Святая Елена
Сервер "Заграница":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
Migel de Bota
Святая Елена*
Глава из романа
Есть остров на том океане,
Пустынный и мрачный гранит.
На острове том есть могила,
А в ней император зарыт.
М.Ю.Лермонтов, "Воздушный корабль".
Так вот, в общем, всё началось с того, - начал Боцман свой рассказ, - что в воскресенье 23 мая 1966г. наш "Агасфер", обойдя с юга отвесные пятисотметровые скалы острова Святой Елены, вышел к небольшой бухточке на его северной стороне и бросил якорь на рейде города Джеймстауна, в виду его церкви да, пожалуй, и всех его домов. Но, если быть совсем точным, то всё началось гораздо раньше, когда в субботу 5 мая 1821 года на этом острове, в усадьбе Лонгвуд, в 5 часов 49 минут пополудни, умер Наполеон Бонапарт.
- Прости, пожалуйста, дорогой Боцман, - деликатно прервал рассказ Боцмана дедушка Никодим, - но, если ты будешь вести рассказ в таком ключе, мы быстро углубимся в дебри прошедших веков. Ведь причинно-следственная связь явлений и событий тянется бесконечно в обе стороны оси времени. Поэтому, при такой манере повествования можно так удалиться в прошлое, что у нас просто не хватит времени, чтобы вернуться назад и рассказать о том, что же произошло 23 мая 1966 года. Ведь, следуя логике, ты мог бы начать свой рассказ и так, к примеру: "Всё началось с того, что в среду 21 мая 1502 года, испанский навигатор и капитан португальской службы, Хуго де Нуэво Кастелло обнаружил в Атлантическом океане под шестнадцатым градусом южной широты и шестым градусом западной долготы одинокий скалистый остров"...
- Нет, дядя Никодим, - запротестовал Штурман, - здесь ты не прав. Боцман начал свой рассказ правильно. Это я могу подтвердить, потому что 23 мая 1966 года сам стоял на шлюпочной палубе "Агасфера" и глазел в бинокль на город Джеймстаун, совершенно не зная, что он назван так в честь этого самого Хуго де Нуэво Кастелло, потому что по-английски его имя произносится как Джеймс Ньюкастл. И ни в какие такие дебри прошлых веков мы не углубимся просто по причине своего невежества. Ведь это ты бессмертный и всё знаешь и помнишь, а мы все смертны и ленивы, и времени у нас мало. А, кроме того, к тому, о чём собирается рассказать Боцман, император Наполеон имеет прямое отношение, а сеньор Хуго - никакого.
Дедушка Никодим согласился, что не учёл этих важных обстоятельств, извинился и попросил Боцмана продолжать.
- Так, вот я и говорю, - продолжил Боцман, - что всё началось с того, что 5 мая 1821 года на этом острове, в усадьбе Лонгвуд, что в пяти милях от Джеймстауна, в 5 часов 49 минут пополудни, умер Наполеон Бонапарт. Он прожил там совсем немного, всего пять с половиной лет, несмотря на то, что мужик он был крепкий, хотя и немного пузатый. Это и естественно, ведь пока он сам ездил верхом, ему удавалось сохранять фигуру, ну а как стал императором, так пересел в карету и мигом наел живот. Ведь сидя верхом на лошади много не сожрёшь - неудобно и трясёт всё время, а в карете - жри, не хочу, да попярдывай на ухабах. Но не это главное. Главное в том, что англичане, которые привезли его на этот остров, начали кормить его там на убой, как каплуна к Рождеству, да подсыпали, говорят, ему в еду крысид. Понемногу, так чтоб помер не сразу, а постепенно.
Император, понятное дело, от всего этого заскучал по своей бабе, заболел и, в конце концов, помер. И то, что он прожил на этом острове пять с небольшим лет и помер, сделало остров Святой Елены знаменитым на весь мир. И очень многие люди интересовались, конечно, там побывать, да уж больно далеко этот остров от всех мест, где есть хоть какой-нибудь транспорт. И аэропорт там не построишь - островок такой маленький, что для постройки на нём хоть какого-то более или менее приличного аэродрома пришлось бы, наверное, его весь забетонировать вместе с городом Джеймстауном, усадьбой Лонгвуд и наполеоновой могилой.
