Бараневич Ирина Юрьевна: другие произведения.

Туда-сюда гусиным шагом

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 8, последний от 23/06/2012.
  • © Copyright Бараневич Ирина Юрьевна (baranevich@rambler.ru)
  • Обновлено: 17/06/2011. 59k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Испания
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ПОСВЯЩЕНИЕ 9 новелл - отрывков из моей бесшабашной жизни. Подлинной ипридуманной. О моей семье, о тех  кто придает смысл всем моимпоступкам. И о моих сказочных, но вполне реальных друзьях, оникак могли, подталкивали меня к этому странному занятию - писательству.Каждая из новелл - смешная и грустная одновременно. И вы, те ктосо мной сейчас, и те, кто были раньше - тень вашей улыбки летаетпо страницам этой книги. Конечно, это гораздо меньше, чем вызаслуживаете, но все же...
    •   КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ НА МАЙОРКЕ
      
      " Я смотрел на море. Со мной что-то сделалось.
      Не знаю что: безграничное спокойствие, чувство, что я вернулся.
      С тех пор море всегда было для меня простой, но достаточной метафизикой. Я не умею говорить о море. Знаю только, что оно разом освобождает меня от всех обязательств."
      
      Ромен Гари "Обещание на рассвете"
      
      В тюрьму моего мужа провожали всем островом. Сочувствовали, пожимали руки, говорили, какие это негодяи, непонятно кого имея в виду. С каждым днем он становился все популярнее и значительнее. В общем, муж мой Пабло - парень неплохой, большой добряк, но и великий авантюрист. В тюрьму ему явно не хотелось, хотя теннисные корты, бассейны и другие атрибуты заграничной жизни все-таки придают смысл этому малосимпатичному заведению.
      Теперь вас интересует, как я здесь оказалась. Сама я родом из Украины, хотя Одессу, мой родной город, Украиной назвать трудно, практически невозможно. Несмотря на Оранжевую революцию, которую я сильно поддерживала, Одесса осталась самой собой, приобрела, наконец, индивидуальность и к ней вернулись прекрасные черты свободного европейского города. Такое себе Порто-Франко! Вот я и жила там, поставив большой жирный крест на своей личной жизни. Хулиганистый сын Ваня, работа рекламным менеджером в огромной кампании отнимали кучу времени и, честно говоря, скорбеть о своей загубленной жизни сил уже совсем не оставалось.
      Очередной день рождения не сулил ничего нового: опять недорогой ресторан, любимые подруги, надоевшие разговоры, переливание из пустого в порожнее, а поздно ночью - печальные мысли, отчего же это я такая одинокая. Печали было и так больше, чем достаточно, и я напросилась в командировку. Скажу вам честно - с работой мне крупно повезло: хозяин нашего предприятия - мой однокашник Роберт, человек мягкий сам по себе, относился ко мне трогательно-нежно.
      Видно, воспоминания о школьной любви провоцировали обоюдную симпатию, которой я иногда беззастенчиво пользовалась. Итак, командировка! Повод найти было несложно. Богатая кампания "Шустов" была лакомым кусочком для многочисленных украинских изданий. Заполучить Роберта или кого-то из рекламного отдела на открытие журнала или на другую акцию - было первым шагом к успеху. Приглашения присылались, на них изредка откликалась лишь я. Да и то с единственной целью - развеяться.
      Все совпало как нельзя лучше. Популярный "Караван историй" создал еще какой-то журнал, честно говоря, не помню, какой. Они настойчиво приглашали на свою презентацию. Организовывалось все это элегантно, и, главное, происходило в грустный январский день моего рождения. Мрачно побросав черно-белый вечерний гардероб в сумку, села в "Черноморец" и рано утром - заснеженный Киев. Целый день - в суете, как они все узнали о причине приезда, но подарки сыпались в изобилии! Особенно много было зажигалок. Как раз месяц назад я бросила курить... У меня так всегда, наверное, наверху неустанно заботились, чтобы жизнь моя была соткана из нелепостей. Уж они там в этом профи.
      А вечером в ночном клубе "Опиум" - я, моя двоюродная сестра, ее муж, позже завалилась вся их компания, среди них пара иностранцев, на них никто не обращал внимания. Краем уха я уловила в шумном разговоре: Они из Испании, но говорят по-английски. Через секунду: "Вы еще не устали от шума?", конечно же, по-английски. Что это было - редкий сейчас мужской голос, умные глаза или уверенность, передавшаяся мне? Мы проговорили всю ночь или то, что от нее осталось. Нас не трогали, моя все понявшая сестра и ее бедняга муж, вполне успешный бизнесмен, не привыкший так бездарно проводить время, обреченно сидели неподалеку. Его звали Пабло, и я никак не могла запомнить, несмотря на Пикассо. Ему ужасно не шло его имя, но ничего такое его не волновало. Когда мы вышли, я задохнулась от свежести зимнего утра или от своих мыслей. Не помню, когда последний раз я ТАК думала о мужчине... Обычно обожаю копаться в своих чувствах, но тогда было не до этого. Я была отчаянная и влюбленная. Два поцелуя в щечку - ничего не значащая европейская манера, и мы расстаемся. Но как же я теперь? Мне перестало идти одиночество, я стремительно теряла свою индивидуальность. Все что от меня осталось - постоянное ожидание звонка и немного надежды. Теперь я комок нервов, без логики и мозгов, пытающийся анализировать каждое Его слово и то, что осталось за кадром. Теперь я часть истории моей любви, все остальное не так важно... Надежда - он приедет в апреле, ура, я снова чувствую запах весны! Но он не может в апреле, а когда может - не знает. Но все равно - Да здравствует ЛЮБОВЬ - он приглашает меня к себе! Я полна достоинства и отвечаю, что должна подумать, почему-то прошу неделю на размышления, он даже доволен, наверное, это очень по-испански, я похожа на серьезную женщину. И, наконец, все условности соблюдены, наши партии отыграны, я собираюсь, куда бы вы думали - в жизни не догадаетесь. А если спеть? Правда, с моим-то слухом и голосом... Но кто не помнит, как настойчиво Игорь Крутой требовал от своей красавицы жены, чтобы ей все время снилась Пальма де Майорка. Так что скоро и я приобщусь к этому празднику жизни. Хотите честно? К нему бы полетела даже на Сахалин, но если это такой популярный в нашем народе остров, считайте, что мне еще и повезло. А что же там, наверху - смена власти или я стала, наконец, горячо любимым чадом Божьим? Давно пора, но все равно, спасибо тебе, Господи! Я всегда была верна тебе: церкви посещаю крайне редко, зато живу по твоим заповедям.
       Сын завистливо бросил: "Будешь плавать в Средиземном море?"
      "Да, сынок, пора, мне 47, а я, кроме Черного, нигде не плавала".
      В общем, сын не возражал, его страстное желание иметь отца, нормального, не художника, никак не реализовывалось, но свой крупный не по возрасту нос он всегда держал по ветру.
      Моя маленькая семья - мама и сын - отпустили меня с легкой душой и надеждой. Вдруг случится чудо, и я остепенюсь, приобрету, наконец, нормального мужа.
      И снова Киев, аэропорт, Барселона и, наконец, Пальма де Майорка. Оказывается, у него черные глаза, а это так странно и непривычно. Мы садимся в машину, и тут мне звонит мама. Ничего особенного, она имеет право узнать, как я доехала. Все нормально, но почему тогда у него так изменилось лицо? "Это моя мама" - не успеваю это сказать, как звонит его телефон. Вау, теперь понятно - у нас одинаковая музыка. "Крестный отец", любимый фильм моего сына, наверное, все поколения через это проходят. Но разве так бывает? Совсем разные страны, культуры, теперь признаюсь, он старше меня на 11 лет, а музыка одна. Мою скачали из интернета, а себе он наиграл на синтезаторе. Вот это номер, неужели нашли друг друга? Не спеши, Ирина, будь хладнокровна, ты его не знаешь. Попробуй все это услышать, если вокруг сплошные горы и воздух такой нежный...
