Черный дым поднимался к беспощадному небу, затянутому мрачными темными тучами. Глухая толпа собралась на площади маленького городка, очищаемого от скверны. Высокий монах в черном клобуке читал библию, изгоняя дьявола, забредшего в тихий город. Дьявола, принявшего облик красивой черноволосой женщины. В праздничный вечер перед светлым Рождеством Христовым дьявола изгоняли очистительным огнём.
Свирепо полыхал костер. Жадно поглощал он пищу, щедро собранную для него людьми в черных капюшонах. Весело трещали, политые маслом, дрова. Падре Дугальд, стоя в центре толпы, подальше от обжигающего пламени, громко молился, но слова его не достигали неба.
Небо хмурилось, грозилось, гневалось.... Оно видело только молодую женщину среди пламени. Её вывернутые руки, привязанные к столбу, её обнаженное тело, исхлестанное бичами, её лицо, искаженное мукой. Уже занялись огнем черные волосы, запузырилась ожогами белая кожа.... Нет спасения, нет сострадания...
Ощерились тучи злобным оскалом, съедая остатки последнего слабого зимнего света. Завыл ветер, сыпанув режущий, колючий, секущий снег. Сорвал капюшон с черного монаха, открыв его перекошенное торжествующей ухмылкой лицо. И, вдруг, среди зимы, полыхнула молния. Ударила посреди толпы, словно желая испепелить еретиков. Громыхнуло разгневанное небо... И увидели собравшиеся на площади, как раздвинулись черные тучи, и упал на костер светлый луч. Прекрасная женщина поднималась по этому лучу, уходя от разочарованного огня, потерявшего свою добычу. Черные волосы ее, словно грива, развевались по ветру, изумрудные глаза сверкали на бледном лице, и алые губы шептали проклятия оставшимся внизу. Лунный свет обволакивал её тело, украшая звездной пылью, и уводил прочь от страданий....
Когда погас луч и странное видение исчезло, заметили люди, что возле догорающего коста лежит немой и неподвижный падре Дугальд, монах-инквизитор, пославший Рону на костер. Рону, спасшую город от черной чумы....
Молча расходились по домам, к праздничному ужину. Прятали глаза друг от друга. Знали, большое зло, совершённое сегодня, не простится. Они торопились скрыться в своих домах, и за кружкой горячего эля забыть о том, что видели. О том, что сделали. О том, чему позволили свершиться.
Только одна старуха бежала прочь от дома. Прижимая к груди маленькую девочку, она вышла из городских ворот, спасая дочь Роны....
Святочная ночь 1
- Ой, Галю, страшно мне..., - шептала Оксана, - хоть бы хрестики оставили...
- То не можна с хрестиками гадать, Оксано.
- Так нечистая ж сила бродит....
- Потому и гадаем. Святки.... Может, и покажется сегодня чего....
Морозный воздух просвечивался таинственным сиянием. То луна, словно подглядывая, колыхалась меж редких тучек в небе. Да звезды, нарядившись в блестящие украшения, словно панночки какие, дружно водили хороводы, гордо не замечая суеты внизу. А что им? Ежели черт и ухватит какую, все равно ведь не удержит, отпустит. То пусть люди о душах своих заботятся.
Темно было и холодно в старой бане. Свет электрический не включали - не ко времени. Свечки заготовленные лежали, да газеты районные стопкой. В углу петух черный дремал, открывая иногда блестящий глаз и поглядывая на двух красавиц, что сидели у стола.
Одна из них была статная чорнобровая Ганна. Хоть и не было ей равной на селе, только парни не сильно заглядывались, стороной обходили больше. Непростая она была дивчина, ох, непростая. Случай с Лешкой, первым хвастуном на деревне, не забывали. Обидел он Галю. Похвалился, будто приветила она его, на подарки дорогие позарилась, и ночку с ним провела. Только после той похвальбы беда с ним приключилась. Поскользнулся он на полу да упал. Неловко так. Плохо нога срослась. Хромым остался.
Мать Ганны знахаркой слыла. Наговорами хворь и с людей, и со скотины снимала. Как у кого беда в доме - к старой Назаровне бегут. Только, что ж, одно дело помощи попросить, а другое - дружбу водить. Так и жили они с матерью - вроде и в селе, и среди людей, но осторонь.