Ну, а мы зашли на этот остров по пути из Монтевидео в Дакар, чтобы пополнить запасы пресной воды, топлива и продовольствия. Путь у нас был неблизкий, почти четыре с половиной тысячи миль, это по сухопутному будет больше семи тысяч вёрст, что при нашем ходе в девять узлов чуть не сорок суток хода. А автономность у "Агасфера" по пресной воде где-то дней двадцать, так что зайти пришлось.
И мы, конечно, на "Агасфере" все с большим интересом разглядывали в бинокли и пеленгаторы город Джеймстаун, горы вокруг него, самую высокую точку острова гору Акшен и народ на набережной. Народ там всё больше был смуглый, даже темнокожий, но бегали и несколько беленьких светловолосых ребятишек. У нас на "Агасфере" был один моряк, Вадик Комаров, который уже был на Святой Елене лет десять назад, и мы решили, что это, скорее всего, его дети.
Вскоре на большой шлюпке под подвесным мотором прибыл Губернатор острова, здоровенный рыжий мужик в белой рубашке с золотым шитьём, заправленной в белые же шорты с золотыми лампасами и в высоких лёгких ботинках. Его встретил наш Капитан, повёл его к себе в каюту выпить-закусить по русскому обычаю, чем Бог послал. В шлюпке остались двое крепких чернокожих ребят-матросов. На них были надеты только плавки и больше ничего. Они ошвартовались к борту "Агасфера", уселись на банки и закурили. Мы предложили им тоже подняться на борт, чтобы пообедать с нами, но они сказали, что это не положено по уставу. Тогда наш кок Мишель Попов принёс им кандейку пельменей ручной работы, хлеб, литровую бутылку "Кьянти", две ложки и пару стаканов.
Мужики всё это быстро съели и выпили за зародившуюся дружбу между народами острова Святой Елены и Советского Союза. В завязавшимся разговоре мы выяснили, что свои шлюпки для поездок на берег, нам спускать не разрешат. С океана круглые сутки идёт мощный пассатный накат и для того, чтобы высадиться на остров, требуется хорошая сноровка, знание местных условий и специальная лодка. Такая, например, как та, в которой они сидят. Мы уважительно оглядели их плавучее средство и вполне признали и оценили его мореходные качества.
Это была большая шаланда метров десять длиной и шириной метра два с половиной. Нос и корма были высокие, одинаковые и острые. В океане шаланда шла под подвесным мотором "Меркьюри", а при швартовке мотор убирался, матросы становились в корме и в носу и, работая длинными вёслами, удерживали шлюпку лагом к волне, выбирая момент, чтобы быстро подойти к стенке или к судну и выгрузить или принять груз и пассажиров.
И, в заключение, матросы сказали, что перевозить нас на берег и обратно будут именно они. И начнут они это делать прямо сегодня. Только вот отвезут Губернатора на берег и начнут. Хотя, по их мнению, делать сейчас в городе нечего - сегодня воскресенье и всё, кроме церкви, закрыто. Мы на это ответили, что, в таком случае, всё, что надо, мы возьмём с собой, а в церковь обязательно зайдём, потому что в ней мы не были чёрт те сколько времени.
В это время на палубе появились наш Капитан с Губернатором, слегка поддатые и в отличном настроении. Мы поняли, что Капитан уже в курсе, каким образом мы будем попадать на остров и обратно, потому что он подошёл к борту и обратился к матросам с небольшой речью. Он говорил по-русски, а Жорж Клименко переводил. Капитан сказал матросам, что моряки с "Агасфера" (то есть мы) могут иногда возвращаться с берега, так сказать, не совсем в себе, и он хотел бы, чтобы никто из них (то есть из нас) не свалился, случаем со стенки в океан при посадке в их шлюпку, или не разбил себе морду при высадке из шлюпки на борт "Агасфера". Для этих целей он выдаёт им (то есть матросам-аборигенам) по два фунта и надеется на их профессионализм. Матросы заухмылялись, деньги взяли и обещали приложить усилия.
