Командировочный от фонда Сороса

Утверждают, что 22 июня - самый долгий день в году. Мой самый долгий день начался на два дня позже, в 5 часов утра 24 июня 1994 года, когда громким стуком в дверь разбудили моего соседа по комнате в гостинице киевского аэропорта "Борисполь". Сосед мой летит в Париж в 7:30, а я - в Нью-Йорк часом позже.

Вообще-то я лечу через Нью-Йорк в Венесуэлу на международный симпозиум. Эту поездку финансирует фонд Джорджа Сороса, который хорошо знаком с нашими порядками. Именно потому фонд благоразумно осуществляет целевую и персональную поддержку учёных, так что моему руководству не удалось отправить в Южную Америку вместо меня какого-нибудь своего функционера, и оно, "скрипя сердцем", согласилось на мою поездку, поскольку она не коснулась университетского бюджета. В Киеве мне выдали оплаченный фондом Сороса чек для возмещения предстоящих расходов на гостиницу и питание, который следует передать в Оргкомитет Симпозиума, персональный именной чек American Express, а также две книжки билетов. Одна - на рейсы украинской компании Air Ukraine до Нью-Йорка и обратно, а вторая - американской авиакомпании American Airlines с билетами до Майами и Каракаса и в обратном направлении.

Сосед умчался в Париж. Кажется, мне удалось ещё чуть-чуть подремать, но в 5:45 я - уже на ногах. От гостиницы до международного терминала аэропорта 10 минут ходьбы, так что в 6:30 я уже стою в очереди на регистрацию. Оказывается, она началась ещё в 5:30. Таможенные формальности заняли совсем немного времени: видимо, командировочные их не интересуют. Чемоданчик мой просветили (как там моя фотоплёнка? - написано-то "филм протектив") и разрешили взять с собой в салон.

Второй этаж, пограничный контроль. У парнишки, стоящего передо мной, не продлена виза, а отметка ОВИРа не годится, его отправляют куда-то вниз и занимаются мной. Кажется, я ошеломил прапорщика: во-первых, его удивила выданная мне в Москве американская виза в паспорте, закатанная вместе с фотографией в пластик. Таких он, судя по всему, ещё не видел. Мой украинский паспорт держит в руках, а спрашивает, гражданином какой страны я, собственно говоря, являюсь . На моё удивление этому обстоятельству замечает: "Какая-то немецкая у Вас фамилия". "Такую получил в наследство", - отвечаю и думаю при этом, что со стороны это похоже на беседу двух обитателей психбольницы с Кульпарковской (что во Львове). Прапорщик на всякий случай зовёт офицера, долго шепчется с ним, "незаметно" поглядывая на меня в зеркало сзади сверху, не нервничаю ли я. А я с трудом сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Наконец, раздаётся щелчок запора - проходите.

Для меня многое в этой поездке внове. Ведь я впервые неожиданно выбрался в далёкое зарубежье: кроме кратковременной поездки в Болгарию на научную конференцию в 1991 году, за границей я не бывал. В советские времена необходимо было получить одобрение партийных комиссий на любую зарубежную, даже туристическую поездку. При этом нужно было пройти несколько таких комиссий по конвейеру: факультетскую, университетскую, потом райкомовскую. Процедура эта была настолько бессмысленной (при чём здесь партийные комиссии для меня, никогда не состоявшего в этой партии?) и унизительной, что меня тошнило от одной только мысли об этом. Эти штатные и добровольные помощники КГБ подозревали в каждом намеревающемся сигануть за границу антисоветчика и потенциального невозвращенца: "Поймите, мы несём за Вас большую и персональную ответственность".

А в постсоветское время преподаватели и научные работники в результате дикой инфляции украинской платёжной единицы враз так обнищали, что едва сводили концы с концами. Всё финансирование шло на зарплату сотрудников, не хватало ни на оборудование, ни на реактивы, так что было не до поездок, тем более зарубежных.

Однажды во время одной из редких тогда на Украине Международных конференций в Ужгороде наш коллега, английский профессор, поинтересовался, сколько зарабатывает профессор украинского университета в месяц в пересчёте на доллары. Ему откровенно признались, что около 30 долларов, но он не поверил и переспросил: "Это за час?". "Нет, за месяц". Через несколько минут, он, видимо, решив, что неправильно понял наш английский, переспросил: "Это зарплата за день?". Получив тот же ответ, что и прежде, он больше не переспрашивал, видимо, решив, что всё это — мистификация. В его голове не укладывалось, в какой нищете очутились наша наука и образование.

Поэтому для меня оказался полной неожиданностью телефонный звонок моего московского коллеги, с которым мы одно время сотрудничали. Тот сообщил мне, что по предложению Оргкомитета международного Симпозиума по поверхностно активным веществам, который должен состояться в Венесуэле, фонд Сороса готов финансировать поездку туда девяти человек из стран бывшего СССР, в том числе и меня.

Так мне удалось впервые выбраться в капиталистическое зарубежье, минуя партийно-бюрократические фильтры. К счастью, остались позади мои московские хлопоты с венесуэльской визой и многочасовые очереди под палящим солнцем у американского посольства в ожидании транзитной визы США. На моё несчастье там вышел из строя компьютер, получение визы растянулось до самого моего отъезда домой, так что мой паспорт с визами мой коллега привёз мне на такси прямо на перрон за несколько минут до отправления поезда.

