Корень лицемерия суть невежество, а по сему, быстрое и многоуспешное разрешение всех дел, с которых лицемер своё кормление имеет, к сугубому посрамлению лицемера неотвратно приводит.
Юрий Петрович Измайлов,
Измайловского полка Полковник и командир
- Эта аллергия иногда выкидывает просто чудеса, - сказал вернувшийся в комнату Боцман. У нас на "Агасфере" одно время ходили в рейсы два Юрия. Они оба были москвичи и совершенно равнодушно сносили дурацкие намёки корабельных остряков на тему "Москва - порт Пяти Морей, а Петербург - всего лишь город Пяти Углов" Одному фамилия была Измайлов и он среди этих двух Юр был начальником. Поэтому ему было прозвище "Полковник Измайлов", а второй Юра был Дорошенко, и прозвища у него почему-то не было, но эта самая аллергия, время от времени, давала ему о себе знать. Оба Юры были большие друзья и совершенно неразлучны. Они на берегу таскали с собою целую кучу разных фотоаппаратов и всё вокруг себя фотографировали. И было у них одно общее прозвище - "Измайловский полк".
- Надо сказать, что Полковник Измайлов был большой любитель поедания всяких там национальных блюд. Поскольку в одиночку он никогда ничего не ел и не пил, Юре Дорошенко приходилось всё время делить с полковником его национальные трапезы. За время рейсов они съели, когда вдвоём, а когда и в более крупных компаниях, несметное количество всякого национального продовольствия. Они ели ядовитых японских рыб фогу, бегемотину в томате и в кляре, жареных кузнечиков и каких-то сырых и жирных червей, жаб, фаршированных головастиками и запечённых в листьях банана, шашлык из ядовитых змей и куриные яйца, которые предварительно протухли в приготовленном по специальному рецепту дерьме.
- Я думаю, что их спас от общего отравления организма только их консерватизм в смысле употреблении напитков. Как и в петровские времена, помимо водки, вина и чая в Измайловском полку не пили ничего. "Вода не утоляет жажды - я, помню, пил её однажды", - любил повторять по поводу и без повода Полковник Измайлов.
- И вот, когда мы пришли в город Геную, - продолжал Боцман, - замполит Ель Морда нам зачитал свою политинформацию и сообщил, между прочим, что помимо остатков дома, в котором родился дон Христофор Колумб, и всяких других достопримечательностей, на городском кладбище этой самой Генуи похоронен русский солдат Фёдор Полетаев. Поэтому нашему Помпе Ель Морде ещё перед выходом в рейс было велено партийным начальством подсуетиться и, при заходе в Геную, организовать экскурсию на могилу этого нашего соотечественника. Это, значит, чтобы мы все, строем, приехали на могилу героя и какой-нибудь шестерик из консульства сказал там для нас и для усопшего героя небольшую речь. Как у них там положено по партийной линии - типа "безвременно погибший", "с глубокой скорбью отозвалась в наших сердцах", "герой умер, но незримо он с нами, в делах нашей партии и всего советского народа". В общем, понятное дело. Бедный Помпа ни сном, ни духом ничего такого не знал про этого Фёдора, ни кто он такой, и с какого рожна оказался в этой самой Италии. Он, конечно, кой чего подчитал про него, чего сумел достать, но немного. Потому что заказчиков этого поминальника совершенно не интересовали ни усопший Фёдор, ни, тем более, наш несчастный Помпа с его проблемами. Была установка свыше - значит будем поминать солдата, раньше не было такой установки, - никто его и не поминал.
- Это всегда так происходит, когда инициатива исходит от начальства, даже самые хорошие и добрые дела воспринимаются исполнителями, то есть населением, как унылая обязаловка и беснование начальства, - заметил Дедушка Никодим. Это происходит оттого, что в сознании нашего народа всякое начальство есть категория подлая и враждебная населению. Поэтому, всем скучно, но все должны изображать усердие и деловитую печаль. Это явление можно, пожалуй, отнести к лицемерию. Это есть лицемерие безысходности.
- Во-во, так оно всё и было, - охотно согласился Боцман, - это самое лицемерие так и отсвечивало в этом мероприятии с самого начала своими ослиными ушами. Помпа заказал в консульстве автобус, пластмассовые венки и ещё какую-то кладбищенскую лабуду, которую завезли из Союза наши дураки, чтобы не тратить на всё это дело валюту. Ведь судов советских в Геную заходит много, народ на них ходит от бедности жадный, не всех заставишь скинуться на венок, а мероприятие проводить надо. Что делать - нищие сраму не имут. Такие дела.
- Ну, в общем, автобус заказали, венки погрузили, речь выучили и назначили день поминовения. Разбили нас всех на тройки, чтобы мы секли друг за другом. Чтобы, так сказать, в процессе поминовения и после, кто-нибудь из нас с горя не напился, а напившись, не женился, а женившись, не остался насовсем в солнечной Италии, в непосредственной близости от могилы Фёдора Полетаева.
- После разбиения на тройки, я, по взаимному соглашению, был прикомандирован в Измайловскй полк рядовым. Полковник Измайлов перед посадкой в автобус, подошёл ко мне и сказал, что садиться в автобус не надо, мы втроём пойдём на кладбище пешком, тем более погода стоит хорошая, а он дорогу знает. Он сказал, что это не дело, когда поминать человека ходят строем, как солдаты в баню. Мы лучше подождём, сказал полковник Измайлов, когда официальная часть закончится, и помянем Фёдора, в узком кругу, как полагается по русскому обычаю, так сказать, по-семейному. Тем более, сказал полковник, что Фёдор мужик на самом деле был героический. Чего он такого совершил во время войны, полковнику толком выяснить не удалось, но итальянцы наградили Фёдора своим высшим орденом "Медале де Оро". Это ещё круче, чем у нас Герой Советского Союза. В Уставе итальянской армии сказано, что, если, к примеру, генерал встретит солдата, Кавалера "Медале де Оро", то он должен уступить ему дорогу, встать во фрунт и первым отдать честь.
- Ну, это можно объяснить тем, что в итальянской армии генералу получить "Медале де Оро" довольно затруднительно. Эта награда даётся за личное мужество, которое можно проявить только непосредственно в бою, - пояснил Дедушка, - а у нас, боеспособных солдат мало - сплошной стройбат - а генералов много и все они сплошь Герои Советского Союза. Так что при итальянских порядках нашим генералам пришлось бы вытягиваться во фрунт друг перед другом. Что они, правда, и делают в соответствии с субординацией.
- Это всё правильно, - согласился Боцман и продолжил свой рассказ.
- Вот так и пошли мы на кладбище, выстроив свой Измайловский полк свиньёй, как тевтоны на псковском льду: полковник Измайлов впереди, а мы с Дорошенко по бокам и чуть сзади. По дороге Полковник Измайлов сказал, что нам надо зайти в магазины и купить кой-какой реквизит для предстоящего поминовения. Мы купили длинную копчёную колбасу, метровый французский батон и здоровенную бутыль вина, литров на десять, не меньше. Полковник Измайлов сказал, что вино нам может понадобиться на тот случай, если у могилы вдруг окажется кто-нибудь из родственников покойного. При наличии вина, у нас будет чем их угостить и вместе с ними помянуть покойного.
Потом мы купили ещё целый ворох разных цветов, и полковник Измайлов их все пересчитал, чтобы было чётное число. Это для покойников оказывается очень важно. Оставшийся лишним нечётный цветок, полковник подарил проститутке у памятника Колумбу. Проститутка не совсем правильно поняла его намерения, и нам пришлось дать ей ещё пять лир, чтобы она отвязалась. У нас было не очень много времени, да и денег тоже, и мы не могли в такой спешке свалить в кучу сразу два совершенно разных мероприятия.
Придя на кладбище, мы были поражены его красотой, и немедленно заблудились. До посещения этого кладбища мы даже представить себе не могли, что такое огромное число людей может иметь такую любовь друг к другу и такие средства, чтобы эту любовь продемонстрировать и увековечить таким количеством мрамора и бронзы.
Поболтавшись без результата по кладбищу, примерно, с час, мы подустали и решили подкрепиться. Мы остановились у могилы неизвестного нам господина Витторио Боргезе, поклонились ему и, попросив у него разрешения выпить за упокой его души, выпили и закусили. Предусмотрительный Полковник Измайлов подарил сеньору Боргезе варёное яйцо, конфетку и горсточку рису, аккуратно сложив эти скромные дары возле поминальной свечи на могиле, которая там стояла в стеклянном фонарике и, что самое поразительное, она горела!
Попрощавшись с господином Боргезе, мы двинулись дальше, и тут же нашли могилу Фёдора Полетаева. Могила русского героя находилась среди могил других погибших партизан в чистых и аккуратных рядах. Но могила Фёдора резко выделялась среди других скромных и опрятных могил. На могилу Полетаева и вокруг неё были навалены старые и новые проволочные и пластмассовые венки и грязные скрижали, сработанные бесталанными руками корабельных умельцев и административным радением помполитов. На досках, изготовленных из оргстекла, текстолита, гетинакса, ДСП и прочих подручных материалов, подобранных на помойках различных городов, были написаны слова, выражавшие глубокую скудость мысли и невообразимую пошлость творцов всего этого дерьма.
Наиболее часто встречалась надпись такого типа: "Дорогому Фёдору Полетаеву от команды, судкома и командования т/х "Шацк" 27.VII.68г."
Правда, одна мне понравилась:
"Федя, будь спок, мы всегда держали тебя за братишку! В натуре, ей бо. Китобоец с фл. "Слава".
Дощечка была небольшая, но из чистой бронзы, и сработана настоящим гравёром-мастером. Бортовой номер китобойца, видимо в целях конспирации, указан не был.
Нам пришлось довольно долго трудиться, пока мы стащили весь этот хлам на помойку, которую мы нашли, кстати, с большим трудом, потому что она, в нашем понимании, помойкой вовсе не была. Я хотел, правда, оставить на могиле дощечку "Федя, будь спок...", но полковник Измайлов сказал, что это будет свидетельством нашего дурного вкуса. Могилы всех партизан на этом кладбище, по замыслу архитекторов, должны быть все одинаковы, - сказал Полковник. - И, если мы в этом деле будем проявлять всякую отсебятину и пошлость, итальянцы могут подумать, что вся Россия, которая так неожиданно и вдруг погрузилась в глубокий траур по Фёдору Полетаеву, совершенно спятила и впала в маразм вместе со своим правительством и всеми домашними животными.
Я, в принципе, был согласен с полковником, и оставил табличку "Федя, будь спок!..." себе на память о Фёдоре Полетаеве.
Когда мы разгребли всё это дерьмо, то обнаружили на могиле поминальную свечу, в небольшом стеклянном фонарике, и, что самое удивительное, свеча горела!
- Потом мы, конечно, выпили там вино на помин души всех убиенных на войне людей. Полковник Измайлов привёл к могиле Фёдора Полетаева столько народу, сколько смог уговорить, и мы с ними со всеми выпили. Потом мы шли по кладбищу к выходу и выпивали у всех могил, возле которых находились люди, и эти люди тоже пили с нами. Так что, когда мы подошли к выходу, у нас в бутыли осталось совсем немного вина и мы оставили его вместе с бутылкой и остатками колбасы кладбищенскому служителю, который только что вылез из свежей могилы.