Жорж Клименко заметил Капитану, что он, наверное, очень щедрый человек и даже, можно сказать, большой транжир. За такие деньги, например, он, Жора Клименко, согласился бы переносить на руках всю команду "Агасфера" в шлюпку и из шлюпки, как, видимо, переносили Наполеона 15 октября 1815 года, когда англичане привезли его на остров. Капитан обозвал Жоржа болтуном, махнул ручкой, взял под руку Губернатора и они пошли обратно в каюту допивать свой "мартини".
Ещё где-то через полчаса, Губернатор погрузился в шлюпку и убыл на остров, а мы пошли готовиться к первой высадке на остров Святой Елены. По случаю жаркой погоды мы не стали брать с собой на берег водку, а ограничились сухим красным вином и бутербродами. Мы сложили продовольствие в мешок и принялись ждать шлюпку.
Примерно через час шлюпка подошла, и все свободные от вахты быстро и благополучно попрыгали в неё. Набралось нас человек двадцать. Мы расселись на банках, а те, кому не хватило на них места, уселись на корточки, как бомжи у ларька.
Матрос дёрнул за шкертик, "меркьюри" завёлся, замурлыкал и шлюпка резво побежала к острову. Мы смотрели в прозрачную воду и видели, как под нами, на небольшой глубине, медленно и лениво расходятся в стороны огромные акулы, сопровождаемые маленькими рыбками-лоцманами в жёлто-чёрных тельняшках.
На наш вопрос, не опасно ли здесь купаться матросы ответили, что, если умеешь хорошо плавать, то большой опасности нет, важно, находясь в воде, чувствовать себя уверенно и стараться, чтобы с тебя ничего такого не свисало, за что бы акула могла бы тебя ухватить. Ноги, например. Они, скорее всего, набросятся на тебя, если ты, вдруг, надумаешь тонуть. Акулы это хорошо чувствуют и не дадут тебе утопнуть просто так. Не пропадать же добру. В этом они, где-то, может быть, были и правы.
Мы задумались и решили пока воздержаться от купания.
...У берега, несмотря на полный штиль, ревел прибой. По поверхности океана неторопливо двигались на северо-запад длинные и широкие светло-пурпурные холмы мёртвой зыби. Когда такой холм натыкался на береговую отмель, на гладкой поверхности воды неожиданно образовывалась резкая складка, которая, сначала неторопливо, а затем всё быстрее, устремлялась к берегу. По пути она быстро трансформировалась и приобретала очертания мощной и крутой волны. Подходя к берегу, волна стремительно утягивала под себя воду от берега, обнажая скалистое дно. Теперь по окатанным валунам дна бухты к берегу стремительно неслась трёхметровая стена воды. Образовавшийся гребень волны закручивался в спираль и с ревом обрушивался вниз. Волна наискосок подлетала к набережной и, вышибая из себя мощные и высокие гейзеры, стремительно неслась вдоль неё. Через набережную в долину летела водяная пыль, образуя ненадолго лёгкую призрачную радугу. Воздух был насыщен влагой и ни с чем не сравнимым запахом, который может существовать только на берегу тропического океана...
Маленький причал находился в западном уголке бухты, закрытом от прямого удара океанской волны. Матросы подвели шлюпку берегу, работая вёслами, и, выбрав момент, быстро подошли к причалу. Вода мягко приподняла шлюпку, и её борт на какое-то время оказался вровень с кромкой причальной стенки и мы посыпались на берег. Как только последний из нас выпрыгнул на бетон причала, лодка плавно ушла вниз метра на два, матросы налегли на вёсла, и шлюпка быстро ушла из зоны прибоя в океан. Мы благодарно помахали коллегам и огляделись.
...Перед нами, в узкой долине, зажатой высокими скалистыми горами, лежал маленький городок. Между набережной, на которой мы стояли, и городом, поперёк долины размещалась узкая, длинная лагуна с перекинутым через неё каменным мостиком.
- Я смотрю, что мы очень даже удачно зашли на эту самую Святую Елену, - с удовлетворением заметил механик Альберт, показывая мне и Штурману на пирамиду шелловских двухсотлитровых бочек, аккуратно сложенных на набережной.
