ИТАК

   В М Е С Т О П Р Е Д И С Л О В И Я 
   
   * * * 
   
   Я не скажу вам, какой начинается век. 
   Я не умею гадать по крапленой колоде. 
   Я - человек. Это слово сегодня не в моде. 
   Но я твержу все равно - человек, человек. 
   
   Да, я не видел хрустальное кружево Анд. 
   Да, я не слышал тибетские мудрые сутры. 
   Но я умею во мраке предсказывать утро 
   И на досуге листаю небес фолиант. 
   
   Я не спою вам - паршивый Бог дал баритон, 
   И не спляшу, к потолку поднимая колени, 
   Но я спасу ваши души от скуки и лени. 
   Да, я спасу, попросите же только о том. 
   
   Нет, я не буду лукавить и эдак, и так, 
   Вас, занятых, отвлекая от дела и быта, 
   Но я скажу вам то слово, что ныне забыто. 
   Я говорю. Я уже начинаю. Итак... 
   
   ============================================================= 
   
   О Т П Е Р В О Г О Л И Ц А 
   

   * * * 
   
   Позвольте представиться, я - идиот, 
   Сбежавший без всяких причин 
   От криков восторженной челяди, от 
   Пожизненной драки за чин, 
   
   От дюжины вдов и двух дюжин детей, 
   От почести пасть на войне, 
   От трех гильотин, ста нелепых смертей, 
   От урны в Кремлевской стене, 
   
   От бюста на Родине, от муляжа 
   В музее какой-то мадам, 
   От пахнущей пивом подстилки бомжа, 
   От джинна по кличке "Агдам", 
   
   От кепочки мэра, от рясы попа, 
   От свиста меча палача, 
   Тюремного шмона, балетного па, 
   Штандарта, герба, кумача, 
   
   От права расстреливать десять из ста, 
   От сотого места в строю, 
   От немощной тени на фоне креста, 
   От хлопанья крыльев в раю, 
   
   От мантии гуру, от клички "козла", 
   От просьбы "Подайте пятак", 
   От финки, что всажена кем-то со зла, 
   От пули, что пущена так, 
   
   От шпаги, пронзившей порочную честь, 
   От ножен, пригревших кинжал, 
   От яда, петли, да вестимо ли - счесть 
   Все то, от чего я сбежал, 
   
   И то, от чего мне еще надоест 
   Гонять по земле, где давно 
   Среди миллиардов расхватанных мест 
   Свободно всегда лишь одно. 
   
   * * * 
   
   Я не раб твой, о, Боже, 
   Да и все мы - не стадо. 
   Этот миф для кого же? 
   Ну, не надо, не надо! 
   
   Мне заказано место 
   У подножия трона, 
   Но и ты, если честно, 
   Не похож на патрона. 
   
   До смешного охочий 
   Да на выдумку частый, 
   Не прораб ты, а зодчий, 
   Не пастух ты, а пастырь, 
   
   Одиноко бредущий 
   По вечернему небу, 
   И тенистые кущи, 
   И земную потребу 
   
   Вопреки начертанью 
   Променявший однажды 
   На мирские скитанья 
   И духовную жажду, 
   
   На служение долгу 
   И покорность идее... 
   Не о том ли так долго 
   Ты твердил Иудее? 
   
   Но и ждущими свыше 
   Не иначе, как чуда 
   Так и не был услышан 
   За молитвенным гудом. 
   
   И, вторично распятый, 
   Удалился тропою, 
   На которой когда-то 
   Я увижусь с тобою, 
   
   И воскликну, итожа, 
   Высшей тайны причастен: 
   "Я не раб твой, о, Боже! - 
   Оттого и несчастен..." 
   
   * * * 
   
   Ну поставьте же крест на моей неуместной браваде! 
   Ну поставьте же крест, не стараясь понять, отчего 
   Я живу и живу с этом миром как будто в разладе, 
   Не спеша присягать мимолетной планиде его. 
   
   И не то, чтобы сердце сковала проклятая леность, 
   И не то, чтобы резала бок, не жалея, шлея... 
   Просто, миру умея простить очевидную бренность, 
   Не желаю признать, что вот так же истлею и я. 
   
   Да, я вечен, как жид, как огонь, и как кризис в России! 
   Да, я снова и снова твержу, что вовек не умру, 
   Приходя вновь и вновь в Ваши сны из полуночной ини, 
   И опять и опять превращаясь в туман поутру... 
   
   Что с того, что не слишком удачен, невечен, непрочен 
   Этот мир, сотворенный из наспех подобранных слов?! 
   Он не очень красив и немолод, зато - непорочен 
   От наземных твердынь до небесных ажурных основ. 
   
   Те же, кто приносили ему то ли дань, то ли жертвы, 
   И поныне лежат на ступенях его алтаря. 
   И уже не сказать, то ли живы они, то ли мертвы, 
   То ли мир пошутил, бескорыстно бессмертье даря. 
   
   Но я вечен, как жид, как огонь, и как кризис в России, 
   Но я снова и снова твержу, что вовек не умру, 
   Приходя вновь и вновь в Ваши сны из полуночной сини, 
   И опять и опять превращаясь в туман поутру... 
   
   * * * 
   
   Нет, я живу не так, не так - 
   Не лучший муж, неверный сын, 
   И неразменный мой пятак 
   Теперь не больше, чем алтын. 
   
   Нет, я пою не то, не то, 
   По вдохновению и без, 
   И в этом новом шапито 
   Играю старый полонез. 
   
   Нет, я люблю не тех, не тех - 
   Ценитель душ, противник масс, 
   Дитя возвышенных утех 
   На фоне клоунских гримас. 
   
   Но если б только мне уйти 
   Из этих стен туда, туда, 
   Где философия пути 
   Прости, как пресная вода, 
   
   Где, своевольна и быстра, 
   Река пронзает ткань лугов, 
   Где запах дальнего костра 
   Милее запаха духов. 
   
   Сквозь бездорожие и тьму, 
   Неясной силою несом, 
   О, как бы я бежал к нему, 
   Когда бы то - не сон, не сон... 
   
   * * * 
   
   Не просите быть любезным - 
   Не подам вам ни гроша - 
   От стояния над бездной 
   Пообветрилась душа. 
   
   Не просите быть хорошим, 
   Благородным удальцом - 
   Ежечасно видя рожи, 
   Не обвыкнуться с лицом. 
   
   Что-то сердце стало глухо 
   К благодати и добру: 
   Дайте мне с размаху в ухо - 
   Я вам оба оторву!.. 
   
   * * * 
   
   Я смертельно устал, 
   Я в пути уже многие мили, 
   Я иду день и ночь 
   По векам, племенам и мирам. 
   Я - неведомый вам 
   Невредимый невидимый киллер, 
   Что избавит в момент 
   От старения, боли и драм. 
   
   Этот скоро умрет, 
   Этот станет бессильным калекой, 
   Этот просто устал 
   От печалей и бед без конца. 
   Я приду в свой черед - 
   Добровольно врачующий лекарь, 
   Вместо суетных клятв 
   Верный вечному слову творца. 
   
   Не ищите меня, 
   Не препятствуйте мне и не льстите. 
   Я понять не могу 
   Вашей тяги к предсмертным торгам. 
   Я - не знающий ложь 
   Неизбежный неистовый мститель, 
   Воздающий сполна 
   И клевретам своим, и врагам. 
   
