-- Нет, ребята, вы как хотите, спорьте, не спорьте, а я точно скажу: наша православная религия -- самая толерантная в мире. Ко всему она с понятием относится, особенно к потребности человека расслабиться иногда...
-- Погоди, Шура, куда это тебя понесло? -- студент Ванечка Шумов от удивления даже рюмку на стол поставил, -- У нас же здесь не религиозный диспут, мы к Бэку на день рождения пришли, нам пить и веселиться надо.
-- Так я же про это и толкую. "...веселие Руси есть питие..." -- так древние русичи говорили! Ну а какая религия позволяет выпить и закусить, так приятственно? Только православная. Ислам и индуизм вообще алкоголь запрещают категорически, буддисты и конфуцианцы тоже не приветствуют, еврейская религия, насколько я знаю, к вину отрицательно относится, даже католики и протестанты совсем не по-нашему пьют, они больше на вино налегают.
-- Насчет евреев, Шура, вы не совсем правильно говорите.
-- Ну-ка, ну-ка, правозащитник скажи свое веское слово.
-- Дело так обстоит! -- "правозащитник" Яшка Слуцкий откашлялся немного, -- есть у правоверных евреев традиция такая: пятнадцатого числа месяца Адар, на весенний праздник "Пурим", в честь счастливого избавления евреев от истребления во времена правления царя Ахашвероша, каждому мужчине необходимо пьяным быть. правоверному еврею необходимо так напиться, чтобы ненавистного Амана, истребителя евреев, от благочестивого Мордехая не отличить.
-- Яшка, ну ты закрутил! Да мы таких имен и не слыхали никогда. Их и выговорить-то тяжело.
-- Действительно, старинные еврейские имена непривычны для нашего уха, хотя большинство современных имен - это изменившиеся древние еврейские имена.
-- И что, Яшка, ты хочешь сказать, что мы все древнееврейские имена носим? Вот взять, к примеру, Ванечку Шумова. У него же все типично русское: и имя и фамилия.
-- Подождите, мужики, прежде чем мои имена и фамилии по косточкам разбирать, давайте сначала выпьем еще раз за Бэково здоровье, а то вся водка остынет за вашими спорами-разговорами.
Ванечкин призыв все поддержали, и не только по одной выпили, а и по второй и по третьей и за Родителей именинника и за друзей-товарищей, и после этого опять Яшка Слуцкий слово взял.
-- Пример вы, Шура, в корне неправильный привели. У Ванечки Шумова и имя и фамилии типично еврейские корни имеют и мне это доказать труда особого не составит.
-- Как? -- Студент Шумов даже со стула соскочил, -- Я теперь уже евреем чистокровным оказался.
-- Нет, Ванечка я такого не говорил, хотя быть частью народа богоизбранного - это великая честь. Я про другое говорю. Иван - это древнееврейское имя Иоханаан, которое сначала трансформировал в церковное Иоанн, а затем уже вошло в различные языки. И оначает оно - господь благословен. Ну а фамилию Шумов можно от древнееврейского слова "шум" образовать; что на русский язык чеснок переводится.
Шура Барзеев расхохотался от души:
-- А что, здорово выходит, Иоханаан Чесноков! Ты, Ванечка, конечно извини, я теперь тебя чесноком прозывать стану, а ты так теперь всем и представляйся, "господь благословенный" мне лично очень нравится. А скажи, Яшенька, что ты насчет моей фамилии скажешь? Нет в ней никаких еврейских корней, нет и быть не может.
-- Почему вы так уверены, Шура, очень даже хорошие еврейские корни в вашей фамилии. Вы не против, если мы фамилию Барзеев на две части расчленим.
-- Да, пожалуйста, делай с моей фамилией все, что захочешь, только меня не расчленяй.
-- Вот и хорошо! Тогда получается две части Бар и Зеев. Бар в переводе с древнееврейского - сын, а Зеев - волк, вот и получаешься ты Шура...