- Здесь нет топливного терминала, - пояснил он, - и топливо для нас приготовлено в этих самых бочках. А это, в свою очередь, говорит о том, что, если мы не будем жевать сопли и проявим необходимую инициативу, то пустые бочки можно будет выгодно продать в Дакаре. Здесь важно, чтобы про эту нашу инициативу не проведал кто-нибудь из сексотов.
Альберт показал нам глазами на Гаврика Гнидникова, который, сидя на небольшом пляже, вытряхивал из ботинок набравшийся туда песок. Справившись с этой работой, Гаврик встал, набрав при этом через прореху сзади полные штаны песку, который с дюнным шелестом высыпался у него из штанин.
Мы с Альбертом и Штурманом перешли мост через лагуну и через пару минут оказались на центральной площади города Джеймстауна. Прямо перед нами стояла небольшая церковь с часами на колокольне, слева от неё располагался маленький сквер за железной оградой. В сквере ползала среди лопухов здоровенная черепаха в камуфляжном панцире, похожая на небольшой бронетранспортёр.
Справа от церкви находились несколько небольших одноэтажных домиков, за которыми отвесно уходила вверх каменная стена ущелья. По этой стене, до самого верха, был проложен прямой, как стрела, циклопический длины трап.
Альберт сказал, что в прошлый заход он уже лазил по этому трапу и посоветовал нам со Штурманом проделать то же самое, а он пока что сходит посмотреть, работает ли кабак. С тем он и убыл, забрав у нас мешок с продовольствием, а мы со Штурманом отправились посмотреть на этот трап поближе. Подойдя к подножию трапа, мы увидели, что он железный, и на перилах имеет небольшую табличку, на которой было написано, что трап этот имеет 699 ступеней и что наверху имеется смотровая площадка. Ступеньки оказались очень высокими, сантиметров, наверное, двадцать, если не больше. Мы быстро прикинули, что смотровая площадка должна находиться на высоте где-то метров двухсот, не менее.
Посовещавшись, мы решили, что выбленки1 на вантах "Агасфера" будут, пожалуй, покруче, чем эта лестница, и, поплевав на руки, полезли вверх.
Ступенек через сто мы обнаружили небольшую площадку для отдыха, которая оказалась очень кстати. Здесь мы немного передохнули, и Штурман сказал, что, прежде чем лезть по этому трапу, нам следовало, пожалуй, пойти вместе с Альбертом и навестить кабак. А то с похмелья совершенно невозможно смотреть вниз - глаза выпадают, и их приходится заправлять обратно руками. Я на это ответил, что вниз нам смотреть совсем необязательно, потому что там мы уже были.
В это время нас обогнала небольшая девочка, лет десяти, которая, забравшись ступенек на пять выше нас, повернулась к нам и, раскачиваясь с пяток на носки, принялась нас разглядывать.
Потом она достала из носа большую козулю, внимательно её осмотрела и, вздохнув, вытерла о платьице. Штурман сказал, что сейчас его стошнит, прямо на центральную площадь Джеймстауна. Я посоветовал ему крепиться, он обещал, и мы полезли дальше. Девочка, как муха, кружила возле нас, то немного отставая, то снова обгоняя нас.
Наконец, трап кончился и мы, вместе с девочкой, вышли на небольшую площадочку. Здесь девочка с помощью небольшой пантомимы показала нам, что это ещё не всё и предложила свои услуги в качестве проводника. Мы не возражали, девочка в припрыжку побежала по узкой тропке в гору, а мы за ней.
Поднявшись ещё метров на пятьдесят, мы оказались на старой артиллерийской батарее. В открытых капонирах, вырубленных в скале, лежали на огромных лафетах стволы трёх шестидюймовых орудий. Позади них в скале были вырублены казематы для боезапаса и укрытия для артиллеристов. С артиллерийских площадок открывался потрясающий по красоте вид на безбрежный пурпурный океан, бухту Сент Джеймс, посредине которой стоял на якоре маленький парусник - наш "Агасфер". Обернувшись, мы увидели за своей спиной тёмный конус потухшего вулкана - горы Акшен, главной горы острова Святой Елены.