   И на всех языках - 
   От аварского до суахили - 
   Мое имя звучит 
   Как надежда на лучший итог. 
   Я - неведомый вам 
   И целитель, и мститель, и киллер, 
   Я - неведомый вам 
   Непонятный непонятый Бог... 
   
   * * * 
   
   Который век нам спорить суждено. 
   Который век все яростнее речи. 
   Откуда мы - не все ли нам равно, 
   Чем лучше Синегорье Междуречья? 
   
   Кто пращур наш - Сварог иль Иисус? 
   И как нас звать - Славяне или Русы? 
   Ответит всяк на свой капризый вкус, 
   Но как порой разнятся наши вкусы! 
   
   Кто говорит - нам много тысяч лет, 
   Кто говормт - одно тысячелетье. 
   Иной речет - мы пасынки планет, 
   Иной - о, нет: обещанные дети. 
   
   Нас назовут нездешним "Иоанн", 
   Лета сочтут по шрамам и морщинам, 
   И до поры погрузится в туман 
   Наш давний спор без толка и причины. 
   
   Мы - те, кто есть, а что до остальных - 
   Не им судить о наших русских спорах, 
   Им - тени стен, бетонных и стальных, 
   А нам - ветра на северных просторах. 
   
   Мы - те, кто есть. Иного не дано. 
   Так отчего, оттачивая речи, 
   Который век нам спорить суждено - 
   Чем лучше Синегорье Междуречья?.. 
   
   * * * 
   
   My view is the negative photo, 
   My trip is the edge of the knife. 
   According to personal motto 
   I walk through the gloom of the life. 
   
   I walk through the hollos of crows - 
   The slave of unrichable stars - 
   I'm strange in the countless rows 
   Of imbecile posters and cars, 
   
   In feast of the crusified logic, 
   In every illicit affair... 
   I'm lamb till the end of the orgy 
   And ruffian during the prayer... 
   
   * * * 
   
   One can try to exist 
   Out of time, out of space. 
   One can try to persist 
   Doing pleasurable face. 
   One can try to reinforce 
   Bygone image and style... 
   Such endeavours can cause 
   Just a lamentable smile. 
   
   One can try to possess 
   Any money and state 
   Getting noisy success, 
   Gloring wisdom of fate. 
   One can try to procure 
   Playing honorable rile 
   For a slave to ensure 
   Just a lamentable smile. 
   
   One can try to remain 
   On the edge of the fault 
   Hunting miracle flame 
   In the depth of the soul. 
   One can value the life 
   By the overcome miles 
   For the lambs to derive 
   Just a lamentable smile. 
   
   * * * 
   
   Я помер (Господи, прости!). 
   Лежу в гробу, весь в черно-белом. 
   Лети, душа моя, лети! - 
   Я был тебе не лучшим телом. 
   
   Я изводил тебя, как мог. 
   Взять даже внешность, например хоть: 
   Подслеповат и кривоног, 
   К тому же - кариес и перхоть. 
   
   Добавим волосы в ушах 
   И скарлатину в раннем детстве... 
   Едва ли ты, моя душа, 
   Мечтала о таком наследстве!.. 
   
   А я все жил (каков подлец!), 
   И нате - помер благородно... 
   Душа, пойми ж ты, наконец - 
   Теперь свободна ты, свободна! 
   
   А то ведь я еще блудил 
   И тешил водкою утробу... 
   Так что ж ты плачешь на груди 
   И причитаешь подле гроба? 
   
   Лети, душа! Отверзта клеть. 
   Исчезли прежние оковы. 
   Ты плачешь - некуда лететь?.. 
   А ты найди себе другого! 
   
   Зайди на сайт, слетай в кабак, 
   Сходи на бал "Кому за тридцать". 
   Ну сделай этот первый шаг, 
   Не то - увязнешь во вдовицах. 
   
   Но не подумай повторять 
   Ошибок прошлого удела 
   И не влюбляйся вдругорядь 
   В свое потрепанное тело!.. 
   
   * * * 
   
   Ну же, люди, я - здесь, 
   Невесомый, как дымка лесная, 
   Из греха и любви 
   Я пришел, а вернее - возник. 
   Та, в которой я есть, 
   Ничего обо мне и не знает, 
   Но узнает вот-вот - 
   Через день, через час, через миг. 
   
   Но я все-таки есть! 
   И на вами неслышимой ноте 
   Я еще не пою - 
   Источаю молитву свою: 
   Через сорок недель 
   Вы меня как-нибудь назовете... 
   Назовите меня! 
   Как-нибудь, как придется - молю! 
   
   Но я все-таки есть! 
   И, пока я еще не за бортом, 
   Я взываю не к вам - 
   А, скорее, к создавшему вас. 
   Что за глупая честь - 
   Зваться гением лишь до аборта! 
   Что за пошлая казнь - 
   Умереть, не открыв даже глаз! 
   
   Позовите меня! 
   Пусть я стану и толстым, и лысым, 
   Пусть я стану хромым 
   Или подслеповатым чуть-чуть, 
   Но я буду судьбой 
   В эту книгу однажды записан... 
   Позовите меня! 
   Назовите меня как-нибудь!.. 
   
   * * * 
   
   Не поднимайте головы! 
   Не отрывайтесь от закуски! 
   Я не поведаю, увы, 
   Вам ровным счетом ни черта, 
   Что бы не знали вы досель, - 
   Лишь поприветствую по-русски 
   Вином, похожим на кисель, 
   И водкой, пресной, как вода. 
   
   Не принимайте нас всерьез! 
   Мы - словоблуды, лицедеи, 
   Рабы давно забытых грез, 
   Красивых женщин и вина. 
   Мы - повелители умов, 
   Но не носители идеи, 
   Что к нам приходит из томов 
   Толстого или Куприна. 
   
   А время бьет наверняка, 
   И ночь потворствует потерям, 
   И снова красная река 
   В слезой оставленных глазах, 
   Но если мы уже в пути, 
   И если мы во что-то верим, 
   То это Нечто не найти 
   На рукотворных образах. 
   
   Мы не нарушим царство их, 
   Но и пленимся им едва ли. 
   Мы разойдемся при своих, 
   Смывая святость или грим, 
   Но все конечно же не зря, 
   И то, что мы недосказали, 
   При свете нашего огня 
   Увидит новый пилигрим... 
   
   * * * 
   
   Не спешите вывешивать стяг победный, 
   Будто нас не осталось на этом свете: 
   Мы еще не накрылись посудой медной, 
   Но уже подписали свое бессмертье. 
   
   Прокуроры вы наши и меценаты, 
   Повелители бизнеса и искусства - 
   Вы еще нас растащите на цитаты 
   И расставите по миру наши бюсты. 
   
   Да, вы слепы сейчас, но, прозрев когда-то, 
   На похмельном пиру ли, на постной тризне, 
   Превратите в момент в имена и даты 
   Наши ставшие вашим гешефтом жизни. 
   
   И не надо вам ныне глядеть игриво, 
   Дескать, что они могут, юнцы-амебы, 
   Вы еще нам поклонитесь в хвост и в гриву, 
   И еще нас прославите, хоть у гроба, 
   
   И еще нам споете свои стихири, 
   Приглушив на минутку все "хали-гали", 
   Похоронные хари склонив, как гири, 
   Харакири не сделав себе едва ли, 
   
   На скрижали навесив брюнетку-ленту, 
   Наши строки завоете дружным хором, 
   И, провидя весь ужас сего момента, 
   Мы живем втихаря и умрем не скоро... 
   