      - Куда мы едем, в гостиницу? - пытаюсь вернуться в состояние покоя.
      - Сначала ко мне домой. Почему ты так далеко сидишь?
      Маленький городок по имени Инка. Узкие улицы средиземноморских городов, он живет на улице Иисуса (Calle de Jesus). Скажи мне, Господи, это тоже твой знак? Я так мало понимаю в этой жизни. Понимаю только, что давно не была так счастлива.
      - Видишь этот дом? - Конечно, как не увидеть громадину, раскинувшуюся на всю улицу.
      - Так мой как раз напротив. - Замечаю только, что скромно. Нам открывают дверь его сыновья. Младшего зовут Джошуа, ему 18, и его имя по-каталонски тоже Иисус. Ничего себе! Старший - Джорди, ему 25. Они удивительно красивые и непринужденно почтительные. Красивые, потому что жена моего (ого, он уже твой?) Пабло была датчанкой - смесь кровей. А поведение - это уже европейский лоск. Конечно, с таким-то отцом!
      Мы сидим все вместе, разговариваем. Есть еще дочка, она учится в Валенсии. Частенько приезжает со своим бой-френдом, всегда ненадолго. Я привезла им кусочек нашей революции - диск "Разом нас багато, нас не подолати". Они видели по телевизору, как люди стояли на Майдане, но не особенно понимали, зачем. Зато Пабло знает все и даже имена особо популярных политиков. Это его стиль - всегда быть в курсе.
      Я и раньше немного знала о его жизни. Жена умерла шесть лет назад от неизлечимой болезни, детей поднимал сам. Все это трогает меня до слез, давно я не была такой сентиментальной... Дом полон памятью о ней. Большая фотография - в центре гостиной - тоненькая девушка в коротком платье с длинными белыми волосами улыбается в объектив. Эффектная пара - испанец и датчанка. Она хотела быть моделью, он известный футболист. Красивые ребята... Какой была их жизнь? Полной правил и условностей или счастья и удовольствий? Пока я влезаю в шкуру умершей женщины, он разговаривает с детьми. Легко понять, что они большие друзья. Интересно, что его дети думают обо мне. Ревнуют или пока что нет? Трудно понять - слишком хорошо воспитаны. Ничего, поживем, увидим.
      Воспоминания, как изящные фрагменты, их слегка подтачивает моя нервозность. О ней знаю лишь я - внешне кажусь вполне безмятежной. Вот мы на пути в гостиницу, его рука накрыла мою, она сухая и горячая. Хочется продолжать быть спокойной, но мне срочно нужно узнать все о нем. Он говорил, что они жили в Дании.
       - Почему вы вернулись - ты ведь знал язык, была хорошая работа?
      - Я нигде не мог найти такого синего неба, как здесь. Без этого трудно жить.
      Иронизирует, подсмеивается надо мной или, правда, последний романтик? Неужели я нашла родственную душу?
      Я поднимаюсь в номер, он остается внизу. В кои веки встретился тактичный человек. Все-таки мог начать приставать, ведь он платил за эту гостиницу, за мои авиабилеты. И правильно делает - зачем нам всякие мачо, при нашей-то непростой жизни. Чувствую, что нравлюсь ему еще с той сумасшедшей ночи в Киеве. А если нет, зачем тогда все это? Ладно, Ирина, что ты все время анализируешь, дыши глубже и наслаждайся! Что же мне надеть-то, мы идем ужинать. Белые джинсы и белая тонкая рубашка. Все это будет фосфорицировать, ну и отлично. Чуть-чуть косметики, не переборщить бы, веки делаем выразительными, остальное - тайна.
      Следующий кадр - мы танцуем. Жизнь моя меняется стремительно, давно никто так не интересовал меня. Мне очень нужно продолжение истории, поэтому решительно прощаюсь с ним у дверей. Наверное, он тоже не знает, как вести себя со мной. Оба мы немного растеряны. Отлично, пусть нежность празднует победу! Страсть будет потом. Одно я знаю наверняка - без него я уже не могу.
      Мы многое успели за десять отпущенных нам дней. Куда-то ездили, плавали, слушали музыку. Иногда дети сопровождали нас, чаще мы оставались одни. Были и две ночи в моей гостинице и чувство, что я вернулась из долгого путешествия, вернулась домой. Сейчас я понимаю, что бессознательно, но упорно всегда искала именно такого, моего человека. Такого, который бы занимался мною вплотную.
      Уже в Одессе мой сверхчувствительный шеф Роберт что-то понял, и подозрительно спросил:
      - Ты ведь не уедешь, правда?
      Что имелось в виду, наверное, он и сам не знал. Просто я была переполнена любовью, как пчела медом. Это чувствовалось.
      Конечно, нет - бодро говорила я. Куда я денусь от наших возлюбленных виноградников и от тебя...
      Но я думала я не о виноградниках. В моем кадре было свежо, меня окружали горы, а напротив сидел Пабло. Он смотрел на меня и прикрывал глаза, как от яркого солнца. Я объясняла что-то подвыпившему англичанину, бедняга пытался пригласить меня на танец. А потом я уже ничего никому не объясняла, мы просто не могли оторваться друг от друга.
      Скоро и он посетил нас. Оценил мой город, моих друзей. Они же влюбились в него с первой шутки. Наш нормальный южный человек - сказал Борюся. Муж моей давней подруги Риты был лучшим фотографом в Одессе. Они знали обо мне все: взлеты, падения. У нас любят говорить: столько не живут, сколько мы общаемся. Рита - психолог по велению души - все поняла мгновенно.
      - Ируля - сказал она, - мне очень нравится твой Пабло, он такой молодой!
      - ?...
      - В душе - безапелляционно добавила она - к примеру, он гораздо моложе Бори. Кстати сказать, разница у Бори с Пабло была лет пятнадцать, и не в пользу моего любимого.
      Он был дотошный малый, этот Пабло. Приезжал, вникал в мою семью, друзей, работу. Везде сопровождал меня, всегда за ручку. Чтобы никто не сомневался. Однажды пришлось взять его на экскурсию. Когда-то, года четыре назад, я придумала одну фишку: показывать разным туристам цеха завода, потом отпаивать их нашими старыми роскошными коньяками. То есть делать экскурсии с дегустациями. Говоря откровенно, не ожидала, что будет такой успех. Роберт был потомственным виноделом и человеком большого размаха. Он создал в предместьях Одессы настоящую маленькую Шаранту. Старые бочки пьянили запахом выдержанных спиртов, цех спиртокурения благородно поблескивал медными аппаратами для перегонки спиртов. Принцип - точно такой же, как у самогонного аппарата, но какой аристократизм! Все это закупалось на юге Франции, в славном городе Коньяк, и деньги были плачены, конечно же, немереные.
      Каждый раз, приезжая в это коньячное царство, у меня возникало чувство незавершенности. Другими словами, хотелось приобщить к этому празднику жизни как можно больше людей. Так появилась идея с туристами. Роберт идеи уважал, особенно красивые. С тех пор, когда деловой или праздный народ, круизное судно или какая-нибудь делегация приезжает в Одессу, они обязательно попадают к нам. Опальный "ЮКОС", скучающие туристы из Дальнего Зарубежья - кого только не перебывало на нашем уютном заводике. Проблема была только одна - после легенд о том, как появился коньяк, бурного интерактивного общения и, конечно же, выпитого, все эти милые люди никак не хотели нас покинуть, и нужно было очень тактично разруливать ситуацию. Все это проделывала я, причем довольно успешно.
