Она боялась его до полусмерти. Огромный, воняющий, как целое стадо бизонов, он ловил ее руками, достающими до земли, как ловил и других женщин, не глядя. Наваливался волосатой тушей, населенной привольно гуляющими паразитами, сопя вывернутыми ноздрями, и причинял ей боль, ничего кроме боли...
Только однажды он взглянул на нее из-под каменного лба, нависшего над лесом лица его, и звериную тоску прочитала она в заблудившихся глазках.
Чего-то ему не хватало в жизни, как и ей. Хотя ее еще можно было понять. Она слабее не только мужчин, но даже всех остальных женщин. У нее отнимали еду. Стоит найти - тот час же отнимали. Все друг у друга отнимали, но все, как найдут, сразу прятали...А она спрячет и стоит. Стоит над тем местом, куда спрятала. Сторожит, дура
А ему чего не хватало? Мужчины боялись поднять на него глаза. Женщины иногда осмеливались ловить на нем насекомых. Когда всем племенем приходили с охоты, он ел один, другие молча ждали, пока он не начнет отрыгивать и отвалится.
Но что-то она прочитала в его заблудившихся глазах, и он после этого все чаще выбирал ее, чтобы причинять боль. Ей это даже стало нравиться. Без этой боли жизнь теряла остатки привлекательности.
Но у племени было столько глаз! Ничто не могло проскользнуть мимо глаз племени. Его соперник, вторая гора узловатых жил, понял главное: достаточно отбить у него ее - и это будет знаком его поражения в глазах всего племени.
Но когда "вторая гора" стал наваливаться на нее - он испустил такой крик, что даже козлы на дальней вершине подпрыгнули разом, будто услышали тигра. А тигр в своей пещере проснулся и издал рык, похожий на зевок. повторенный горами.
Камень, оторванный от скалы, просвистел хором, словно туча камней, и расквасил голову соперника, как шляпку гриба...
И мигом погасли все глаза племени, будто и не было зрителей.
А она, стоящая на коленях, встретилась взглядом с тем, кто так быстро и жестоко утвердил свое право причинять ей боль, и увидела прежнее несмываемое выражение тоски в его глазах ...вместо свирепого ликования.
Когда упала ночь, и только хранитель огня не спал у входа в пещеру, она струйкою дыма проскользнула мимо спящих и подползла к нему. Ее сердце билось как в предсмертный час. Ни одна женщина до сих пор не смела приблизиться к мужчине ночью. Да что ночью? И днем женщины ходили отдельной кучкой. Мужчина сам подходил и выбирал.
Она гладила шершавые волосы на его лице. И он взглянул на нее из глубины ночи. Отблеск пламени, которое задувало с порога в пещеру, упал на щеки его и рот. Губы выгнулись полумесяцем рожками вверх, как у смеющегося ребенка. Никогда ни один мужчина так не улыбался.
Она легла на расстоянии вытянутой руки, а он придвинулся и уложил голову на эту вытянутую рука. И его голова покоилась на ее руке до рассвета.
И так стало повторяться из ночи в ночь. Он делал с ней, что хотел и даже, что она хотела, потом они оба засыпали, он на ее руке, она - у него под мышкой. Ночью, глядя в его обезумевшие глаза, она уже не улавливала в них прежней тоски по другому человеку Их стало двое, у них была своя тайна. Впервые в жизни племени это слияние мужчины и женщины происходило без посторонних Она так дорожила их тайной, что сплела из широких листьев два пояса, прикрывавших низ живота, и они не снимали днем этих поясов, чем отличались от всего голого племени. Теперь их видели только вдвоем. Она ходила за ним, как тень, как запах, как жар его тела.. И ходила неотлучно она за ним , не только потому, что она и была его тенью, запахом и жаром тела, а потому что без него не смогла бы жить в самом прямом смысле: все охотились на нее, все камни и топоры, и копья и стрелы были настроены на ее смерть. И только его пугающие плечи прикрывали ее хрупкую жизнь...
А он как будто не замечал кровавой зависти в их затаенных движениях.
Обычно, уходя на охоту, каждый рисовал на стене пещеры зверя, оберегающего его. У любого охотника был зверь, которому он поклонялся. У ее мужчины - таким покровителем был горбатый бизон. Он несся по стене пещеры, откинув хвост в одну сторону, а рогатую голову в другую, легко, играючи, сметая страх.
В это утро на спину своего бизона он посадил ее силуэт.
- Охота будет опасной, - сказал он.- Тебе лучше остаться.
- Но...
- Тебя никто не посмеет тронуть. Ты уже не просто женщина, Ты - мой Бог.
И правда. Ее никто не тронул. Но она не могла ждать, как все женщины, терпеливо и спокойно: вот, вернется мужчина сам, или его принесут. Им что? Ни у кого из них нет своего мужчины, все женщины., мужчины дети - все принадлежат всем, как общая яма для ловли мамонта, как гора камней для метания...