   
   ============================================================= 
   
   М О Я В С Е Л Е Н Н А Я 
   
   * * * 
   О, как ты велика, моя вселенная! 
   За день пройти - и то ведь не управиться. 
   Блаженствую коленопреклоненно я. 
   Поймите же: она мне просто нравится. 
   
   Придешь, бывало, к ней в унынье горестном, 
   И в сердце ощущение обронится, 
   Что Солнце встало где-то под Егорьевском, 
   А сядет - в аккурат за город Бронницы. 
   
   И близостью ли света благодатного, 
   Лазурною ли завесью над поймою, 
   Наполнится душа, до блага жадная, 
   И небо растворит былую боль мою. 
   
   И будет звонок бор за Белым Озером 
   И тучи поплывут скирдами сенными. 
   Ах, если бы не этот рев бульдозера, 
   Страшащий, что ни день, мою вселенную! 
   
   А все-таки, она пока огромная, 
   Шумящая, поющая, кричащая, 
   Таящая то затиши укромные, 
   То гати непролазные таящая. 
   
   А Вам, лучами истины украшенным, 
   Чихнуть без воли звезд и то не смеющим, 
   Скажу: А мой-то мир - поболе Вашего 
   И мера у него - парсеки те еще. 
   
   Сраженные невежеством, бесспорно Вы 
   Посыпете арканами нетленными. 
   А мне то что? Пожалуйте в Загорново: 
   Приедете - померимся вселенными. 
   
   Приедете - серьезные, капризные 
   И, чакрами стуча, как кастаньетами, 
   Нахмуритесь унылыми харизмами, 
   Завоете: "Карету мне, карету, мол!.." 
   
   Отважитесь искать дорогу сами, но 
   Со всех сторон одну лишь чащу встретите. 
   Я так хотел бы Вашим быть Сусаниным... 
   Ну что же Вы, месье, ко мне не едете?.. 
   
   * * * 
   
   ...А вы мне - "Уезжал бы хоть 
   В края, что навещал Господь!" 
   А я печалью-завистью 
   Пока что не томим, 
   Хоть в мире на все сто кино, 
   А я торчу в Ростокино 
   И о мазутной Яузе 
   Слагаю этот гимн. 
   
   И пусть окрест обители 
   Взывают искусители, 
   В свой рай из мира грешного 
   Маня меня зазря 
   То схимами, то схимками, 
   А я в соседстве с Химками 
   С холма Левобережного 
   Плюю на долларя. 
   
   И пусть в суме останки, но 
   Мне нравится Останкино, 
   И пусть уставы строги, но 
   Мне любо Строгино. 
   А сколько нас - невольников 
   Лосиного, Сокольников, 
   Осиново-осеннее 
   Смакующих вино!.. 
   
   Я знал, уж и не счел кого 
   Из Тушино и Щелково, 
   Кому уехать за море - 
   Как выпить лимонад. 
   Но в старом, новом свете ли 
   Пока еще не встретили 
   Такое же соцветие, 
   Такой же вот закат. 
   
   А в мире все - как ранее: 
   На севере - сияние, 
   На западе - уныние, 
   На юге - благодать, 
   Красиво - на востоке, но 
   А я живу в Ростокино, 
   Где до мазутной Яузы - 
   Конечностью подать. 
   
   А на исходе вечера, 
   Когда уснут наречия, 
   И сны пойдут по комнатам, 
   Дрожа на сквозняке, 
   Все так же верить хочется, 
   Что где-то там, за рощицей, 
   Плывет, качаясь, лодочка 
   По Яузе-реке... 
   
   * * * 
   
   Яблочный спас - диадема на темени 
   Благословенной страды. 
   Кроет земля, разрешаясь от бремени, 
   Яблочным градом сады. 
   
   Гулко несутся по скату, по желобу, 
   Игристым соком полны, 
   Не доверяя ни возу, ни коробу 
   Эхо минувшей весны. 
   
   Выйди на улицу - стылую, зяблую, 
   Где не во сне - наяву 
   Падают звезды, как спелые яблоки, 
   Прямо в сырую траву. 
   
   Стой не дыша и смотри, зачарованный 
   Кратким безвластием лет, 
   Как под созвездием Малой Антоновки 
   Борются ночь и рассвет... 
   
   * * * 
   
   Да здравствует край мой, былинный и древний! 
   Да здравствует край мой, хмельной и нескучный, 
   Где что ни лягушка, то - метит в царевны, 
   Но что ни царевна, то - станет лягушкой. 
   
   Да здравствует край мой, опившийся былью, 
   Да здравствует край мой, святой и убогий, 
   Где, вмиг отвинтив бесполезные крылья, 
   Ковру-самолету приделали ноги. 
   
   Да здравствует край мой, смиренный, но гордый, 
   А здравствует край мой, увы, как умеет, 
   И каждые грабли повенчаны с мордой, 
   И что выбираем, то нас и имеет. 
   
   Да здравствует край мой, но странным здоровьем, 
   Да здравствует край мой, где все мы болеем, 
   Где вечную боль называя любовью, 
   Пою свиристелью в ее кабале я. 
   
   Да здравствует край мой, затерянный где-то 
   Меж адом земным и космическим раем, 
   Да здравствует то, что устами поэта 
   Зову я МОИМ, а не ЭТИМ ВОТ краем!.. 
   
   * * * 
   
   Я люблю буридановость наших ослов, 
   Я люблю валаамовость наших ослиц, 
   И пожар не познавших значения слов, 
   И латунь не испорченных разумом лиц. 
   
   Я люблю гиппократовость наших речей, 
   Наших клятв и обетов березовый дым, 
   Где великий поэт умирает, ничей, 
   И седой небожитель страдает, гоним. 
   
   Я люблю приснопамятность наших вождей, 
   Что понятливы чуть, а орудуют всласть, 
   Гениальную дурь их убогих идей 
   И растерзанных бунтов разъятую пасть. 
   
   Я люблю наблюдать долгий северный год 
   Карнавал, где за маской не видно лица. 
   Я люблю это пряное блюдо - народ, 
   Хоть иному по вкусу милее маца, 
   
   Хоть иному обрыдли давно и навек 
   И отринутый ум, и наследственный стресс 
   В этом странном краю неприкаянных рек, 
   Где, не зная глубин, не увидишь небес; 
   
   В этом странном краю говорливых лесов, 
   Где полуденный воздух пьянит, как вино, 
   Где душа нараспашку, а дверь на засов, 
   И неправы любые пророчества, но 
   
   Мы нескушно живем и уйдем не за так, 
   Полземли прихватив заедино с собой, 
   Променяв до того неразменный пятак 
   На фальшивый, но милый душе золотой. 
   
   А пока это небо не рухнуло ниц, 
   И достало душе и страданий, и слов, 
   Я люблю валаамовость наших ослиц, 
   Я люблю буридановость наших ослов... 
   
   * * * 
   
   И это - Родина? Не верю, 
   Что лишь уныние и страх, 
   Лишь обозленность и потери 
   В огнем покинутых глазах. 
   
   И примириться не смогу я 
   C роскошной этой нищетой. 
   Я все же знал ее другую - 
   И выше той, и чище той, 
   
   Что попрошайкой в переходе 
   Сидит у мира на краю. 
   И в отрешении выводит 
   Молитву тихую свою... 
   