      Итак, когда мой неугомонный Пабло прибыл туда со мной, он попал в самую, что называется "роскошь человеческого общения". Туристы из Швейцарии посещали нас третий раз, они все знали, им хотелось просто поговорить. Один из них, симпатяга в белых бриджах, пожирал меня глазами. А к концу моего дежурного рассказа о французских специалистах, которые не только устанавливали нам эти аппараты, но даже успели развестись со своими французскими женами и жениться на наших бойких девушках, швейцарец тоже стал выражать полную готовность к аналогичным действиям.
      В общем, нравилось здесь французам! По весне пошли свадьбы, и на каждой посаженным отцом просили быть нашего директора филиала. Он послушно приходил, произносил по накатанной речь, из которой следовало, что наши девушки самые красивые в мире. Обратная сторона медали -теперь, если случаются проблемы в цеху, французов одних уже не отпускают: они приезжают вместе с молодыми женами, дабы не испортились от вольного одесского воздуха. Вот такая правдивая история.
      Пабло не смущался, успевал хватать меня за руку, молниеносно нашел пару общих знакомых в этой самой Швейцарии, хвалил руководство завода, даже поднимал тост за дружбу между украинским, испанским и швейцарским народом. В этой новой для меня ситуации я чувствовала себя светски-уютно. Медлительный швейцарец был побежден.
      А с четвертым его приездом последовало предложение руки и сердца. И тут я засомневалась, что-то почувствовало мое нутро. Но Пабло не просто предлагал, он настаивал. Я уходила от ответа, и это пробуждало в нем инстинкт охотника. Я просила время на размышление, он говорил, что готов ждать. Жил он недалеко от нас в крошечной однокомнатной квартирке, которую я для него сняла заранее. Ожидание происходило следующим образом: каждый день ровно в 9 утра он появлялся возле нашей парадной, прорывался через свежих и бдительных по утру консьержек и приступал ко мне. Это было что-то вроде тренинга - он не оставлял меня ни на минуту, постоянно объясняя, чем он хорош для меня.
      - Я не пью, не хожу налево. I am one woman man. (По-нашему "однолюб").
      Он даже не стеснялся аппелировать к старинной подруге моего отца, Вере Макаровне. Большая любительница мужчин, она и в свои 83 не утратила задора. Когда мой темпераментный жених произнес, что не так часто в наше время можно встретить настоящую леди, старушка просто влюбилась, как и я, с первого взгляда.
      - Вот ее спроси, хорош ли я для тебя - требовал мой мачо.
      С трудом вспоминая, что речь идет обо мне, Вера Макаровна, закатывала голубенькие глазки:
      - Я сразу, сразу, как только его увидела... У меня в сердце такое чувство, что это мой родной человек. Павлик, мой Павлик!
      Почему-то все старушки реагировали на него именно так! Он им нравился сразу и навсегда.
      Итак, день моего решения приближался, а с ним удалялась от меня опостылевшая свобода. Именно сейчас она вдруг стала для меня притягательной. Друзья всегда участвовали в моей непростой жизни, а тут был такой повод. Для них настал момент истины. Накануне я получала последние наставления:
      - Ириша, прошу тебя, завтра - умный, взвешенный ответ - это Юра, преданный друг и большой поклонник Барсы, что делало его в глазах завзятого каталонца Пабло человеком номер один в Украине.
      Сын Ваня давно проникся любовью к заморскому гостю, который частенько звал его на пиво, с которым так весело было строить стенной шкаф, шутить и рассказывать истории. Шкаф, кстати говоря, так и остался недостроенным и был вынесен на чердак. Зато Пабло стал другом навсегда для моего вечно ищущего любви мальчика. И вот, представьте себе, все эти люди решили, что я, наконец, нашла свое счастье. Молчала только мама. Она всегда принимала близко к сердцу мои влюбленности, замужества, расставания. Думаю, что она подустала, да и чувствовала что-то, некоторый налет авантюризма, который был ореолом вокруг всеобщего любимца.
      Ночь я проплакала, а утром сказала "Да". Оно было встречено сначала стопором, потом объятиями и даже слезами. Мы поговорили о том, как нужно жить в браке, чтобы было правильно и хорошо, и скоро сыграли маленькую, совсем не одесскую свадьбу.
      "Молодая была не молода" - все время вертелось у меня в голове. Азартные злые чертики свистели мне в уши, шумели и дурачились. Фотограф Боря старательно запечатлевал все моменты этого интернационального события. Было славно, уютно - тосты с юмором и с любовью, обалдевший от счастья сын Ваня и, конечно, тот, с кем я проживу свою жизнь. В горе или в радости?
      Мы укатили на Майорку - жизнь стала набирать обороты. Работать и скучать времени не было. Ну а что же там было со мной? Была нежность, узнавание, медовый месяц, затянувшийся надолго.
      Сегодня злые чертики насвистывают мне другую мелодию и совсем другие слова. От них мне и больно и смешно. " Тебе посодют, а ты не воруй" - известный хит Папанова из культового советского фильма. Так неужели это случилось со мной? И где? Здесь, в Европе, в курортном месте, на Майорке? Сюрреализм какой-то...
      Мой папа много лет проработал главным редактором Одесской киностудии. Это были смутные советские времена, и только от него зависело, по какому сценарию будет сниматься фильм. Других вариантов не было. Представляете, сколько раз ему предлагали взятки, и какие... А он не брал. Не то, что бы хотел быть белой вороной. Он даже объяснял нам, что еще как бы брал, но очень уж в тюрягу не хочется. Мы с мамой смеялись - ситуация, в которой можно попасть в тюрьму казалась нам абсурдной априори. Думаю, не стоит вам говорить, что мои знакомые, да и их друзья в связях с тюремным братством замечены не были. Все представления об этой вымороченной жизни я в свое время почерпнула у Солженицына. Но там речь шла о политических заключенных, а это совсем другая история. Здесь я попала конкретно... Как Вас теперь называть, сеньора? Соломенная вдова или жена заключенного?
      Втроем: я и его сыновья, слушали новую историю. В ней был жестокий, тупой прокурор, которому во что бы то ни стало нужно было засадить хорошего человека в тюрьму. И неразборчивый в знакомствах, давно почивший, свекор. Он и познакомил моего "простодушного" мужа с датчанином-авантюристом. С этого дня начались все его, а теперь и наши, неприятности. Пабло поручился, датчанин сбежал, деньги пропали. Глаголы, глаголы, они сыпались в изобилии. Дети растерянно улыбались - они не понимали ничего. Мне было проще - когда-то я уже слышала похожую историю, только злодей в ней был, кажется, швед. Ну, не будем придираться к словам и к нациям - холодны и бесчувственны северные народы...
      Больше всего я волнуюсь о тебе - продолжал взволнованный муж. - Но ты ведь справишься со всем и будешь меня ждать?
      На мой не совсем уместный вопрос - сколько ждать - прозвучало оптимистичное - три, четыре месяца, ну максимум год.
      В какой-то момент я почувствовала себя женой декабриста. Иногда моя голова напоминает мне мусорник - столько всякой разной ерунды скопилось там и каждый раз не вовремя всплывает. Я думаю, он тоже нервничал, мой такой внезапный Пабло. Особенно когда оповещал всех друзей и клиентов. Иногда для очередного объяснения он выходил во двор. Тогда я не знала еще, что каждому предназначалась своя история. Ну, не будем торопиться. Говорят, причины всех проблем тянутся из детства. Может попробовать заглянуть туда, а вдруг небольшой экскурс поможет мне разобраться.
