Азарьев Ильясаф Годович: другие произведения.

Еврейская Слобода. Глава 2

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Азарьев Ильясаф Годович (ilmarkgroop@gmail.com)
  • Обновлено: 25/06/2024. 17k. Статистика.
  • Повесть: Израиль
  • Скачать FB2
  •  Ваша оценка:

      
       ГЛАВА 2
      
      
      
       К сожалению, со временем фотографии выцветают, местами трескаются и желтеют. Не обошла этой участи и эта старинная фотография, которую я бережно держал в руках. Глядя на исторический фотографический материал, я пытался мысленно, сквозь время, восстановить лица людей, собравшихся перед объективом фотографа, чтобы запечатлеть на фото торжественный момент из жизни моей патриархальной семьи, во главе которой стоял мой дедушка. Мне тогда исполнилось шесть месяцев, но это не было главным событием того момента, просто наступила пора показать меня отцу, который на то время служил в армии, на Дальнем Востоке. Мой отец трепетно ожидал фотографию с моим миниатюрным изображением, хотя навряд ли по этому снимку ему бы удалось найти, хоть маломальское сходство между нами. Туго запеленатый в байковую пеленку - горские еврейки, способные к мобилизации всех сил для достижения своих целей полагали, что с помощью такого пеленания можно было исправить ножки у ребенка. Я с ангельским, кукольным личиком покорно лежал на уставшие и натруженные руки бабушки, а мой бессмысленный неподвижный взгляд был устремлен куда-то вдаль, за тысячи километров, словно хотел сказать своему отцу - папа смотри, это я, твой сын, прошу любить и жаловать.
       Без улыбки невозможно даже представить себе сцены суматошных сборов членов моей семьи перед походом в фото салон. Все эти суетливые сборы: тщательно выбранная одежда и аксессуары; обсуждение с фотографом, как рассесться перед объективом: куда смотреть, в сторону или на его ухо. Мне шестимесячному пацану было всё до фонаря, до той студийной вспышки после спуска затвора на фотоаппарате, хотя всё то что происходило вокруг, совершалось из-за меня. Напрасно я пытался закрыть глаза и сосредоточиться, чтобы можно было восстановить картину далекого прошлого, но ничего остроумного я выдумать не смог. Мама оценивающе взглянула на фото, пронизанная любовью, трепетными нежными чувствами к покойной свекрови, вспомнила её добрыми словами.
       - Твоя бабушка была красавицей, - рассказывала мама, полностью погрузившись в свои воспоминания. - Её простая, незатейливая прическа с вьющимися черными волосами, легкими волнами обрамляли тонкие черты её лица, на которой с изгибом красовались аккуратные ухоженные, брови. На бледном лице, без морщин и возрастных пигментных пятен, идеально был расположен прямой тонкий нос с едва заметными круглыми ноздрями. Глубоко посаженные, темно карие глаза, выражали её душевное спокойствие и смиренную покорность, готовность к задушевным беседам с окружающими людьми, а выразительный рот с тонкими губами характеризовали ее, как прямолинейную и амбициозную женщину. Истинная аристократка, с утонченными манерами - закончила мама свое увлекательное повествование о моей бабушке, затем с чувством печали и огорчения по поводу её неожиданной кончины, добавила - я не знаю, как она умерла, но я уверена, она очень тебя любила.
       Я словно возвратился в раннее детство, возможно поэтому, один незначительный, но трогательный эпизод, связанный с бабушкой, оставил яркий след в моей памяти. Отец вернулся с армии - дома праздник, хотя это старое, приземистое, изрядно обветшалое из саманного кирпича жильё трудно было назвать домом. Два окна самой большой комнаты нашего дома, выходили на улицу и были настолько малы, что практически их не было видно. Но зато в центре этой комнаты на потолке было еще одно окно, через которую, в зависимости от времени суток, можно было увидеть синее небо или сверкающие звезды. Под окном в небо, мама на вечер ставила большой круглый таз, чтобы мы, мальчики, которые свернувшись калачиком спали на полу вдоль стены, могли сходить по малому не выходя из дома. Вот стоишь над тазом, писаешь, и как обычно глаза устремлены в потолок, а там за окном море сияющих холодных звезд, которые чарующе подмигивая, звали меня во вселенную. Справа от печки, которая делила дом на две части были ещё две небольшие комнатки с окнами во двор. Двор был очень тесен от сараев, в которых содержались коровы, индюшки, курицы, иногда казалось, что все эти подсобные помещения продолжение дома. Но за то, какое было удовольствие собирать яйца из под куриц. Трудно сейчас поверить, что я, будучи зеленым пацаном даже пас коров. Это было совсем несложно и даже увлекательно, напротив нашего дома стоял военный городок с футбольным полем, заросший сочной травой и никому не было до меня и моих двоих коров дела. Но вскоре солдаты огородили военный городок каменным забором, и наши коровы потеряли отличное зеленое пастбище.