Только и была подружка у Гали - рассудительная спокойная Оксана. Коса у дивчины - русая, брови дугой, губы - словно вишни наливные. Парни аж слюной захлебывались, вокруг нее ухлестывая. Только Оксана свои правила имела. Из богатой семьи была. Отец её много земли имел, да технику разную. Но не рвется она все бегом пробежать да быстро попробовать. Свои мысли о жизни имеет. Может, потому и дружит с Галей. Еще до школы та дружба началась. Оксанкины родители хоть и не приветствовали дружбу эту, но не сильно и возражали. Пусть дочка тешится.
Да и то сказать, может Степанида Назаровна и ведьма, но кто ж сейчас в это поверит. Да их и называют нынче по-другому, экстрасенсами кличут. И зарабатывают они хорошо. Вон, по телевизору, настоящих колдунов показывают. Куда старой Назаровне до них. У настоящих экстрасенсов все пальцы перстнями украшены, бусы на шее висят дорогие, наряды от самых лучших мастеров заграничных. А у старухи руки хоть и ухоженные, будто и не прожила всю жизнь в селе, а городские маникюры делала, только перстней она сроду не носила. И откуда им взяться?! Хоть и помогала людям знахарка, но цену работе своей никогда не называла. Что люди дадут сами - то и ладно. А люди, оно известно: кто даст, а кто и спасибо сказать позабудет.
Небогато мать с дочерью жили. А мужика в их доме отродясь не было. Степанида в том селе родилась, да почитай, всю жизнь и прожила. Уехала однажды в город, а через два года вернулась с маленькой Галей на руках. Дочку сама растила. Но за хозяйством следила, да и соседи в помощи не отказывали. У каждого ведь на селе нужда приходит. Уж лучше не обижать знахарку.
Славной девушкой Галя выросла. У матери знания о травах потихоньку перебирала. Знала, как одна и та же трава, да по разному собранная, и добрым зельем стать может, и ядом смертельным обернуться. Видела то, что не каждая знахарка увидит. Могла сказать, что у скотины болит. Уже и лечить пробовала. Да так ловко у нее выходило, почитай, не хуже, чем у матери, а то и лучше. Видела она и людскую хворь....И справиться с ней могла. Да только что-то её останавливало, словно преграда какая стояла. Не могла она себя пересилить. И хоть все учителя прочили ей в фельдшерицы идти, но другой путь она себе выбрала. Школу отлично закончила, навострилась в город ехать, в институте на ветеринара учиться.
И Оксана, подружка неразлучная, тоже с ней собралась. Её родители не против. Такой фермой управлять не так то просто.Знания крепкие нужны. Так они и дружат - всё вместе.
****
А вот и зима-королевишна пришла. Поля спрятала от холода под белым пуховым снегом. Деревья в шубки меховые нарядила, чтоб на светлое Рождество Христово вся земля приоделась да похорошела. Жизнь, она ведь тепло любит. А снег то, хоть и холодный, да травы и деревья согревает. И ничего нет важнее зимой, чем святки. Весь мир христианский этот праздник ждет. Вот дождался. Прошел день предпраздничный, святой вечер на землю спустился.
А на свят-вечер самое гадание. Решили подружки у Гали гадать. На кладбище не пошли. Да и то - боязно. Собрались, теплые полушубки надели, кресты нательные дома оставили. Всё по правилам.
Сначала на тенях гадать начали. Смяла Оксанка газету, на тарелку глиняную положила да подожгла. Горит огонь жаркий, все прогорело. А свеча сзади, пламя колышется. Смотрит Оксана, видит - человек бежит. Знать, в дорогу дальнюю собираться. Эдак повернула - снова человек, в мантии, словно король гордый, а с ним пес верный рядом сидит.
- Эх, Оксанка, счастье тебе будет, - улыбается Галя. - И справедливость тебе видится, и помощь от хорошего человека придет. Славные знаки.
- А жених кто? - Оксана любопытствует.
- А что жених? Вон Петро с тебя глаз не сводит. Только моргни - сватов зашлет. - Веселится Ганна, подружку поддразнивает. - Сейчас в зеркала смотреть будем, там и увидишь, кто жених твой.
- Та тю на тебя, Галю. Ну что тот Петро. Рыжий, только и умеет на гармошке играть.
- Ой ли? Только на гармошке?
- Ну, не только.... Да что пристала. Не глянется мне Петро. Может, кто другой мой суженый.
Погадала на тенях Галя, загрустила. Крест ей показался. Большой. Ничего говорить не стала.
Поставили девчата зеркала, свечки зажгли. Смотрела Оксанка, смотрела, кудри рыжие мелькнули, только и успела крикнуть "Чур, меня!", да и сомлела.
Пришел и Галин черед в зеркала глянуть.
