Мне часто вспоминается реальная история из жизни главного героя моего короткого рассказа "Отцы и сыновья", наполненная искренним и чистосердечным признанием. Чужая тайна, чужая жизнь и чужой выбор - эти потаенные секреты, запрятанные далеко в бесконечных лабиринтах нашего сознания, рано или поздно потеряют свое значение и станут доступными для всеобщего обозрения. Их трудно скрыть. Возможно, это хорошо - жить без тайн и секретов, и связано это с тем, что каждому из нас, хотим ли мы этого или не хотим, необходимо иногда вывернуть душу наизнанку, чтобы снять напряжение с сердца, готового разорваться в клочья. Все то, что рассказал мне Виктор в ту дождливую осеннюю ночь, повергло меня в шок и глубокую печаль. Молча наблюдая за тем, как пламя от разгорающегося огня в камине разгоняло полумрак просторного зала, выхватывая из темноты осунувшееся лицо с живыми умными глазами хозяина дома, я размышлял лишь об одном - какая все-таки, незавидная и несправедливая судьба у человека. Для полного счастья, прикидывал я, пытаясь безошибочно оценить внутренний мир и нрав Виктора, этому парню все-таки не хватает чего-то очень важного и существенного в его жизни, что бы он ни воображал и как бы ни хорохорился, пытаясь выглядеть уверенным в себе человеком.
Почему у меня сложилось такое устойчивое мнение - не знаю, но я осознал и ощутил это всеми фибрами своей души, когда мы, погрузившись в уютные кожаные кресла у камина, потягивая из хрустальных фужеров отменный французский коньяк, засиделись с ним до самого утра. Виктор увлекательно, неспешно рассказывал мне всякие интересные истории из жизни и быта донских казаков и тут вдруг плавно, незаметно для самого себя, а для меня это стало полной неожиданностью, стал рассказывать мне историю своей жизни. Неторопливое повествование Виктора, честно говоря, просто застало меня врасплох своими драматическими событиями и ситуациями из его реальной жизни, которые вынудили меня вновь погрузиться в неизведанный и противоречивый мир героев моих повествований. Вот и Михаил из рассказа "Узбекские евреи", волею судьбы всего на три часа оказавшись моим водителем, был излишне откровенным со мной. То, что рассказал мне Михаил тогда в машине по дороге из Калуги в аэропорт "Шереметьево", искренне, не стесняясь жестокой правды своей жизни, в других обстоятельствах он точно не поведал бы никому и никогда. Почему умудренные жизненным опытом мужчины рассказывают случайным, совершенно незнакомым им людям о сокровенном, делятся с ними своими заветными мечтами и планами, понятия не имею, не могу без сомнения ответить на этот непростой философский вопрос. Но то, что классный коньяк, огонь в камине и откровенные разговоры о любви легко размягчают мужские сердца, развязывают им языки, освобождая разум от всяких условностей, располагая их к доверительной, дружественной беседе, я знаю точно.
- Знаешь, Ильясаф, - произнес Виктор, неожиданно назвав меня моим настоящим именем, - когда мой отец, казачий атаман, узнал о моих намерениях оставить семью с двумя малолетними хлопчиками и жениться на двадцатилетней девчонке, да еще с ребенком, он был в ярости: "Нет, это не может быть правдой", - гневно говорил он, то и дело поднимая голову к небу. - Виктор глубоко вздохнул, замолчал ненадолго, видимо пытался вспомнить и прочувствовать тот жесткий последний разговор с отцом. - "Сын мой, попомни мои слова, запомни хорошо и навсегда, - сказал он мне тогда, - в нашем казачьем роду, вот уже 150 лет ни один мужчина не оставлял своих сыновей без опеки отца. Ты будешь первым, забытым отцом и твоими сыновьями. Но совсем скоро ты поймешь и прочувствуешь горечь и страдания от одиночества, которое будет сопровождать тебя всю твою дальнейшую жизнь". Мой отец оказался прав, как в воду глядел - старик, он предсказал мое ближайшее будущее аж на 20 лет вперёд.