   Неужто это было с нами - 
   Лихая стать, святая честь? 
   И что кому придет на память - 
   Теперь воистину Бог весть: 
   
   Кому-то - бабий плач истошный, 
   Кому-то - срам, кому-то - Храм, 
   То телогрейка, то - кокошник, 
   То хлеб с соломой пополам. 
   
   То дым родного пепелища, 
   А мне как символ этих мест - 
   Деревья, что с рожденья ищут 
   Слепыми кронами норд-вест; 
   
   Шумят, качаются нелепо, 
   По небу листьями шурша, 
   И не узнают, ибо слепы, 
   Что так незряча и душа. 
   
   Вздыхают, головы понурив 
   Как будто в этом их вина, 
   И пишут, пишут на лазури 
   Моей России письмена... 
   
   * * * 
   
   ...А все же, милые, не надо 
   Мою страну в угоду схемам 
   То называть исчадьем Ада, 
   То величать земным Эдемом. 
   
   Стенают, охают, а им бы 
   Постичь рассудком небогатым: 
   Мы слишком молоды для нимба, 
   Но слишком стары для стигматов; 
   
   И от Катуни до Хатыни 
   Вчера, сегодня, завтра с нами - 
   Демисезонные святыни, 
   Переходящие, как знамя. 
   
   В своем усердии убогом 
   Нам нет ни меры, ни покоя, 
   И тот, кого равняли с Богом, 
   Еще сравняется с землею; 
   
   И тот, кому вверяли души, 
   Еще сгорит на мелкой краже, 
   Сварив из сказочного куша 
   Червонец на перепродаже; 
   
   И тот, кому слагали оды, 
   За кем пошли бы без раздумий, 
   По милой прихоти природы 
   Продолжит ряд облезлых мумий. 
   
   Теперь уклад и мил, и мирен, 
   И жизнь сочится еле-еле, 
   Но крыши нынешних кумирен 
   Уже намечены в прицеле. 
   
   И снова - маяться у края, 
   Таская святость, словно гири, 
   Себя от скуки избавляя 
   Почти удачным харакири... 
   
   * * * 
   
   В королевстве моем не осталось веселых труверов. 
   Спросишь - как, мол, дела, а в ответ - то работа, то печень. 
   Мы уже не поем, да и сказку не примем на веру, 
   Только вера ушла и, увы, заменить ее нечем. 
   
   В королевстве моем Красной Шапочке дали кредитку, 
   Да и Серому Волку все более нравится "Чаппи", 
   Белоснежка пробила для гномов оптовую скидку, 
   И у троллей все дело отныне в "у.е.", а не в шляпе. 
   
   В королевстве моем овдовели крылатые феи, 
   Разучились летать и торгуют на рынке укропом. 
   Волк и шестеро братьев-козлов подались в корифеи, 
   А седьмой представляет Державу в Совете Европы. 
   
   В королевстве моем люди жили всегда, как умели, 
   И добро за гроши за добро никогда не считали, 
   А теперь рады разве бочонку дешевого эля, 
   Так что вечером трезвого жителя встретишь едва ли. 
   
   В королевстве сказившихся - тьма, да сказителей мало, 
   И последний придворный поэт утонул в раболепстве. 
   Вот и все. Тут и сказке конец, но случись все сначала - 
   Разве было бы что-то иначе в моем королевстве?.. 
   
   * * * 
   
   Гипербореями, славами, русами 
   Нас величали заезжие бахари. 
   Мы ли не славные? Мы ли не русые? 
   Мы ли не ратники? Мы ли не пахари? 
   
   Все нам подходит, как листик инжировый 
   Нежному месту далекого пращура. 
   Мы ли не босые? Мы ли не сирые? 
   Мы ли не нищие? Мы ли не падшие? 
   
   Кармы ли, рока ли пестрые полосы 
   В пряжу унылую веком сплетаются. 
   Жаль, что темнеют со временем волосы, 
   Но и грехи понемногу смываются. 
   
   Не рождены ни рабами, ни трусами, 
   Стовековою судьбой успокоены - 
   Мы ли не славные, пусть и не русые? 
   Мы ли не пахари, хоть и не воины? 
   
   Так и живем - то по краю, то по небу - 
   Новой Пангеи зеваки беспечные. 
   Полно Вам спорить - оставьте хоть что-нибудь, 
   Что не изменит нам на веки вечные, 
   
   Что оградит от попрания вкусами 
   Те имена, коих мы удостоены - 
   Некогда - славные, некогда - русые, 
   Некогда - пахари, некогда - воины... 
В Д А Л И О Т М О С К О В И И 
   
   * * * 
   
   Давай сбежим от суеты 
   Туда, где бьет веселый бубен, 
   Туда, где Рокотов и Шубин 
   Творят во имя Красоты. 
   
   Давай отправимся туда, 
   Где звуки властны над равниной, 
   Где Чесноков и Гречанинов, 
   Челеста, флейта и дуда, 
   
   Где духов утренних жилье, 
   Таких загадочных и разных, 
   Но суета, увы, заразна, 
   А мы - носители ее. 
   
   Не доверяй свои мечты 
   Унынью, лени и рутине. 
   Пусть наше место в карантине - 
   Давай сбежим от суеты!.. 
   
   * * * 
   
   Переезд, расписание, касса, буфет, 
   Дом культуры с субботними танцами, 
   На облезлой стене транспарант "Туалет", 
   Словно это - название станции. 
   
   Каждый день в семь утра появляется пес 
   На перроне из струганных досточек 
   Посмотреть - может быть, бог собачий принес 
   Килограмм непоглоданных косточек. 
   
   Бог собачий пока что не жалует пса, 
   Без того и худого, и хворого: 
   То кусок беляша прилетит, то хамса 
   Из окна проходящего скорого. 
   
   Вот и рельсовый стук скоро сходит на нет, 
   И вагоны сливаются с дачами... 
   Озадаченный пес долго смотрит им вслед 
   И вздыхает почти по-собачьему. 
   
   Он бы тоже не против - рвануть на Кавказ 
   В благодатное утро весеннее. 
   Он бы шерстью оброс и кого-нибудь спас, 
   И медаль получил за спасение, 
   
   Он бы в теплой волне утопил своих блох, 
   Он бы сучку нашел беломордую... 
   Отчего ж машинист, чтоб он с голоду сдох, 
   Едет вновь мимо песьего города?.. 
   
   Сердце бьется не тише вагонных колес, 
   И всю ночь, вторя ветру недужному, 
   В привокзальных кустах заливается пес, 
   На луну завывая по-южному... 
   
   * * * 
   
   Наверно, так заведено - 
   Живя в Москве, мечтать о Пскове 
   И разбивать сто тысяч "но" 
   О зов всеведающей крови. 
   
   Однажды выбраться сюда 
   И слышать где-то в Завеличье, 
   Как тихо молится вода 
   И мастерятся гнезда птичьи; 
   
   Осесть навек в один из дней, 
   Слагать стихи прекрасной бабе, 
   Удить для кошки окуней 
   И кончить жизнь в твоем захабе, 
   
   Вдыхая благовест церквей, 
   Чей купол выше горизонта, 
   И ощущать в руке своей 
   Пудовый груз меча Давмонта; 
   
   Последних дней веретено 
   Крутить неспешней карусели... 
   Наверно, так заведено... 
   Да только мне ли это, мне ли, 
   
   Когда столичная печать 
   Уныло властвует во взоре, 
   И впору ссылкой величать 
   Мое родное семигорье; 
   
   Когда пристало, словно встарь, 
   В немом усердии молиться: 
   Услал бы, что ли, государь 
   Меня подальше от столицы... 
   
