В тихий вечерний час на самой границе дня и ночи, когда солнце уже закатилось за горизонт, а жемчужно-серая дымка надвигающихся сумерек только начинает опускаться на землю, из сада доносится глуховатый протяжный крик: "У-гу..." Будто кто-то печально и чуть удивленно воскликнул: "У!.." и добавил вполголоса, про себя: "Гу..." Я выглядываю в окно - так и есть: на самом верху крытого темной, ломкой соломой навеса сидит филин. Его силуэт резко чернеет на фоне еще светлого неба: большая круглая голова с торчащими пучками перьев, похожими на острые уши, мохнатые лапы, крепко вцепившиеся в солому... Во всем облике филина есть что-то кошачье: будто огромный кот уселся на крыше, чутко и хищно вслушиваясь в вечернюю тишину.
Но вот филин кричит опять; я вижу, как надувается и вновь опадает его горло, покрытое белыми перышками. Крикнув, он слегка переступает с ноги на ногу, вертит головой, будто ждет кого-то с нетерпением. И ожидание его вознаграждается: с крыши дома доносится ответный крик, чуть более тихий и даже, как кажется мне, немного кокетливый - "У-ух-ху!" Филиниха сидит, слегка взъерошив свои мягкие перья, словно кутаясь в пуховую шаль; филин радостно взмахивает крыльями и срывается с навеса ей навстречу. Он пролетает над самой моей головой, но я не слышу ни шороха - словно сгусток тумана бесшумно проплывает мимо. Филин подлетает к подруге, делает над ней круг, шутливо подталкивает крылом - играет - и летит дальше, к реке, будто приглашая филиниху следовать за собой. Вскоре оттуда, издалека, доносится его призывный крик. Филиниха нехотя расправляет широкие мягкие крылья, отталкивается от крыши - когти чуть слышно скребнули по черепице - и медленно проплывает вслед за супругом. Скоро придет им время строить гнездо между листьев высокой старой пальмы, выводить пару пушистых прожорливых птенцов...
Зима подходит к концу.