- Позвони Лешке, где они? Я беспокоюсь, - попросила жена.
Я посмотрел на часы, пол-одиннадцатого вечера. Телефон не работал, не думал, что в Америке могут существовать проблемы со связью. Энгус и Лешка уехали в Эльдорадо Каньон сразу после обеда. Красивое название, прекрасное место, на самом деле рай для альпинистов. На сравнительно небольшой территории заповедника скалы любой категории сложности, как для новичков, так и для профессионалов, и почти в черте города.
Мои сыновья занимались альпинизмом еще в России, и здесь быстро сошлись с местными фанатами. Они проводили в горах почти все выходные, иногда прихватывали и послеобеденное время после работы на неделе, как сегодня. Пару раз выезжали с ними и мы с женой, пробовали подниматься по простеньким маршрутом, довольно забавно и увлекательно. Но что творили ребята, у меня с трудом укладывалось в голове, они забирались на отвесные стены, подъем мог длиться несколько часов, и они как пауки на веревках сидели на стенах скал, потирая уставшие пальцы. Энгусу было 38 лет, шотландец, оригинальный грубоватый юмор, взрывной характер, он стал своим в нашем доме. Он постоянно травил какие-то байки и постоянно был центром компании. Сыновья были от него без ума.
Я набрал со своего сотового номер Энгуса, автоответчик попросил оставить сообщение, я попросил перезвонить. На душе было неспокойно, беспокойство жены передалось мне. В одиннадцать я набрал номер Синди, невесты Энгуса, извинился за поздний звонок, и коротко обрисовал ситуацию. Она сразу же сказала, что едет к нему в офис, и спросила, до какого времени мне можно звонить. Я сказал, что я тоже туда подъеду, мы договорились встретиться через сорок минут.
Мы называли его офис, но скорее это была мастерская. У Энгуса был небольшой бизнес, он наносил трафареты на футболки по заказам компаний, это была либо униформа, либо логотип компании для рекламных целей. Ребята иногда помогали ему, и он неплохо платил им за работу. Жил он там же, у него была спальня, совмещенная с кухней, и душ. У нас тогда была одна машина на семью, после гор либо он подвозил сыновей к нам домой, либо я их забирал в условленном месте. В принципе, Лешка мог остаться на ночь и у него, если вернулись очень поздно. А не позвонил, домашний телефон не работал, а мой сотовый он мог и не помнить. Жена сказала, что поедет со мной, я сначала возражал, но потом решил, что хуже не будет. Старшему сказал не ждать и ложиться спать.
Я приехал первым. Его машины на площадке не было. Я еще раз попытался набрать телефон Энгуса. Снова автоответчик. Я знал, что в каньоне сотовый не берет, но не могли же они все еще быть там. Поздний октябрь, темнеет рано. Может, сломалась машина, у него был старенький шевролет-блэйзер. Я пытался успокоить жену и себя, но внутри нарастала тревога.
Подъехала Синди, она открыла офис своим ключом, и мы вошли внутрь. Она сразу же села на телефон и начала обзванивать соответствующие службы, в том числе и горных спасателей. Никакой информации о происшествиях. Минут через двадцать нам перезвонили, спросили, где мы, и попросили подъехать в каньон. Нашли их машину на стоянке, машина закрыта, никого нет. Вызвана спасательная группа. Мы пересели в джип Синди и поехали в каньон, езды было около получаса. Минут десять спустя зазвонил ее сотовый. Ей что-то говорили, а она все время перебивала:
- Они живы? Они живы? Вы можете сказать, что с ними?!
- Они ничего не говорят, попросили только приезжать, - сказала она нам.