***
...Густой, пронизанный полуденными солнечными лучами лес. Важно шелестят кронами деревья, шепчутся о чем-то между собой. Ароматные, крупные цветы, словно небрежно рассыпанные драгоценности из шкатулки кокетки, приманивают своей красотой и запахом пчел и прочих насекомых. На поляне белый конь пасется, неторопливо щиплет траву. Уздечка инкрустирована драгоценными камнями, грива вычесана,богатое седло на нем, только подпруга слегка ослаблена. Бока не опадают, видимо, давно гуляет, отдохнул уже после быстрого бега.
А посреди поляны молодой рыцарь. Кудри русые, глаза карие. И рядом с ним удивительной красоты молодая девушка. Черные волосы ее украшены цветами, а изумрудные глаза светятся счастьем. Рыцарь ей голову на колени положил, в лицо смотрит неотрывно. А она шепчет что-то. Улыбка её.... Нет на свете прекраснее улыбки. Все звезды небесные, все ливни весенние, все песни летние, солнечными лучами переплетенные, в той улыбке собраны. Так женщина только любимому улыбается. У каждой своя улыбка - неповторимая. Смотрит рыцарь на ту улыбку, и глаз отвести не может.
Только вдруг послышался топот копыт, затрубили рога, мчит охота с гиканьем и присвистом, перекрикивая собачий лай. И, спасаясь от погони, выскочил на поляну дикий вепрь. Рыцарь вскочил, а она только глянула на вепря, приложив палец к губам. Зверь и застыл, словно вкопанный. Постоял немножко, и вдруг к ней подбежал, ластится, пятаком в руку ей тычется, похрюкивает, словно поросенок мамку ищет. Стоит рыцарь, будто зачарованный, не шелохнется. А красавица почесала вепря за ухом, да в сторону кивнула, тот и побежал, куда велено, словно хорошо выдрессированный пес. А как ушел зверь с поляны, рыцарь кудрями тряхнул, засмеялся. Поцеловал её. Затем, снял с руки перстень драгоценный с камнем зеленым и ей на палец надел....
***
Много чего увидала Галя, да, то только ей и ведомо.
***
Длинна святочная ночь. Оксана, как в себя пришла, Галю к подружкам звать стала, идти колядки петь.
- Ой, Галю, натерпелась я страху. Не пойду гадать больше. А тебе чего глянулось?
- Да и не видала я, почитай ничего, - отговорилась Галя, - так, марево одно.
- Ну, да и ладно. Пойдем лучше с девчатами колядки петь. Ночь какая .... Ты глянь только: месяц дугой вывернулся, а по небу, словно зеркало кто разбил, да осколки разбросал. Не налюбуешься. А снег то, снег.... Так и сверкает, словно диамантовый. А там будто смарагды кто рассыпал. Красиво. Ой, Галю, люблю я святочную ночь. Ни одна ночь на нее не похожа. Волшебство одно.
- Красивая ночь и дивчата хорошо поют. Только, не пойду я сегодня никуда. Беги одна.
- Жаль. Ну, как знаешь. Только, - засмеялась Оксанка, - хоть и видела я рыжие кудри, да то еще бабка надвое сказала.
Проводила Ганна подружку, а сама домой пошла. С матерью посоветоваться.
Назаровна сидела у празднично накрытого стола. Чего там только не было: колбаса домашняя, только что из печи вынутая, славно скворчала на блюде, наполняя дом острым чесночным духом. В сторонке окорок поросячий, со специями пряными запеченный, так и просился угостить дорого гостя. Крупные ломти нежно-розового сала бесстыдно пялились на всякого вошедшего, будто и не сомневаясь, что нет здесь еды вкуснее да правильнее. В картошке, притрушенной заготовленными травами, плавился большой кусок сливочного масла, рядом, на расписном блюде - селедочка, сверху крупными кольцами лука укутанная, да душистым постным маслом политая. А посередине стола стояла глубокая миска холодца, рядом с которой притулились хрен да горчица. А и то правда, какой же холодец без хрена? Так, недоразумение одно. И между основательной мясной едой стояли тарелки с капустой квашеной да огурчиками солёными. А уж грибы во всем их соблазнительном многообразии представленные, явно намекали, что только они и подходят для закуски. И закусывать было что. В красивой бутылке ждал своего часа давно выгнанный, на специальных травах настоянный, добрый самогон. А уж лучше наливки вишневой, что Назаровна делала, так никто ничего отродясь не пробовал.
Да и хата к празднику прибрана. Выметена, вычещена. От трав знахаркиных дух стоит знатный. Хорошо. Празднично.