Виктор, плотно прищурив глаза, с доброй, но немного грустной улыбкой, словно читал заранее подготовленный текст самим Господом Богом, процитировал выразительно с расстановкой каждое слово из последнего сообщения своего младшего сына, которого не видел уже пятнадцать лет:
"Папа, здравствуй, у нас всё хорошо, мы живы и здоровы. Не ищи нас, пожалуйста, не нужно этого делать, мы сами тебя найдём, когда возникнет у нас такая необходимость".
- Я читал эти строки и не верил своим глазам, - с горечью рассказывал Виктор. - Концовка сообщения, вообще, повергла меня в шок и смятение, я, прошедший огонь и воду, был в полной растерянности от прочитанного, думал, все, моя жизнь закончилась на этом. Я не мог, просто не хотел верить тому, что было написано в этом коротком сообщении.
Резко встав с кресла, Виктор допил остаток коньяка в фужере, подошел к столу, открыл непочатую бутылку коньяка, разлил по фужерам и тихо произнес: "Лехаим". Снова до конца опустошил свой фужер, задумался на секунду, но все же, прервав минутное молчание, процитировал сообщение до самого конца:
"Тебя не было рядом с нами, когда мы впервые пошли в первый класс.
Тебя не было с нами, когда мы завершали школу.
Тебя не было с нами, когда мы поступили и закончили университет.
Тебя не было с нами, когда мы впервые получили свою первую заработную плату.
Тебя, в конце концов, не было с нами, когда мы впервые на заработанные нами деньги приобрели маме первый подарок.
Зачем мы тебе сейчас?"
Я слушал внимательно, не отрывая своего взгляда от огня в камине. "Очень скользкая тема, - думал я, - которая не обошла ни одного отца стороной". Потрясенный услышанным, я искренне сочувствовал Виктору. "Нет, нет, нет и ещё раз нет, со мной никогда и ни при каких обстоятельствах такое не произойдет, - размышлял я, ласково, с любовью вспоминая правильные черты лица своего сына. Высокий, крепкий, стройный, с горящими карими глазами, которые светились живым острым умом, отслуживший в израильской армии целых пять лет, он пользовался заслуженной популярностью среди девчонок и своих друзей. Волнистые темные волосы и идеально ровные белые зубы делали его улыбку неотразимой, ямочка на подбородке - эта изюминка говорила о добром и мужественном характере моего сына, добавляя загадочность, трогательность и приветливость всему его облику. Я очень любил и продолжаю безгранично любить его, высокомерно горжусь им, и есть за что, он уже в семнадцать лет закончил математический факультет Тель-Авивского университета. У горских евреев сыновья не могут позволить себе написать письмо своему отцу, подобное тому, что было написано Виктору его сыном, - так успокаивал я самого себя. Ни одна бумага на свете, даже самая продвинутая, не позволит такого оскорбительного сообщения на своих белоснежных страницах, унижающая достоинства и честь отца, даже если он когда-то допустил досадную оплошность, поступив опрометчиво по отношению к своему сыну. Надо помнить и никогда не забывать главную мысль из мудрых притчей Соломона: "Выслушай, сын, наставления отца и следуй их заветам". Я мог представить в своем воображении все, что только было возможно, но только не это - отказ сына от встречи со своим отцом. Это выходило за грань моей необузданной фантазии.
Плотно прижавшись к спинке кресла, я сделал небольшой глоток коньяка и, не произнеся ни слова, полностью углубился в свои раздумья. Интрига в рассказе Виктора неожиданно взволновала и встревожила меня, я был поражен его откровениями и терялся в догадках, зачем, черт возьми, он мне все это рассказал. Глядя в его лицо, которое приняло совершенно иные очертания и оттенки, я заметил, что оно стало более мягким и спокойным, а на щеках появился легкий румянец - явный признак того, что огонь в камине резко повысил температуру в зале, возможно и коньяк также сделал свое дело. Зато я, раздираемый противоречивыми чувствами и эмоциями от услышанного мною трогательного и очень печального повествования, никак не мог понять и осознать, при чем тут я и почему, черт его возьми, он мне все это рассказывает.