Я чувствовал, как холодная липкая волна, начиная с сердца, заливает всего меня. Да, я знал, как коварен этот спорт. Я знал, как много людей ежегодно гибнет в горах. Но я не думал, что это может коснуться меня. В связках, как правило, двое. Если один не удержал, сорвутся оба. Я уже понял, что случилось страшное. Жена на заднем сиденье молчала, я боялся обернуться, сказать мне было нечего. Всего три месяца назад мы переехали в Штаты, полностью по моей инициативе. Если сын погиб, она никогда не простит мне этого. Я молил Бога, пусть травма, пусть увечье, пусть инвалидность, но не смерть!!! Мы не сможем этого пережить! И понимал, что ничего уже нельзя изменить, что все произошло много долгих часов назад, а для спасения жизни иногда все решают первые минуты. Во мне все застыло, и внутренний голос кричал НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!
Никому не пожелаю таких минут.
Синди гнала под сотню миль по узкой ночной дороге, это около 160 км/час. Встречные машины сигналили и бросались на обочину. Зазвонил мой сотовый. Я ответил. Меня спросили, кто за рулем, и как скоро мы будем. Это был шериф. Он сказал, что встретит нас на въезде в каньон.
Синди прикурила одной рукой и открыла окно. В свете зажигалки блеснули слезы на ее щеках. Я не мог плакать, все внутри меня сжалось и оцепенело. За какой то час весь мир изменился, я не чувствовал реальности, это был кошмарный сон, грудь сжимало обручем при каждом вдохе, мне не хватало воздуха. Раздался голос Синди:
- Я думаю, Алексей жив, они могли узнать твой сотовый от него.
Она всхлипнула и прибавила газу. Потом я узнал, мой сотовый они узнали от старшего сына, домашний телефон заработал. Снова раздался звонок, сын. Я сказал, что перезвоню позже, пока ничего не известно. Ложись спать. Мой голос был ровным и не дрожал, только какой то пустой и мертвый, как будто не я, а кто-то говорил за меня. Мы подъехали к каньону, на въезде стояла полицейская машина с включенной сигнализацией. Я открыл дверь, и попытался выпрыгнуть из машины. Ноги подкосились, и я едва не упал, повиснув на дверце. Женщины остались в машине. Я с трудом на ватных ногах подошел к шерифу.
- Владимир? Следуйте за мной.
Он тихо тронулся, мы поехали следом. В начале парковки одиноко стояла машина Энгуса, чуть дальше еще несколько машин. Ходили какие-то люди с фонарями, справа в скалах тоже мелькали огни. Гул разговоров, команды. Мне вспомнились армейские ночные учения. В воздухе висела тревога. Мы медленно проехали мимо и проследовали к штаб-квартире каньона, он же музей. Мы остановились, я вышел сам, и помог выйти из машины жене. Она едва стояла на ногах, и была на грани потери сознания. Шериф помог выйти из машины Синди. Они первыми пошли к строению, я почему-то боялся заходить внутрь. Я ожидал, что тела уже там. Нить надежды оборвалось после встречи шерифа на въезде. Нас провели внутрь, посреди холла полукругом стояли стулья, внутри были какие-то люди, гнетущая тишина Нас попросили сесть. Мы сели на стулья, чисто автоматически, сил не было ни на что. Шериф обратился к Синди:
- Ужасная новость. Энгус погиб, - он замолчал. Синди сидела с прямой спиной, она даже не изменила позиции, только слезы струей побежали по ее щекам.
- А Алексей? - я едва расслышал свой голос. Я словно стоял на краю пропасти, ночью, и сейчас было время прыгать в темноту. Уже не было никаких чувств, только пустота.
- Алексей жив.
- Что с ним?
- Его привезут сюда через полчаса.
Моя жена соскользнула со стула на колени, уткнулась лицом в руки Синди, и женщины зарыдали в голос. Я подошел к ним сзади, обнял их обоих, и тоже расплакался. Потом поднял голову, посмотрел на людей, стоящих вокруг нас в молчании, в их глазах блестели слезы. Душа треснула надвое.
Энгус погиб, как это возможно?!
Алексей жив. Господи!