-- Стой! Я сам догадался - Сын Волка. Я, Шура - сын волка. Клево! Это же настоящее индейское имя. Мне это нравится, даже больше чем Иоханаан Чесноков. Да что ты там такое про неразличение имен говорил.
-- Подождите, мужики, дайте имениннику слово сказать, -- маленький Бэк тоже решил свою лепту внести, -- Раз такое дело, надо нам за новорожденного индейского еврея выпить. За волка и его сына!
На следующее утро Шура проснулся от холода. Цементный пол и коричневые стены, мрачный мужик, сидящий на корточках; нет, это явно не родное общежитие:
-- Привет, мужик, где мы находимся? В аду или в раю?
-- В раю, говоришь? -- мужик усмехнулся, -- Нет, не в раю и не в аду. Мы в чистилище, сейчас черти нас жарить начнут, вон ходят, железом гремят.
Шура проснулся окончательно. Конечно, он в отделении милиции; никаких чертей здесь нет, есть вполне симпатичные опера, да дознаватели, иногда правда могут они по почкам настучать или еще что-нибудь скверное выкинуть, но не от злобы это все, работа у них такая. Шура потянулся и тоже сел на корточки:
-- Какой номер чистилища?
-- Восемнадцатое! А ты, что не помнишь совсем ничего?
-- Если бы помнил, давно уже дома был. Я тут вроде свой человек.
-- Парень! Помоги, замолви словечко. Жена по дури сдала меня вчера, ничего особого и не было, сейчас сама кается, а с ними сам знаешь как; ухватятся потом хрен просто так вырвешься. Пока начальство не пришло, можно задешево выкупиться, меня поздно привезли, не оформляли еще.
-- А я не буянил вчера, ты не помнишь? Кстати меня Саша зовут.
-- Не знаю, Саша, когда меня сюда кинули, ты спал крепко. Я Николай. Слышишь, парень, скажи им, у меня пара бутылок водки дома есть, жена принесет.
-- Заметано, Коля-Николай, сейчас постучим в дверку.
-- Смотри, не разозли их.
-- Не бойся, друг, я же говорю, свои ребята.
На Шурин стук, откликнулись быстро. Краснолицый сержант приоткрыл дверь:
-- Ну, что стучишь, Александр, проснулся уже?
-- Сержанту Соколову наше с кисточкой. Как жизнь молодая, Иван? Поговорить не мешало бы.
-- Отчего же не поговорить, пошли к дежурному.
Дежурный по отделению, старший лейтенант Чигорин встретил Шуру, как родного:
-- Привет, Шура, ну ты вчера дал жару.
-- Не надо, Чигорин, не гони, я все хорошо помню: не буянил, не дрался, вел себя хорошо. Подумаешь, пьяный был.
-- Да, да, хорошо вел! А кто антисоветские лозунги кричал, кто себя сионистом называл, кто в Израиль рвался уехать. Я что ли?
-- Не может быть, Семен Степаныч?
-- Может; может! И за это тебе отдельно проставить придется.
-- Без проблем! Вы в котором часу сменяетесь. Семен Степанович?
-- В девять думаем освободиться совсем. Сегодня дежурство тяжелое было. Так что ты, Саша, давай обдумывай, как нам здоровье после тяжелого дежурства поправить.
Шура на минутку задумался; надо было перебрать все варианты, чтобы вылезти из создавшегося положения с наименьшими затратами, но и расположения мусоров не потерять. Самому похмелиться тоже не мешало бы.
-- Чигорин, давай так сделаем. Я в общагу забегу, денег маленько возьму, а в девять я вас в сосисочной у тети Паши жду. Стол по первому разряду накрываю. Да! Тот мужик, что со мной сидел, пару пузырей обещал проставить за освобождение. Говорит, жена сразу же притащит, есть дома в загашнике.
-- Тоже хорошо. Тогда ты мужика этого возьми, сходи к нему домой и туда, к тете Паше приноси потихоньку...
В девять пятнадцать четверо посетителей стояли за столиком сосисочной. Горячие аппетитные свиные сардельки, картофельное пюре со сливочным маслом, соленые огурчики и зеленый лучок, все это располагало к дружеской беседе. Сама буфетчица тетя Паша подошла к столику:
-- Красиво у вас ребятки. Шура, где ты такие красивые огурчики достал?
-- Домашние! Тетя Паша, может быть грамулечку с нами?
-- Ну что вы, нельзя, у меня работа денежная. Кушайте на здоровье!
-- Уважает тебя тетя Паша. -- краснолицый сержант Соколов подцепил сардельку намазал ее густо горчицей и зажевал так вкусно, что у всех даже слюнки потекли.
-- Здоров же ты жрать, Соколов!
-- А то! У меня тесть всегда говорит, что на меня глядя, и мертвый есть начнет.
-- Ну вот, началось! Ты, чтобы тестя не помянуть, минуты не проживешь. Давайте-ка лучше по одной тяпнем и Шуру послушаем. Он вчера много интересных вещей рассказывал, да как-то все невпопад. Ну! За жизнь нашу.
Выпили по сто грамм, закусили. Побежала родимая по жилам, сверху картошечкой придавилась. Хорошо!
-- Между первой и второй -- промежуток небольшой! -- Шура еще раз разлил по стаканам, но на это раз немного поменьше.
-- А и впрямь, хороши огурцы! Где ты раздобыл таких. Старший лейтенант Чигорин аппетитно хрустел огурчиком.
-- Так у того же мужика, что со мной сидел. Пришел к нему домой, спрашиваю, нет ли чего вкусненького закусить. Баба его на радостях, что мужика отпустили, огурцов соленых и лука выделила.
-- Молодец! Ах, молодец, Шура! Порадовал. Но ты расскажи, с кем это ты вчера так назюзюкался и почему так яростно евреев защищал? Хасидов каких-то припоминал.
-- С кем? С ними же евреями и накушался.
-- Так евреи же не пьют. -- четвертый собутыльник, молчаливый лейтенант Парамонов тоже решил разговор поддержать.
-- Да! Не пьют?! Ты вон тестя моего спроси, он расскажет. Как лошади пьют, но они только на халяву стараются. Такой вот хитрый народ...
-- Подождите, мужики, я вам все по порядку расскажу. Мы вчера праздник ихний отмечали. А! черт, забыл, как называется. По закону в этот праздник напиться нужно, так, чтобы никого не различать. Ну, отца от матери не отличить...
-- Так это мой тесть! Он другой раз как нажрется, так морду от жопы не отличит.
-- Вот, Соколов, правильно ты мне подсказал. Они же мне вчера историю возникновения этого праздника рассказали. Было у древних евреев два царя; один хороший -- по имени Морда, даже не просто морда, а Морда-Харя. Другой царь нехороший был -- Аман его звали, тот хотел евреев всех истребить. Потом война у них была, Морда-Харя Амана этого насмерть забил, но с тех пор каждого пятнадцатого числа каждый еврей в усмерть нажраться должен.
-- Хорошая у них традиция, но одного я не пойму, пятнадцатое число - сегодня, а ты вчера в усмерть был.
-- Так в том-то все и дело, мужики, -- Шура новую бутылку открыл и принялся по стаканам разливать, -- Евреи - хитрый народ, у них все праздники накануне вечером начинаются.
-- Вот, действительно, хитрый народ, -- краснолицый Соколов даже жевать перестал от удивления, -- Непьющие называются. С вечера примут хорошенько, на следующий день продолжают, а на послезавтра же еще и похмелиться надо. Так это целая свадьба получается. Сегодня же с тестем попробуем по-еврейски мои выходные отмечать.
Выпили все четверо, сардельками и огурчиками закусили и принялись каждый по-своему старинную еврейскую традицию обдумывать. Хорошо обдумали; Шура хоть в этот вечер в милицию не попал, но проснулся на следующее утро с большой головной болью.