Сегодня и у меня достаточно весомых поводов для тревог и волнений, потому что и моя реальная жизнь ставит новые, совершенно неожиданные для меня сложные задачи и проблемы, на которые необходимо быстро и четко найти адекватные ответы. Дружба между мною и сыном, плоть от плоти и кровь от крови родным мне человеком, трещала по швам. Я, мудрый еврей, намеревался вразумить, научить уму-разуму самобытного, независимого парня со здравым мышлением и практическим складом ума правилам и принципам существования, основанным на прошлом опыте моей жизни. Он вырос в любви, я же рос в окружении дерзких, отчаянных и самоуверенных пацанов еврейской слободки, в которой царили грубые и агрессивные правила выживания. Разве мог я посоветовать своему сыну что-либо дельное, чтобы он прислушался к моим советам и принял их во внимание? Конечно нет, он просто молча, не сказав мне ни единого слова, сел на первый попавшийся попутный автобус и уехал, оставив меня одного в ночном Лондоне. Я долго стоял и с недоумением смотрел вслед уходящему автобусу, мысленно задавая самому себе резонные вопросы: "Что это было сейчас? И как, вообще, такое могло произойти со мной? Как мой родной сын мог совершить поступок, который никак не укладывался в моем мозгу?" Я медленно шел за уходящим автобусом, надеясь на то, что мой сын обязательно выйдет на следующей остановке, осознав всю несуразность своего необдуманного поступка. Нет, его не было на следующей остановке, как и на последующих остановках маршрута этого автобуса, а вокруг в ночном Лондоне то тут, то там суетились, спешили по своим будничным делам обычные люди, не обращая на меня никакого внимания и не подозревая о том, что мимо них проходит глубоко несчастный человек. Я и сегодня не могу найти разумных ответов на все эти вопросы, которые я постоянно и по сей день задаю самому себе, потому что мое сознание отказывается принимать эту неслыханную дерзость, совершенную по отношению ко мне моим родным сыном.
Как это произошло? Вроде же все шло так хорошо. Мои сердечные молитвы дошли до Всевышнего, и в одно прекрасное утро наступил и на моей улице праздник. Сказать, что это был замечательный, самый счастливый день за последнее время моей жизни, все равно что ничего не сказать. Я получил от сына долгожданное письмо, ответ на мое предложение прогуляться с ним по лучшим университетам Лондона с целью продолжения его учебы в докторантуре. Радость и счастье переполнили мое сердце. Я был на седьмом небе, моя мечта наконец-то сбылась, потому что мы договорились вместе провести в Лондоне аж целую неделю. "Не ты первый, не ты и последний в этом мире, - старался успокоить я самого себя, - которые прошли через размолвки со своими сыновьями. Возможно, настанет время, и мой сын когда-нибудь поймет и прочувствует ту душевную боль, которую я испытываю и по сей день".
Это было практически пустяковым делом, на которое я так опрометчиво и необдуманно отреагировал в тот злополучный вечер в скромном лондонском ресторане, но именно это и стало причиной серьезной размолвки между нами. Вечером, перед отъездом домой, как обычно бывает в таких случаях, мы решили устроить себе прощальный ужин в каком-нибудь недорогом, но приличном ресторане Лондона. Но все с самого начала пошло как-то не так и завершилось в конечном итоге крайне неудачно, по крайней мере для меня. Во-первых, это было невзрачное место, расположенное где-то за пределами центра Лондона. Во-вторых, нас с русским языком приняли там сразу очень недружелюбно.
- Ладно, хорошо, ты серьезно думаешь, что этот ресторан лучший в Лондоне и мы с тобой свой прощальный ужин должны провести в этом захудалом кафе? - еле сдерживая себя от глубокого разочарования, спросил я своего сына.
- Папа, это кафе посоветовал мне мой сослуживец, - ответил он мне совершенно спокойно, не понимая того, что могло меня так серьезно возмутить.
- Извини меня, сынок, я, конечно, понимаю, что израильская армия очень крутая, но мне кажется, что не все ее солдаты знакомы с лучшими ресторанами Лондона.
Полупустое кафе, но нам предложили столик в самом конце зала, рядом с туалетом. Я был возмущен до предела, мало того, что мы битый час искали это заведение по закоулкам вечернего Лондона, нас еще так недобро встретили, усадили на самое позорное место.
- Можно попросить официанта пересадить нас на более приличное место? - спросил я вежливо своего сына.