Но вернёмся в Борисполь. Взлетели почти вовремя. Нам предстоит лететь четыре часа до ирландского аэропорта Шеннон. Стюардессы разносят импортные соки, воду, вино, водку. Кормят очень даже неплохо, особенно на фоне скудности нашей жизни в родном крае. Потом опять предлагают напитки.

Сосед справа — довольно молодой бизнесмен, летит в Сан-Франциско через Нью-Йорк на интенсивный одномесячный курс английского языка с проживанием в американской семье. Для последней — это неплохой бизнес: они за 1000 долларов предоставляют ему комнату, постель и трёхразовое питание.

Вспомнился рассказ преподавательницы нашей группы интенсивного английского языка по методике Игнатьевой об одном из своих бывших учеников. Тот, талантливый экономист, не имея способностей к иностранным языкам, пытался заучивать длиннющие диалоги, но без особого успеха. Наконец, ему удалось поехать в Англию на довольно длительный срок с проживанием в тамошней семье. Вернулся похудевший и злой. Мало того, что скудно кормили, но и поговорить, как следует, не мог: "Я им говорю точно, как в тех диалогах написано, а они текста не знают и несут какую-то отсебятину, ничего не пойму".

Из беседы с соседом выяснилось, что фонду Сороса мой билет в компании Air Ukraine обошёлся примерно вдвое дороже, чем соседу. В полёте мы оба пролистываем русско-английский разговорник и, как оказалось, одну и ту же главу "В аэропорту" (потом, в Нью-Йорке, в аэропорту JFK нам это пригодилось).

В Шенноне 15°С и моросит (хорошо, что предусмотрительно захватил с собой кофту, плохо, что куртка осталась в чемодане в багажном отсеке). Аэропорт Шеннон — первый зарубежный аэропорт такого класса на моём пути — прекрасно оборудован и весь представляет собой сплошную сеть беспошлинных магазинов, но цены в фунтах стерлингов и очень высокие. По радио объявления звучат чётко и, главное, на каждом шагу расположены мониторы с указанием рейсов, времени отправления и номера соответствующего сектора (здесь gate — ворота).

Вспомнил, как мы возвращались во Львов из командировки в Днепропетровск. На вокзале Днепропетровска много перронов и путей, которые, в отличие от Львовского вокзала, не имеют постоянной привязки к поездам, большинство из которых — проходящие, в том числе и наш. В справочной не знают, на какой путь прибывает наш поезд: "Слушайте объявления по радио". Объявляют на украинском и русском языках, но до того неразборчиво, что люди без конца переспрашивают друг у друга и мечутся по подземным переходам от перрона к перрону с поклажей в руках. Весёлая была посадка!

Стоим в Шенноне около часа: идёт дозаправка самолёта. Один из пассажиров нашего рейса, молодой американец с забавным пятилетним сынишкой что-то перекусывает в баре. Неужели уже проголодался?

Собираемся у нужного выхода, до самолёта — едва ли 20 метров, но моросит чуть-чуть, поэтому минут 10 ждём автобуса, доставившего нас до самого трапа.

2. Шеннон - Нью-Йорк

До Нью-Йорка — ещё 6 часов лёта, потому кормят ещё дважды, но уже из ирландских припасов: без латвийских шпротов, но предлагают нежные салатно - морковно - помидорно - огуречные смеси, белое куриное мясо, сэндвич с сыром, каплю клубничного джема в пластиковой упаковке, соки, воду, вино — по полной программе.

Через проход от меня (очень узкий — едва проезжает столик, на котором стюардессы развозят еду и напитки) расположилась, судя по надписям на многочисленных коробках под креслами, семья, выезжающая на ПМЖ — постоянное место жительства в США. Не сидит, а восседает молодая дородная мама с младенцем на руках, рядом — незаметный папа и ещё четверо их детей 6 - 10 лет (две дочери и два сына). Видимо, эмигрирует семья баптистов. Одна из старших девочек выдавила себе прямо в рот один из многочисленных пластиковых пакетиков, входивших в состав выданного продуктового набора, и сидит с совершенно потерянным лицом: проглотить не может, а выплюнуть не решается. Нашёл такой же пакетик у себя в наборе: майонез для салата. Девочка решительно отобрала такие же пакетики у своих младших братьев и сестёр и выбросила.

Над океаном началась сильная "болтанка", — мы вошли в зону турбулентности, как объявили по радио. Резко снижаемся, так, что болит в ушах. Удивительно, как стойко переносят это дети напротив, даже младенец, хотя их маме явно не по себе.

Ещё в самолёте стюардессы по нашим паспортам заполнили наши таможенные декларации для въезда в США, мы лишь расписываемся. Видимо, не доверяют нашим знаниям английского, а запасных бланков деклараций нет.

Через считанные минуты после приземления к самолёту подъехал большой автобус, салон которого поднялся вровень с люком нашего ИЛ-62, принял половину пассажиров, отвёз их в здание аэропорта, выгрузил и был таков, так что мы даже не коснулись ногой американской земли.