Спустившись из любопытства в казематы, мы не нашли там ничего особенно интересного, за исключением, того, что все их стены были сплошь исписаны разными словами на английском и других непонятных языках и покрыты примитивными рисунками, которые были понятны.
Я сказал, что меня всегда удивляло, что люди каменного века никогда не изображали на стенах никакой порнухи. Они рисовали красивых животных, людей, занятых охотой или другим каким-либо делом. Наши же современные настенные художники и писатели изображают либо свои примитивные кликухи, либо процесс или органы совокупления и больше ничего.
Штурман на это заметил, что, скорее всего, люди каменного века рисовали или, по крайней мере, пытались рисовать, так же, как и мы, всё что угодно. Но возможности у них были, как и сейчас, разные. Чтобы рисовать на скалах в то время, нужно было быть мастером и художником-профессионалом, это было очень непросто. Нужно было иметь хорошие каменные инструменты, а это было доступно не всем. То есть, на стенах рисовали люди, обладавшие большим мастерством и изысканным вкусом. А быдло, типа того, которое сегодня рисует на стенках вокзальных гальюнов, тогда такой возможности не имело. В лучшем случае, такой самородок мог взять кусок дерьма и нарисовать им на стене что-нибудь неприличное, чтобы порадовать свою подружку. Но такой рисунок не мог сохраниться на века, тем более, на тысячелетия. Как и сейчас, кстати. Разве кто-нибудь сейчас помнит, что, к примеру, было нарисовано на стенах уборной Николаевского вокзала в 1887 году? И то, что здесь изображено, тоже сотрётся со временем и даже быстрее, чем мы можем предположить. Природа следит за тем, чтобы всякое дерьмо, по возможности, поскорее уходило в землю и не мешало прогрессу цивилизации.
Поболтавшись ещё немного по капонирам, мы отправились в обратный путь. Спуск по этому чёртову трапу был незабываем. Только теперь я вполне оценил фразу штурмана о выпадающих глазах. Мы медленно корячились вниз по трапу, девочке надоело нас всё время ждать, и она быстро поскакала вниз.
Я заметил, что у нас в Североморске тоже есть высокие сопки и трапов в городе много. Но даже нашим дуракам не пришло в голову лазать на сопки по приставным лестницам, как пьяные маляры.
Штурман сказал, что если мы благополучно слезем с этой стремянки, нужно будет немедленно найти Альберта с нашими запасами, чтобы снять напряжение.
Соскочив, наконец, с последней ступеньки трапа, мы увидели, что возле него, в холодке, под кустом ежевики, сидел Альберт. Он сообщил нам, что кабак "Белая лошадь", в который он зашёл, сегодня не работает по случаю воскресенья. Но ему удалось уговорить хозяина, и после обеда заведение будет работать. Альберт сказал, что он посоветовал хозяину запасти, примерно, с полтонны пива, исходя из простого расчёта на тридцать семь человек по десять литров на рыло. Ну и плюс на тех, кто выпьет больше, да и местные ребята тоже, наверное, что-нибудь выпьют. А вообще, в кабаке, кроме пива, есть ещё виски "Белая лошадь" и джин "Бифитер". Это пойло, конечно, отменное, но, по нашим потребностям, очень дорогое. Есть, правда, ещё какой-то загадочный напиток под названием "Лукзано", который продают по цене дизельного топлива, но его, наверное, лучше не пить. В прошлый приход моторист Серёга Иванов его попробовал и сказал, что пить можно. Он сказал, что похоже на наш пролетарский напиток "Борис Фёдорович", то есть клей "БФ". Серёга так налукзанился этим местным "Борисом", что чего-то там нахулиганил, и его снесли на шинельке на пароход, а по приходе домой ему закрыли визу. Как оказалось, он в пьяном виде оскорбил каким-то непотребным образом сразу весь британский королевский дом и почему-то ещё в придачу и главу княжества Андорра. Но здесь произошло явное недоразумение. Серёга никогда про это княжество ничего такого не знал и даже не слышал, потому что оно не имеет выходов к морю. И андоррский князь чего-то здесь недопонял и напрасно обиделся на Серёгу.