Это сейчас я думаю, ну и черт с ним, с этим рестораном, ну вытерпел бы я час-другой это унижение со стороны какого-то официанта, с моей головы не упала бы корона, зато завтра с хорошим настроением возвратился бы к себе в Россию. А что я имею сейчас? Сплошной разлад и три года потерянных отношений с сыном. Вот та цена, которую я продолжаю платить за отсутствие терпения.
- А что в этом месте тебя не устраивает? - спокойно ответил мой сыночек, уткнувшись в меню.
Меня ошарашил его ответ. Это черта характера или неумение позитивно решать возникшие проблемы? Но как же так, ведь пять лет в израильской армии должны были выработать настойчивость и последовательность в решении проблем. Настроение было испорчено вконец, последний вечер и такая подлянка. Ладно, подумал я, но все-таки нашел в себе силы подозвать официанта и высказать ему на сочном иврите, понятном сегодня во всем мире, все то, что я думаю об этом ресторане и месте, на которое он нас усадил. Он понял все и уже через минуту пересадил нас на самое лучшее место у окна. Заплатив бешеные деньги, даже по израильским меркам, я остался голодным, потому что все было скверно и невкусно приготовлено.
- Свои права надо уметь отстаивать даже в самом простом деле, сынок, - не выдержав своих негативных эмоций от посещения этого ресторана, коротко сказал я ему, затем продолжил: - Из таких мелочей формируется характер человека, который сопровождает его всю последующую жизнь.
Не могу сейчас досконально вспомнить все тонкости нашего хренового разговора, но то, что произошло затем, вы уже знаете - ночной автобус, захлопнув прямо перед моим носом двери, бесстыдно и бессердечно увез от меня моего сына. Это потом, спустя годы, когда наши отношения основательно разорвались, Жанна сказала мне как-то, возможно, сгоряча и, как всегда, была совершенно права.
- Ты что, дорогой папочка, хотел одной неделей компенсировать десять лет разлуки со своим сыном, научить его настойчивости в решении проблем и сформировать характер, достойный настоящего мужчины? - Это было обидное, но справедливое замечание, я запомнил его очень четко и навсегда.
Почти десять лет своей жизни я добивался встречи со своим сыном, но почему же, черт меня возьми, я не выдержал, не был мягок с ним, почему я, мудрый еврей, как меня "обзывали" в моем окружении, не смолчал, допустил своей горячей отеческой любовь наставления и замечания, приведшие к разрыву наших отношений, которые с трудом начинались возрождаться? Господи, почему ты меня не одернул и не остановил тогда? Почему позволил, пусть даже неумышленно, обидеть самого близкого мне человека, ради которого я жил все это время и продолжаю жить. Он ведь хотел лишь удивить меня, показать, что он уже взрослый и готов по-своему, самолично принимать решения, пусть даже в простых, повседневных делах.
С тех пор мы не общаемся, на мои короткие сообщения уже в течение последних трех лет он не реагирует. Боль, досада и обида постоянно присутствуют в моем сердце, но я не озлоблен, в душе нет печали и грусти. "Он же твой сын, главное, он жив и здоров, - говорю я самому себе. - Все то, что плохое есть в нем, заложено тобой, и только тобой. Он ведь твоя плоть и твоя кровь, вот и думай, реши, наконец, как быть дальше. Отпусти его на все четыре стороны, он достаточно большой мальчик, пусть живет своей собственной жизнью, - капая на мозги, убеждают меня мои внутренние голоса. - Пригласит на свою свадьбу, пойди, если не пригласит, все равно пойди, сядь где-то в незаметном месте и радуйся счастью своего единственного сына".
Отцы для сыновей - это законы и традиции предков, руководство и стиль поведения, полезные привычки и моральные установки, достойные подражания. Бескорыстная всеобъемлющая любовь, основанная на этих принципах, придает смысл всей нашей сознательной жизни, согревает наши души теплом сердец близких и родных нам людей, даже в самое трудное и сложное время. Где ты сейчас, мой старинный, задушевный друг? Хочу искренне признаться тебе в том, что когда-то, слушая твою сбивчивую, трогательную и очень грустную историю про твои непростые отношения с сыновьями, я думал о том, что это не мое, я в другой жизненной ситуации, со мной такое никогда и ни при каких обстоятельствах не произойдет, и оказался совершенно неправ. Я считал в то время, что такое, в принципе, не может произойти в среде горских евреев, где особо ценят и чтут теплые, доверительные отношения между отцом и сыном. А теперь, мой дорогой друг, наступило время услышать и тебе мою грустную историю, которая изменила всю мою последующую жизнь.