      В те далекие времена у меня, как и у любой девочки, была общая тетрадь с мудрыми изречениями. Первое изречение гласило: "Достоинство женщины определяется мужчиной, которого она любит". Не слабо, а, для одиннадцатилетнего ребенка? С тех пор я пыталась жить, по принципу - компромиссам - нет! От этого происходило большое количество неудобств и горестей. Но очень уж хотелось именно достойных мужчин иметь рядом. В более зрелом возрасте ума почему-то не прибавлялось, опыт ничему не помогал, а самых лучших мужчин я целенаправленно теряла. После чего шли сильные переживания, на это уходили годы, но в следующий раз все повторялось снова. Такой вот замкнутый круг. Была и история любви, перевернувшая всю мою жизнь и оставившая меня в одиночестве на долгие годы. Странно, что все роковые знакомства происходят случайно. Интересно, только со мной?
      Тогда мне было 24, совсем недавно я разошлась со своим первым мужем и чувствовала себя вновь рожденной и открытой для всего мира. Был месяц май, ко мне из Киева приехала Катя, моя двоюродная сестричка. А теперь включайте воображение и представьте себе Одессу в начале 80-х. Это был удивительный город - неторопливый, уютный и снисходительный ко всем. А лица, лица! Тогда всего лишь первая волна эмиграции ускользнула в иные страны, все остальные были еще на местах. Несмотря на советский строй, это было сказочное время! Легендарный одесский народ, да-да, именно те, кто уже много лет мучается, но не прозябает в Германии, Австралии, Америке, каждый день собирались на пляже "Дельфин". Давно у меня теплилось желание увековечить этот пляж и дать ему достойное имя. Как вам, к примеру, такое: "Пляж, где разбиваются сердца"? Это было необычное место - оно имело ауру, охватывающую всех вновь прибывших. Трудно сказать, когда и где работали завсегдатаи "Дельфина", да это и не важно. Их время безраздельно принадлежало пляжу. Мало сказать - они там жили - они влюблялись, расставались, одни проживали вместе лето, другие всю жизнь, рожали детей, были счастливы или обделены любовью. Начало весны было очень важным временем для пляжа. Сезон начинался в мае - в эти ласковые дни, подернутые шелковой дымкой, все здесь замирало от предчувствия Любви.
      Итак, примерно с 11 утра одесский бомонд начинал свой обычный день. На топчанах к этому времени уже жили картежники-профессионалы. Они сыпали анекдотами, выражая полное равнодушие к деньгам, и невинно обыгрывая пару-тройку наивных отдыхающих. А в это время... Да, господа, именно в это время по щербленной, видавшей виды лестнице на нежный одесский песок спускались и спускались девушки, лучше которых не бывает на свете. Лица и фигуры пребывали в полной гармонии, по ним раз скользнув взглядом, уже невозможно было отвести глаза. Трудно приходилось тогда и надменным москвичкам, и скромным девушкам из предместья, со всем их арсеналом для покорения этого города. Иначе говоря, прав был Володя Высоцкий:
      "Если был ты с гонором, то станешь без,
      Шаг ступив по улицам Одессы".
      А что говорить о лежащих в картинных позах молодых и не очень одесских бездельниках? Святая правда, что Голливуд отдыхает. Более того, он просто мимикрирует под Одессу 80-х. Здесь все без обмана, да еще и с юмором!
      - Девушка, с Вами можно познакомиться, или Вы замужем? - Это уже ко мне. Я так далеко заплыла, что никак не ожидала встречи... Кто же это к нам пожаловал? Неплохо-неплохо - бронзовый, как у меня, загар, правильные черты на худощавом лице. Судя по всему, он немного смущен. Может все-таки познакомиться? И я быстро отвечаю, что нет. Он так и не понял, к чему относится мое "нет", но отступать ему некуда - вокруг море.
      - Зачем знакомиться? - тупо спрашиваю его.
      - Можно пойти в кино. И совсем неуверенно - Или в театр...
       Так, что же еще спросить - просто для приличия?
      - А Вам, что, больше не с кем? Может быть, Вы - сирота?
      - Это правда, я почти сирота.
      Как пахло море - водорослями или лилиями? Как звучит первая любовь? У каждого по-разному. Для меня жизнь приготовила блюз - море и профиль мужчины, сотканный из моих снов.
      Обратно мы плыли вместе. Пляж не подавал виду, но напряжение витало в воздухе. Сестре Кате было тринадцать лет и она не хотела делить меня ни с кем. Сложив на груди свои маленькие ручки, она строго поинтересовалась: "Ну, и что он от тебя хочет?"
      "Ничего особенного, он приглашает нас в кино". В одночасье придуманное "нас" немного спасло ситуацию, Катя стала чуть снисходительнее. "Ладно, посмотрим..." - неопределенно выдавила она. Компания моего нового знакомого была мужская и потому очень заинтересованная. От их внимания не ускользнуло ничего. Каждый мой жест был прослежен и оценен. Чувствовалось, что испытание я прошла на отлично. С Ильей мы договорились встретиться вечером возле моего дома. Дом, в котором я жила с рождения до этого знакового дня, находился в квартале от Дерибасовской. А угол этот назывался тогда "Два Карла". Имелись в виду улица Карла Маркса и Карла Либкнехта. И еще знаменитая пивнушка напротив, сейчас ей официально вернули народное имя, да и улицы теперь звучат намного приятнее: Екатерининская, Греческая, как в старые добрые времена. Но моя история происходила в советскую эпоху, поэтому будьте готовы к двум Карлам-революционерам.
      Глядя на меня, непривычно-отрешенную, красящую ногти на руках и ногах, моя мудрая сестричка вдруг изрекла: "Слушай, а у тебя это серьезно". Мне тоже так думалось. Во всяком случае, со своего четвертого этажа я летела на крыльях. Наверное, нужно было чуть опоздать, остановиться где-то на лестнице и подождать, но я не могла потерять ни минуты. За искренность я получила награду - он ждал меня так, как никто в мире не сумел бы. Только за это я полюбила его в одночасье. Что говорить о моей светской сестренке - она отрывалась невинно, но по полной программе. Наш новый, такой преданный друг, отдавал нам все свое время. Делал он это радостно, щедро и так элегантно! Валютные бары и рестораны открывались перед нами в самое неурочное время, круизные суда, стоящие в Одесском порту, всегда были готовы принять нас в свои кондиционированные чертоги. С ним было здорово, с ним не было ничего невозможного. Днем наша троица была неразлучной, ночами мы гуляли одни. Стройные, загорелые, модно одетые, мы были не только эффектны, но и слишком уязвимы для чужих глаз. К сожалению, я поняла это поздно, пройдя через много наполненных горечью лет. А тогда я просто растворялась в любви, купалась в его радости. Бармен, яхтсмен, супермен - гордо сообщала всезнающая Катя - моя сестра познакомилась с ним в открытом море. Друзья уважительно кивали. Бармен, да еще из валютного бара - в этом было что-то очень уж непривычное, зато какое притягательное!
      А еще он играл на рояле, мечтал научиться на саксофоне и пытался освоить степ. Оба мы обожали Эрика Клаптона, Высоцкого и малоизвестный фильм "Вавилон ХХ". Что мне было со всем этим делать? Он был лучше всех, иногда мне даже становилось страшно. "Разве так бывает?" - думала я. Но это действительно было: пляжи по утрам и качающиеся фонари ночью. Раньше я даже не думала, что наш город ведет такую бурную ночную жизнь. Ранняя жара спадала, ночью все по-другому, притягательнее. Иногда мы просто гуляли, частенько заходили в Пале-Рояль послушать джаз. Там собирались уставшие от неудач музыканты. Как они играли джаз! Иногда я завидую себе за возможность все это слышать.