Нам принесли воды. Мы медленно приходили в себя. Все молчали. Моя жена и Синди сидели обнявшись. Подъехала машина. Вошли какие-то люди и Алексей. Он был взъерошенный и жалкий, как воробей. Он посмотрел мне в глаза, отвел взгляд и шагнул к Синди. Она встала и обняла его. Неслышными шагами все присутствующие подошли ближе и образовали круг вокруг них, включая нас, а они стояли в центре. Все молчали. Потом кто-то попросил нас снова сесть. Алексей сидел отстраненный и понурый, и избегал прямого взгляда. Мне хотелось спросить, как все произошло, но такой возможности не было. Что это было, ошибка, растерянность, страх? Виноват ли он в смерти напарника? Это не была попытка оценить степень вины. Никто не сможет наказать себя более, чем ты сам. Но если есть вина, как он сможет с ней жить? Приехали еще люди, с ними был врач. Он сказал, что тело Энгуса сняли со скалы, и отвезли в морг. Потом он повернулся к Алексею, и сказал:
- Ты не виноват, твоей вины нет. Несчастный случай, стечение обстоятельств.
Он объяснил, что во время падения Энгуса произошел перехлест веревки вокруг шеи, удар о скалу и мгновенная смерть. Лешка расплакался. Врач повернулся ко мне:
- Он все понял? Объясните ему.
Я перевел ему, но, по-моему, он меня не слушал, и был где-то далеко.
Потом появился следователь, и попросил разрешения задать некоторые вопросы Алексею по горячим следам. Он сказал, что это не поиск виновного, нет сомнений в несчастном случае, это закон и порядок расследования любого несчастного случая со смертельным исходом. По форме, это была беседа, по сути, допрос.
Постепенно складывалась картина происшедшего.
Когда они приехали в Эльдорадо Каньон, было уже около четырех пополудни. Они выбрали достаточно сложный маршрут, времени было мало, они спешили. Они должны пройти перевал с очень сложным участком, почти вертикальной скалой, и выйти к стоянке с другой стороны. Когда они вышли к этой скале, было около шести часов вечера, и солнце уже садилось. Алеша стоял на промежуточном пятачке и страховал, Энгус пошел вперед. Он поднялся метров на 20, и начал ругаться, дальше шла почти гладкая стена. Алексей предложил вернуться.
- Мы пройдем.
Он дважды срывался, Алексей с трудом удерживал рывок веревки, он был намного легче по весу. Несмотря на все, Энгус шел вперед, и продолжал ставить клинья. Потом он вышел к абсолютно непроходимому участку. Он пошел влево по вертикальной стене, не было трещин, некуда поставить промежуточные клинья, почти не за что ухватиться пальцам. Это был человек, который не умел отступать. Он ушел из зоны видимости Алексея, и тот только травил веревку, в готовности натянуть страховку. Энгус прошел двенадцать метров без страховки, не вбив ни одного промежуточного клина. Когда он сорвался, он летел эти 12 метров по дуге. Во время падения веревка перехлестнула горло, и когда он ударился об скалу, под весом тела ему сломало шейные позвонки. Алексей удержал веревку, рывком его подбросило в воздух, и он налетел на скалу. Потом он стал кричать Энгусу. Не получил отклика, он закрепил конец веревки, и полез наверх. Он обнаружил тело Энгуса, и убедился, что он мертв. Достал его сотовый и попытался позвонить, связи не было. Он пытался кричать и звать на помощь, так же безуспешно. Солнце зашло, и начинало смеркаться. Он обвязал тело веревкой, и спустил на тот перешеек, на котором сам находился раньше. Потом бросил конец веревки вниз, и забился в расщелину между скал. Спуститься одному вниз в темноте, без веревки, у него не было шансов.
Я не знаю, о чем он думал, когда бросал веревку вниз. Я не знаю, были ли у него другие варианты. Я не знаю, что пережил этот семнадцатилетний мальчишка за эти шесть с половиной часов один в холодных камнях ночью, пока не пришли спасатели, над телом мертвого друга. Я никогда не спрашивал его об этом. Я не знаю, и не хочу этого знать! Нельзя в чужую душу в сапогах, даже из лучших побуждений.