- Что так рано, доню? - улыбнулась она входящей дочери. - Я думала, ты с дивчатами колядовать пойдешь.
- Та, нет, мамо. Не до колядок мне сейчас.
- Что так? Неужто видела кого? Вы ж с Оксанкой гадать ходили?
- Видела, мамо, много чего видела. Никогда раньше такое и не марилось.
- Рассказать хочешь? - серьезно спросила она дочку.
Галя только кивнула. О таком говорить не просто. Многое она и сама поняла. Да только есть и такое, что никто кроме матери не растолкует.
- Видела я, мамо, хлопца. Руки он свои ко мне протянул, только руки у него связанные....
- Знать, помощи твоей просит. Слабый он человек. Только не было сильных мужей у наших прабабок. И нам не судилось.... Что еще видела?
- Женщину черноволосую, лицом со мной схожую. Глаза смарагдовые, а платье не поймешь, будто из лунного света соткано, звездной пылью разукрашено....
- Вот оно, значит как.... - медленно протянула Степанида. - Выходит, Рона к тебе пришла. Силу, доню, имеешь,большую силу. Не каждой из нас Рона кажется. А раз так, должна я тебе, Галю, наследство передать.
- Рона? Вы про кого, мамо, говорите? Кто это? И что вдруг за наследство?
- Прародительница она наша. Не каждая из нас её увидеть может, не ко всем приходит. Мне не являлась, я о ней только от бабки своей слышала. Большой силы была ведунья. Тайны жизни ей были открыты. Спасла она город древний. От черной чумы спасла. Мало кто смог бы такое чудо сотворить. Да только не помогло ей это. На костре сожгли ее. И не за то, что ведунья, а за то, что черному монаху в любви отказала, только, кто ж о том знает.... Расскажу я её историю, а может, она сама поведает, коль открылась тебе. А наследство....
Степанида встала и ушла в спальню. Вернувшись, положила на стол перед дочерью сверток крошечный. Молча, только кивнула, мол, бери. Так же молча Ганна развернула тряпицу и ахнула. В руке она держала перстень. И хоть никогда раньше настоящих драгоценных каменьев не видела, поняла, что этот перстень цены не имеет. Огромный изумруд, среди россыпи прозрачных диамантов, оправленный в черненое золото, сверкал, словно глаза той, которую звали Рона.
- Мамо, откуда это у вас? Я такой красоты в жизни не видела. И что вы никогда перстень этот не носили?
- А мне, доню, его не носить. Перстень этот от Роны передается. Непростой он, заговореный. Видишь, слово написано?
- Вижу....
- Если камень вниз повернуть, да по слову этому трижды мизинцем провести, отведет этот перстень глаза любому, от кого ты скрыться захочешь. А ежели камнем вверх, да в другую сторону по слову провести....
Остановилась Назаровна, словно дух перевести. Вроде и слова простые, да видать выговорить их трудно.
- Что, мамо? Та говорите уже!
- Торопишься, Галю.... Если то сделать, знания тебе откроются. Да только....
- Знания? Так вы пробовали?...
- Не каждой из нас это под силу...
Степанида замолчала, а потом спросила:
- Вот, что, доню. Разговор наш долгий будет. Ты мне сначала скажи, Рона, она молча показалась, или сказала что?
- Странные слова.... " В круг зайдешь! Чему быть суждено - случится. Из круга другая выйдешь. Два пути перед тобой. На одном из них -твой суженый рядом. Счастье есть. Дочка. Большой силы она, тебя сильнее. Только ему недолго жить. Другая женщина не простит. Сведет со свету, и ты не поможешь. Потому как это - дочь его будет, другая. Темная.
Второй выход из круга - одной остаться. Людям помогать. Вся твоя любовь в силу пойдет. Богатство - не твой путь. Что люди дадут - возьми. Но не сверх, иначе бедою захлебнешься.
А парубку тому еще горше придется. Богатым будет, да только сгубит это его. Что жена его, что дочь будут со свету сживать, пока не изведут. Всю жизнь метаться ему, маяться. О тебе не вспомнит. В твоей воле - простить или нет".
- А третий путь, - задумчиво добавила Галя, - сказала она мне, больно туманный. Но покажет его мне во благовремение.
- Что ж, доню, длинна рождественская ночь. А эта -особенная. Многое я тебе рассказать должна. Много узнаешь сама. Раз уж Рона тебе казалась, то еще придет. А сейчас, иди, погуляй с дивчатами. Еще колядки поют, со звездою ходят. Христос нарождается. Радуйся! Иди, доню.