В аэропорту им. Кеннеди — очень краткие иммиграционные формальности: проверка подлинности визы на компьютере, пара вопросов: "Куда направляетесь? На какую тему симпозиум? Проходите".

Неожиданно выяснилось, как полезно читать информацию, приведенную на билете. Оказывается, обратный рейс необходимо подтвердить не менее, чем за трое суток до вылета, иначе можно лишиться места на данном рейсе. Для моего соседа это оказалось полной неожиданностью. Представитель Air Ukraine, периодически пролетающий мимо нас в аэропорту, подтвердил эту информацию и посоветовал позвонить сейчас же по бесплатному телефону 1-800-UKRAINE. Так вот оказывается зачем здесь на кнопочных телефонах вместе с цифровой нотацией приведена и буквенная (действительно, слово запомнить легче, чем набор цифр; правда, у нас кнопочный телефон — всё ещё большая редкость). Звоню, спрашиваю по-украински, отвечают вопросом на чистом английском: "Вы предпочитаете говорить по-английски или по-русски?". Соединяют с русскоговорящей мисс, рейс подтверждён.

Этот же представитель украинской авиакомпании объяснил мне, что буквы АА на моём американском билете означают American Airlines и мне надо искать их терминал, чтобы продолжить полёт до Майами.

Аэропорт JFK — это целый город в городе, раскинувшийся на громадной территории, а терминалы связаны между собой кольцевым автобусным сообщением. Сине-красные автобусы — бесплатные, отправляются буквально через каждую минуту. Остановки и названия привязанных к данному терминалу авиакомпаний объявляет профессиональный диктор с хорошо поставленным голосом, записанным на плёнку. Эта информация также дублируется надписью типа "бегущая строка", а кроме того в автобусе имеется указатель авиакомпаний, их сокращений и названий соответствующих остановок. Так что можно разобраться даже с минимальным английским.

А вот и мой терминал. Читаю надпись на стойке: оказывается с моим багажом можно не регистрироваться, а идти прямо на посадку в сектор 32. На посадке я должен быть за 1 час до отправления, так что у меня есть в запасе два часа, и я смогу сделать нужные телефонные звонки в Нью-Йорке. Меняю доллары на квотеры (25-центовые монеты), звоню. После полного набора (1 - код зоны - номер телефона) автомат сообщает, сколько квотеров нужно вложить для 3 или 5-минутного разговора. Куда бы я ни позвонил, никого не застаю дома, но включаются автоответчики, выдают нечто невнятное по-английски, так что плакали мои квотеры без всякой уверенности, что я хотя бы попал, куда следует. Звоню ещё дважды с небольшим интервалом — с тем же результатом. Решаюсь обратиться с просьбой к проходящим мимо жителям Нью-Йорка, говорившим по-русски. Объясняю, что я вот-вот улечу, а вернусь сюда такого-то числа таким-то рейсом, дозвониться не могу. Берут у меня эту информацию, номер телефона и обещают выполнить мою просьбу (потом выяснилось, что они это сделали на следующий же день).

За четверть часа до "контрольного" часа решаюсь позвонить в последний раз и.. чудо свершилось — попадаю на нужного человека, сообщаю мои координаты и договариваюсь о встрече на обратном пути.

Уже приходится почти бежать к своему сектору 32, где собрались другие пассажиры, но посадку почему-то не объявляют. Внезапно сообщают, что посадка на Майами будет проводиться в секторе 8, в противоположной стороне терминала (и американцам ничто человеческое не чуждо!). Все в спешке переходим в нужный сектор, из моей билетной книжки вырывают один билет, вручая взамен посадочный талон, и — в самолёт. Из зала ожидания по "гармошке" проходим прямо в салон самолёта, не ступив ногой на землю.

3. Нью-Йорк - Майами

4. Майами - Каракас

5. Каракас

Приехали в отель Хилтон, где для меня забронирован номер, но оказалось, что не в тот, потому что здесь есть четыре гостиницы с похожими именами: Каракас Хилтон, Баркусимето Хилтон, Анауко Хилтон и Маргарита Хилтон. Мне нужно в предпоследний, как это выяснилось при встрече с Антонио, нашим координатором, молодым венесуэльским доктором наук, защитившим не так давно диссертацию в США.

Сеть отелей Хилтон в Каракасе

Встретил своих московских коллег, прилетевших накануне вечером. Все вместе пошли пообедать в ресторан при гостинице: шведский стол, сам себе выбираешь закуски, первое и второе блюда, десерт. Блюда довольно экзотические, но всё очень вкусно, особенно приправы и подливки, названия которых мне ничего не говорят, так что руководствуюсь их видом и своей интуицией.

Завтрак вроде бы входит в стоимость номера, а за ланч и обед подписываем счета, а как за них расплачиваться пока никому из нас не ясно. Шутим: не пришлось бы в конце Симпозиума сесть в долговую тюрьму, переезд куда из нашей шикарной гостиницы нам вряд ли понравится.

Открытие Симпозиума состоится завтра, так что все отправляемся осматривать город.