       Семейный праздник был в самом разгаре, шум, гам, суматоха, мужчины расположились в большой комнате, а женщины отдельно от мужчин в комнате напротив. Моя бедная мама разрывалась, стараясь угодить и мужчинам и женщинам, я же держа обеими руками подол ее платья все это время ходил за ней по пятам и жалобно плакал, боясь ее потерять, но никто на меня не обращал внимание. И вот когда мама с подносом в руках снова вошла в комнату к женщинам, я заметил, как бабушка протянув к ней свои руки и взглядом потребовала от мамы передать ей меня. С тех пор прошло так много лет, и к моему удивлению, я помню всё.. Бабушка, как и ее многочисленные гости, сидела скрестив ноги на сумахе, - безворсовый ковер, который пользовался особой популярностью среди горских евреев. Сумахи являлись важным атрибутом традиционного горско-еврейского жилища. Для бедных они служили постелью, для богатых были признаками достатка. Бабушка усадила меня между своих скрещенных ног, слегка прижав к груди тихонько пела грустную песенку Ощутив душевную и сердечную теплоту родного человека, я успокоился, затем и вовсе затих, уснув безмятежным сном. Больше я её не видел.
       - Она была единственной женщиной в семье, которая не противилась решению твоего отца жениться на детдомовской девушке, - с горечью в голосе рассказывала мама. Её внезапный уход из жизни стала невосполнимой потерей и для меня, - продолжала мама свой грустный женский монолог, - я стала беззащитной перед неприкрытой грубостью агрессивно настроенных членов большой семьи, твоего отца.
       Годы промчались, я и глазом моргнуть не успел. Я уже мужчина и начал понимать тонкости эмоциональных качелей в отношениях между супругами, и однажды, по глупой наивности спросил маму, - почему бабушка похоронена в Баку, а дедушка в Дербенте, как могло такое случиться в почтенном семействе в которой строго соблюдались обряды и традиции горских евреев. Почему мои состоятельные дяди и тети, несмотря на то что их родители умерли в разных местах и в разное время, не соединили свои усилия, чтобы похоронить отца и мать на одном кладбище. - это до сих пор остается для меня необъяснимой загадкой.
       - Твой дедушка был знатным купцом, богатым человеком, знающие его люди рассказывали, что у него даже были фаэтоны, поэтому он мог позволить себе взять в жены, любую красивую девушку и даже из благородного семейства. Но почему их не похоронили рядышком, я сама этого не знаю. Знаю только одно, твоя бабушка родила твоему деду восьмерых детей. А теперь подумай, была между ними любовь. И тут я вспомнил, как однажды, мать моего друга, объясняя моей дочери роль девушки в семье, в заключении ей сказала - моя дорогая девочка, у горских евреек любви не бывает.
       Дедушка обожал меня, души не чаял, я был первым внуком в большой семье, продолжателем его фамилии. По пятницам я не ходил с ним в синагогу, а вот по субботам, я весь, разодетый с головы до ног, гордо шагал рядом с ним в слободскую синагогу, которая занимала второй этаж небольшого дома на 2-ой красноармейской. Это потом, спустя 20 лет, владелец дома, скажет мне, что аренду за помещение, служившая тогда центром религиозной жизни горских евреев слободки, оплачивали мой дедушка и его старший брат. Я замечал с каким должным и почтительным уважением слободские старожилы относились к моему деду, и был очень горд этим и тогда черкеска плотнее прилегала к моему юному телу, а маленькая рука сильнее прижимала рукоятку кинжала, висевшая у меня на правом боку. Возвратившись домой мы вместе с дедом садились за большой обеденный стол, накрытый кошерной едой, приготовленная из продуктов, дозволенных законами иудаизма. Дедушка разливал по пузатым бокалам сухое домашнее вино, и читал молитву. "Бог наш и Бог отцов наших! Да будет угоден Тебе субботний покой наш; освяти нас заповедями Своими и дай нам приобщиться к Торе Твоей; насыть нас щедротами Своими и возрадуй нас спасением, дарованным Тобой; и очисть наше сердце, чтобы мы служили тебе искренне.
