом было страшно. Передо мной открывалась безмолвная и безграничная мгла. Прошло много лет с тех пор, помню только одно мое обращение к морю.
"Только не сейчас, ты же знаешь, я тебя очень люблю". Откуда взялись силы, и вера в себя, до сих пор для меня загадка. Сегодня море единственный, надежный и молчаливый мой друг.
А Ханчуку большое спасибо, за то что научил меня плавать.