      Из нашего разнообразного времяпрепровождения больше всего мне нравилось заходить "на огонек" к Джону. Джон, по-простому Женя, был музыкантом. С моим Илюшей они когда-то плавали на пассажирском судне. Там Джон проворачивал свой маленький гешефт, как говорят деловые одесситы. Он всего лишь покупал мандарины в Батуми и продавал их в Одессе, сами понимаете, дороже. Вреда от этого не было никому. Конечно, он опережал свое время, и бдительные органы поступили с ним жестко - они списали негоцианта-Джона на берег, предварительно всучив ему "волчий билет", чтоб и мысли больше не возникало - заниматься бизнесом. Все что он смог тогда - устроился ночным сторожем в летний театр в Городском саду. Туда-то нас и тянуло, как магнитом. Илья был парнем компанейским, можно сказать, хлебосольным. Знал, чем порадовать друзей. Благо, возможности у него для этого были, и немалые - в то тревожное время валютные бары были просто нафаршированы дефицитом. Чем только он нас не баловал! Черная икра, источающий аромат севрюжный балык, соленые орешки, итальянские конфеты, продуктовый ряд может быть бесконечным.. Не зная правил дегустации и не будучи гурманами, мы запивали все это Крымским мускатным, джин-тоником или широко известным в узких барменских кругах, прорвавшим советское пространство ликером "Amaretto Disaronno". Выбирали в зависимости он настроения. Надо ли говорить, что у Джона от таких посиделок резко повышался тонус. Вечно голодный, он предчувствовал праздник живота, живую беседу, и при виде нас начинал суетиться немедленно. Все это изобилие мы смаковали на сцене. Ставили стол посередине - и сидели часами. Кроме нас, на сцене стоял зловещего вида черный рояль. Чего еще мне было желать тогда? Наверное, всей моей жизни было бы мало, чтобы удержать это время. Не дать ему просочиться сквозь пальцы, не дать исчезнуть этой музыке, смуглым рукам на клавишах, любимому лицу, запрокинутому ко мне. Тогда он играл "Feelings".
      Какая музыка будет звучать в финале? Реквием по мечте? Или тошнотворное "Лебединое озеро"? Мы все-таки расстались, пережив наше общее лето. Было это закономерно или случайно, чей-то злой умысел или стечение обстоятельств? Не знаю. Разлучником стал его друг. Он и раньше недолюбливал меня - друг перестал быть главным, для него у нас оставалось совсем мало времени. Классическая ситуация, скажете вы. И все хорошее когда-нибудь кончается. И что не стоит горевать. И так далее, и так далее. Конечно, вы полны сострадания, вам даже кажется, вы сможете утешить. Но это моя жизнь и мои чувства. И моя боль. Жаль, но больно и сейчас...
      Итак, в один из особенно счастливых дней мы вдруг попали под обстрел. Слова были подобраны искусно, они падали прямо в сердце, и они были наполнены ядом. Друг улыбался и рассказывал свой сон. Или то, что придумал, чтобы больше не видеть нас вместе. Я слушала и не понимала, почему до сих пор жива. Проще было бы умереть, но не получалось. Внутри меня все рвалось и просило о помощи, но ее не было. Тогда наступала другая реальность - мир перестал быть комфортным, он стал враждебным и непредсказуемым. И как же Ремарк и Хемингуэй - кумиры нашего поколения? Выходит, они тоже обманывали нас, сочиняя благородных героев? Но что мне они, если лучший из мужчин молчал...
      Когда уходит любовь, остается блюз. Так говорят музыкально одаренные люди. Со мной он остался, но совсем в другом качестве. Блюз негров, работающих на плантациях, печальный и заунывный. Но жизнь продолжается, несмотря ни на что. Через несколько лет родился мой сын - самое большое счастье на свете. Женился и Илья. Я понятия не имела, как он живет. Это были жуткие девяностые годы. Стало опасно просто жить. А имея деньги, тем более. Кто-то из общих знакомых рассказывал, что он с женой и другом уехал в Испанию, пробыл там полгода, а дальше была Германия. С тех пор он там и живет.
      Так получилось - больше мы не встречались. Я стала думать, что очарованье нашего общего прошлого только мне не дает покоя. Не желая того, я каждый раз сравнивала его со своими спутниками. И каждый раз это сравнение начисто перечеркивало едва начавшуюся любовь. О чем думал и как поживал в Германии мой и совсем уже не мой Илья я понятия не имела. Оставалось только догадываться. Что я и делала, не жалея своего воображения.
      Позже, осваиваясь в Испании, точнее, на Майорке, я с интересом привыкала к семейной жизни. А образ моей бесконечной любви становился все более прозрачным и, наконец, стал мифическим. Неожиданно для себя я начала жить здесь и сейчас. Скажу вам больше - я даже стала получать от этого удовольствие.
      Но, видно, Создатель выпустил меня в Мир как эксперимент того, сколько взлетов и падений может выдержать человек. Мне даже кажется, что существую в женском облике лишь потому, что женщины - более терпеливые и тренированные существа, а выживаемость их поистине безгранична.
      Итак, со мной случилась история номер три. Она-то и объединила мое печальное прошлое с "благополучным" настоящим. Так вот, господа, слушайте сюда, как говорят в моем благословенном Городе!
      Новшество интернета, сайт "Одноклассники" многим подарил иллюзию юности. Моему поколению романтиков он щедро раздавал воспоминания о любви, дружбе, неожиданные признания. Когда твои одноклассники, давно живущие за океаном, пишут; "Ты совсем не изменилась. Красивые женщины - как выдержанный коньяк - с годами лишь хорошеют", настроение резко взлетает вверх! И пусть ты сто раз понимаешь, что это всего лишь комплимент, дань нашей беззаботной юности, но кровь быстрее бежит по жилам, и блаженная улыбка целый день не сходит с лица.
      А какие стихи написал мне Мишка Ройзенгурт, разбойник и умница, гордость нашего класса! Послушайте!
      Буря мглою небо кроет,
      Тих и тёмен Маривент.
      Бальнеарио закроет
      Бармен, и на континент.
      Кала-д-Орская лачужка
      И печальна и темна,
      Магалуф и Синдикато
      Приумолкли у окна.
      Выпьем смуглая девчушка
      За чужие города!
      Выпьем, где сангрии кружка,
      Майонез, энсаймада?
      Собрасаду нарублю-ка
      Сердцу будет веселей
      Тель-Авив, Нью-Йорк, Майорка
      Станут ближе и теплей
      И споём как та синица,
      Про которую учил.
      Вспомним страны и столицы
      Где там вихрь нас носил?
      Может, зверем я завою,
      Ты заплачешь как дитя?
      Вот и встретились с тобою
      Только тридцать лет спустя...
      Если учесть, что на Майорке он никогда не был, и стихи эти сочинил минут за пятнадцать, пока мы вспоминали детство, вам понятен уровень интеллекта Мишки, живущего в Бруклине? Даже строгие советские учителя называли его ходячей энциклопедией. Тем более, нелегко пришлось ему в антисемитском Союзе. Эмиграция стала счастьем, драгоценным подарком для дорогих моих одноклассников. И, слава Богу, и дай им Бог!
      Каждая такая встреча в пространстве интернета были пиршеством души, напоминанием о самом светлом.
      Все шло неплохо в моей жизни. С мужем было сложно, но интересно. Сын Ваня постепенно переставал быть хулиганом и превращался в слегка излишне подвижного, но спокойного и доброжелательного европейца. Неожиданно для меня он решил стать штурманом.
      "В Одессе я не хотел говорить тебе, что это моя мечта - быть моряком", - как-то разоткровенничался он.
      "Почему же?" - удивилась я.
      " А у нас ведь не было знакомых в Черноморском пароходстве, а без знакомых - труба, меня бы не взяли в нормальный рейс. Да и учиться в Мореходке слишком долго. А здесь все так быстро и так интересно!"
      " И так безумно дорого!", - подумала я про себя. Но сын был счастлив, а я радовалась вместе с ним.
