Саранча питается самыми нежными травами и молодыми листочками и потому более чиста, чем устрицы, угри, чем рыба вообще и раки, на которых саранча похожа. Для угождения нашим европейцам, необходимо приноровиться к ея приготовлению, потому что, если отваривать её только в холодной воде, как это делается в Алжире, Палестине, Мадагаскаре и др. местах, вряд ли можно сделать её, популярною в России.
Елена Ивановна Молоховец, "Подарок молодым хозяйкам",
1911г., г.С-Петербург, издание 27
Когда мы вышли с кладбища в город, - продолжал свой рассказ Боцман, - Полковник Измайлов заявил, что нам необходимо пообедать, и он уже знает, что мы будем есть на обед. Оказалось, что на обед мы будем есть осьминогов. Полковник Измайлов сказал, что накануне он сходил в торговый центр возле порта и видел, что там они продаются для всех любителей осьминожины во всех видах и вариантах приготовления. Он сказал, что осьминогов нам ещё не приходилось есть нигде и это наше упущение необходимо немедленно ликвидировать.
Мы с Дорошенко не стали особенно протестовать, хотя я и высказался в том смысле, что, для начала, было бы неплохо скушать что-нибудь не столь экстравагантное, например, бифштекс. Однако умный Полковник резонно возразил, что бифштекс от нас никуда не уйдет, и мы можем его съесть позже. "Может быть, в качестве противоядия", - подумал я про себя, но в слух ничего не сказал, чтобы не огорчать Полковника и не пугать преждевременно аллегрика Дорошенко. И мы отправились на охоту за осьминогами.
Скоро мы пришли в этот самый торговый центр города Генуи, который очень напоминал наш петербургский Гостиный Двор - такие же галеры и куча маленьких магазинчиков под ними.
Мы сначала зашли в один магазин, где продавались сырые свежие осьминоги. То, что мы увидели на противне, мне очень не понравилось. Там лежала большая такая куча полупрозрачной слизи, похожая на большую медузу, выброшенную на берег. Наверху этой кучи светлой охрой было нарисовано что-то неприличное, а из-под слизистой плёнки на нас в упор смотрели печальные карие глаза. Я сказал Полковнику, что, если это и есть осьминог, то я его есть, наверное, не смогу. Полковник Измайлов, видимо, тоже заколебался, но, проявив завидное самообладание, сказал, что ещё не всё потеряно и сейчас мы пойдём в другой магазин. Что же касается Юры Дорошенко, то ему при входе в это помещение стало нехорошо и ему пришлось ожидать нас на улице под галереей.
Войдя в другой магазин, мы увидели за прилавком здоровенного мужика, низколобого, бровастого и носатого. Мы сказали мужику "Buon giorno!" и, получив адекватный ответ, принялись разглядывать его товар. Здесь на противнях лежали варёные осьминоги. Они выглядели вполне съедобными - с крупный кулак величиной и светло-сиреневого цвета. Щупальца у них были отсечены, и на срезах было видно белое мясо небольшой дырочкой посредине. Мы с Дорошенко повеселели, а Полковник принялся покупать для нас еду. Дело несколько осложнялось тем обстоятельством, что никто из нас итальянского языка не знал и разговор быстро приобрёл характер пантомимы. Полковник, размахивая длинными руками, принялся объяснять сообразительному и терпеливому итальянцу, что нам нужны осьминоги, которых мы намереваемся тут же и съесть. Фигаро за прилавком это понял и, в свою очередь, спросил: "Quanto?" ("Сколько?").
Полковник Измайлов это тоже понял, показал три пальца и сказал "три", что было где-то близко к итальянскому "tre". Полковник решил, что по штуке на каждого будет в самый раз.
Фигаро с сомнением нас оглядел, но, видимо, решив более не напрягать себя лингвистическими проблемами, открыл небольшую дверь и исчез в какой-то своей берлоге за стенкой.
Отсутствовал он довольно долго. Во время его отсутствия пришёл мальчик в белом фартуке и накрыл для нас стол в холодке под галереей и поставил на него большой кувшин с пахнущей апельсинами водой, в которой плавал лёд. Мальчик очень понятно спросил у Полковника, каким вином мы будем запивать осьминога. Полковник Измайлов, тоже очень понятно, объяснил, что вино нам без надобности, потому что в России осьминогов всегда запивают только водкой. Мальчик объяснил, что водки у них сейчас нет, из-за отсутствия спроса по случаю очень жаркой погоды, и предложил свои услуги, изъявив желание сбегать. Полковник, поблагодарив молодого человека, дал понять, что такое важное мероприятие, как покупка водки в иностранном порту он может поручить только специалисту-профессионалу, и попросил сходить за водкой Юру Дорошенко.
Гонец убыл за питьём, а мы с Полковником, усевшись за свой столик, остались ожидать прибытия заказанных осьминогов.
Скоро появился Юра Дорошенко, который нёс в пластмассовом ведёрке со льдом литровую бутылку "Смирновской".