"Здравствуй, сынок! Во первых строках моего письма хочу сообщить тебе, что я жив и здоров, чего всем сердцем, всей душой желаю и тебе того же" - вот такими добрыми пожеланиями, сынок, мой отец начинал свои коротенькие, подкупающе откровенные, простые письма ко мне. В них чувствовалась глубокая тревога, душевные переживания и надежда, что я вдали от дома, по своей незрелости случайно могу принять необдуманные, несогласованные с ним решения. Он верил, что мои поступки не будут противоречить принципам и традициям еврейского воспитания, на которых я вырос и сформировался. Я же, молодой, горячий, по уши влюбленный юноша, не справился со своими чувствами, не оправдал его надежд и впервые в своей жизни, ослушался своего отца, тем самым нанес ему серьезную душевную травму.
Тебе 25 лет, ты молод, умён и хорош собой. Отслужив в одной из лучших армий мира, ты прошёл отличную школу жизни, ты настойчив и последователен, можешь дать волю своей бурной фантазии. Мир огромен, но доступен, ты можешь действовать в нём смело и решительно, никого и ничего не опасаясь. Ты ведь знаешь, что есть только один эффективный способ добиться успеха - неустанно трудиться, я знаю, ты это можешь. Творец дал тебе жизнь, выжми из неё всё, выложись на все сто, покажи миру, на что, черт возьми, ты способен. У тебя всё получится, успех обязательно придёт. Но помни, жизнь - это не игра, нет смысла и надобности торопиться занять лидирующее позиции в ней. Главное, ты доложен быть активным человеком в этом стремительно меняющемся мире, а не пассивным зрителем, наблюдающим свою жизнь со стороны. С терпением, мой дорогой друг, ты сможешь добиться всего; даже самые фантастические идеи и планы будут реализованы тобой легко и непринужденно.
Я сожалею, что и на этот раз мне не удалось встретиться с тобой. У тебя не хватило 30 минут времени для встречи с отцом. Я просил Бога и ждал хотя бы мимолётной, пусть даже случайной встречи с тобой. Видимо, у Всевышнего есть дела поважней, чем ублажать мои отцовские чувства. Господь сделал для меня всё, что я просил у него. Он дал мне сына, не может Всевышний за меня его еще и воспитывать. Мне не хватает тебя, мой друг, не хватает теплоты твоего сердца и души. Я хочу крепко-накрепко, по-мужски обнять и прижать тебя к своей груди. Возраст такой, сам понимаешь, становлюсь сентиментальным. Но впервые за много лет я улетал из Израиля спокойным и уравновешенным человеком. Даже твоё короткое сообщение, что у тебя не будет возможности и времени на встречу со мной, на этот раз не огорчило меня. Конечно, очень грустно читать неприятные сообщения, тем более если они исходят от человека, которого безгранично любишь, но ничего не поделаешь, видимо такова моя судьба, а судьбу не выбирают. Я свыкся и смирился с этим, хотя не понимаю, как, вообще, это возможно. Тот, кто любит, всегда найдёт хотя бы одну причину из миллиона других для встречи с родным человеком. Но несмотря ни на что я не огорчаюсь. Я счастливый человек, у меня есть сын - и я горжусь им. Я отпустил тебя, ведь ты уже достаточно взрослый, чтобы принимать самостоятельные и ответственные решения. Но каждый раз, обращаясь к Богу, прошу его лишь об одном - чтобы уберёг тебя от необдуманных поступков. Потому что жить без отца очень тяжело, я знаю это по себе.