Каракас — жемчужина в обрамлении гор

На улице на нашу русскую речь откликнулся случайный прохожий, венесуэльский гидростроитель, учившийся в Москве в 70-е годы и женатый на русской. Говорит бегло, почти без акцента. По его словам, Венесуэла сейчас переживает спад в экономике из-за коррумпированности властей, за год курс доллара увеличился вдвое: со 100 боливаров за 1 доллар до двухсот. Всё сильно вздорожала, криминальная обстановка ухудшилась, так что вечером следует избегать плохо освещённых улиц. Мне посоветовал снять фотоаппарат с шеи и спрятать в сумку.

Ближе к вечеру пошёл ещё раз побродить по центру города и вдруг обнаружил себя в полной темноте. Оказывается, темнеет здесь очень рано, около семи вечера, и внезапно — близок экватор. Пришлось вернуться в гостиницу.

Поселили меня в номер 104, я поначалу решил, что это на втором этаже, оказалось — на первом жилом этаже, а в действительности на пятом (первые четыре этажа не жилые). Комната — около 50 кв. м с двумя громадными придвинутыми вплотную друг к другу кроватями (я окрестил это сооружение космодромом), диваном, письменным столом, журнальным столиком, двумя креслами, тумбочкой, торшером, настольной лампой, бра и стенным шкафом на всю длину комнаты с плечиками для одежды и ящиками для вещей. Телевизор с 13-ю программами (две на английском, остальные на испанском), холодильник, наполненный выпивкой, соками, шоколадом и т.п. Думаю, это за отдельную плату (в дальнейшем это подтвердилось). Туалет отдельный, с умывальником и ванная комната с ванной полного профиля, душем и вторым умывальником. Мыло фирменное, девять полотенец в ванной, не считая двух в туалете (в Майами было "только" семь), которые меняют ежедневно независимо от того, пользовались ли ими или нет.

На второй день в ванной вышло из строя устройство спуска воды. Через 10 минут после моего звонка явился мастер, в темпе всё отремонтировал, извинился за доставленное беспокойство и неудобства и попросил разрешения доложить по моему телефону о результате работы. Через 10 минут после его ухода явился проверяющий лично удостовериться, что у меня нет претензий, а заодно "незаметно" пересчитал содержимое моего холодильника.

Центральная часть Каракаса представляет собой удивительное смешение старой, колониальной и современной архитектуры. Цветут пальмы, и в воздухе "висят" пряные экваториальные запахи. В магазинах всё, кроме фруктов, очень дорого в пересчёте на доллары. Фруктов же великое множество: от яблок и груш до папайи, ананасов, кокосов и Бог знает чего ещё. Многое едим в пабе "Панорама", где нас кормят как участников Симпозиума, но кое-какую экзотику покупаем сами. Жаль, что ничего нельзя захватить с собой: летим домой через США, а туда ввоз фруктов, семян и почвы строго запрещён.

Каракас — центр города

26 июня Оргкомитет устроил для нас торжественный приём в одном из залов пяти-звездного отеля Каракас Хилтон: два громадных круглых стола уставлены безалкогольными напитками, фруктами, сырами, сладостями и пр. Официанты разносят красное и белое вино, кока-колу со льдом. Прошу одного из них напиток безо льда. В ответ — удивлённое лицо, но через пять минут радостный официант приносит мне кока-колу... с двойной порцией льда. Он страшно смущён своим непониманием. Только с третьей попытки мне удаётся получить напиток безо льда (потом я сообразил, что следовало просить "cola with no ice" вместо "without ice", которое, по-видимому, воспринимается как "cola with double ice").

Приём "а ля фурше", все свободно перемещаются по залу, никаких речей или официальных церемоний. Знакомимся друг с другом, свободный "трёп" на английском, некоторые говорят по-французски: многие из венесуэльской интеллигенции знают именно его (общие языковые корни с родным испанским). Американцы, англичане, немцы живо интересуются положением дел в России и в других странах бывшего Советского Союза. Расходимся по-английски, не прощаясь.

В тот же день во второй половине дня открылась официальная регистрация участников Симпозиума, каждого ждала папка с увесистым томом резюме докладов, программой, конвертом с приглашениями на ланчи, банкет и культурные мероприятия (непонятного пока содержания). Каждый получает идентификационную карточку со своим именем и полоской соответствующего цвета: красной для приглашённых лекторов, оранжевой для лекторов, зелёной для участников и синей для членов Оргкомитета.

После краткого выступления Генерального председателя Симпозиума и короткой информации об истории последнего, проводящегося регулярно с 1978 года, прослушали первый пленарный доклад маститого шведа. После получасового перерыва на кофе расходимся по четырём секциям слушать доклады, расписанные по часам и минутам, регламент жёсткий. Если по какой-то причине докладчик не прибыл, никакого сдвига в программе не делают, и следующий доклад начинается точно в указанное в программе время, чтобы желающие могли придти с других секций и прослушать интересующий их доклад. После перерыва на ланч, сервированный в соседнем зале, посещаем стендовую сессию, потом — устные сообщения.

Сеть наших гостиниц Хилтон — в самом центре столицы, где раскинулись широкие просторные красивые улицы и расположены привлекательные многоэтажные здания старинной и современной постройки.

Национальный Пантеон

Но отошёл буквально на два шага от центра и попал в сеть узеньких улочек с низкими домами. Магазины, ресторанчики, лавочки идут непрерывной чередой. Там, где цены указаны, они поражают своей величиной, а там, где не указаны, спрашивать бесполезно: продавцы английского не знают, отвечают по-испански, не будешь же всё время просить написать цену на бумаге или набрать на табло кассового аппарата.

На следующий день мы почувствовали, что находимся в латиноамериканской "банановой" республике: по телевидению долго выступал Президент страны в окружении военных и гражданских лиц с каменным их выражением. Оказывается, он объявил о введении чрезвычайного положения в связи с тяжёлой экономической ситуацией. Как пошутил наш бельгийский коллега и сосед по столику в ресторане, этого и следовало ожидать, поскольку в Венесуэле русские высадили десант. "Русские идут!" — рассмеялся он и при этом сделал выразительный жест в нашу сторону. Если над этим уже смеются, значит, "железный занавес" постепенно поднимается. Утром мы выходили из отеля уже под эскортом четырёх автоматчиков в красных беретах, пятый дежурил на мостике напротив гостиницы.

Заседания всех секций Симпозиума проходили в четырёх соседних залах, так что легко переходить из одного в другой, чтобы прослушать интересующий тебя доклад в полной уверенности, что тот состоится в указанное в программе время. Все изменения в программе вывешены заранее в холле и на двери каждого из залов. Наши доклады приняли хорошо. Труднее всего оказалось понять вопросы, особенно если их задавали своей скороговоркой американцы, стремящиеся к тому же сокращать слова и использовать аббревиатуры. Сформулировать ответы было куда легче.

Оказалось, что наши участники — одни из самых активных, судя по количеству заданных вопросов и участию в обсуждениях, по крайней мере на секции, где мне довелось быть сопредседателем. Мне почему-то вспомнилась одна из первых Международных конференций, проходившая в период "оттепели" начала 1960-х годов в Москве, в Институте химической физики, где я тогда проходил стажировку. Наши молодые, закалённые в семинарских битвах кандидаты и доктора наук интересовались у своих зарубежных коллег, почему они не проверили такой-то факт, отчего не подтвердили то-то и так далее. В ответ один из американцев, вконец обессилевший от обилия вопросов и замечаний, остроумно заметил: "А чего же вы ждёте от загнивающего капитализма?". Зал буквально взорвался от хохота и аплодисментов.

Организация выступлений на Симпозиуме великолепная, каждому дают микрофон, который прикалывается к лацкану пиджака или рубашки, имеются всевозможные проекторы с дистанционным управлением, сопредседатели секций строго следят за регламентом, чтобы не сдвигать время следующего доклада (если перебрал время, председатель показывает карточку). Нам бы поучиться у латиноамериканцев организации проведения научных конференций!

Около семи вечера к гостинице подали автобусы, которые повезли нас в культурный комплекс банка Consolidado — одного из спонсоров Симпозиума. Нам предлагают послушать выступление хора и струнного квартета Cuarteto de Cuerdas компании Intevep, участника нашего Симпозиума с принимающей стороны. Выступления были высоко профессиональными, особенно квартета, который, как выяснилось, объехал со своими концертами всю Европу и записал несколько компакт-дисков. Струнные инструменты — те, где у венесуэльцев давние и хорошие традиции. После культурной программы последовал коктейль-приём с официантами, напитками и закусками с незнакомыми для нас названиями, но с отменными вкусовыми качествами. В одиннадцатом часу вечера привезли назад, в гостиницу. Там нас ожидал приятный сюрприз: на журнальном столике в номере лежал компакт-диск с записями выступления только что прослушанного струнного ансамбля. Жаль, что ни у кого из моих друзей дома нет проигрывателя компакт-дисков.

Cтрунный квартет Cuarteto de Cuerdas

Автоматчики исчезли так же внезапно, как и появились. Как же мы будем жить без охраны?

Все эти дни мы наблюдаем своеобразное поведение погоды: утром — низкая облачность, всё небо затянуто тучами (однажды даже чуть-чуть брызнуло), и казалось, что будет дождливый день, но часам к восьми утра небо очищается от облачности, и весь день солнечно, но не очень жарко. При этом следует учесть, что это конец июня, а до экватора каких-нибудь 7 - 8°. Вот что значит расположение столицы на высоте более 1000 м над уровнем океана! Светает около шести утра, темнеет (точнее, чернеет) очень резко около семи вечера. Кондиционеры повсюду: в помещениях, холлах, больших магазинах, автобусах; в салонах последних иногда так холодно, что просят отключить кондиционирование хотя бы на время. Дважды шёл слабенький и кратковременный дождь, но тучи быстро рассеивались, и вновь светило солнце.

На следующий день на 2 часа дня была запланирована экскурсия в исследовательский центр национальной нефтяной компании Intevep, расположенный в Лос Текесе, что в 25 км от столицы. Однако в течение получаса не было специального автобуса (потом выяснилось, что он сломался по пути). Устроители экскурсии нашли выход из положения — отправили нас в Лос Текес двенадцатью такси марки "Шевроле". Очень живописная дорога всё время идёт в гору. Центр — целый комплекс современных зданий на огороженной, тщательно охраняемой территории. Видно, что компания не из бедных, чтобы не сказать богатая.

Вначале в конференц-зале нам рассказали об истории и функциях Центра, его связях с другими предприятиями нефтяной компании. В Центре работает около 1700 сотрудников, большинство из которых имеют степени бакалавров и магистров, несколько десятков докторов наук, защитивших диссертации в США и Европе. Лаборатории Центра великолепно оснащены самым современным оборудованием и приборами: спектрографами, хроматографами, электронными микроскопами (нам бы хоть малую толику этого!). Всё компьютеризировано. Чисто, просторно, уютно, широкие коридоры, в которых через каждые 10 метров установлены аварийные души.

На миниавтобусах привезли нас к комплексу пилотных установок, на которых отрабатываются новые технологии. Работают они круглосуточно 10 - 11 месяцев в году, почти все на открытом воздухе: ведь здесь только два сезона — сухой, как сейчас, и дождливый, начинающийся где-то через месяц. Температура воздуха колеблется в пределах 2 - 4°С, а о снеге знают из книг и телепередач. Все установки сделаны из нержавеющей стали, максимально автоматизированы, всё на микропроцессорах, связанных с центральным компьютером. На его монитор оператор может "вызвать" любую из установок, при этом на экране появляется её технологическая схема со всеми параметрами потоков и показаниями всех приборов.

Вспомнил, что кто-то заметил: об уровне предприятия красноречивее всего свидетельствует состояние его туалетов. Здесь они практически ничем не отличаются от таковых в пятизвёздочном отеле Хилтон: белизна кафеля и сверкание хрома и нержавеющей стали.

Компания Intevep отбирает лучших студентов местного Университета, посылает продолжать учёбу в университеты США и Европы, а потом берёт к себе на работу. Подготовку докторов наук осуществляют там же. Особенно ценится, если учёба проходила в разных университетах, а лучше — странах.

На вечер 29 июня все приглашены на официальный банкет. В углу расположились в два ряда столы, уставленные всевозможными яствами, а в зале — круглые столы на 12 человек каждый со свечами и приборами. Раздали концертную программу выступления инструментального квартета, который играет замечательно, но через час изголодавшаяся научная общественность начинает заметно нервничать. Наконец, официанты разносят белое и красное вино, звучат приветственные речи Генерального председателя и сопредседателя этого Симпозиума, а также сопредседателя следующего, который должен состояться через два года в Иерусалиме. Все дружно направляются с тарелками в руках к столам в углу, официанты едва поспевают забирать пустеющие тарелки и подливать вино. Тосты, веселье, вольный трёп на околонаучные темы на английском, испанском и французском — чуть ли не втором официальном, который венесуэльцы понимают.

1-го июля проснулся уже в 6 утра, это для меня — достижение, видимо, уже адаптируюсь к смене часовых поясов: в предыдущие дни просыпался в 4 - 5 часов утра, а потом днём одолевала сонливость. Зато в эти ранние утренние часы хорошо работается, в частности, пишутся эти заметки, мои "узелки на память" в блокноты с логотипом гостиницы, которые я обнаружил в ящике своей прикроватной тумбочки.

В Каракасе — три линии метро протяжённостью 21, 19 и 8 км. В метро чисто, уютно и достаточно безопасно, чего нельзя сказать об улицах, особенно вблизи трущоб на склонах гор. Здесь нет водопровода и канализации, дома лепятся буквально впритык друг к другу во всех направлениях. Красный крупноразмерный кирпич без следов штукатурки. Говорят, их обитатели не платят налогов и вообще не признают законов.

Плата за проезд в метро зависит от расстояния до нужной станции. Кассиру называешь станцию назначения или стоимость, и кассовый автомат выдаёт картонный прямоугольник с магнитной полоской, в которой хранится вся нужная информация. Билет вставляешь на входе в прорезь турникета, который "глотает" билет, пропускает тебя и на выходе его возвращает.

На каждой станции указано её название и наименование конечной станции, но не всех промежуточных станций данного маршрута, так что приходится запоминать не только свою станцию назначения, но и конечную (большое неудобство для туристов). В вагонах метро вывешен план только данной линии метро, правда, с указанием пунктов пересадки. Названия станций объявляют громко, чётко и понятно. На станции назначения при выходе из метро билет проверяется турникетом, но уже не возвращается владельцу, а турникет пропускает только тех, у кого билет соответствует данной зоне. Осталось не ясным, что предпринять, если по ошибке проехал лишнюю станцию: касс доплаты или служащих метро поблизости от выхода не видно. Если же выйти из метро ближе оплаченной зоны, на выходе турникет возвратит билет: видимо, им можно воспользоваться в следующий раз.

По чекам, выданным нам для передачи в Оргкомитет, мы получили там талоны на трёхразовое питание в пабе Panorama и ресторане La Canoa при гостинице. Еда очень вкусная, много мясных, рыбных и овощных блюд с экзотическими соусами. Шведский стол, так что еда занимает немного времени. Только за ужином блюда выбираем из меню, а подаёт их официант.

В конце пребывания в Каракасе решил совершить большую прогулку в верхнюю часть города, заснять на фотоаппарате здания Парламента, Министерства юстиции и другие строения колониальной архитектуры, церкви и памятники, коих тут великое множество, а заодно сделать кое-какие покупки. Последнее без знания испанского оказалось нелёгким делом. Дело в том, что в магазинах далеко не всегда, а в мелких магазинчиках и лавочках крайне редко указана цена: такое впечатление, что продавец называет цену, исходя из своих представлений о платёжеспособности покупателя. Так что приходится просить продавца написать цену на приглянувшийся товар на бумажке или набрать на калькуляторе либо кассовом аппарате.

Художественная галерея

Церковь Эль Кальварио

Узнать что-либо об интересующем тебя товаре — почти неразрешимая проблема, если рядом не окажется кто-то из прохожих, хоть немного понимающий по-английски. Во время поиска такого человека на улице возле киоска с сувенирами невесть откуда возник автоматчик в бронежилете, потребовавший от меня объяснений, для чего я останавливаю прохожих и что у них спрашиваю (объявленное на днях чрезвычайное положение!). Но, узнав о цели моих "приставаний", автоматчик сам разыскал мне прохожего, знающего английский язык.

В общем, люди в Каракасе отзывчивы: если понимают по-английски, не только расскажут и покажут, но и, бросив на время свои дела, зайдут с тобой в оффис, переведут, объяснят, посоветуют. Жаль только, что редко кто знает иностранные языки, за исключением научной интеллигенции, представители которой нередко бегло разговаривают хотя бы на одном из европейских языков, так как получили образование за рубежом.

3 июля в 5 утра должно прибыть заказанное компанией Intevep такси. Поэтому прошу дежурного администратора разбудить меня заранее. За стойкой всегда не менее трёх - четырёх служащих, говорящих на испанском и английском, четыре компьютера, переговорные устройства. Стульев нет, так что персонал весь день на ногах. Ничего не записывают, всё вносится прямо в базу данных на компьютере, который осуществляет всю оформительскую работу и выписывает счета. Эти же служащие ведут обмен денег, оплачивают чеки, предъявленные постояльцами отеля, рассчитываются с клиентами, — работают очень интенсивно. Когда после объявления чрезвычайного положения в стране у меня неожиданно появились проблемы с получением долларов по выданному мне фондом Сороса именному чеку (всем банкам страны было запрещено проводить операции с иностранными валютами), именно персонал нашей гостиницы решил этот вопрос за несколько минут.

Ровно в назначенное мною время меня разбудил звонок телефона, и автомат по-испански и по-английски сообщил, что пора вставать. Ещё через две минуты раздался контрольный звонок телефонистки, пожелавшей мне доброго пути. В 4:50 раздался звонок дежурного администратора: пора спускаться. Проверка по компьютеру, не задолжал ли я гостинице, и — адьёс, до свидания! А к стойке уже спешит водитель такси: "Синьор, я Вас жду". Через 30 минут мы — в аэропорту: "Распишитесь здесь, пожалуйста. Грасиас, адьёс".

В международном аэропорту Каракаса улетающие пассажиры проходят по конвейеру. Вначале берут местный аэропортовский налог 1800 боливаров (для прибывших с деловой визой — заметно больше). Для меня было полной неожиданностью, что некоторые аэропорты устанавливают такой сбор, и я не оставил себе венесуэльской валюты. В связи с указом Президента временно запретить обмен валют пункты такого обмена в аэропорту закрыты. После непродолжительных переговоров с начальством согласились взять с меня сбор в долларах. Затем заполняем декларации перед пограничным и таможенным контролем. Оказывается, бланки деклараций на английском закончились, выдали только на испанском ("Попросите кого-нибудь перевести"). В дверях перед входом в автобус нас неожиданно встречают шесть представителей службы безопасности, которые заставляют открывать сумки и чемоданы, осматривают, ощупывают их содержимое, а в довершение просят поднять руки и ощупывают одежду (ощущения не из приятных). Не знаю, является ли это местным обычаем или введено по случаю объявленного на днях чрезвычайного положения в стране. Только тут я замечаю, сколько морских пехотинцев находится в аэропорту.

До свидания, гостеприимная Венесуэла! Название твоё звучит как имя прекрасной женщины. До свидания, Южная Америка!

6. Каракас - Нью-Йорк

7. Нью-Йорк

В этот раз я попал в США 3 июля, как раз накануне празднования Дня Независимости. В Манхеттене устанавливают орудия, из которых на следующий день будут салютовать в честь этого самого главного национального праздника. Возле них суетятся солдаты, часть из которых одета в историческую форму периода войны за Независимость. Молодёжь устраивает фейерверки прямо на улицах по всему Нью-Йорку, и это продолжается несколько дней (и ночей) подряд, а пик приходится на вечер и ночь 4 июля. Так что вечером я возвращался от друзей из Бруклина в сплошном грохоте, продолжавшемся до глубокой ночи.

Подготовка ко Дню Независимости в Манхеттене

4 июля мы с друзьями провели несколько незабываемых часов в южном Манхеттене. Мы осмотрели французский дар — Статую Свободы, подаренную в 1883 году американскому народу от имени народа Франции (тогда французы относились к американцам с куда большей симпатией, чем теперь), памятники первым иммигрантам, участникам Корейской войны и другие, прогулялись по Центральному парку, прошлись по Уолл-Стриту и Бродвею до Чайна-таун.