      И тут раздалось что-то вроде грома небесного. Он прозвучал в виде короткого электронного письма: "Ира, ты совсем не изменилась. Как у тебя дела?"
      "Как у меня дела? Да теперь уж и не знаю, что сказать, Илюша... До этого все было в норме". Не волнуйтесь, это только мои мысли. Ничего такого я ему не сказала. А написала я, как рада его видеть, неважно, что только в интернете, как я пыталась его найти, но из этого ничего не вышло. И как он был дорог мне всю мою жизнь. И это была святая правда.
      Он стал звонить. Сначала мы вспоминали прошлое - наше море, нашу любовь. Мы по-прежнему были на одной волне, чувствовали друг друга даже по молчанию. И как не хотелось мне верить, что он другой, надломленный, и это уже навсегда. А жизнь мучила и трепала его, будь здоров. Двадцать пять брака - для многих роковой срок, грань отношений, даже если брак успешный. А он просто смирился и лечил запойно пьющую жену. Лечил и кодировал ее время от времени, в общем, делал то, что положено делать в таких случаях. А когда нервы не выдержали - ушел, переехал в другой город, чтобы не видеть этого кошмара.
      Мы так много и быстро пытались сказать друг другу. Это было похоже на счастье отчаявшегося человека. И все равно ко мне вернулась надежда. Я плакала по ночам от подступившего счастья. И тоски по прошлому. Я скучала по нас - молодым, вдохновенным, таким доверчивым...
      Мне казалось - мы встретимся, и начнется счастливая жизнь. Общая жизнь, полная нежности. Но это был мираж - мой друг из прошлого совсем не стремился к совместной жизни. Как так может быть - не верила я - любить столько лет и не попробовать реализовать мечту. Но он упивался своими несчастьями, лелеял вечные комплексы и совсем не имел в виду новую жизнь со мной. И все мои попытки что-то пробудить в нем были обречены на неуспех. Помните, как в "Обыкновенном чуде" волшебник-Янковский говорил заколдованному принцу Абдулову (грустно, что их уже нет с нами). А говорил он примерно так: "Я засыпал все снегом. Я сделал все, чтобы они заблудились, и принцесса встретилась с тобой. А что сделал ты? Ты даже не поцеловал девушку... Уходи, ты мне не интересен."
      Так постепенно иссяк и мой интерес. Ушла великая любовь. А я осталась, предоставленная себе, немного разочарованная, но спокойная. Странно, но я не чувствую себя покинутой, мне даже до странности светло. Сейчас мы вместе - я и мой город. Со мной мама, друзья и собака. Скоро приедет мой сын. Впервые за много лет внутри радостно и спокойно. Стало забавно смотреть на все чуть со стороны, иногда участвовать, иногда проходить мимо. Мне стало нравиться просто жить.
      
      ЛЕНА - ЗОЛУШКА
      Посвящается Леночке,
      с которой мы смотрим в одном направлении
      Если и есть что-то действительно провинциальное в Одессе, так это наш аэропорт. Он маленький и совершенно бестолковый. Попав туда, вас охватывает единственное желание - улететь как можно быстрее, неважно куда. Именно в таком неуютном месте я встретила друга. Все так удачно сложилось из-за странной молодой девушки с ребенком. Назвать ее странной значит ничего не сказать. Ее провожала толпа родственников. Все они стояли за заграждением и, принимая в ней живое участие, наперебой советовали уточнить направление рейса. Что она и делала, не переставая перебегать из одного конца зала в другой. При этом приводила в тихое бешенство таможенников, постоянно спрашивая, действительно ли это рейс на Киев. Ребенок обреченно следовал за ней. Это было бы смешно, если б не было б так грустно. Девушка ускорялась, родственники подбадривали ее из-за стекла, ребенок кричал дурным голосом. И все вместе было похоже..., ну явно не на аэропорт. Напряжение постепенно передавалось всем нам и хотя кроме посадки на Киев, других рейсов не было, народ все-таки напрягся.
      Когда я вошла в зал ожидания, там было шумно и нервно. Я огляделась. Чуть дальше, на безопасном расстоянии, стояла невысокая девушка в норковой шубке. Ее губы дрожали от смеха.
      - Скажите, это самолет на Киев? - невинно поинтересовалась я.
      - Теперь я в этом не уверена...Темные глаза прищурились, бровь иронично сдвинулась вверх, она еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться.
      Ответ был более чем достойный, в духе Жванецкого. От души поздравив себя с неожиданным сюрпризом в день рождения, я пристроилась рядом, очень уж захотелось продолжить знакомство. Тем временем самолет все-таки появился и летел он, как ни странно, в Киев. Но что это был за самолет! Сиденья зловеще скрипели, окна наполовину были обклеены газетами. Тусклый свет периодически пропадал. Тогда появлялась стюардесса с кривой усмешкой и, двигаясь по проходу, отработанными движениями, как фокусник в цирке, включала мерцающую иллюминацию. Лена, так звали мою новую знакомую, свернулась калачиком внутри своей шубы, наружу были только глаза. Их выражение не предвещало ничего хорошего. Мы взлетели, стало еще страшнее. Позади нас, втиснутые в свои поломанные сиденья, скрючились ведущие "Городка". Юмор изменил и им. Наш самолет трещал и проваливался в ямы, вызывая закономерную тошноту. Скорей всего, он еще 25 лет назад должен был стать заслуженной кучей металлолома. Вместо этого его обрекли на постыдную жизнь - ни себе, ни людям.
      Наверное, со стороны мы выглядели, как пара камикадзе, задумавших во что бы то ни стало прибыть в столицу Украины. Лене нужно было в посольство Великобритании, а я летела на встречу со своим любимым. "Похоже, мы не долетим,"- решилась на откровенное признание моя соседка. "Все будет хорошо", - с трудом выдавила я. У меня имелся козырь - день моего рождения. Родиться и умереть в один и тот же день было слишком сложно, практически невозможно. Да и вообще, в такой день нужно думать о светлом, развлекаться и радоваться жизни. Не знаю почему, но мне было неудобно все это озвучить. Поэтому мой оптимизм выглядел неубедительно.
      Неожиданно для себя мы мужественно пошутили. Как это часто случается среди одесситов, на ум пришло выражение Жванецкого. И как это происходит всегда, юмор нас успокоил. Сатира вызывает сильные чувства. Это - как оскорбленная любовь, когда у тебя не остается ничего в запасе, нечего и бояться. Оказалось, мы обе знали все почти все его миниатюры наизусть. Через пять минут мы хохотали, как ненормальные, и хором цитировали "Одесский пароход". На душе стало намного спокойнее. Трудно объяснить, и если только вы не родились в Одессе, вам не понять, какой это кайф и кураж - вот так неожиданно встретить родную душу, человека, с которым ты немедленно начинаешь говорить хором. Мы говорили об Одессе - летней, так нам было уютней. Мы наслаждались родством душ, пока не наступила пауза. Лена в очередной раз процитировала что-то, но я не подхватила, как прежде. Оказывается, я не читала "Одесские дачи". Это был явный пробел в моем образовании.
      - Обязательно купите и прочитайте, это такая роскошь, - посоветовала Лена. Она так много повидала за свою жизнь - жила в Японии, на Мальте, там родилась ее дочка. На время нашего знакомства дочурка ее была совсем крошечная. Одно цеплялось за другое, нам стало интересно друг с другом. Тут нас встряхнуло, мы подскочили к потолку, зависли там на секунду, что-то лязгнуло и хрястнуло - наш самолет приземлился. Не веря своему счастью, мы устремились к цивилизации. На подступах к ней, у выхода на летное поле, стоял мой любимый, и я рванула к нему. Это было похоже на возвращение к жизни. Итак, день рождения состоялся. Тактичная Лена, решила не присутствовать при нашей встрече. Она исчезла, растворилась в морозном воздухе, как будто и не было никогда ни этого жутковатого полета, ни моей удивительной соседки, ни нашего безудержного веселья.