А что будет с ребенком., которого она ждала от него? Неужели он не станет отличать его от других детей. Странно, но почему-то обидно.
Ей захотелось немедленно спросить его об этом. Тем более, что его долго не было...Почему бы ей не выйти навстречу? Разве до этого она не кралась по кустам, когда он охотился?
Она пошла по его запаху и его следам. И не могла ошибиться. Только его нога так приминала травинку, сдвигала камешек только так, а не иначе. Тигр, который занимал пещеру по соседству с их стойбищем, пещерный тигр, тщательно ежедневно ведущий за ними наблюдение, и тот не мог запомнить его следа, потому что охотник никогда не забывал о тигре, и то шел по воде, то заваливал чужим пометом свои следы.
Но сказать, что человек умнее тигра, не мог ни один человек . Против тигра не выроешь ямы, как против мамонта или носорога, не загонишь в ловушку, как бизонов. Тигр видит нас - а мы его не видим. И он ухмыляется в усы, когда мы прикрываем яму ветками землей и травой. Тигр не слон и не бык, чтобы переть напролом.
И, как бы он не заметал след, тигр знал все его передвижения, потому что она не умела прятаться. Она ходила хвостиком за самым сильным и опасным человеком племени. Тигр мог, не раскрывая глаз своих, желтых и притворных, сквозь щели на полосатой морде видеть: где она, там и он. Поэтому охотник оставил ее в пещере. Но она не усидела. Пошла за ним, а тигр - за нею. Она забыла даже о том, что ветер от нее не должен дуть в сторону тигра. Ей не терпелось догнать своего мужчину. И, вот, она уже видела его спину, дубину на его плече... А следом, прогнувшись до земли, бесшумно скользил желтоглазый людоед, полосатый и неумолимый, как складки гор . И думал тигр... А кто бы думал иначе?- "Вот сильный вооруженный человек, а за ним слабое существо без оружия".. И зверь поступил по природе своей: решил удовольствоваться слабой.
Но то ли он не рассчитал прыжок, то ли она поскользнулась, но плечи ее защитника уже совершили круг и дубина в руках, достающих до земли. обрушилась на саблезубую морду, которая покрылась кровью, и рев тигра поднял столб птиц. взвинтившихся в небо...Однако, это было всего лишь кровавым оскалом зверя. Племя в таком случае тоже поступало по природе своей: все бросались наутек, оставляя слабого хищнику на съедение Дать по морде пещерному саблезубому тигру, мог только сумасшедший самоубийца.
-Защищая женщину?
-Вы, я вижу, не из наших.
- Но он это сделал.
Да. Но это сделал он! Единственны мужчина, способный обнять пещерного тигра и заглянуть в его пасть, в которой не помещались зубы.
Она не успела опомниться, как увидела клубок их тел, катящийся по склону, и боль следовала за ними...
- Беги , - успел прокричать он , - зови охотников...
Когда тигр увидел орду волосатых чудовищ с каменными глыбами над головами, он огрызнулся лениво, и стал отступать, волоча брюхо, и оглядываясь...
Но то, что лежало на склоне, когда он ушел, уже ни чем не могло быть, кроме пищи.
Тигр рассчитывал вернуться и получить, наконец, то, к чему стремился всю жизнь..
Но коварные люди лишили его законного удовлетворения. Они похоронили охотника, задранного зверем, на вершине огромного дерева, где ветки еще выдерживали тяжесть человека, но уж никак не тигра.
Тигр пришел, рассердился и не стал царапаться по стволу. Вместо него побежали цепочкой рыжие муравьи с черными головами.
А она?.. Она доползла до пещеры, оставляя за собой кровавый след - это плод из нее извергался...Мертвое голое существо, которое могло бы стать его сыном...
А когда прошла боль и осталась одна лишь тоска, она стала приходить к этому дереву. Садилась и ждала....Сама не знала чего. Может, обветшают, ослабнут, рассыплются веревки, которые держат его на ветках, и он спустится к ней... И дождалась : он начал падать. Скелет его вскоре стал кучкой костей у ее ног.
Звезды жили своей жизнью, люди и горы тоже. Тигр издох, но его молодой наследник продолжал наводить ужас. Хотя к чему только не привыкают люди!
Вот так и она примелькалась. Старуха лет тридцати, если не больше. Волосы голубого цвета плесени на полуголой голове. Она бродила среди людей и, глядя сквозь них, кого-то искала. Меж пустых ее грудей, свисавших чуть не до самых колен, болтался на грязной веревке чей-то череп без нижней челюсти. Так что, казалось, у нее две головы: одна еще живая, другая - мертвая...
Люди забыли, как ее звали раньше, и составили новое имя из звуков, которые она издавала скомканным горлом и беззубым ртом : "АхавА". Любовь.