У входа в Центральный парк

Величественны в своём великолепии башни-близнецы Всемирного торгового центра, Рокфеллер-центр, Тремп-тауэр. В последнем живут многие знаменитости, среди которых, например, Софи Лорен, квартиры занимают целый этаж и стоят миллионы долларов, а ежемесячные текущие расходы достигают 20 тысяч.

С высоты обзорной площадки Эмпайр Стейт Билдинга открылось незабываемое зрелище на мосты через Гудзон и Ист-ривер, на лес небоскрёбов Большого яблока, или столицы мира, как иногда называют Нью-Йорк. Если бы только не дикая, одуряющая высокой влажностью жара в 33 - 35 градусов Цельсия в тени (в принятых здесь градусах Фаренгейта числа выглядят ещё более впечатляюще — под сотню градусов).

Эмпайр Стейт Билдинг

Манхеттенский и Бруклинский мосты

На следующий день мы поехали в Брайтон, вышли на Брайтон-бич, на знаменитый бордвок. Так называют дощатый прогулочный настил (30-метровой ширины и 8-километровой протяжённости) вдоль широкого пляжа на берегу Атлантики. Вдоль него размещены ресторанчики и кафе с русскими именами и надписями "Говорим по-русски", киоски и парки развлечений. Здесь прогуливается разноцветная (в смысле кожи и одежды) разновозрастная многоголосая публика, в которой заметно преобладает русская речь, нередко с характерным одесским выговором. Действительно, малая Одесса, особенно когда выйдешь на берег океана: песчаный пляж до горизонта, звучат песни Высоцкого и других бардов, а русская и еврейская речь звучат едва ли не чаще, чем английская. Американцы называют Оушен-парквей в Бруклине не иначе, как Рашен-парквей (русская парковая дорога).

Вообще в Брайтоне можно прожить жизнь, не пользуясь английским: в магазинах, ресторанах, автобусах говорят преимущественно или часто по-русски, здесь русское радио и телевидение почти в каждом доме. Обращение по-английски могут понять не всегда. Когда я в магазине выбрал нужную покупку и, не найдя кассы, обратился к служащей с вопросом "Where should I pay? (Где заплатить)", она недоуменно посмотрела на меня: "Вэшалку? Зачэм вам вэшалку?".

Говорят, в гастроном на Брайтоне зашла американка и о чём-то спросила продавщицу, которая закричала на весь магазин: "Зина, иди сюда, ты умеешь "спикать" по-ихнему, тут иностранка пришла!" Даже в американских магазинах здесь говорят на ломаном русском, полицейские изучают русский язык и в полиции уже попадаются русские ребята. (Русскими здесь называют всех русскоязычных независимо от национальности). Мы с удивлением слышали, как на Брайтон Бич авеню негр напевал: "Эх, яблучко, куда катисся?"

Брайтон когда-то был аристократическим пригородом Нью-Йорка, но с постройкой линии метро сюда хлынули чёрные, вытеснив аристократию. Теперь Брайтон — единственный пример в истории США, когда некогда преимущественно "цветной" и криминальный район заселили белые, первоначально выходцы из Одессы. Поэтому Брайтон и назвали малой Одессой. Старожилы вспоминают, какой временами жестокой и кровавой была та борьба за Брайтон. Но, в конце концов, здесь воцарился порядок и покой, прежние мафиози стали обходить город стороной, и он расцвёл, расстроился и благоустроился.

На бордвок приезжают отдохнуть и американцы. Мне пересказали разговор пожилой американской супружеской пары, услышанный здесь на скамейке на океанском берегу. Муж жаловался жене, что вокруг масса русских ресторанов и кафе, слышна только русская речь, на что жена заметила: "А могли бы мы раньше вечером прийти сюда и без боязни погулять, посидеть на скамейке и подышать морским воздухом? Нет! Так что не жалуйся".

В Бруклине несколько улиц представляют собой сплошной ряд ресторанчиков, магазинчиков, лавок, наиболее экзотично из которых выглядят фруктово-овощные, выплёскивающие свои заваленные разноцветной пахучей продукцией прилавки прямо на улицу, под ноги покупателю.

Мои ежедневные (как на работу) посещения Манхеттена вошли уже в привычку. Благо, сообщение между ним и Бруклином, где я остановился, великолепное, — на метро (сабвее, как здесь его называют). Поезда метро в значительной степени идут по земле и даже над землёй (представляю себе, как весело жить в домах, мимо которых мчатся его громыхающие поезда - трейны). Только вблизи Манхеттена поезда ныряют под землю. На любой станции метро можно получить схему метрополитена, с помощью которой не сложно разобраться в хитросплетениях линий метро.

Манхеттен столь богат достопримечательностями, что в каждый приезд сюда находишь что-то новое. Например, удалось постоять на галерее Нью-йоркской фондовой биржи, прослушать через наушники информацию о её деятельности и посмотреть в натуре, как работают дилеры, а в знаменитом музее Метрополитен повезло попасть на выставки раннего Пикассо и Сальвадора Дали.

Берлин Адольф: другие произведения.