      Время шло, бежало вприпрыжку, я устраивалась в своей новой жизни. В Одессу приезжала ненадолго, всегда по делам. Про Лену и про наш сумасшедший ночной перелет вспоминала часто и с удовольствием. Бывают такие встречи-экспромты, они - как редкостные розовые жемчужины - нанизываешь любимое ожерелье и носишь на себе всю жизнь. Иногда перебираешь нежный жемчуг и вспоминаешь...
      И вот я снова в Одессе. Листаю записную книжку. Вспоминается наш одесский Гуру: "Сейчас моя записная книжка пуста, а раньше там было столько достойных номеров". В моей книжке, к счастью, есть еще несколько номеров и среди них - мобильный моей попутчицы. Звоню и слышу знакомые, типично одесские интонации. И сразу вопрос:
      - Так вы купили "Одесские дачи"?
      - Не нашла, к сожалению. Наверное, маленький тираж.
      - А я купила - Вам в подарок.
      Мы договорились встретиться в симпатичном ресторанчике "Клара-Бара", он расположен в Городском саду, прямо рядом с туалетом. К счастью, соседство это не умаляет его популярности. Ходят туда люди интеллигентные и состоятельные одновременно. Редкое сочетание, скажете вы. Но так уж повелось. Там славно, а кухня просто отличная!
      Лена здорово изменилась за прошедшие два года. Уверенность в движениях и блеск в глазах недвусмысленно намекали на дружбу с фортуной. А украшения на ней были просто фантастические. Мы сделали заказ. За салатом я услышала так любимую мной историю успеха. Сказка о Золушке, настоящий happy end в череде неприятностей, ошибок и разочарований. А героиня всего этого обыкновенного чуда сидела передо мной и выдавала свою историю, иногда разбавляя ее неизбитой шуткой или одесским анекдотом. Вот что приключилось с ней, когда мы расстались.
      Оказывается, фирма, в которой Лена работала уже давно, поставила ей условие: либо ты получаешь британскую визу, летишь в Лондон и подписываешь там нужные контракты, либо мы тебя увольняем. Бедняга, она никак не могла остаться без работы. Те двести долларов, которые она зарабатывала в пресловутой фирме, целиком шли на зарплату няне двухлетней дочки. Жизнь и так была несладкая, думать об увольнении было страшно.... С таким вот тяжелым настроением моя подруга прибыла в аэропорт, где мы с ней и познакомились.
      В посольстве ее помучили, как положено, но визу дали, и она полетела в туманный Альбион. В этой знаковой поездке значительная роль принадлежит аэропортам. Сейчас вы узнаете, почему. Итак, Лена, как и положено Золушке, выполнила все задания и сидела в Хитроу, ожидая свой рейс. Внезапно перед ней буквально нарисовалась, возникла из ничего средних лет элегантная женщина и нежно промурлыкала, глядя на ее бусы:
      - Какой фирме принадлежат Ваши украшения? - Нужно сказать, что на Лене были прелестная вещички, которые она сама мастерила. Такое уж у нее было хобби.
      - Лена Сё! - нисколько не теряясь, ответила Золушка. Дело в том, что она обладала нежной фамилией Сёмик.
      - Первый раз слышу, но это не важно - я хочу их продавать! Меня зовут Антанелла, я являюсь представителем - тут шло название серьезной итальянской фирмы, давно и успешно торгующей бижутерией на мировом рынке, - и я бы хотела сотрудничать с этой кампанией. Кто является ее владельцем?
      - Я... - скромно произнесла будущая принцесса.
      С этого момента все закружилось, завертелось! Тыква превратилась в карету, мыши в кучеров, и наша Золушка понеслась на свой первый бал. Жизнь ее изменилась кардинально. Она стала Мастером, и ее украшения раскупались молниеносно. В новой жизни появились показы мод, богатые поклонники. Одесский бомонд приглашал ее на свои дни рождения, свадьбы.
      - Я что-то вроде Свадебного генерала, - посмеиваясь над собой, - рассказывала Лена, - здорово, что ты сейчас в Одессе, сможешь быть на моей презентации. Это не совсем обычно - украшения будут демонстрировать мужчины. Надеюсь, тебе понравится. Не знаю, правда, как они с этим справятся... Мои цепи и браслеты довольно тяжелые - совсем не для нежных мужчин.
      И был этот вечер. И все состоялось. Под блюз и под джаз выходили юные создания - босиком, в одних туниках, в цепях и диадемах. Египетский окрас делал их изысканно-порочными, а шуточные движения - "а ля Швартценегер" - придавали действу юмор, блеск и изящество. Одесский бомонд, видавший виды, был сражен и взят в плен первым же выходом. "Вау...", - восторженный шепот нарастал. И под конец - хрупкая Лена за руку с белокурым египтянином - под его жемчужной диадемой свисали длинные серьги. Выразительные глаза моей подруги сияли. Триумф был очевиден. "Итак, - читалось на ее лице, - теперь вы видите, что невозможное возможно, главное - талант. Все остальное не так важно".
      В голове крутилось "Crazy for feeling so lonеly...I am crazy for feeling so good..." моей обожаемой Дайаны Кролл. Под такую музыку хорошо вспоминать. Я думала о тех, кого любила и о тех, кто любил меня. Думала с нежностью. О друзьях и прохожих, о том, что просто так ничего не бывает. Мне было тепло и уютно в этом такси, и я ехала домой. Вся моя жизнь вспоминалась так ярко, и я растроганно повторяла про себя: "Спасибо тебе, Лена".
      
      
      
      
      
      
      
      Ф А Н Т И К И (Фрагмент из моего детства)
      У меня есть твердое убеждение, что все самое главное с нами уже произошло. И случилось это, конечно же, в детстве. А все, что с нами сейчас - простое повторение, де жа вю. Один фрагмент моего детства навсегда врезался в память. И чем дольше живу, тем чаще и чаще возвращаюсь к этой истории.
      Итак, мне 5 лет и я обожаю собирать фантики. Конфеты совсем не люблю, и это, как вы понимаете, сильно затрудняет мое увлечение. Приходится быть супер внимательной, следить за любителями сладкого, быстро подбирать разноцветные бумажки и незаметно унести к себе. А там уже разглаживать, нюхать, перебирать. Запахи из детства, какое же это наслаждение! Со временем фантиков набралась целая пачка - от "Мишек на Севере" до разнокалиберных "Гулливеров" и "Белочек". Это был настоящий клад - я чувствовала себя богатым человеком. Но счастье было скоротечно. Все так печально закончилось, когда моя бабушка решилась на генеральную уборку.
      Жили мы тогда впятером в двух смежных комнатах большой коммунальной квартиры. Места ни на что не хватало, и бабушка истово сметала все, что попадало под руку. Легкие красочные фантики, подгоняемые веником, изящно полетели в мусор. Это я представила потом, а тогда я печально бродила по квартире и никак не могла понять, куда же они запропастились. И все искала, искала... А бабушка, понимая, что погорячилась, молчала, как партизан. Призналась она через несколько дней, чтобы прекратить бесполезные мои поиски. Вот тогда на меня и обрушилось нешуточное горе. Было так больно, что помнится и сейчас. И была большая несправедливость в том, что и бабушка, и мама посчитали это все ерундой, не стоящей и ломаного гроша.