Я позвонил старшему сыну, и сказал, что Энгус погиб, Алексей цел. Сказал, чтоб нас не ждал, вернемся утром. После окончания формальностей, мы проехали в морг, я сел за руль, Синди не в состоянии была вести машину. Она и Алексей прошли опознать тело, мы остались. Были подписаны какие-то бумаги. Потом была беседа с психологом, была предложена программа реабилитации для Алексея, оставлены брошюрки и телефоны. Синди позвонила дочери и договорилась о встрече на стоянки у офиса Энгуса. Она приехала со своим бойфрендом, они забрали машину Синди, а мы пересели в свою. Я отвез их домой и сам поехал на работу, я работал в первую смену с шести утра, приехал как раз к началу смены. На автопилоте отработал смену, вернулся домой, зашел на сайт скалолазов Колорадо, там обсуждалась эта трагедия. Все считали, что вины Алексея тут нет.
Через пару дней старший сын принес местную газету со статьей бывшей жены Энгуса. Они были в разводе шесть лет, она ушла к другому мужчине, забрала дом, машину, все сбережения, сына. Даже однажды сдала его в полицию, когда он слишком эмоционально выражал свое мнение. Они не были такими близкими друзьями, как она написала в статье. И тем более, она не была единственным его другом. И она не имела никаких прав оценивать трагедию, и возлагать вину в гибели экс-мужа на моего сына, публично в печати. Она даже не пришла на прощальную церемонию, где присутствовали около двух сотен человек, его друзей и знакомых, пришедших отдать ему последнюю память. Я даже не мог предполагать, как много людей знали его и считали его близким другом. В центре комнаты стоял маленький фонтанчик, и каждый пришедший клал в него камень. Церемония прощания проходила в доме Синди, приехали его родители из другого штата. На стенах висели его фотографии, в одной из комнат крутилось видео с его участием. Не было столов, тостов и закусок. Кто хотел, мог налить себе спиртного и выпить, в уголке на одном из столов было все необходимое.
Его тело кремировали, и прах развеяли над местом его гибели. Это делали Синди, ее дочери, моя жена и дети.
Нам позже звонили психологи, но мы отказались от их помощи. Ничего плохого я не вижу в такой программе, но мы другие, мы русские. И мы не умеем свою боль делить с другими, сами носим в сердце, сами страдаем, сами излечиваемся. Может их вариант у них тоже работает, я не знаю, не мне судить.
Алексей после этого случая очень сблизился с Синди, порой они часами разговаривали по телефону, он часто оставался ночевать в ее доме. Они взаимно поддерживали друг друга в общем горе.
Месяц назад мы снова встречались в ее доме на вторую годовщину его гибели. Немного пива, большой костер во дворе. Общие знакомые и друзья. Кто-то женился, у кого-то родились дети. Как быстро летит время. Я подошел к его большому портрету и долго смотрел в его глаза. Сзади подошла Синди.
- Мне очень его не хватает, я так скучаю, - сказал я.
- Я тоже, - ответила она и прижалась к моему плечу.
Что удивительно, я ни разу не был в Эльдорадо Каньоне с той страшной ночи. Я часто бываю в горах, минимум ежемесячно. Зимой лыжи, летом - просто горы. Они манят и очаровывают меня. Они видны из окон моего дома, и я всегда их вижу с трассы, когда возвращаюсь домой на автомобиле. Эльдорадо Каньон тоже виден из моего окна. И всего лишь двадцать минут езды. Это на самом деле прекрасное место, но я ни разу не был там после его смерти. Даже, когда его прах предавали земле, я тоже не был там. Я не видел его мертвым, я не видел места его гибели. И я не могу смириться с тем, что его больше нет. Он всего на два месяца метеором ворвался в нашу жизнь, вспыхнул и сгорел, но до сих пор живет в моем сердце.
Я ни в чем не виноват перед тобой, мой друг, и все же. Прости. Я еще приду к тебе, поднимусь на эту чертову скалу, достану пару рюмок и бутылку русской водки, тебе она нравилась. Одну налью для тебя, накрою горбушкой хлеба по русскому обычаю, и сам выпью за твою светлую память. Мир праху твоему.