   * * * 
   
   В краю, где больше банек, чем дворов, 
   Где огород - единственный кормилец, 
   Где, слово охраняя от воров, 
   Жил мой всегда хмельной однофамилец; 
   
   В краю, где солнце светит и святит, 
   Где радуга длиной в два горизонта, 
   Так ярок цвет и непривычен вид, 
   Что запросто воскликнешь - "Вот он - сон-то!"; 
   
   В краю, где лес - и друг, и враг, и бог, 
   Где голос в чаще чище, глубже, глуше, 
   Проходит ночь по волоку дорог, 
   По-черному протапливая души. 
   
   Не то, чтобы горюю и грущу, 
   Но я, идя дорогою другою, 
   Зачем-то в небе радугу ищу 
   И окаю лукавою строкою... 
   
   * * * 
   
   В Орле все так же, как в Орли - 
   И та же грязь, и карма та... 
   Шобле приятнее Шабли, 
   Но остается бормота, 
   
   Но остается марш-бросок 
   Из пункта "рай" до пункта "ад", 
   От них почти на волосок, 
   И ты - в строю, и ты - солдат, 
   
   Перстом негибким жмешь курок, 
   Спешишь вперед, покуда цел, 
   И ждешь, когда поймает рок 
   Тебя в оптический прицел. 
   
   И не уйти из западни, 
   И не сбежать из тех оков, 
   Где календарь считает дни 
   До отпущения грехов; 
   
   Где свет неона - хоть куда, 
   А свет божественный - померк, 
   Где каждый день - опять среда, 
   И только изредка - четверг; 
   
   Где очаровывает звук: 
   Аперитив, ареопаг... 
   А чуть осмотришься вокруг: 
   Куда ни кинь - везде ГУЛАГ; 
   
   И можно биться об заклад, 
   Что завтра будет, как вчера: 
   Сперва - рассвет, потом - закат, 
   Et Cetera, Et Cetera... 
   --------------------------------------------------- 
   *) и так далее (лат.) 
   
   * * * 
   
   Я устал от вечных бед 
   И унылых разговоров, 
   Мол, героев больше нет. 
   Где Кутузов? Где Суворов? 
   
   Где Димитрий и Козьма? 
   Где Ослябя с Пересветом? 
   Измельчали мы весьма, 
   И воспрять надежды нету. 
   
   Но, обиженный сполна, 
   Я вскричу в похмельном раже: 
   "Это чья же в том вина? 
   Мы им всем еще покажем!" 
   
   Собеседники - в бутыль, 
   Мол, заврался, словно баба. 
   Кто покажет? Уж не ты ль? 
   Я в ответ: "А хоть и я бы!" 
   
   И пойду я на пари 
   На Париж походом ратным, 
   Завоюю до зари, 
   И к утру вернусь обратно. 
   
   Погрешу и здесь, и там 
   За порушенную веру, 
   Заражу парижских дам 
   Непарижской атмосферой. 
   
   Потому что, хоть простак, 
   Понимаю мозгом хилым: 
   Что для русского - пустяк, 
   Для нерусского - могила. 
   
   Дамы ринутся гурьбой 
   В церковь, кирху, синагогу, 
   Добывая вразнобой 
   Милость общества и Бога, 
   
   А добыв - дадут обет 
   И потом всенепременно 
   Проведут остаток лет 
   В трудоголии смиренной, 
   
   Вынут серьги из ушей, 
   Принакроются платочком 
   И на всех своих мужей 
   Не взглянут ни днем, ни ночью. 
   
   А мужья сопьются вдым, 
   Вырождаясь от бессилья, 
   И земля предстанет им 
   Не просторнее Бастильи. 
   
   Ну а мне то что? К утру 
   Я вернусь к жене и печи, 
   И конечно же - совру, 
   Что гулял неподалече. 
   
   Растворюсь в потоке дел 
   И забуду через годы, 
   Как по пьянке одолел 
   Европейские народы... 
   
   * * * 
   
   Вчера на Пляс де Катедрале 
   Меня ажаны отодрали, 
   А часом позже у Конкорда 
   Два эфиопа дали в морду. 
   
   Сегодня утром на Пигали 
   Меня клошары напугали. 
   Не принимаем ли за миф мы 
   Извечный шарм французской рифмы?.. 
   
   * * * 
   
   ...Мне лижут пятки древние моря. 
   Иных уж нет, а те - одеты камнем. 
   Упрашивают, голос мне даря, 
   Надеются, а я, назло векам, нем. 
   
   А мне бы говорить и говорить 
   Слова любви, не сказанные кем-то, 
   Но если я как прежде глух и нем, то 
   Продолжу ли протянутую нить? 
   
   Спою ли, как боролся Илион, 
   Как рушились ворота Карфагена, 
   Как бочка засолила Диогена 
   И завтракал камнями Цицерон? 
   
   Но что нам заклинания морей, 
   Война богов и гибель Атлантиды 
   В краю, где светский лев не больше гниды, 
   А поползень поет, как соловей? 
   
   Мне лижут пятки древние моря, 
   Но хлипок бот, и пуст мой старый стапель, 
   И только соль вальсирующих капель 
   Ложится на чужие якоря... 
   
   * * * 
   
   Почти электрический зуммер цикад, 
   Почти фантастический мрак за окном 
   В краю, где безвременно умер закат, 
   Вечерний огонь отложив на потом. 
   
   Почти осязаема звездная пыль, 
   Почти невесома громада небес 
   В краю, где рассвет стережет Ай-Даниль, 
   И спит под камнями седой Херсонес. 
   
   И купол - что книга: попробуй, прочти, 
   Коль скоро отважишься глянуть наверх 
   В краю, гды беспечное слово "почти" 
   Надежней неверного слова "навек". 
   
   Где нет ничего на века, на года 
   Рожденного враз, неизменного впредь, 
   Где серые скалы разрубит вода, 
   Чтоб, к морю пробившись, почти умереть, 
   
   Но, в миг у брегов Алустанских ожив, 
   Бросаться волной на усталый Ламбат, 
   Недолгою песней в ночи заглушив 
   Почти электрический зуммер цикад... 
   
   * * * 
   
   Я хотел бы ворваться на берег с огромной волной, 
   Подставляя волне заостренные сушей бока, 
   И разглядывать так, как должно быть, разглядывал Ной, 
   Этот берег, призвавший его, чужака, чудака. 
   
   Я хотел бы создать то начало далеких эпох, 
   Где все твари - по паре, а я непременно один - 
   Не совсем человек, но при этом совсем и не Бог, 
   Всем живущим - товарищ, и лишь иногда - господин. 
   
   Я хотел бы, хотел бы, хотел, но, увы, не могу - 
   Мало сил, да господнее слово не липнет к устам, 
   И стою, как непонятый Ной на пустом берегу, 
   А все твари по паре давно разбрелись по кустам. 
   
   Но фиаско мое - всем иным племенам оберег 
   От ошибок былых, от неверно проложенных троп: 
   Если не суждено в этот раз мне построить ковчег, 
   Может быть, на земле в этот раз не случится потоп... 
   
   * * * 
   
   Пестрых камешков рагу 
   И маяк, как белый фаллос, 
   Отпечатанный в мозгу - 
   Вот и все, что мне осталось. 
   
   Через день я съеду вон 
   От тенистых этих высей, 
   Буду молод и влюблен, 
   Небогат и независим; 
   
   Буду галстуки носить, 
   Словно висельник - удавку, 
   И под умного косить, 
   И читать Камю и Кафку; 
   
   Буду шляться по Тверской, 
   То по делу, то по скуке, 
   Вспоминая день-деньской 
   Пальмы, кактусы и юкки. 
   
   А пока я - хоть куда: 
   Ум Дюма, костюм Адама, 
   И соленая вода 
   Мне желаннее "Агдама"; 
   
   И, шагая наугад, 
   Как Исус по глади пенной, 
   Я немыслимо богат 
   Всем величием вселенной; 
   
   И семи земных чудес 
   Мне волшебнее вовеки 
   Этот берег, этот лес, 
   Это небо, эти реки. 
   
   И неведомо врагу, 
   Что за дивное наследство - 
   Пестрых камешков рагу 
   И пожизненное детство. 
   
   * * * 
   
   Поманите меня, поманите 
   В те края, где кромешен рассвет, 
   Золотые тончайшие нити 
   Протяните туда, где нас нет, 
   
   Где, понуры, покорны, печальны, 
   Под капель каучуковых слез 
   Не по-нашему шепчутся пальмы, 
   Ритуально роняя кокос. 
   
   Поманите, и чартерным в среду 
   Без сомнения и без стыда 
   Я уеду, уеду, уеду, 
   Полагая, что не навсегда; 
   
   Схороню в одиночестве мир мой 
   На некрополе сотен кровей, 
   Осчастливлю безликую фирму 
   Бестолковой работой своей; 
   
   Пожелаю тепла и уюта, 
   Словно барменом ставший лакей, 
   И женюсь на девице из Юты, 
   Говорящей свободно "O'Key..."; 
   
   Стану розовым, крупным, рогатым, 
   Заучившим свое "ни гу-гу", 
   И, конечно же, стану богатым, 
   А счастливым, увы, не смогу; 
   
   Стану нервным, сопьюсь тихой сапой 
   Вдалеке от березовых вьюг... 
   Оттого я не еду на запад, 
   Оттого я не еду на юг... 
   
   Поманите меня, поманите, 
   И, услышав нелепый ответ, 
   Помяните меня, помяните, 
   Мол, рехнулся бедняга-поэт. 
   
   
   В этот мир мы явились за разным 
   И сполна получили свое... 
   Вы не бойтесь, оно не заразно - 
   Это тихое счастье мое!.. 
   
   
   Д Е Р Е В Н Я В Е Ш К И 
   (поэма-репортаж) 
   
   Утро. Платформа Вешки. 
   Птичий трезвон в ушах. 
   После столичной спешки 
   Как не умерить шаг?! 
   
   Как не взглянуть умильно, 
   Как не вдохнуть взахлеб 
   Сдобренный мягкой пылью 
   Воздух лесных чащоб?! 
   
   Лес, переполнен негой, 
   Правит весенний фрак, 
   Бурые слитки снега 
   Прячет еловый мрак. 
   
   Поле черно и голо 
   После февральских вьюг. 
   Путь из Москвы недолог - 
   Семьдесят верст на юг. 
   
   День - золотой, погожий - 
   Быстро смиряет злость. 
   Я здесь никто - прохожий, 
   Странный, безмолвный гость. 
   
   Я здесь не ферзь, не пешка. 
   Я этой роли рад. 
   Вот и деревня Вешки - 
   Семьдесят старых хат. 
   
   Мох на намокших ставнях, 
   Вместо дороги - слизь, 
   Словно совсем недавно 
   Здесь не гремела жизнь. 
   
   Время с тех пор застыло 
   В струнах немых берез. 
   Лишь за оградой хилой 
   Плачет забытый пес, 
   
   Лишь по дворам унылым 
   Ветер гоняет смрад... 
   Все это было, было - 
   Семьдесят лет назад. 
   
   Так не спеша и шел бы - 
   Медленно, в никуда. 
   Вдруг из-за тына шепот - 
   "Кто ты? Зачем сюда?" 
   
   Лгу наугад - "Напиться". 
   Лгу к своему стыду. 
   "Сам-то откель? Столица?" - 
   Молча киваю. Жду. 
   
   Взгляд - напряженный, липкий - 
   Обухом бьет в упор. 
   Тихо скрипит калитка - 
   "Ну, заходи во двор..." 
   
   Кофта. Поверх наброшен 
   Некогда пестрый плед. 
   Старый салоп изношен. 
   Семьдесят с лишним лет. 
   
   Солнечный день. Березы. 
   В кружке вода - как лед. 
   Чем не лубок? Но слезы 
   Клеем связали рот. 
   
   Сделал глоток. Хозяйка 
   Хитрых не сводит глаз: 
   "Что, с непривычки зябко? 
   Это тебе не квас. 
   
   Гость - он бывает всякий. 
   Помню, тому пять лет 
   Пил тут один да крякал. 
   Сразу видать - поэт. 
   
   Ты не из тех ли будешь? 
   Впрочем, а что мне в том?.. 
   Горло, смотри, застудишь. 
   Лучше, пошли-ка в дом..." 
   
   Лужи у двери хаты. 
   В сенцах навален хлам. 
   Рыжие комья ваты 
   Выбились из-под рам. 
   
   Где-то пищит синица. 
   Бабка вздыхает - "Да-а... 
   Если б не эти птицы - 
   Так и жила б одна. 
   
   Знаешь, как пусто в доме, 
   Ежели ночь длинна? 
   Мой-то пять лет как помер. 
   Да не его вина. 
   
   Жили все больше честно, 
   Все по-людски, в ладу. 
   Только вот был он трезвый 
   Семьдесят дней в году. 
   
   Ну а как выпьет - рявкнет. 
   А поглядеть - не грех... 
   Что уж теперь-то? Жалко... 
   Дабрый был человек. 
   
   Как там у вас, в Престольной? 
   В нашем худом краю 
   Не по ее ли воле 
   Семьдесят бед на дню? 
   
   Что вам да тех печалей? 
   Взять даже наш райцентр. 
   Что ни щенок - начальник, 
   Семьдесят лбов на метр. 
   
   Сами здоровьем пышут. 
   Мы же лишь знай, держись. 
   Возраст - и тот распишут: 
   Семьдесят лет на жисть. 
   
   Если кто прожил боле - 
   Вроде б уже как вор. 
   Кто же не стар, но болен - 
   Лучше б совсем помер... 
   
   Мы-то потерпим. Рады 
   Чем поддержать страну. 
   Мы-то поймем - так надо... 
   Только скажи - кому?.." 
   
   Полдень. Платформа Вешки. 
   Птичий трезвон в ушах. 
   После столичной спешки 
   Как не умерить шаг?! 
   
   В чаще хрустит валежник. 
   В мареве сна поля. 
   Сколько таких вот Вешек 
   Знает моя земля! 
   
   Семьдесят дел - не бремя. 
   Семьдесят бед - пустяк. 
   Что здесь оставит время 
   Семьдесят лет спустя?.. 
   1990-1995 
   
   * * * 
   
   Динь - Дон - Динь - Дон! 
   Сколько кружил я вдали от Московии! 
   Динь - Дон - Динь - Дон! 
   Миром наелся до вязкой оскомины. 
   
   Вист - Кон - Свист - Звон 
   Душу глушили то банком, то мизером, 
   Степь - Склон - Смех - Стон 
   Обочь кружили затейливым бисером. 
   