      Я была одна со своим горем, пока с работы не вернулся мой отец. Он, все и всегда превращающий в шутку, не рассмеялся, а вдруг стал очень серьезным. Понял все за секунду, одел на меня пальтишко, и мы вышли на улицу. - Ничего, дочура, не дрейфь. Мы с этим справимся. - повторял он. А я верила я ему беззаговорочно, но все равно не понимала, как можно справиться с такой бедой. За две минуты мы преодолели квартал и уже входили в кондитерский магазин "Лакомка" на углу Дерибасовской и Екатерининской. Сейчас его, к сожалению, нет. На его месте - одноименный ресторан в псевдоукраинском стиле. А тогда, в моем детстве, это был настоящий Клондайк. С открытым ртом я слушала, как мой отец объясняет продавщице, что нам собственно нужно. А нужно нам было по одной конфете каждого вида. - Моей дочуре, для коллекции!
      Сердобольная продавщица, умиленно смотревшая на нас: меня, задыхающуюся от восторга, и отца, говорят, он был поразительно похож на Джека Николсона, с радостью кинулась все это взвешивать. Весы кряхтели под тяжестью конфет, получилось почти три килограмма. И это было гораздо больше моей предыдущей коллекции. - Будешь их есть? - это он просто так спросил, для веселья, отлично зная, что мне нужны только фантики. ---Не буду, - с восторгом прошептала я. - Ну тогда давай - раскрывай их все! И дело пошло - вдвоем мы быстро выпотрошили шоколадные батончики, и в руках у меня новые, яркие, шелестящие бумажки. Их так много!
      Мы идем по улице вместе с отцом - его рука держит мою ладошку. И на свете нет человека, счастливее меня! С этого момента я ничего не боюсь. Что бы ни случилось, он придет и станет на мою сторону. Я знаю: так будет всегда. И сейчас, когда от боли сжимается сердце, он появляется со своей неповторимой улыбкой, берет меня за руку и уводит от беды. Уже десять лет его нет со мной, а он все равно улыбается мне. "Не унывай, дочура, мы обязательно справимся - ты и я!"
      
      
      
      
      ГУСИНЫМ ШАГОМ - В ГОРОДСКОМ САДУ
      Отец мой обожал шутить, а я обожала его и эти моменты. Чего мы только не вытворяли, гуляя по улицам нашей Одессы. Одним из самых веселых приколов было - ходить гусиным шагом и шокировать прохожих. По команде: раз, два, три - мы опускались на корточки и, гордо поводя головами, шествовали гусиным шагом куда-нибудь в сторону Дерибасовской. Когда тебе пять - семь лет, приятно видеть повышенный интерес со всех сторон и даже чувствовать себя гвоздем программы. Но отцу этого было явно недостаточно - частенько ему хотелось усилить драматургию - и после легкой гусиной разминки наша бесшабашная парочка разыгрывала пьяного отца и отчаявшуюся дочь. Для этого мы находили какое-нибудь конструкторское бюро или бухгалтерию с исключительно женским коллективом, и наше шоу начиналось! Надо сказать, что в Одессе такие Богом забытые заведения обычно находились в полуподвальных помещениях, и вид из окон был единственной отрадой уставших от чертежей и балансов женщин. И тут появлялись мы! Представьте себя элегантного и совершенно пьяного мужчину и худенькую девочку, которая хватала его за руки и тащила домой.
      - Папа, пожалуйста, идем, ну, идем. Не оставляй меня, папа, ты же хороший! А ничего не соображающий, лыка не вяжущий отец отпихивал дочку и все норовил упасть или облокотиться обо что-то неподходящее. Например, о сердобольных женщин, выскочивших из постылого подвала в вечном порыве помочь, научить и даже спасти.
      - Как же Вам не стыдно, молодой человек. Посмотрите, до чего Вы довели ребенка! Когда она последний раз ела? Она же у Вас, как из концлагеря. Идем, детка, у меня осталась вареная колбаска и квашенная капусточка. Оставь его, пусть мучается один. - Так говорили пожилые.
      А молодые почему-то больше интересовались моим красивым отцом, наперебой предлагая помочь отвести его домой. Одинокие и романтичные, они были явно заинтригованы и наивно надеялись, что такая запущенная парочка живет без материнской заботы. И пьянство их не смущало, любая женщина уверена, что ее любовь изменит, спасет, сделает из пьяного - положительного человека, члена общества. Но тут я интуитивно улавливала опасность для нашей семьи и быстро меняла репертуар, завывая дурным голосом: "Ну, пожалуйста, папа, мама нас уже ищет! Давай, облокачивайся об меня, я буду тебя вести. Идем скорей, а то мама пришла с работы и не знает, где мы". После этого молодые и почти молодые постепенно рассасывались, а пожилые требовали немедленного протрезвления и достойного отношения к малышке-дочке. Я чувствовала, что и отцу хочется смены декораций, и мы нетвердым шагом с жутковатым пьяным рычанием устремлялись прочь от благодарных зрителей.
      В это время мама моя отнюдь не скучала, а была очень не прочь отдохнуть от нас. Кроме того, она находилась в состоянии написания кандидатской диссертации. Процесс шел туго, единственный, кто помогал, был черно-белый кот Томас, всегда возлежащий на огромном письменном столе и слегка шевелившийся под бумагами. Все остальные только мешали. Среди мешавших был мамин научный руководитель со странным именем Аристарх. Он был молодым, но уже маститым философом. Школа, им же созданная, куча поклонников-аспирантов, которые ходили по пятам и ловили каждое его слово - все это рано наскучило вальяжному профессору.
      Мне так кажется теперь. А тогда я не могла понять, почему он так долго гуляет с моей мамой по Городскому саду и не понимает, что мы тоже здесь - ждем ее, и скучаем, и отец совсем грустный. Я прижимаюсь к нему боком, но он почти не замечает меня и даже не слышит моих вопросов. "Какой странный человек, этот профессор, - думала я, - взрослый, но плохо воспитанный". И тут мои грустные мысли прерывает неожиданная команда: "Раз, два, три!" Я машинально вскидываю голову и мы, особенно синхронно чеканя гусиный шаг, начинаем медленно двигаться в сторону прогуливающихся. Мы движемся низко и быстро замечаем, что в их рядах начинается смятение. Бедная мама, она видела нас и раньше, но старательно делала вид, что мы не имеем к ней никакого отношения. Теперь она напугана, и уверена, что наша цель - поиздеваться над ученым и светлым умом. Моя мама всегда была очень наивной, как говорил Паниковский "человеком раньшего времени". Искренне полагала, что профессору она интересна как коллега, и цель их прогулки - разговоры о науке. А отец считал по-другому. Он был выходцем из раскулаченной семьи, с семнадцати лет - на войне. После службы в Германии приехал в Одессу, поступил в Университет, там и встретил маму. Ей было девятнадцать, когда они поженились, ему - двадцать восемь, и он видел так много героизма и предательства. И горя всегда было больше, чем счастья. Легкий, веселый, он казался легкомысленным. Но как это было обманчиво! Ясно, он видел людей насквозь, и его чутье утраивалось, когда что-то угрожало его любви.
      Этот момент я вижу, как в замедленной съемке - они сбиваются с шага, с разговора, со всего. Они застывают и смотрят на нас. Мы приближаемся, как неизбежность, как реальность, как жизнь. Мы почти рядом - два печальных гуся - тут мамины нервы не выдерживают. "Придурки!" - кричит она, но как-то не зло. Приподнимает меня, толкает в спину отца и быстро уходит вместе с нами из надоевшего Городского сада. Конец прогулки. И нам потом долго не хотелось шутить... Гораздо лучше было гулять втроем возле моря, читать вслух перепечатки "Мастера и Маргариты" или играть с котом Томасом, который все чаще спрыгивал к нам с опустевшего письменного стола.
  • Комментарии: 8, последний от 23/06/2012.
  • © Copyright Бараневич Ирина Юрьевна (baranevich@rambler.ru)
  • Обновлено: 17/06/2011. 59k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Испания
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка