-- Ну что, братан, смотришь, тоже, небось, академиком стать мечтаешь?
Светлоголовый коротко стриженый парень оторвал свой взгляд от портрета Александра Михайловича Бутлерова и медленно оглянулся. Коридор возле большого актового зала института был совсем пуст, и только немного поодаль, на ступеньках стоял мрачный тип в мятых брюках и светлой рубашке навыпуск. На первый взгляд мрачный тип особого доверия не внушал: большие зеленые очки и маленькая темная бородка делали его похожим на Мефистофеля и черепаху Тартиллу одновременно. Возраст Мефистофеля - Тартиллы с первого взгляда определить было трудно: с большой вероятностью он мог быть и старшекурсником и аспирантом и даже преподавателем, хотя, судя по обращению, и интонации голоса на преподавателя он потянул бы с трудом.
-- Извините! Это вы ко мне обращаетесь, -- светлоголовый парень улыбнулся широко и приветливо.
-- Конечно к тебе, к кому же еще, сам видишь, вокруг нас никого больше нет!
-- Действительно никого! -- светлоголовый снова оглядел пустой коридор, -- скажите, а академики тут при чем?
-- Так ты же их и рассматриваешь, -- мрачный тип удивился недогадливости собеседника и показал рукой на портреты, развешанные на стене коридора возле актового зала института. -- Я вот и подумал, стоит молодой абитуриент и мечтает великим ученым стать.
-- Академиком? Это вы неплохо придумали. Наука в последнее время огромную роль в общественной жизни играет. Основной двигатель прогресса. Без нее нам социально-экономические процессы на должный уровень не поднять.
Светлоголовый начал развивать свою мысль о главенстве науки в народном хозяйстве социалистического государства и вдруг заметил, что седоусый химик на портрете вдруг заулыбался так же широко и приветливо, как недавно улыбался он сам.
"Интересная картина" -- светлоголовый парень удивился необычному поведению портрета и хотел, было рассказать об этом своему собеседнику, но не успел.
-- Ну, ты размечтался, братан! -- резко перебил его Мефистофель, -- Да для того, чтобы ученым стать, первым делом в институт поступить надо, а это штука совсем непростая. В нашем институте экзамены очень трудные, химия и математика вообще сплошной завал, половина отсеивается. В прошлом году проходной четырнадцать баллов был, подумай только; четырнадцать! А в этом году контингент еще покруче будет: сорок процентов абитуриентов - медалисты!
-- А вы, наверное, в приемной комиссии работаете? -- абитуриент поразился осведомленности мрачного типа и решил поднять его статус на самую высокую ступень
В ответ на эти слова мрачный тип засмеялся так громко и заливисто, что сразу несколько дверей выходящих в коридор приоткрылись и оттуда выглянули удивленные женские лица. Через некоторое время, убедившись, что ничего сверхординарного не произошло, те же самые лица скрылись в своих кабинетах:
-- Не угадал, друг. Поднимай выше! Я проректор по учебной работе. Да ты перестань выкать. Я сейчас такой же абитуриент, как и ты, только я пару лет назад уже учился тут, поэтому все ходы выходы знаю. Если хочешь, тебе помочь смогу; контакты имеются.
-- Правда? - светлоголовый засмеялся и радостно потер руки, -- Послушай, а если я предположим математику и физику не особенно знаю?
-- Не вопрос, парнишка, совсем не вопрос! -- тип оглянулся по сторонам и приглушил голос, -- немножко денежек подкинешь и все в порядке, оформим по первому классу; поступишь без проблем.
Хотя мрачный тип и сказал эти слова негромко, но академики на стенах внезапно нахмурись, насупили мохнатые брови, а один из них сурово пошевелил седыми усами; нет, академики совершенно не одобряли такую манеру поведения. Светлоголовый парень моментально уловил эту перемену в настроении великих ученых, но особенного значения придавать не стал. А мрачный тип продолжал свою тираду далее, нимало не обращая внимания на гримасы академиков:
-- Математика и физика - это все лажа. Подумаешь важность; икс плюс игрек равняется зет в квадрате. Тоже мне аксиома! Самое главное в жизни наука химия, вот это действительно вещь достойная!
И тут снова академики преобразились: такие на лицах улыбки образовались, словно на их бутерброд с маслом вареньица сверху положили. Солидно, не жалеючи.
-- Здорово! Надо иметь в виду твое предложение! Только вот закавыка у нас небольшая получается; я в медицинский институт поступаю.
На лице мрачного типа появилась пренебрежительная гримаса; нет для него истинного химика абитуриент, поступающий в другой институт да еще не на химическую специальность, терял всю свою привлекательность
-- Тьфу, ты, черт! - мрачный тип сплюнул от огорчения, -- Так ты не наш значит. Что ж ты тогда лапшу мне на уши вешаешь? Я тут губы раскатал, думал свой брат-химик; пивком меня угостит...
-- А почему это ты меня вдруг за чужого считаешь? Я с хорошим человеком не против пива выпить, тем более уменя у самого во рту пересохло.
-- Клево! Не зря я тебя сразу заприметил. Тогда давай знакомиться; Георгий! Фамилия - Лагранж! Для друзей просто Жора. Ты сам откуда родом?
-- Про Ростов-на-Дону слышал? -- светлоголовый парень, пожал протянутую руку, -- а зовут меня Александр! Если с древнегреческого перевести -- "защитник людей"!
-- Клево звучит, защитник! А я из Молдавии. У нас в Молдавии вино... Послушай, а может ты знаешь, что мое имя означает?
-- Конечно! Георгий -- по древнегречески землепашец, а вот фамилию такую -- Лагранж впервые слышу.
-- Вообще-то фамилия французская; говорят, после наполеоновских войн Лагранжи в Молдавии обосновались.
Новоиспеченные друзья поговорили немного про вино, молдавский коньяк, про город Ростов, ростовский университет и прочие достопримечательности.
-- А ты здесь по какому случаю, ведь не портреты же рассматривать? - Жора усмехнулся.
-- И портреты тоже; неплохая живопись, особенно вон тот усатый в ермолке; как живой смотрит, только недоволен чем-то. А вообще-то я дружка своего хотел разыскать. Пришел в отдел кадров; там говорят, в списках не значится.
-- Да искать не хотят! В отделе кадров вообще одни лодыри. Им задницу от стула трудно оторвать. Я за справкой приходил; два дня мурыжили. А кто он такой, дружок твой, на каком факультете учится? Может я что нибудь про него слышал.
-- Про факультет не знаю. Он на третий курс должен перейти. Гончаров Михаил, не слыхал про такого?
-- Гончаров Михаил?
Мрачный Георгий почесал в затылке и задумался. Академики вдруг тоже приняли серьезные выражения: как будто каждый из них припоминал, не встречался ли на их долгой памяти этот самый Михаил Гончаров. Коридор притих.
Наконец Георгий убрал руку с затылка и веско проговорил:
-- Нет, такого не знаю. А ты в мосгорсправку обращался?
-- Да подходил я в киоск, сидит там корова; год рожения знать надо, место рождения, отчество, а я отчества и места рождения не знаю совсем. Знаю, что до института он в Куйбышеве проживал, а там ли он родился или где еще... так и не приняла запрос зараза. Послала меня в центральную справочную на Кузнецкий мост.
-- Послушай, Сашка, а может он совсем не в нашем институте учится? -- Георгий задумчиво погладил подбородок, -- в Москве еще четыре химических вуза имеется.
-- Да я же к нему заходил в мае месяце, как из армии дембельнулся, через Куйбышев поехал. Мне соседка сказала, что Мишка в Москве в Дзержинском институте обучается.
-- Ну, соседка! Какой с нее спрос, она и напутать могла. Долго, что ли. В семье спросить надо было!
-- Заходил я к Мишке домой. Пришел, дома одна бабка. "Кто такой?" -- спрашивает. Мне бы, дураку, соврать или придумать чего, а я правду выкладываю. Так она после этого такой крик подняла, еле ноги унес.
И Александр начал изображать, как Мишкина бабка начала топать на него ногами и брызгать слюной, призывая на его голову всевозможные кары: болезни, потусторонние силы и советскую милицию.
-- Не уважают, значит, тебя в Мишкиной семье. Знакомая история. У меня самого такое случается, -- Жора помолчал немного, подумал и вдруг воскликнул радостно, -- Эврика! Пошли к Маленькому Бэку: он как раз сегодня утром должен был из воинских лагерей вернуться, вот он точно всех в институте знает, а если нет, то через знакомых мильтонов адресок найдет запросто. Вот такой парень! - И Жора жестом показал, каким, по его мнению, отличным парнем был этот самый Маленький Бэк, -- Тем более он и живет недалеко от Кузнецкого. Заодно и пивка там выпьем.
Светлоголовый Саша немного задумался:
-- Слушай, неудобно вроде, просто так заваливаться, а вдруг его и дома нет?
-- Куда он денется, в такое время, отсыпается, небось, после паровоза. Вот вечером; он действительно слинять может куда-нибудь, а пока или дома, или у бабушки Любы политзанятия проводит. Ну, если дома нет, тогда в справочную двинем.
-- Я в армии политзанятия не очень уважал, все время сбежать старался - Александр улыбнулся, -- А почему твой друг политзанятия проводит, он что, агитатор внештатный?
-- Ага! Агитатор и пропагандист. Бабушка Люба пивной точкой заведует, а Бэк возле киоска пивко потягивает и мужикам за жизнь толкает. Вот и все собрания-политзанятия. Ну, пошли скорей, нам тут через проходные дворы минут пятнадцать пилить.
-- Послушай, а на троллейбусе не быстрее?
-- Ну, вот еще! Станем мы на троллейбус тратиться, когда каждая копейка на счету.
И друзья потащились по нагретому солнцем московскому асфальту на Кузнецкий мост. По дороге Жора показывал ростовскому гостю московские достопримечательности, но все они в основном сводились к пивнушкам, винным магазинам и прочим злачным местам центра Москвы. Театрам, художественным галереям и выставкам в обзоре места не нашлось. Наоборот, когда любопытный юноша Саша пытался, было расмотреть архитектурные достоинства какого-либо здания, мрачный Жора неумолимо тащил его дальше.
-- Ну, вот пришли, кажется. Видишь, в каком замечательном месте Бэк проживает, тут когда-то один из двенадцати стульев находился. Элочку людоедку помнишь? -- Георгий указал пальцем на пятиэтажный дом во дворе Варсонофьевского переулка, -- Сейчас Бэка поймаем и все вопросы решим.
Но судьба в этот день не благоволила к нашим героям, долго они стояли в коридоре возле закрытой двери и нажимали кнопки звонков, все было безрезультатно: никто не обрадовался их появлению, не улыбнулся им радостной лучезарной улыбкой, нет, никто не хотел откликнуться на их настойчивые призывы:
-- Вот черт! - мрачный Жора мотнул головой, - Никого! Понятно, родители на работе, Егорыч бегает где-нибудь, так ведь бабка дома должна быть, не померла же она, -- он еще раз ткнул пальцем в кнопку звонка и после некоторого раздумья вынес вердикт. -- Ну что!? Потопали к бабушке Поле. Может там он? - и, не дожидаясь ответа, начал медленно спускаться к выходу.
-- Вот увидишь, братан, пивко у бабушки Поли всегда отменное, редко где в столице такое сыщешь, прямо бальзам на душу, да и сама она женщина душевная: понимание имеет, всегда в долг отпустит.
Жора расхваливал бабушку Полю на все лады, но сам почему-то к пивному киоску подходить не стал, а прислонился в сторонке к столику за деревом.
Пиво и в самом деле было отменное. И вкус замечательный и консистенция и цвет насыщенный, просто удивление сплошное, а не пиво. Ни соды, ни порошка стирального, ни излишней воды в нем не ощущалось. Сразу было видно, что бабушка Поля за большими барышами не гналась, а довольствовалась тем небольшим наваром, что на пивной пене образуется.
Георгий опрокидывал в себя кружку за кружкой, а Александр медленно, маленькими глотками потягивал пиво из своей кружки, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к разговором завсегдатаев.
-- Сашка! Ты что больной? Пиво пить надо, а не смотреть на него!
-- Да я как-то сразу много пива пить не могу, мне разогреться надо.
-- Ну, тогда разогревайся, -- Георгий поставил на столик пустую кружку, -- А я еще парочку осушу, и в справочную двинем.
В центральной справочной Москвы народу толкалось множество. Усталая женщина в окошечке поначалу встретила ребят неприветливо; столько людей донимало ее своими бестолковыми просьбами и вопросами, что к концу смены голова у нее кружилась не в одну, а сразу в несколько сторон. Но когда Саша объяснил ей, что ищет армейского друга, с которым вместе по ранению в военном госпитале лежал, благосклонность проявила и вошла в их положение. Друзья заполнили множество бланков, на различных Михаилов Гончаровых, долго сидели в ожидании ответа, но нужного среди них не оказалось.
-- Нет, Сашка, так не пойдет! Мы же все здоровье растеряем при таком напряженном труде. Надо отдохнуть немного.
И друзья снова направили свои стопы в замечательное пивное заведение с очень хорошим и симпатичным названием "У Бэка". А там снова такая же картина: стоит светлоголовый Александр и по глоточку пиво потягивает. Пришлось Георгию для восстановления справедливости за двоих отдуваться, и так он наотдувался, что когда они в справочную опять возвратились, вступил Жора в конфликт со старшим сержантом милиции. Александр всячески приятеля выгораживал, даже в отделение за ним приехал, но мрачного Георгия в итоге в обезьянник посадили, а трезвому Александру дежурный посоветовал на следующий день приехать, попадется мол добрый дознаватель, может договорятся.
Мрачный Георгий проснулся утром на цементном полу от холода, и очень плохо себя почувствовал, а когда вошел в кабинет следователя и осмотрелся, то расстроился окончательно. Казенный кабинет вполне соответствовал своему предназначению; решетки на окнах, вешалка, стол и пара стульев. Нет, обстановка кабинета не настраивала на веселые мысли и не предвещала ничего хорошего.
Сидевший за столом средних лет мужчина в штатском костюме, оторвал взгляд, от бумаг, посмотрел на вошедшего и проговорил веселым тенорком:
-- Ну! Давайте знакомиться. Я старший дознаватель майор милиции Виктюков. Мне поручено вашим делом заниматься. Да вы присаживайтесь, присаживайтесь гражданин нарушитель, вы уж извините за каламбур, но вам теперь надолго присесть придется: двести шестая часть вторая вам точно обеспечена, а уж что дальше; мы будем посмотреть, -- дознаватель улыбнулся своей шутке и снова посмотрел на мрачного Георгия.
-- Товарищ майор! Какая двести шестая?
-- Гражданин майор! Попрошу вас называть меня просто; гражданин майор, -- дознаватель поднял вверх указательный палец, вытащил затрепанную книжицу и четким голосом прочитал:
"Злостное хулиганство, то есть умышленные действия, грубо нарушающие общественный порядок, и отличающиеся по своему содержанию исключительным цинизмом или особой дерзостью, либо связанные с сопротивлением представителю власти или представителю общественности, выполняющему обязанности по охране общественного порядка, или иным гражданам, пресекающим хулиганские действия, а равно совершенные лицом, ранее судимым за хулиганство,- наказывается лишением свободы на срок до пяти лет или исправительными работами на срок до двух лет".
Улыбчивый дознаватель дочитал цитату до конца, и вернулся к прерванному занятию. Он долго перебирал бумаги, отчеркивая что-то на полях, и совсем не замечал присутствия в кабинете гражданина нарушителя.
"Прессует сволочь, помариновать хочет, чтобы потом легче было все шишки на меня сваливать". -- Георгий сразу понял намерения дознавателя, сидел тихо и попыток прояснить обстановку не предпринимал.
-- Так, вернемся к нашим баранам, -- дознаватель наконец-таки отложил бумаги в сторону и посмотрел на Георгия, -- приступим, как говорится, к протоколу задержания.
"12 июля сего года в 18 часов 30 минут гражданин Большаков Григорий Владимирович, проживающий по адресу Москва Варсонофьевский переулок дом четыре квартира восемь, в состоянии сильного алкогольного опьянения пытался ворваться в служебное помещение центрального справочного бюро города Москвы. На замечание сотрудника милиции старшего сержанта Петровичева И. С. отреагировал неадекватно, бранился нецензурной бранью, в присутствии свидетелей оскорблял товарища Петровичева словесно и физически... Доставлен в восемнадцатое отделение милиции города Москвы, освидетельствован..."
Дознаватель прервал чтение и снова посмотрел на нарушителя:
-- Видите, сколько вы всего нагородили, гражданин Большаков Григорий Владимирович. Паспортный режим опять же нарушаете. Паспорт надо при себе иметь, а не справочку липовую об утере документов. Хорошо еще студенческий билет с фотографией имеется. Кто у вас на Варсонофьевском переулке участковый?
-- Ширепанов Михаил Иванович, только он сейчас в отпуске, в Тверскую губернию уехал. Его капитан Сергеев замещает.
-- А вот мы сейчас у капитана Сергеева все и спросим, -- дознаватель поднял трубку телефона, -- Привет Сергеев, Виктюков говорит... Помню, помню! Слушай, Сергеев, у меня тут фрукт с твоего участка сидит, хочу его на овощной бросить... посмотри там у себя: Большаков Григорий Владимирович... да, да Варсонофьевский... да, студент в очках и при бороде...брат, ты говоришь? ...то то я смотрю... погоди, погоди, но Большак же все время Константиныч был? ну, понятно... а он сейчас в городскую на повышение идет?... спасибо тебе, Сергеев, выручил.
Майор Виктюков положил трубку, затем снова поднял и другой номер набрал:
-- Алло! Дзержинская! Майор Виктюков из восемнадцатого. Мне бы Большакова Алексея Константиновича... в горком, говорите, уехал... и сегодня может не быть? Спасибо большое, до свидания!
Мрачный нарушитель Георгий во время всего разговора нервно поеживался на своем стуле, но когда услышал, что товарищ Большаков уехал в горком и сегодня может не возвратиться, то успокоился немного, на спинку стула откинулся и принялся настенные часы рассматривать.
А товарищ Виктюков снова трубочку снял, решил начатое дело до конца довести:
-- Леночка! Привет! Сашка Виктюков беспокоит. У меня к тебе вот какой вопрос; не подскажешь, Лешку Большакова на какую должность тянут? ... Да ты что? Зам начальника по юснадзору в российскую... а мне говорили в город его...
Положил дознаватель Виктюков телефонную трубку и задумался. Тишина в комнате, солнышко через решетчатое окошко пригревает, часы тикают. Хорошая обстановка для раздумья, приятная:
"Вот Борисов Алексей Николаевич скакнул, молодой еще, в сущности, парнишка, лет тридцати от роду, но образование высшее юридическое и мохнатую лапу имеет.... В российскую прокуратуру на ответственную должность назначается, в горком партии на утверждение вызвали. А ты, майор Виктюков, сиди тут, бумажки перебирай и о повышении не задумывайся..."
Майор внимательно посмотрел на нарушителя:
-- Значит, так, гражданин нарушитель, дело таким образом выглядит: сейчас ты можешь домой идти, а на послезавтра на девять утра я тебе все-таки повесточку выпишу, тогда все окончательно решать будем. Понятно?
-- Как же не понять, товарищ майор, послезавтра в девять обязательно будем.
-- Ну, двигай! Брату привет передавай. Скажешь, от майора Виктюкова.
Дознаватель Виктюков снова в свои бумаги уткнулся, а мрачный Георгий Лагранж на улицу вышел, а тут как раз и Александр стоит дожидается, Жора даже удивился:
-- Сашка, ты что, всю ночь тут ждал?
-- Нет! Я домой к тетке съездил. А у тебя как дела?
В ответ Жора небрежно махнул рукой, словно показывая, что с таким крутым парнем как он, даже милиции нечего связываться:
-- Порядок, Сашка! Следак попался путевый; вначале, правда, про двести шестую твердил, потом про магазин какой-то овощной, но, в конце концов, отпустил под подписку.
-- А, ну понятно! Он тебя бакланкой хотел пугнуть, а потом под шумок на тебя какое-нибудь дело повесить. Известные штучки. Наверное, у них овощной магазин взяли. Дело на контроле, а повесить не на кого. Ты смотри, Жора, мусора они такие; насядут, хрен скинешь!
Но мрачный Георгий паниковать не начал, а наоборот рассмеялся весело, как ни в чем не бывало:
-- Не боись, Александер! Все улажено! Давай-ка лучше пивка примем и к тетке твоей махнем, ты грозился, она нас радостно встретит.
-- Поехали! Без проблем!
И вот уже сидят наши друзья в шумной электричке, покуривают в тамбуре. За окном подмосковные леса мелькают, ветерок свежий; легко дышится. Про милицию и вспоминать не хочется, такая благодать вокруг: церквушка полуразваленная проскочила, стадо коров, бензовоз пылит, столько копоти нагнал, что дышать нечем, но все равно приятно. Все вокруг советское родное... внезапно Георгий как очнулся:
-- Стоп, Сашка! Назад! К Бэку ехать надо!
-- Да ты что? Уже приехали почти! Может завтра?
-- Нет! Иначе труба!
Снова Варсонофьевский переулок, но уже с другой стороны, теперь Георгий Сашку через дворы повел, словно опасался кого-то.
Поднялись друзья на третий этаж и решительный Жора вдруг немного замялся; он постоял, подумал, но затем собрался с духом и ткнул кнопку звонка. Через несколько секунд дверь приоткрылась, и в образовавшемся проеме нарисовался высокий худощавый парень:
-- А! Господа алкоголики пожаловали!
-- Привет Шумов, -- Георгий хотел было протиснуться в приоткрытую дверь, -- Мы по делу! Бэк дома?
-- Знаем мы твои дела. А вы разве не встретили его? Только сейчас убежал. Николаич ему позвонил, он и улетел как метеор, -- парень повернулся вглубь квартиры и закричал:
-- Елизавета! Выходи встречать, Лавуазье притащился!
Светлоголовый Саша еще не успел придти в себя от неприветливого обращения, но Жора, вероятно привыкший к такого рода поведению, совершенно не обратил никакого внимания на неласковую встречу и потащил Сашку за собой по коридору к комнате, из которой доносилась битловская музыка. Но неожиданности на этом не закончились; худощавый парень пробасил язвительно:
-- Куда прешь, Михайло Васильевич! Не ждан, не зван, притащился наш братан!
-- Погоди, Ванечка не суетись, видишь, Менделеев не один пришел, с другом, а ты испугал человека; что он теперь о нас подумает, -- симпатичная девушка немного осадила разгорячившегося парня и, обращаясь к Саше, заговорила приветливо, -- Проходите, товарищ, в комнату, не стесняйтесь, мы хорошим людям всегда рады. Подождите маленько, Гришка придет скоро. А я вас почему-то раньше не видела? Вы тоже с Гришкой учитесь?
-- Нет, я из Ростова. Кстати, меня Саша зовут.
-- А я Елизавета, Гришкина сестра! Я на юридическом обитаюсь. А это студент Ванечка Шумов! Ты извини, Сашка, что мы тебя неласково встретили, просто вот этот нехороший человек, подвел нас немного; редиска!
-- А что я, что я! -- затараторил Георгий, -- У меня просто монеты не было долг отдать.
-- Ты, Лобачевский, не крути! -- худощавый Ванечка резко рубанул рукой воздух, словно секирой взмахнул, -- У тебя денег не было, а бабушка Поля нам теперь выговаривает: -- "Что же это "Зеленые очки" меня так не уважает совсем. Не было денег, подошел бы и сказал; нешто не налила бы ему. А то стал в уголочке и прячется, будто я его не увидала сразу". -- Нехорошо это! Бабушка Поля к нам со всей душой, а мы ей подлянку бросаем.
-- Да отдам я долг, отдам. Денег найду и отдам!
-- Свежо предание! - шустрая Елизавета засмеялась весело и заливисто, -- Картина Репина; Дмитрий Иванович Менделеев добровольно отдает долги своим кредиторам.
-- И ты, Брут?! Я же сказал, отдам! Ошибочка вышла.
-- Да отдали уже! Дождешься тебя, жлоба этакого, -- пробасил резко и язвительно студент Ванечка, но на лице его играла улыбка.
-- Ребята! У меня деньги есть, я угощаю! - Саше очень понравились и девушка Елизавета, и студент Ванечка и сама обстановка в этой веселой квартире. Он чувствовал себя раскованно и непринужденно, словно век знаком был с этими хорошими ребятами.
-- Хватит вам с угощениями, вам бы только водку да пиво трескать, пойдемте лучше на кухню чай пить, я из пирожковой целую кучу пирожков принесла, сегодня даже с повидлом есть.
-- Ну, нет! Что такое чай! Заставим Ньютона; пусть нас угощает.
-- А вы ноктюрн сыграть смогли бы... - Георгий усмехнулся, -- Я без копейки сейчас, Ванечка. Да и вообще, мы по делу зашли. Тебе фамилия Гончаров не знакома случайно.
Ванечка посмотрел сначала на Сашу, затем обвел взглядом всех остальных:
-- Если честно сказать, то на вскидку трех знаю: тот, что Обломова накатал, дядя Вася Гончаров -- алкаш, что у меня в соседнем подъезде живет и, конечно, дважды майор Гончаров Иван Иванович, -- Ванечка посмотрел на удивленное Сашкино лицо и пояснил, -- это у нас на военной кафедре мужик такой есть; подполковник Гончаров. Но он-то еще ничего, терпимый мужик, а вообще-то военная кафедра - это тебе не подарок ко дню рождения.
-- Да мне военная кафедра как-то до лампочки, я свое в армии уже отслужил.
-- Как отслужил? А с виду лет семнадцать, больше не дашь, -- Ванечка удивленно посмотрел на гостя, -- Я бы никогда не подумал. А как там, в армии? У нас лучшего друга недавно замели. Хороший парень, но... не повезло.
-- Спасибо за комплимент, но мне уж двадцать один скоро. А в армии как... нормально, служить можно. Я ведь тоже в армию случайно попал. Медицинское училище закончил, в Ростовском медицинском институте год отучился, но тут небольшая заварушка случилась; мусора дело завели, а папахен мой взял, да и забрил меня в рекруты.
-- Как это, забрил? - удивилась Лизавета, -- в наше время живого человека без его согласия в рекруты?
-- А что! Мой папаша -- начальник областной. Звякнул в военкомат, мне повесточку на медкомиссию и в тот же день... даже погулять не дали.
-- Бедный мальчик; -- Елизавета взмахнула руками и изобразила страдание и жалость, -- схватили мальчика как котенка и на трастерзание диким псам бросили.
-- Почему на растерзание? Медикам в армии лафа. Я ведь сначала в учебку фельдшерскую попал. Полгода по плацу погоняли и в воинскую часть военфельдшером. А в части жизнь вообще малина была. Но тут мне в голову шальная пуля попала, и я а психушке оказался. А оттуда комисовали меня, и у меня теперь даже справочка есть на всякий случай.
-- Так ты и в психушке побывал? Расскажи, пожалуйста!
-- А что? В психиатрической очень даже можно жить, самое главное, с персоналом дружить, а то заколят аминазином, или еще чем... -- Саша задумался немного и почесал голову: -- Лежу я, значит, в дурке, дурака валяю...
Александр Барзеев в психиатрической лечебнице в примерных пациентах числился. Не зря он у заведующей отделением в фаворитах был; все ему с рук сходило, все художества его. Но Саша - человек умный. Другой бы на его месте много врагов нажил, а Саша ко всем подход особый имел, с каждым человеком мог поговорить, нащупать его слабую сторону. И сам у людей всему учился. Много среди пациентов одаренных людей было, у каждого Саша почерпнул капельку. Особенно ему старичок нравился, который себя писателем Гончаровым называл. Целыми вечерами Шура с ним просиживал в разговорах и столько интересного узнал... и про кругосветное путешествие на фрегате Паллада, и про Обломова и его прототипов... А однажды и про самого старичка историю услышал. От племянника старичкового, Виктора Никитовича; тот часто к "Гончарову" в гости приходил. Шура и Виктором Никитовичем подружился, выслушал его рассказ замечательный...
Я, Сашенька, как себя помню, все время писателем хотел быть. Писать рано научился, сестра старшая в школу пошла, и я вслед за ней повторяя, грамоте обучился. Она сидит, выписывает старательно - "Мама мыла раму, Мама мыла Рому", а я, на нее глядя, все стены цветными карандашами исписал!
Родители в ужасе. Стены по новой белить надо, белила покупать. Хотели меня уже пороть, но тут пришел к нам в гости мамин брат, дядя Леша. Дядя Леша развеселым человеком был, все его за веселость эту и уважали. А сам он столяром в артели работал и всем родственникам и знакомым столы и табуретки делал. Кто бы ни попросил, никому не отказывал, он, наверное, и не знал таких слов; не могу, не сумею. А табуретки у него были замечательные. Я таких крепких табуретов никогда потом в жизни не видел; что я только с ними не вытворял, ничего с ними не происходило. Ну, вот не ломаются табуретки и все тут.
Посмотрел дядя на мою писанину и говорит родителям.
-- Что это вы кричите на ребенка? У него же талант! Может, вырастет, писателем станет, сами же потом радоваться будете!
А врач с третьей квартиры, Леонид Израильевич умное слово выдал:
-- Это у вас не простой ребенок; вундеркинд.
Я, естественно, обрадовался сразу же. Во-первых, сам дядя Леша мои каракули похвалил, во-вторых, "Заралич" заступился; а самое главное, пороть не будут. С тех пор все меня только писателем и называли. Сестра моя старшая, Люба, постоянно меня защищала. Получу я, к примеру, по математике двойку, а она сразу же выгораживает:
-- Все великие писатели математику плохо знали. Нечего на ребенка кричать; талант беречь нужно.
Пока я в школе учился все время заметки в стенгазету писал, меня даже редактором выбирали. Затем стал свои творения в Пионерскую правду посылать, в Мурзилку, в журнал Костер. Когда в армии служил, постоянно в армейскую газету заметки о жизни защитников отечества посылал. Мне даже грамоту за это дали. Командование уважало. А когда с действительной домой вернулся, сестра меня сразу в бухгалтерский техникум определила: "Нечего тебе, Лешенька, у формовки стоять, у тебя интеллигентская профессия должна быть".
Так она и берегла меня. Много лет прошло, я уже и вырос, и женился, и дети в школу пошли, а она все со мной нянчится. У самой личная жизнь не задалась, так она все заботы на меня переключила. И что самое главное, спелись они с моей женой; не разлей вода.
-- Теперь мы вдвоем с Ниной за тебя возьмемся, тогда уж точно человеком станешь
Но я, сколько ни старался, ни одного крупного произведения у меня не получилось. Городские и областные газеты печатали, один раз даже газета "Правда" мой очерк о сталеварах напечатала. Сестра после этого на седьмом небе была от счастья, чуть ли не все газеты в городе скупила. Но вот крупные произведения не получались, как мой друг Борис Тимофеевич говорил, у меня сюжетная линия не выстраивалась. Я ему верил; Борис Тимофеевич в литературе большой дока. Однако прозвище мое так и осталось, навечно прилипло. Все вокруг меня писателем кличут.
Прихожу однажды с работы, а дома меня сестра старшая дожидается. Радостная такая, словно миллион в лотерею выиграла.
-- Витя! Ты знаешь, кого я сегодня на улице встретила? Дядю Лешу! Он оказывается, в наш город переехал, и теперь редактор областного журнала.
-- Как редактор, какой редактор? Он же столяром был, табуретки делал!
-- Дурачок ты, Витька, разве забыл, что он по партийной линии продвинулся. Сначала директором школы был, затем председателем колхоза, теперь вот редактором поставили. Тут я вспомнил; действительно дядя Леша начальником после войны стал.
-- Вот когда ты писателем станешь, напишешь чего-нибудь, а дядя напечатает по-родственному.
Я конечное дело отказываться стал, какой из меня писатель, мое дело бухгалтерское; сиди себе балансы сверяй, но сестра с женой в меня как клещи впились, не отдерешь.
Через пару дней идем к дяде в гости. Сидим, как полагается, выпиваем, закусываем; дядя Леша нам про свою жизнь героическую рассказывает, а мы рты, разинув, слушаем. После пятой рюмки он вдруг у меня и спрашивает язвительно.
-- Ну, как, Виктор Никитович, ваши писательские успехи, какие планы, задумки имеете?
Только я рот хотел раскрыть, сказать что-нибудь путное, но тут сестра меня перебила.
-- Да ты, дядь Леш, и не знаешь ничего. У него полшкафа сочинениями завалено, только вот не печатает никто. Сам понимаешь, без блата никуда.
-- А я вот это самый блат теперь у вас и есть. Ничего, племяш, приноси ко мне свои произведения, напечатаем. Главное, смотри, чтобы с линией партии не расходилось. С этим у нас строго. А так недельки через две приходи. Я сейчас со всеми делами разберусь, наведу шороху, а как освобожусь, так ты сразу ко мне.
Как я в тот день домой из гостей вернулся не помню; славно у дяди посидели. Столярская закалка она в любом деле помогает. Но наутро проснулся, похмелился и давай своих костерить. Хотел по шее накостылять, да сестре не дашь - старшая она, а жене немного досталось; не поддакивай. Это же надо, такую подлость мне сотворили. Дядю обидеть нельзя. Как никак партийный начальник.
Неделю сижу, другую, ничего не получается; не придумывается рассказ, ни в какую. А тут пошли мы с другом моим Борисом Тимофеевичем в баньку. Сидим после парилки в скверике возле бани, пивко попиваем, а я ему беду свою рассказываю. Выслушал меня Борис Тимофеевич и говорит.
-- Погоди, Виктор, не расстраивайся заранее, мы что-нибудь придумаем. Сосед мой Колька школьной стенгазетой заведует, он каждый день со школы какую-нибудь байку приносит. Сочинитель. Я немного почитал; впечатляет. И главное, умеет он жизненную линию ухватить, в самый корень метит.
-- Колька Гончаров писатель? Так он же всегда шалопай был. Сколько раз я его гонял, когда он возле моего сарая землянки рыл; в партизанов игрался. Ему в школе контрольную писать, а он из деревянного пулемета по немцам лупит.
-- Верно, Никитич, до пятнадцати лет сладу не было, а теперь как подменили. Серьезный парень. Через год школу кончает, в литературный институт собрался поступать. Мать его, Анастасия не нарадуется, целыми днями гадает; в кого он такой умный пошел? Я его попрошу, он тебе поможет. Придумает какой-нибудь сужетец.
-- Нет, он для меня стараться не будет. Мы с ним враги были.
-- Да говорю же тебе. Переменился он! Ты ведь, наверное, и не видал его с тех пор как разъехались; встретишь, не узнаешь.
-- Но все равно, ему какой толк от этого.
-- А ты поможешь его стихи в журнале напечатать. Он молодой, его всерьез не принимают, а у тебя дядя. И тебе и ему выгода.
Проходит несколько дней, Колька приходит, сюжет рассказывает. Хороший сюжет, душещипательный; моим всем понравился. "Живет себе начальник большой. Живет, линию партии в жизнь проводит, ни о чем крамольном не думает. И, вдруг, посылают его на ответственную стройку. Жена начальника с малыми детьми дома осталась, а там, на стройке молодая бетонщица в него влюбилась. И он, чтобы соблазну не поддаться, партийное собрание попросил собрать и проработочку себе устроил. Я, говорит, лучше руку на отсечение отдам, но моральный облик коммуниста разрушить не могу. И после этого на самый дальний участок попросился бетонщица, девка взбалмошная и туда к нему притащилась, но он с ней даже разговаривать не стал. Самолично стал бетон укладывать... две нормы за смену дал".
Сели мы с Колькой рассказ писать. Вернее так, он пишет, а я подходящие случаи из жизни подбираю. И, в конце концов, неплохой рассказ получился.
Сестра тут же и меня, и рассказ за шкиворок. Приходим к дяде Леше. Он рассказ мой прочитал; понравилось.
-- Все, племяш, печатаем! Непременно в ближайшем номере печатаем! Под рубрикой "Наши уральские самородки"
Кольке естественно магарыч, по возрасту соответствующий, он через некоторое время еще один рассказ, затем третий. Третий уж сам, без меня написал. Там суть такая; приезжает из провинции племянник к дяде в Москву. Молодой парнишка, мысли у него фонтаном брызжут, фантазирует много, прожекты строит, любовь сплошная в голове, амуры. А дядя его уму разуму учит, на путь истинный наставляет; социалистическая действительность фанфаронства не любит. Много там всего Колька понаписал. Дядя Леша рассказы печатает, печатает, да нахваливает.
-- Красиво пишешь, Витек, замечательно. Мне очень нравится. Пришлось даже одного старикашку из литературного отдела на пенсию отправить. Прибежал ко мне, шипит, слюна брызжет: -- "Как же вы допустили такое. Это же лагиат чистой воды. Вот бы Александр Николаевич посмотрел!". Тут же ему плохо в кабинете стало; скорую вызвали, в больницу отвезли, а я к Александру Николаевичу прямиком, это наш секретарь обкома по идеологии. Александр Николаевич рассказ почитал, одобрил. Линия партии не нарушена. Сейчас главное восстановление разрушенного хозяйства. А какое может быть восстановление, если амуры в голове. Я в редакцию вернулся и тут же приказик: "На заслуженный отдых по возрасту". Одно понять не могу; что слово лагиат означает. Я все словари перерыл, нет такого слова. Наверное старикашка перепутал чего-то.
А ближе к весне мне на работу звонок телефонный. Беру трубку; дядя Леша звонит, радостный до невозможности.
-- Виктор Никитович, за вами машина послана, собирайтесь скорей!
И что самое удивительное; подъезжает вскорости машина, а главный бухгалтер, старый хрыч, меня до самой дверцы под ручку сопровождает
Приезжаю я, дядя Леша меня обнимает, в кресло свое руководящее усаживается и, так внимательно на меня глядя, спрашивает.
-- А скажите-ка, уважаемый Виктор Никитович, какой нонче год на дворе?
-- Одна тысяча девятьсот сорок седьмой, юбилейный. Тридцать лет советской власти осенью исполняется.
-- Это все хорошо, а еще какой юбилей в этом году намечается?
Стал я тут в памяти всех перебирать, вспоминать у кого же юбилей может быть, не нашел никого.
-- Ладно, ладно не мучайся, не отгадаешь. В этом году, в июне месяце нашему первому секретарю обкома коммунистической партии, товарищу Никанорову Кондрату Филимоновичу шестьдесят лет исполняется. Сегодня меня главный идеолог вызывал, ответственную работу поручил. Нужно к юбилею историю жизни Кондрата Филимоновича написать и в нашем журнале опубликовать. Я тебе такую работу и поручаю.
--Не справлюсь я, дядя Леша, с такой работой, сразу же заявляю! Я биографий не писал никогда.
-- А тебе и писать ничего не надо будет. У меня журналистик есть молодой, бойкий очень. Сходите с ним вместе к товарищу Филимонову пару раз, послушаете, в город Уфу съездите, там Кондрат Филимонович советскую власть устанавливал, журналистик в архивах материал подберет и сам все напишет. Он напишет, я под твоей фамилией напечатаю.
-- Это хорошо было бы. Только журналисту вашему какой резон, если под моей фамилией печатать?
-- Об этом ты, милый мой, не волнуйся. Резон есть. Во-первых, гонорар меж собой поделите, во-вторых, я его за заслуги начальником отдела назначу, в третьих..., в третьих, уважение начальства -- это тоже не шуточки. Ну, а тебе прямая дорога в союз писателей.
Как дядя сказал, так оно все и получилось. В июне месяце напечатали; все ходят, поздравляют. Для меня настоящий праздник наступил. Меня из бухгалтеров в профсоюзный комитет завода выдвигают, дядя ходит руки потирает; в обком, на руководящую работу метит, а в июле комиссия из Москвы. Оказывается, все мои рассказы великие русские писатели написали; а Колька стервец взял все на современный лад переиначил и мне подсунул. А последний рассказ про дядю и племянника писатель Гончаров написал, "Обыкновенная история" называется. Вот почему старикашка Александра Николаевича поминал. Так если бы одни рассказы, никакого шума не было бы. А тут ведь биография партийного лидера!
Вызвал нас первый секретарь; бегает по кабинету, ногами топочет.
-- Как же вы так, Александр Николаевич, прошляпили... Плагиаторы! Теперь, что же в Москве и мою биографию плагиатом посчитают?
В общем, оргвыводы незамедлительно последовали. Нам мелким сошкам все нипочем, а дяде Леше по шапке здорово дали. Строгий выговор с занесением и вместо редакторов директором банно-прачечного треста в райцентр. Номенклатура.
Но, что ты думаешь, дальше произошло. Другой бы на его месте спился, а он нет. Начал Александра Николаевича Гончарова читать. Целыми днями читает. На работу приходит, книжку откроет и дальше трын-трава. Банную работу забросил, но все тома полного собрания сочинений осилил; и романы и рассказы и письма, все перечитал, да не по одному разу... все плагиат выискивал. И до того навыискивался, что сюда в сумасшедший дом попал. Теперь здесь Гончарова читает.
Вот тогда я и решил Мишку Гончарова отыскать обязательно.
Шура рассказ закончил и тут только заметил, что у него еще один слушатель появился. Молодой парнишка в очках внимательно смотрел на Шуру и улыбался. Рассказ всем понравился, только Жора Лагранж не дослушал его до конца, заснул на диване.
-- Бэк! Ты где пропадал? Два часа ждем уже! Зачем Николаич вызывал? -- Ванечка Шумов повернулся к парнишке в очках, -- Лагранж нам друга привел. Такие замечательные байки про армейскую жизнь рассказывает, мне понравилось.
-- О! привет, Бэк, как дела? -- проснувшийся Жора Лагранж вскочил с дивана и потянулся.
-- Дела неважнецкие, господин Менделеев, придется тебе внешность менять.
-- Что ты лепишь, Бэк, какую внешность.
-- Свою внешность, Жорочка, свою. Тебя же теперь каждый постовой в лицо знает; майор Виктюков из восемнадцатого отделения милиции тебя во всесоюзный розыск объявил, -- Бэк остановился на мгновение, посмотрел на Жору и продолжил, обращаясь ко всем сразу, -- Вы знаете, друзья, что этот фрукт учудил вчера! Нажрался как свинья, с милиционером на посту подрался, а в милиции овечкой прикинулся; мой студенческий предъявил с фотокарточкой переклеенной и справочку об утере паспорта липовую. Ну а майор Виктюков решил Лешке моему подарочек сделать. Брата от тюрьмы спас. Были мы сейчас в восемнадцатом, Лешка меня на опознание водил...
-- Бэк! Ну и ты что сказал?
-- Да сдал я тебя! Все твои координаты выдал, уже группы захвата выехали. Что я могу сказать Жорочка? Я тоже овечкой прикинулся, сказал, что все это происки рецидивистов.
Все засмеялись. Студент Ванечка Шумов смеялся громче всех, он прямо захлебывался от смеха:
-- Вот удружил молдаванин! А если бы ты человека убил? Тоже на Бэка спихнул бы? Придется тебе теперь в Молдавию сваливать. Там тебя майор Виктюков не достанет.
-- Хватит вам над человеком смеяться, -- добрая девушка Елизавета за Жору Лагранжа заступилась, -- Это же серьезное дело. Если Жору захватят, могут посадить. Оказание сопротивления представителю органов правопорядка при исполнении им служебных обязанностей... бедный Жорочка тебе прятаться нужно.
-- Нет, вы видали, сестра называется, -- Бэк снова рассмеялся, -- Ладно Жора, раз Лизавета за тебя заступается, так и быть прощаем. Живи себе спокойно.
-- Ну, вот и хорошо! Гришка! Ты чай будешь пить? Правда, все уже остыло совсем, но пирожки еще остались! Кстати познакомься это Саша из Ростова, -- Елизавета подтянула Григория к светлоголовому парню, -- друга своего ищет, вроде у нас в институте учится, Гончаров фамилия.
-- Очень рад! Григорий! -- Бэк пожал протянутую руку, -- Гончаров говоришь? Хорошая фамилия, известная. А он тебе кто, приятель что ли?
-- Мишка Гончаров -- друг мой наилучший. Мы с Мишаней четыре года назад в Сочи вместе отдыхали, а потом от родителей в Москву дернули, гульнули тут неплохо, оторвались на всю катушку. Потом нас мусора повязали. Меня домой под конвоем: учеба пошла, неприятности всякие. Сколько писем Мишке написал, все без ответа. А в армии в психушку попал, вот там-то и дал себе слово найти Мишку обязательно.
-- Бэк, может ты попросишь знакомых мильтонов, пусть поищут по своим каналам, -- реабилитированный Георгий свое предложение выдвинул.
-- А зачем нам милиция, у нас в семье свой прокурор растет. Сходи-ка, Лизавета, принеси первомайский альбом с фотографиями. Будем следственный эксперимент проводить.
Елизавета удивляться и спорить не стала, она прекрасно понимала, Гришка без дела говорить ничего не будет. Через некоторое время она зашла в комнату с большим альбомом в руках.
-- Итак, господа хорошие, сейчас мы проведем опознание, -- Бэк взял альбом и начал его перелистывать, -- Все как положено по уголовно-процессуальному кодексу: понятые, подставные, свидетели и все прочее. Подписку о даче ложных показаний снимать не будем, так как работаем в неофициальных условиях, но устно я вас предупредить должен. Елизавета, какая там статья действует в отношении дачи ложных показаний?
-- Бэк, погоди ты со своими опознаниями. Чего меня опознавать. Ты вот лучше человеку помоги...
-- Не торопись, Чаадаев, -- прервал Бэк Жору Лагранжа, -- тебя никто опознавать и не собирается, никому ты не нужен! Итак! Все согласно инструкции: вы девушка, -- Бэк указал на Елизавету, -- Вы будете протокол вести, Ванечка и Жора понятые, ну а вы гражданин Барзеев, как главный свидетель, разыскиваемого будете опознавать.
И тут светлоголовый парень Саша с кресла чуть-чуть не подскочил. Он сначала на Григория посмотрел, затем на других и снова перевел взгляд на Григория. Лицо его выражало крайнюю степень удивления:
-- А ты откуда мою фамилию знаешь? Я ведь никому не называл ее. В справочной фамилия не нужна была, в милиции я не был, сюда меня Жора привел, а больше в Москве меня никто не знает. Я маленький был, когда мы в Ростов переехали.
-- А что бы органы правопорядка значили, -- при этих словах Гришка рукой на Елизавету указал, -- если бы о людях только плохое знали? ты вот друга своего разыскиваешь, тебе за это почет и уважение от народа. Не удивляйся ты так, ничего сверхъестественного здесь нет, сам потом смеяться будешь. Итак, приступим! -- Бэк раскрыл альбом и положил его перед Александром. -- Свидетель, узнаете ли вы кого-нибудь на этих фотографиях? С кем из них встречались, когда, по какому поводу? А вас, товарищи понятые, прошу поближе.
Александр взял альбом в руки, засмеялся и тут же показал пальцем на одну из фотографий:
-- Ух ты! это же Мишка! Точно он, Мишка Гончаров! Маринка?! А это ты, рядом с ними!
продолжение следует...
--
Управление по надзору за процессуальной деятельностью органов внутренних дел и юстиции.
Бакланка - статья 206 УК РСФСР Хулиганство (жаргон).