   Меж гор, где бор 
   Тропы мостил опаленными листьями, 
   В день "бис", в час "икс" 
   Мне приоткрылась нехитрая истина: 
   
   Рви нить, чем жить 
   В Армагеддоне докучливой совести. 
   Зла сеть грех длить. 
   Вот и подходит конец этой повести. 
   
   Раз в день, раз в день 
   Мы покидаем объятья морфеевы, 
   Сбыв лень, смыв в тень 
   Прежние страхи, былые сомнения. 
   
   Смей быть, брось ныть, 
   Чтобы потом оправдаться не тужиться, 
   Стань прям, пусть хлам 
   Листьями кружится, 
   кружится, 
   кружится... 
   Динь - Дон - Динь - Дон - 
   Динь - Динь - Дон! 
   
   ============================================================= 
   
   О Т К Р Е Щ Е Н И Я Д О Р О Ж Д Е С Т В А 
   
   Я Н В А Р Ь 
   
   Косматых лет угрюмая эскадра 
   Медлительна, и жизнь за часом час 
   Меняется, как фильм от кадра к кадру - 
   Штрихами, незаметными для глаз. 
   
   Все те же слякоть, брань и кривотолки, 
   Все те же толпы нищих и калек, 
   Засохшие юродивые елки 
   Повержены и выброшены в снег. 
   
   В трамвае толчея, и в мыслях - хаос. 
   Обычный день... Лишь, гость издалека, 
   Со всех витрин смеется Санта-Клаус 
   Над сломленной гордыней двойника... 
   
   Ф Е В Р А Л Ь 
   
   Молодая весна, мы похожи с тобой, мы похожи - 
   Мы приходим в дома, овдовевшие долгой зимой - 
   И меняется день, что с утра еще был непогожим, 
   И меняемся мы, расставаясь с бедой и виной. 
   
   Так наследуют слуги привычки господ и в итоге 
   Принимают их крест, заражаясь чужою судьбой. 
   Молодая весна, я встречаю тебя на пороге 
   И хочу рассказать, что я делал до встречи с тобой. 
   
   В эту зиму хлопот, как и водится, было в избытке - 
   Слишком мало снегов, слишком много холодных ночей, 
   Но когда в феврале солнце плавило белые слитки, 
   Я согрелся теплом этих робких, случайных лучей 
   
   И запел, не щадя ни размера, ни слов, ни мотива, 
   Заклиная тебя не остаться в далеком краю, 
   И уже через миг неподвижному лесу на диво 
   Легкий ветер унес эту вешнюю песню мою. 
   
   Возвращалась зима, обнимая до боли, до дрожи, 
   Но звучать и звучать этой песне без ритма и слов. 
   Молодая весна, мы похожи с тобой, мы похожи, 
   Как похожи слова вещих дум и пророческих снов... 
   
   М А Р Т 
   
   Пятое марта. Воскресная нега. 
   Слишится шорох, на Темзе ли, в Пензе ль... 
   Это лишь дворник, художник по снегу, 
   Ставит весне запрещающий вензель. 
   
   От океана и до океана, 
   От сентября и почти что до мая 
   Так он проходит, вальяжный и пьяный, 
   Странную песню под нос напевая. 
   
   В грубых портах и тулупе неярком, 
   Пот утирая ладонью шершавой, 
   Так он ступает безвестным монархом, 
   Старой метлой поводя, как державой. 
   
   И умолкают весенние горны, 
   И замирают подземные воды, 
   Снегом к ногам припадают покорно 
   Прежде проворные силы природы... 
   
   А П Р Е Л Ь 
   
   Я из дому вышел... 
   Что было с морозом - 
   Теперь и не помню. 
   Некрасов я, что ли? 
   Но только восток 
   Был особенно розов, 
   Особенно чист 
   И прозрачен до боли. 
   
   Я из дому вышел... 
   Простуженный город 
   Отряхивал краски 
   Последней метели. 
   На улице пахло 
   Землей и кагором, 
   И зимние птицы 
   По-вешнему пели. 
   
   Я из дому вышел... 
   Грядущее лето 
   Еще почивало 
   В березовой пуне. 
   В такие часы 
   И родятся поэты, 
   А я опоздал 
   И явился в июне, 
   
   Когда все настало, 
   И нечего больше 
   Просить у природы 
   На паперти жизни, 
   Вот только бы спала 
   Гнетущая боль же, 
   Чтоб легче дышалось 
   Беспутной отчизне. 
   
   Вот только бы так же 
   Горланили птицы, 
   В свой мир увлекая 
   Из будничной прели. 
   Вот только бы снова 
   Однажды родиться 
   Таким же вот утром 
   В начале апреля... 
   
   М А Й 
   
   Май, 
   безалаберный май 
   не торопит свой бег 
   В край 
   редких северных стай 
   и медлительных рек. 
   
   Век 
   перед сенью аллей 
   не склонил головы: 
   Снег 
   шелестит по шагрени 
   усопшей травы. 
   
   Звон... 
   На листве, словно кровь, 
   проступает роса. 
   Стон... 
   Под гипнозом ветров 
   засыпают леса. 
   
   Хруст 
   побелевших цветов 
   и продрогших стеблей. 
   Грусть 
   зимних сумрачных снов 
   о далеком тепле. 
   
   Новь 
   разобьется о скалы 
   седых облаков, 
   Но 
   в их ледовой опале 
   не скроется зов. 
   
   Кровь 
   обернется слезою 
   с усталых небес. 
   Вновь 
   от хмельного покоя 
   оправится лес. 
   
   Даль 
   синью горных озер 
   разольется окрест. 
   Жаль - 
   нам не радует взор 
   свет неброских чудес, 
   
   Жаль - 
   мы как прежде в плену 
   прагматических снов, 
   Жаль - 
   наша вера в весну 
   лишь до первых снегов, 
   
   И 
   в криках птиц под шатром 
   неземной бирюзы 
   Мы 
   ищем старческий гром 
   отшумевшей грозы... 
   гор.Остров, 1990 г. 
   
   И Ю Н Ь 
   
   Городская жара. Закипают мозги. 
   Я иду по Москве и не вижу ни зги. 
   Я не то, чтоб дурак, но я чувствую, как 
   Я глупею. 
   Нет, уж лучше сентябрь с бесконечным дождем, 
   Чей нескорый финал мы уже и не ждем, 
   Но идем торопясь через холод и грязь 
   По аллеям. 
   
   Нет, уж лучше - зима с этой волчьей тоской, 
   Что грозит по ночам то крестом, то доской, 
   То плитой гробовой, хоть ты вой, хоть не вой 
   До рассвета. 
   Нет, уж лучше - весна, позабывшая стыд, 
   Что бездомным котом за окошком вопит 
   И, карая тела, прогорает дотла 
   Ради лета. 
   
   Как мы любим все то, что не здесь, не сейчас, 
   То, что там, далеко, не при нас, не про нас, 
   Как всегда подавай нам тропический рай 
   Без исхода. 
   И на эту мольбу управдомы земли 
   Дали столько тепла, сколько только могли. 
   Отчего ж это мы захотели зимы 
   В центре года? 
   
   И Ю Л Ь 
   
   В то огневое лето боги 
   Забыли землю, и она, 
   Теряя разум в этом смоге, 
   Страдала больше от изжоги, 
   Хирела, сохла, и в итоге 
   Была почти обречена. 
   
   А облака, всегда докучны, 
   Нечасто баловали свод 
   И были немощны и штучны, 
   А не решительны и тучны, 
   И все твердили ненаучно: 
   "Такой уж год, Такой уж год..." 
   