Я ушел из родного дома в неизвестный фантастический мир иллюзий, созданный сознанием семнадцатилетнего пацана. Даже мой отец, сильный духом человек, которого я безгранично любил и уважал, не смог удержать меня в родных стенах. Кто в 17 лет слушает полезные советы взрослых людей? Конечно, они есть, и они самые счастливые люди на свете, но это большая редкость. Я очень хочу, сынок, чтобы ты оказался среди этих счастливчиков. Мне было трудно и сложно в незнакомой среде, при этом надо было ещё хорошо учиться, чтобы не было стыдно за свой выбор перед отцом. Сожалею ли я сейчас, что ослушался тогда отца? Нет, ничуть, пусть простит меня мой отец за это моё откровение. Я не сожалею, сынок, потому что я приобрел тебя, бесценный подарок в моей жизни.
Я не был маменькин сынком, еврейская слободка, где я родился и вырос, воспитывала в нас полную независимость и безрассудную смелость. Главной движущей силой нашей свободной и активной жизни была семья, во главе которой стоял отец, пользующийся непререкаемым авторитетом. Я и все мои сверстники из слободки были уверены, что наши отцы всегда и во всём поддержат нас, помогут в трудную минуту, и это придавало нам, слободским пацанам, уверенности в себе и своих поступках. Наши отцы рисковали своей свободой ради того, чтобы мы ели досыта, были обуты и одеты по последней моде. Сейчас я осознаю и очень сожалею о том, что, покупая у спекулянтов плащ- болонья втридорога, я крал время жизни у своего отца. А ведь он мог еще жить и жить, радовать меня, моих близких и родных своим присутствием на этом свете. Сейчас, когда отца нет рядом, я глубоко сожалею о том, что мои короткие встречи с ним ограничивались недолгими разговорами и беседами. Многие из этих встреч до сих пор в моей памяти, но моя последняя встреча с ним вспоминается мне все чаще и отчетливей. Прощаясь со мной, отец снял с руки свои часы и передал их мне, обнял меня и тихо сказал: "Заводи их почаще, сынок, этот механизм должен работать постоянно". Это были его последние слова, обращенные ко мне.
Я снова и снова, в который раз терпеливо, с надеждой на чудо жду писем, но уже от тебя, своего сына, как когда-то я ожидал их от своего отца. Я пишу тебе письма, стараюсь рассказывать тебе о своих успехах, но какое это сейчас имеет значение, если меня самого это абсолютно не волнует и не радует. Если дом, в который я каждый раз возвращаюсь после очередной поездки, пустой и холодный, без души и запахов. Я люблю тебя, сынок, и очень скучаю. Настанет время, оно обязательно придёт, я верю в это, ты будешь вспоминать мои письма, возможно будешь перечитывать их и тебе станет тепло на душе. Ты поймешь, сынок, что я никогда с тобой не расставался, ты всегда и везде был со мной в моем сердце. Когда наступает прозрение и мы осознаем суть своих ошибок и проблем. Когда мы пытаемся исправить ситуацию, в которой оказались по собственной воле, но все наши старания оказываются тщетными. Когда нет никакой надежды на то, чтобы сохранить хотя бы частицу того, что безвозвратно потеряно, потому что уже слишком поздно... Тогда начинаешь понимать, что любовь - это единственное подлинное сокровище, которое может преобразить человека. Каждый раз, когда я стою у Стены Плача, я поднимаю свои руки к небу и вслед за ними устремляюсь ввысь в бесконечное пространство, где обитает Всевышний. Обращаясь к Богу, прошу его только об одном: "Убереги, Господи, моего сына от необдуманных поступков, всели в его душу и сердце безграничную, искреннюю сыновнюю любовь. Знающие люди говорят, что частое воспоминание ушедших в иной мир друзей и родственников - это первый признак приближения "черного верблюда смерти". Рано или поздно, мой друг, наступает время расставания, такова суровая реальность нашей жизни, так устроен этот беспощадный мир. Мне очень грустно думать об этом, но ничего не поделаешь, наступит и мой черед, и в моей жизни тоже когда-нибудь всё закончится. Возможно, этот "черный верблюд" уже совсем рядом и он давно готов ко встрече со мной. Слава Богу, пока наши дороги не сходятся, я спокойно и терпеливо уживаюсь с ним и очень надеюсь и верю, что у меня есть время в этой жизни и мы обязательно завершим с тобой наш незаконченный разговор.