Наконец, в дверях магазинчика появился улыбающийся хозяин, который нёс перед собой на вытянутых коротких и толстых руках большое эмалированное корыто, в котором возвышалась огромная гора салата необыкновенной красоты. Чего там только не было, в этом салате! Там лежали по бокам огромные сочные помидоры, порезанные крупными дольками, светло-зелёные пластики огурцов, чёрные, блестящие маслины величиной со сливу, несколько матово-синих слив, величиной с персик, и, конечно же, бросалось в глаза несметное количество аккуратно и красиво нашинкованного белоснежного осьминожьего мяса. Вся эта масса великолепной еды была обильно украшена кудрявыми листьями салата, что делало всё блюдо похожим на альпийскую горку весной.
Слегка напрягшись, Мастер поставил своё рукоделие нам на столик и, откинувшись назад, полюбовался на свою работу. Мы все встали и, стоя, начали аплодировать коку, как члены Политбюро, приветствующие вождя, а Полковник Измайлов, подойдя к нему, не торопливо и троекратно расцеловал смутившегося Мастера в толстые щёки, а мы троекратно прокричали "Гип-гип, ура!"
Растроганный кок собственноручно положил каждому из нас на тарелку по первой порции салата. Мы же, на глазах у изумлённых прохожих, не спеша разлили водочку по стаканчикам, выпили по первой и закусили этой пищей богов. Вокруг нас стала собираться небольшая деликатная толпа, которая интересовалась, сумеем ли мы съесть всю эту пищу и выпить всю эту водку, и, если да, то в каком виде мы будем пребывать после этого подвига.
Но мы потихоньку справились и с салатом, и с водкой, и без видимых последствий.
Перед отбытием на судно мы зашли ещё раз в магазинчик, чтобы поблагодарить хозяина, попрощаться с ним, и, в результате, купили ещё трёх осьминогов, чтобы попытаться изготовить нечто подобное дома, на судне.
По дороге на судно Полковник Измайлов говорил нам, что эти итальянские осьминоги, несомненно, настоящая богатырская еда и что под неё можно выпить целое море водки, не говоря уже о вине, и, в этом смысле, она, конечно, не совсем выгодна в денежном исчислении.
Придя на судно, мы отдали приобретённый продукт нашему судовому коку и, пользуясь нашими рекомендациями, он тоже соорудил салат из осьминогов. Это, конечно, было не то, но, тем не менее, народу понравилось.
На следующее утро Полковник Измайлов разбудил нас с Дорошенко и сказал, чтобы мы не объедались за завтраком, потому что сегодня мы будем есть устриц.
Мы быстро сбегали в душ, привели себя в порядок и направились в кают-компанию на завтрак. Но там, при свете дня, так сказать, к глубокому нашему огорчению обнаружилось, что все присоски и прыщи, которые ещё вчера украшали съеденных нами осьминогов, сегодня утром почему-то решили проявиться на лице Юры Дорошенко. Мы с Полковником быстренько поволокли Юру к доку, но тот, будучи педиатром по образованию, заявил, что из медикаментозного лечения может предложить только зелёнку. И не успели мы с Полковником, как поётся в песне, даже слова сказать, как наш Айболит раскрасил Юру зелёнкой так, что тот стал похож на спецназовца в гриме, только ещё страшнее. Обругав гуманитария Фудзиямой (видимо, имелся в виду Квазимодо), Полковник, с моей помощью, поволок больного под душ, где мы попытались смыть с его ланит следы блудливых рук нашего эскулапа. В какой-то мере это нам удалось, и мы побежали к третьему штурману за паспортами.
Получив паспорта, мы уже совсем, было, собрались на выход, но неожиданно натолкнулись на капитана, который сказал нам, что, вообще-то, с такими ультрафиолетовыми рожами по Италии гулять не принято. И посоветовал принять какие-нибудь дополнительные меры по обесцвечиванию Дорошенко.
Арсенал средств по обесцвечиванию жертв осьминоговой аллергии у нас был весьма небогатый, но мы, всё же, решили попытать счастья. Я сбегал в свою каптёрку и принёс коробку с тальком, которым матросы натирают, время от времени, всякие резиновые вещи для их лучшего сохранения в море.
Мы припудрили Юру этим тальком, и стало, вроде, получше. Юра стал теперь напоминать волшебницу из диснеевского мультика. Только там она была злая, а у нас - добрая. Юра надел было широкополую шляпу, примерно такую, как носил Горький на Капри, но она ему пошла ещё меньше, чем Буревестнику Революции и мы решили ограничиться велосипедной кепочкой.
Управившись со всеми этими делами, мы вышли, наконец, в город и отправились на поиски устриц.
По дороге нам попался наш соотечественник, старичок-эмигрант второй или третьей волны, который, оказавшись петербуржцем, со слезами на глазах принялся расспрашивать меня, как выглядит сейчас Невский проспект. Мы успели с ним пройтись по этому проспекту только от Адмиралтейства до Большой Конюшенной, потому что Полковник Измайлов, будучи коренным москвичом, мало заинтересовался нашей прогулкой и, улучив момент, когда мой земляк набирал воздуху для озвучивания очередного вздоха умиления, строго спросил его: - "Как называются устрицы по-итальянски?".
Старый петербуржец оторопело произнёс: "Muscle", после чего Полковник Измайлов, записав это слово шариковой ручкой на ладони, быстро пожал старику руку и побежал прочь.
Я извинился перед земляком, объяснив, что такое поведение нашего друга не следует рассматривать как обычное хамство, потому что, в данном конкретном случае, это есть некоторая деловая торопливость, вызванная решительной целеустремлённостью. Старик решил, что я, почему-то, перешёл с русского на какой-то другой, неизвестный ему язык и заметно огорчился.
Мне пришлось снова перейти на петербургский диалект и, извинившись ещё раз, пригласить старика на рюмку водки на судно сегодня вечером. Земляк вежливо и с достоинством принял предложение. Распрощавшись, мы с Дорошенко побежали догонять Полковника.
Через некоторое время мы пришли снова к маленькому магазинчику под галерой генуэзского Гостиного Двора. Встреча с Мастером была очень тёплой. Мастер, видимо, имея в виду нашу вчерашнюю битву со спрутом, поднял вверх оба больших пальца и сказал "Fantastico!", изобразив восторг и изумление. Полковник Измайлов и Мастер обнялись, как Брежнев с Хонеккером, но, вместо приветствия, Полковник сказал только одно слово: "Мускуле!" и показал коку ладошку, хорошо понимая, что скоро может забыть это слово навсегда.
Мастер внимательно рассмотрел петроглиф, изображённый на полковниковой ладони, поднял вверх толстый палец и, сказав: "Benissimo. La capisco" (Отлично. Я понял), ушёл на камбуз.
Снова появился мальчик в белом фартуке и накрыл для нас стол. Увидев, что мы скидываемся по доллару и, поняв зачем, мальчик очень понятно показал на пальцах, что ходить за водкой никуда не надо. Она у них теперь есть и дешевле, чем там, где мы покупали её вчера. Ничего больше не спрашивая у нас, мальчик ушёл и, быстро вернувшись, принёс литровую бутылку "Смирновской" в пластмассовом ведёрке со льдом.
Вскоре появился наш кормилец, держа за уши на вытянутых руках большую оцинкованную квадратную шайку, примерно такую же, как те, в которых в наших банях моют ноги. В шайке возвышалась гора дымящихся раскрытых раковин, очень похожих на наших перловиц. Поверх этой кучи лежали разрезанные пополам три лимона. Кок поставил свою ношу на маленькую табуреточку рядом со столом и с интересом посмотрел на нас, видимо, ожидая нашей реакции. Полковник Измайлов осторожно взял из шайки одну из раковин, повертел её в руках и, изобразив на лице вопрос, поднял глаза на кока. Итальянец принял из рук Полковника раковину, раскрыл её створки пошире, выколупнул из неё кусочек жёлтого мяса величиной с жёлудь, выжал на него немного соку из половинки лимона, съел его и показал нам большой палец.
Мы быстро разлили водку, предложив, естественно, хозяину присоединиться к нам, на что получили вежливый отказ, - Мастер развёл руками, сказав со вздохом: "Lavoro" (Работа), и принялись поедать этих устриц по предложенной нам методе.
Мы почему-то очень быстро съели всю шайку и выпили всю водку, причём аллегрик Дорошенко съел больше всех, сказав, что, на его вкус, эта еда гораздо вкуснее вчерашней. А когда мы с Полковником стали обсуждать вопрос о том, не следует ли нам съесть ещё одного осьминога на троих, заявил, что он пас, и, пожалуй, сходит в это время в фотомагазин.
Мы не стали огорчать нашего друга кулинарным сепаратизмом и пошли все вместе посмотреть на стену, оставшуюся от дома, в котором родился Христофор Колумб, рассуждая о том, что, всё-таки, и за границей попадаются иногда неплохие закуски.
- А хлеб у них дерьмовый, - сказал в заключение Полковник Измайлов, чёрного нет, а батоны - чистый поролон. И колбаса стеариновая.
Мы спорить не стали.
Когда вечером перед ужином Дорошенко смыл со своего лица грязь, образовавшуюся в результате применённого нами медикаментозного лечения аллергии, оказалось, что аллергия у него вся прошла, и лицо у него стало чистым, как у фраера с рекламы "Жиллет".
- Это устрицы дали такой эффект, - убеждённо заявил Полковник Измайлов, - если бы не устрицы - Юре пришлось бы всю оставшуюся жизнь ходить с пятнистой, как у гиены рожей. Так что, если обожрался осьминогами, ешь устриц - и никакой аллергии.
Но я думаю, что здесь всё было несколько сложнее. Ведь Дорошенко употреблял в тот день не одних только устриц. Там были и водка, и пиво, и другие питательные вещества и витамины. А может и медицина помогла. Так что эксперимент нельзя считать чистым.
Я впоследствии несколько раз в научных целях скармливал разным аллегрикам эти продукты в различных дозах и последовательностях, но такого эффекта, увы, больше достичь не удалось. Аллегрики всё это дело жрали без всяких последствий, если не считать некоторой моей печали чисто финансового плана. Наверное, во всей этой истории мы упустили из виду какой-то важный момент.