       В моей памяти сохранились множество обрывочных воспоминаний о дедушке, они по детски наивные, по юношески волнующие, по взрослому осознанные. Фундамент нашего нового дома закладывался на моих глазах, - к началу учебного года, когда я пойду в первый класс у меня будет своя детская комната в которой будет письменный стол, стул, шкаф со школьными принадлежностями и конечно удобная, деревянная кровать. Я так размечтался, что не заметил, как оказался на краю котлована и был готов в любой момент свалиться с бровки вниз. И вдруг я услышал властный, сердитый и предостерегающий окрик дедушки. Он стоял в окружении стариков с длинными седыми бородами в неизменных черных и коричневых папахах, которые независимо от положения в обществе, носили большинство стариков на слободке. Дедушка оживленно обсуждал с ними глубину подвала дома, спустя несколько минут он передал мне старенькую металлическую коробку от шоколадных конфет и настойчиво потребовал. чтобы я обошел всех мужчин в папахах. Они молча не говоря ни слова бросали в коробку мелкие металлические монеты. После окончания этой незатейливой, но обязательной процедуры, дедушка кивков головы показал мне кому следует передать эту наполненную мелочью коробку. Я даже не заметил, как оказался на дне котлована, и вот тогда, когда коробка с мелочью оказалась под первым камнем в основании фундамента до меня доходили слова молитвы, которые в унисон произнесли старики над котлованом.
       - Владыка мира, благой и добрый ко всем и милосердный ко всем Своим творениям! "Даже птица находит дом и ласточка гнездо себе, которые Ты уготовил для их птенцов". Путь также и каждый из нас удостоится построить дом в святости и чистоте, с мудростью, проницательностью и знанием святости. И пусть осуществится сказанное: "В мудрости он построит дом и в проницательности укрепит его. И со знанием наполнит комнаты всяким имуществом дорогим и красивым". И пусть мы построим наш дом во имя Творца - чтобы заниматься там Торой и молитвой; и чтобы приглашать в него достойных гостей. И пусть удостоится каждый из нас, кто вынужден заниматься постройкой дома, чтобы это не повредило ему ни коим образом, и чтобы не возникло никакой опасности - ни физической, ни духовной, ни материальной из-за постройки нашего дома. Только храни и береги нас в заслугу святости заповеди "Сукка", которую выполняет народ Твой Израиль. И пусть мы удостоимся построить наш дом с истинной мудростью - ради Имени Твоего исключительно. И пусть наш дом будет домом, где взращивают Тору и молитву. И пусть мы удостоимся произносить в нашем доме многочисленные слова Торы и молитвы, как мы приняли от наших святых учителей. И пусть мы удостоимся привести в наш дом добрый достаток, и благословение, и милость, и жизнь и все истинное добро навеки - в материальном и в духовном, сейчас и в будущем. В Своем великом милосердии пошли нам все средства и все необходимое для строительства нашего дома в большом достатке; и чтобы не пришла к нам никакой убыток и никакой ущерб из-за строительства нашего дома. И пусть не обременит нас строительство, не дай Бог, и не отвлечет ни коим образом от истинного служения Тебе. И приготовь нам все материалы необходимые для постройки, и пусть они будут упорядочены в строении согласно порядку, уготованному для них с шести Дней Творения Первозданного. И приведи все благоприятствующие обстоятельства, так чтобы это строительство было лишь к добру - со всех сторон - для нас и наших детей и всех наших потомков. Исполненный милосердия! Лишь Тебе Одному ведомо все, что происходит в деле строительства, и сколько опасностей таится в нем. Однако Ты знаешь, насколько насущно для нас строительство нашего дома - ведь невозможно жить на улице. И в особенности для еврея, которому нужен дом для служения Творцу - чтобы встречать в нем Субботу и принимать гостей, и растить в нем детей в духе Торы, и выполнять заповедь Сукки во всем великолепии, и выполнять заповеди и волю Творца, как подобает.
      Поэтому храни и береги меня, Владыка мира, от всевозможных ущербов и опасностей. И пусть мы удостоимся жить в нашем доме в мире и спокойствии, в покое и уверенности, и служить Тебе, как подобает еврею по-настоящему.