   И вот одно из этих редких 
   Небесных зданий за рекой 
   То растревожит громом ветки, 
   То подметет листву в беседке, 
   То постучит в окно к соседке 
   Корявой яблочной рукой. 
   
   Который час без толку длится 
   Сухая, нервная гроза, 
   И туча скалится и злится, 
   А ей излиться бы, излиться, 
   Чтоб с неба падала водица, 
   И пили колос и лоза. 
   
   Но за рекою стало тише, 
   Гроза уходит на восток, 
   Недвижный лес почти не дышит, 
   Слегка потрескивают крыши, 
   И только радугу колышет 
   Сухое марево дорог... 
   
   А В Г У С Т 
   
   Вот и выпит океан, полный зелени и света. 
   Снова росы по утрам, снова небо далеко. 
   Вот и скисло молоко остывающего лета, 
   Это пахнущее сеном молоко. 
   
   Вот и ночи посвежей, вот и стали дни короче, 
   Но зато - какой рассвет, но зато - какой закат! 
   Это август-вертопрах всем бессонным счастье прочит, 
   Промотавши то, чем прежде был богат. 
   
   Вот и вымыт небосвод тихим ливнем звездопада, 
   Вот и яблоко и мед развенчали под орех. 
   А что скисло молоко - так и надо, так и надо, 
   Но зато - хватило творога на всех. 
   
   Вот и сказочке конец, и у шулера рукав пуст. 
   Остывает до поры обесцветившийся сад. 
   Что же горе горевать, если жизнь - такой же август, 
   Где цветенье, урожай и листопад?.. 
   
   С Е Н Т Я Б Р Ь 
   
   То ли дыбится земля, 
   То ли небо бьется оземь. 
   Это, бесов веселя, 
   Бродит осень, бродит осень. 
   
   Это лес, на краски щедр, 
   Снова листьями кружится, 
   И несет их дале ветр, 
   Словно спятивший возница, 
   
   Что не ведает и сам, 
   Где исход его скитаний. 
   И воздеты к небесам 
   Деревов согбенных длани; 
   
   И гуляет по лесам, 
   Палисадникам и скверам 
   Суетливый балаган 
   Беспокойного трувера; 
   
   И вода бежит, звеня, 
   Из расколотого свода... 
   Это снова на три дня - 
   Непогода, непогода... 
   
   Право, Родина, тебе ль 
   Да не ведать в час ненастный, 
   Что сулит ночная трель 
   Птицы, таинства причастной? 
   
   И не надо лишних слов! 
   Мне и то уже награда - 
   Купола твоих холмов 
   В позолоте листопада. 
   
   И не надо лишних фраз! 
   Мне и то уже довольно - 
   Заболеть вдали от глаз 
   Этой грустью колокольной, 
   
   И, уняв земную дрожь 
   О распятие березы, 
   Принимать осенний дождь 
   За Господни горьки слезы... 
   
   О К Т Я Б Р Ь 
   
   Дождь усталый льет за ворот. 
   Ветер дремлет под кустами. 
   Осень вновь целует город 
   Необсохшими устами. 
   
   Из хмельных ее объятий 
   Можно вырваться едва ли: 
   Ни ослабить, ни разъять их - 
   Лишь гореть в ее мангале, 
   
   Лишь внимать ее раскатам, 
   Превращая в дым минуты, 
   И неспешнее муската 
   Пить до дна ее цикуту. 
   
   Осень, осень, ты ли властна 
   Над душою обветшалой? 
   Ты ли пастырь? Я ли паства 
   С головой повинно-шалой? 
   
   Отчего же я так скоро, 
   Словно пасынок усердный, 
   Принимаю без укора 
   Твой устав немилосердный. 
   
   Осень, осень, ты ли вечна? 
   Отчего же мне так любо 
   Целовать тебя беспечно 
   В остывающие губы?.. 
   
   Н О Я Б Р Ь 
   
   Ноябрь - природный неудачник: 
   Ворчит сердечник, ноет дачник, 
   Политик тщетно бунта ждет... 
   Не наделен теплом и светом, 
   Обхаян немощным поэтом, 
   Он - словно челядь для господ. 
   
   Но только вспомните, карая, 
   Как, юной силою играя, 
   Он смел становится и строг, 
   Как, начиная выть и снежить, 
   Ноябрь лютует, словно нежить, 
   И валит нежащихся с ног. 
   
   То дерева повалит грубо, 
   То разорвет морозом трубы, 
   Творя сугробы на крыльце. 
   Да, он - мужик, он - деревенщик, 
   Но тот, кто им однажды венчан, 
   И вечно будет при венце. 
   
   Так пой, ноябрь! Твоя ли воля - 
   Сходить на стынущее поле 
   Снопом холодного огня, 
   И в неприкаянные пашни 
   Ронять без меры день вчерашний, 
   Как озимь завтрашнего дня?.. 
   
   Д Е К А Б Р Ь 
   
   ... И был декабрь - как междометие, 
   Как малый вздох 
   В конце тифозного столетия, 
   В дыму эпох. 
   
   И ветер пел стоглавой фистулой, 
   И пять недель 
   Неутоленно и неистово 
   Мела метель. 
   
   И были вылизаны улицы, 
   И сер восток, 
   И тех, кто брезговал сутулиться, 
   Валило с ног. 
   
   И, над манерами холопьими 
   Взахлеб смеясь, 
   Швырял декабрь слепыми хлопьями 
   В лицо и в грязь. 
   
   И ночь несла не избавление, 
   А только сон, 
   И стыли тени и видения 
   Со всех сторон. 
   
   И город, тот, что был до ночи нем, 
   Лелеял вздох, 
   И плыл декабрь седым отточием 
   Иных эпох... 
   
   И С Н О В А - Я Н В А Р Ь 
   
   Крещенье. Гаданье. Прощенье. Желанье. 
   Приметы. Надежды... Ну где ты? Ну где ж ты - 
   То чудо, что ждется, покуда живется; 
   То диво, что жаждем увидеть однажды? 
   За сферой стеклянной и серо, и странно. 
   Не слышно веселья. Затишье. Похмелье. 
   Все ново? Едва ли. Иного - не ждали. 
   Эпохи, столетья - все вздохи да плети. 
   А годы готовы к походу по новой - 
   То сонно, то спешно, то конно, то пеше; 
   Избыв все калибры от крысы до тигра. 
   Рожденный намедни, спасенный, последний, 
   По кладбищу века влачится калекой, 
   Столетье итожа, а в свете - все то же. 
   Доселе, отныне - веселье, унынье. 
   Гитары, гетеры - и стары, и серы. 
   Гримасы убоги, да массы не строги. 
   Разбитый уклад, но обидят - и ладно. 
   Подставят - забудем, раздавят - Бог будь им 
   Судья и утеха чутья и успеха. 
   Некстати слова тут, что хватит когда-то: 
   Горбатым - их ноши, богатым - их дрожи, 
   Ничтожным - запоя, на что ж нам такое? 
   Все поздно? Не верю! Наш возраст - три зверя. 
   Бог с нами, и нам ли - крылами о камни? 
   Мы живы, и нас ли - в могилу, как в ясли? 
   Мы в сини отыщем: "Россия - 2000." 
   И снова сквозь вьюгу за зовом, по кругу... 
   
   
   

Связаться с программистом сайта

"Заграница" Путевые заметки Это наша кнопка