- В общем, мужики, - заключил Альберт, - сегодня в Лонгвуд нам не успеть - пять миль туда и всё в гору, да обратно столько же под гору. Засветло никак не успеть, только все копыта собьём. А до могилы Наполеона здесь недалеко, час ходьбы не больше. Сходим, помянем человека и назад. В кабаке попьём пивка и на "Агасфер", баиньки.
Мы со Штурманом нашли план Альберта вполне разумным и отправились на могилу Наполеона.
Минут через сорок мы пришли в место, которое называлось Рупперт Валлей. Для этого нам пришлось сойти с главной дороги, ведущей в Лонгвуд, и спуститься в небольшую тенистую долину. Здесь, возле прозрачного ручья, под большими ивами, лежала каменная плита, ограждённая железной решёткой. Под этой плитой с 1821 по 1824 год лежало то, что осталось от Императора Французов Наполеона Бонапарта. Мы поклонились бывшей могиле и помянули императора, выпив за упокой его души. Он хоть и воевал с Россией, но мужик был неплохой и вполне соответствовал своей должности императора. Он был настоящий император, не то что какой-нибудь новоиспечённый казачий полковник, который сам себя назначил на эту должность и нацепил Георгиевские кресты, купленные у нищих стариков-ветеранов Первой мировой войны.
Попив родниковой водички, мы отправились в обратный путь, решив, что резиденцию Наполеона мы посетим завтра, отправившись туда с самого утра.
Легенда Наполеона.
Гуляли, однажды, император Наполеон и его генеральный секретарь, гофмейстер и генерал Егор Мануйлович Ласкассов по острову Святой Елены в местности, которая называется Рупперт Валлей. Местность эта была безлюдная и тихая, очень хорошая местность для всяких секретных переговоров и для возлелеивания тайных умыслов.
Император сказал генеральному Егору, что надумал на острове Святой Елены поднять восстание рабов, набрать из них войско, как Спартак в 71 году до новой эры в городе Капуе. С этим войском нужно будет высадиться в Африке и вернуться во Францию через Сахару по маршруту будущего ралли Париж - Дакар, но в обратном направлении.
- Бросьте Вы, Ваше величество, этих тайных умыслов, - с горечью сказал генерал Егор Ласкассов своему императору. - Для того чтобы взбунтовать рабов, нужно, чтобы они знали такие слова, как "свобода", "равенство", "братство", "отнять" и "разделить". А местные рабы знают только по сто слов на обезьяньем языке и упомянутые слова не входят в их число. И войско из них не получится, потому что из оружия и них сеть только палки и камни. И нам не поможет даже Бог. Ведь Вы, помнится, сами говаривали, что Бог выступает обычно на стороне тех, кто лучше умеет организовать артиллерийский огонь из тяжёлых орудий.
Император вздохнул, и признал, что генерал Егор, к сожалению, прав.
В это время навстречу им попался губернатор острова сэр Хадсон Лоу, бывый денщик дука Веллингтонского*. Император и сэр Лоу изобразили на лицах кислятину и подумали: "Какая сволочь!"
Император подумал ещё, что очень жалко, что у сэра Лоу хватило ума не участвовать в наполеоновских войнах, иначе он, Император Французов, имел бы возможность в одной из битв послать против сэра Лоу свою Старую Гвардию, чтобы она забила этого мерзкого холуя английских олигархов железными копытами своих коней.
А сэр Лоу подумал ещё, что надо не забыть приказать повару императора изобрести пирожное "Наполеон", которое очень удобно послойно смазывать небольшим количеством крысида.
После этого все господа приподняли свои треуголки и разошлись восвояси.
Напоследок император Наполеон и губернатор сэр Лоу ещё раз оглядели местность Рупперт Валлей, и каждый из них подумал: "Какое хорошее место! Для могилы".
...Когда император Наполеон умер, на его могильном камне англичане написали два слова: "Ci-Git". Это означает - "Здесь ложь"*...
Они написали это по-французски, вроде как от имени всего французского народа. Но французы не поверили им...
Связаться с программистом сайта