       Если бы спустя 30 лет, когда я начал строить свой дом, собрал бы десять мужчин, которые вместе со мной произнесли бы молитву на новый дом и если бы я по старой традиции положил бы под первый камень фундамента дома коробочку с монетами, Господь позволил бы мне завершить это строительство. Еврейские молитвы и еврейские традиции нисколько не утратили своей актуальности - это сила Бога, который слышит и всегда отвечает на просьбы.
       Я начал молиться и пить вино одновременно с 5 лет отроду. В подвале нашего нового дома, с высокими потолками и просторными комнатами, построенного из Дербентского ракушечника желтоватого оттенка, всегда было много вина, разных цветов и оттенков. А самое интересное в том, что именно мои детские ноги имели прямое отношение к производству, этого важнейшего напитка в жизни каждого иудея. Баллоны 10 - литровые рядами стояли в подвале дома и мне казалось, что им нет конца, хотя к середине весны большинство баллонов уже были пусты. Я любил наблюдать, как созревало молодое вино, - в начале ноября баллоны покрывались обильной прохладной испариной и когда, я проводил ладонью правой руки по запотевшей стенке баллона, я видел насколько прозрачно свежее сухое вино, которое испокон веков, является божественной частью самосознания еврейского народа. Не зря ведь неотъемлемым атрибутом встречи Шаббата - является освещение кошерного вина, которое произносят раньше чем глава семьи благословит хлеб насущный.
       - Как забавно, даже в младенческом возрасте у тебя был мечтательный и озорной взгляд, - шутливо заметила моя близкая приятельница, выглядывая на моем лице, ямочки на щеках, чувственный рот и лучезарную улыбку. Она прищурив светло-голубые глаза, которые присущи романтичным натурам, молча смотрела на портретное фото и с грустью в голосе сказала - твоя мама была красивой женщиной, но она очень печальная на фотографии, стоит на заднем плане и не броско одета.
       - Я не знал, как реагировать на это меткое и безобидное замечание, хотя по рассказам мамы, семья моего отца была очень даже зажиточной.
       - Однажды, как рассказывала мама, - очищая труднодоступные места в печке от остатков сажи и золы, я наткнулась на трехлитровый баллон набитый золотыми монетами. Твой дед был в ужасе, увидел меня с этим баллоном в руках, - добродушно улыбаясь вспоминала мама. Что это такое? - с удивлением спросила я твоего деда, - и как это баллон оказался в печке. Уж очень была я в то время наивной - рассказывала мама. Я была жутко взволнована и ничего не соображала, где бы я могла увидеть так много старинных золотых монет? Твой дедушка судорожно снял крышку с баллона и убедившись, что все в целости и сохранности успокоился. Посмотрел на меня вопросительным взглядом, словно хотел что то спросить, но передумал - дрожь в руках от сильного испуга, прошла также незаметно как и появилась.
       - Это всякие безделушки, - недоверчиво взглянув на меня произнес твой дед, и больше никогда я не видела этого баллона с золотыми монетами. Когда мама на минутку прервала свой рассказ, я спросил её - Что это значит, а кто знает куда делся этот золотой баллон? Мои ближайшие родственники до сих пор считают, что моя учеба в аспирантуре в Москве финансировалась из этого баллона. Смешнее не бывает, когда каждый пацан на слободке легко и со знанием дела бросался словами типа: доллар, евро фунт, золотые царские монеты, я никогда, до взрослой жизни, ни разу в глаза их не видел. Это потом, когда слободка в едином порыве поднялась с насыщенных мест и массово готовилась к эмиграции в Израиль, я увидел все, вплоть до уникальных ювелирных украшений с крупными бриллиантами высокой чистоты. Слободка в которой проживала большая община горских евреев напоминал крупный торговый квартал, в которой 2, 3 и 4-я красноармейская, улицы с частными домами шли параллельно друг другу с запада на восток, к морю. 2-я красноармейская изгибаясь шла до самого конца квартала и упиралась в дорогу, которая вела на консервный завод. 4-я красноармейская на которой проживала моя семья была прямой, как стрела, она начиналась со стандартных домов и упиралась в туже дорогу которая вела на тот же консервный завод. А вот 3-я красноармейская, начиналась с тех же стандартных домов, шла параллельно 2 и 3 - ей красноармейской, но не доходила метров 50 до дороги на консервный завод. И это свободное пространство мы называли "Красной площадью".
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Азарьев Ильясаф Годович (ilmarkgroop@gmail.com)
  • Обновлено: 25/06/2024. 17k. Статистика.
  • Повесть: Израиль
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка