Английский корабль "Юникорн", приспустив паруса, осторожно приближался к острову Кадьяк, высматривая, не захвачен ли русский форт жестокими индейскими воинами.
"Слава Всевышнему!". На берегу показались крепкие стены редута с бастионными пушками, бревенчатые казармы для служащих, склады под припасы и небольшой храм с крестом наверху...
А вот заспешили навстречу с ружьями в руках и встревоженные поселенцы, по крестам на груди можно было различить в толпе священнослужителей.
Капитан Барбер, сошедши к живущим, ошеломил их жуткой вестью. Зашедши в залив острова Ситха, поближе к Михайловской крепости русской, они с командой обнаружили страшное побоище и разграбление.
От стоящей на берегу крепости, двухэтажной казармы, строений остались лишь обугленные головешки, среди тлеющих бревен валялись изуродованные и окровавленные тела, утыканные пернатыми стрелами. Многие умерли от пыток. На шестах были насажены головы защитников форта.
Чудом спаслись от резни ликующих индейцев привезенные сейчас на корабле двое израненных русичей да алеутов, и еще восемнадцать кадьякских женщин.
Возгласы горести поселенцев сменились негодующим ропотом, когда капитан потребовал с них за спасение этих людей меховых товаров на 50 тысяч рублей!
"Креста на нем нету! Дружества и выручки не разумеет. Господь накажет жадного торговца людьми",- крестились первопоселенцы.
Крепкий монах Герман промолвил: "От алчности таких белых к мехам, туземцы не доверяют пришлым христианам, сами поражаются корыстью и идут на захват чужих товаров и крепостей.
С такими купчинами неможно приводить к святой вере здешние народы".
И никто тогда не мог подумать, что на плечи этого Германа ляжет вся тяжесть священнической и просветительской работы на Русской Аляске.
...Наверное, не все знают, что Русская Америка была создана усилиями отчайных и толковых людей, как Шелихов, Баранов, Резанов, Кусков, Загоскин. А так же благодаря священникам Герману Аляскинскому, Иннокентию Вениаминову и другим подвижникам в этом суровом краю.
Купец Григорий Шелихов, пионер проникновения россиян на Аляску, замышлял грандиозные планы - развернуть в Америке богатый пушной промысел. Корабли его, следуя явно и тайно, поспешали закреплять на стылых американских берегах и островах медные доски с гербами и надписью "Земли Российского владения".
От Шелихова заторопился в Санкт-Петербург гонец с просьбой прислать в Америку для изучения евангелия священника и дозволить установить на острове Кадьяке церковь.
Благонамерение его "осчастливлено было особенною волею императрицы Екатерины Второй, повелевшей вместо одного священника определить большую духовную миссию".
Ведь во время аудиенции Шелихова у Екатерины он обещал ей - возвести в колониях церкви и школы, да хорошо обеспечивать миссию для просвещения туземцев и обращения их в православную веру.
На трех парусных галиотах в августе 1783 года Шелихов, на борту вместе с промышленниками и женой, вышел в путешествие по волнам к берегам Америки, держа курс на остров Кадьяк.
По бурному океану, натерпевшись лиха, добирались к острову без малого год. Вот на этом стылом Кадьяке Шелихов и основал крепость.
В колонию сию затем прибыла в 1794 году на дряхлом судне первая российская духовная миссия. Состояла она из восьми лучших монахов славного монастыря с острова Валаам на Ладоге.
Среди них находился и инок Герман, отменно знавший дух Святого писания и творения учителей церкви.
Правитель Русско-Американской кампании Баранов, (бывший приказчик Шелихова), в крепости сей торжественно объявил миссии, что будет на Кадьяке строить бревенчатую церковь! И жертвует на богоугодное дело от себя 1500 рублей, и... дает еще в придачу 500 рублей служителям!
Баранов нахмурился. К его недоумению, почин его почему-то не вызвал особого восторга у миссионеров.
А те, накинув для тепла поверх ряс плащи лосиные, упрекали его:
"Мы-то надеялась, что для служения уже выстроено жилье да церковное помещение. А приехали на пустое место, где голые каменья да валуны, а из-за них то и гляди, получишь стрелу или копье в спину от индиан. Здесь одной молитвой тяжко будет выжить!".
"Да вы ж не бояре, а труженики Христовы!- взвился сытый по горло заботами суровый Баранов.- Прислали-то вас ранее времени, посему начинайте рубить избы сами, а мы подможем. Вот вам и топоры и пилы. Да поспешайте, лютая зима не за горами. Ну, давай вам Бог удачи!". Баранов и его люди ютились кто в холодных палатках, кто в слепленных на скорую руку, протекающих от ливней хижинах, и поэтому не могли понять сетований миссионеров.
К тому же Баранов жесткой рукой наводил порядок среди непокорных мореходов да вольных охотников за пушным зверем, не признававших никакой дисциплины и мало почитавших "энтих пришлых попов".
Устроившись в бараках вместе с промысловиками, братия, рубя день и ночь, вековечные деревья, принялась возводить из бревен церковь и монастырь, изготовляла походные церкви.
Колокола для храма были привезены из России за тысячи верст. Так эта церковь Воскресения стала первым православным храмом на чаемой земле американской. И вспоминаются мне слова:
Крест над церковью вознесен
Символ власти ясной, отеческой,
И гудит малиновый звон
Речью мудрой, человеческой.
А у инока Германа от забот шла кругом голова. Главной попечением его было не только проводить службы среди людей Российско-Американской компании.
Но и обращать в православие и помогать алеутам, креолам и индейцам приобщаться к лучшему обиходу, хозяйствованию да грамоте.
Вести туземцев за собой из тьмы суеверий и невежества к свету духовному! Так широко видел он возложенную на него миссию!
Под руководством архимандрита Иоасафа приуспели наши миссионеры даже на далеких снеговых островах и американском материке.
Ставили на вершинах взгорий громадные рубленые кресты из сосновых бревен. Шутка ли, только за один год, окрестили да обвенчали до десяти тысяч язычников - охотников на моржей и тюленей, ловцов на зверей да рыболовов.
А ведь сами порою околевали от стужи, жили на "подножном корму", питались моллюсками и китовиной. Хорошо, что ещё не били орлов, ворон, и не глодали, что, попадя, как недоедающие туземцы.
Над колонистами уже нависла тень костлявого голода. От лютой цинги начали потреблять мясо северных сорок с диким луком, чем и спасались.
"Господь нас не оставит в беде!"- ободрял людей Герман с братией, хотя видел, что многие уже отчаялись. Наконец за тюками заготовленной пушнины заявился, наконец, в бухту корабль из Охотска, с трюмами, набитыми бочками с солониной, салом и сахаром, горохом, мукой и крупой, что и избавило колонию от неизбежной гибели.
Сам Герман, сбитый и жилистый, участвовал при разгрузке груза с судов, заготовке дров в чащобах, либо на хлебнее - пекарне и никогда не гнушался простой физической работы.
Более того, затеял потихоньку на огороде агрономические опыты по выращиванию разных чудных овощей, неведомых в глаза местному населению.
Начальник Баранов, несмотря на острую неприязнь и взаимные обвинения с духовными лицами, поражался: " Не глядя на тяготы и заботы жизни, сей Герман, привел в лоно церкви и крестил сотни туземцев".
Вечерами Герман с новокрещенными друзьями- алеутами Демьяном, Симоном, Мефодием, индейцами Федором, Калистратом, креолами Кузьмой, Савватием и другими, их женами и детворой, слушал, как промысловики выводили сложенную ими песню "В восемьсот третьем году на Кадьяке - острову", а то и залихватскую, со свистом "Я по сенюшкам гуляла...".
А затем индейцы в пламени костров, и под уханье сов, удивляли всех неутомимой пляской.
Герман слал за тридевять земель, в незабвенную монастырскую обитель на острове Валаам письма, и все подмечал: "Алеуты своей ласковостью и желанием креститься весьма нас удивили".
Однако словно рок витал над миссией! Ибо через время из всех членов миссии Герман остался один!
Вначале умер страшной смертию от рук и копий индейцев на берегу озера иеромонах Ювеналий, (бывший горный офицер) - этот первый православный мученик на земле Аляски.
Погиб в штормующем океане на разбитом корабле глава миссии Иоасаф и два его помощника, (и с ними в пучине 85 человек), а иеродьякон захворал безнадежно и уехал восвояси в теплую Россию.
Частокол крепости потрескивал от ядреных морозов. И хотя печурка в избе топилась без перерыва, иней цепко держался в углах жилья.
Герман снял нагар со свечи, крепко задумался над письмом. Вся забота о православном обиходе жильцов Алеутских островов теперь лежит на нем.
А эти, согнувшиеся под ворохом шкур два тщедушных монаха не гожи ни телом, ни духом. Пополнения и не жди. За всю миссию работником остался он, один как перст. Как бы не загубить свершенное дело, но и приумножить его, находясь среди иноверцев?
Если бы купчины не обижали бедных американцев, да не было им обиды от служащих компании, то все дела пошли бы лучше и веселей!- тем и закончил он очередное послание на родину.
"Только любовь преподобного Германа продолжала согревать сердца местной паствы, зачастую ограждая её от насилий компанейских властей", писано в старых источниках.
Да, этот безбоязный священник не давал в обиду "американцев" зажиревшим властям.
Герман сам являлся к правителям компании с просьбой за несправедливо наказанных и провинившихся.
Особенно обличал чиновников, допускавших жестокие поступки к замордованным алеутам.
Но чернильные души те, сидя за колченогими столами, исступленно строчили на него клеветы и доносы, старались притеснить при всяком удобном случае. Якобы он подговаривает немирных индейцев и алеутов к возмущению супротив русских властей. Однако при инспекции все их пасквили разлетались в пух и прах.
"Преподобный Герман стал для них (туземцев) истинным добрым пастырем и защищал их, как мог, от злых и хищных людей, которые видели в островитянах только объект для жестоких вымогательств и насилия", заключают дотошные исследователи.
Человек с отзывчивым и добрым сердцем, он никогда не уклонялся от рассмотрения споров и ссор несдержанных туземцев, предпочитавших праведное суждение священника бездушному приговору начальства.
Всегда старался умиротворить враждующих, выезжая для чего и в снежную метель и жестокие морозы.
Особенно заботился о восстановлении мира в семьях. Ибо ведал тяжкие случаи, когда во гневе мужья убивали неверных жен, а жены отравой изводили мужей.
По холодным ночам, когда ломило застывшие руки и ноги, а в речке громко били хвостами по воде бобры, Герман размышлял, что в этих полудиких племенах явственна натура человеческая.
Подобно нам, они слагают песни и создают орнаменты, картинки и другие художества.
Им свойственны зачатки знаний и соображения об устройстве общества.
Шаманы с бубнами поют о славе великих предков, а меднокожие красавицы украшают свои плечи горностаевыми накидками.
А мужественные алеуты! Попадая по несчастию в лисьий или волчий капкан, и вынужденные лишиться ноги, они под ножом с улыбкой расставались
с нею.
Поверьте, любовь этого пастыря к опекаемой пастве в часы гибельных несчастий доходила до самопожертвования.
Однажды приставший к острову Кадьяк корабль из Соединенных Штатов доставил с продуктами смертельную для туземцев заразу - оспу. На беду на острове не было ни врачей, ни лекарств. Алеуты, подверженные простуде и жившие грязно, в духоте, вымирали мгновенно.
"Я не могу представить себе ничего печальнее и ужаснее того зрелища, которым был поражен, посетивши алеутский кажим!
Это - большой сарай или казарма с нарами, в котором живут алеуты со своими семьями; в нем помещалось до ста человек. Здесь одни уже умерли, остыли и лежали подле живых; другие кончались.
Стон, вопль, раздирающий душу! Я видел матерей уже умерших, по охладевших трупам которых ползало голодное дитя, тщетно с воплем искавшее себе пищи... Кровью обливалось сердце от жалости!", - сообщает очевидец.
В эти дни скорби, (а моровое поветрие продолжалась целый месяц), Герман не щадя себя, посещает одоленных страхом больных.
На его глазах все бежали друг от друга в дебри лесные, от боязни заразиться. Здоровые избегали прикасаться к смердящим трупам, и тела умерших валялись без погребения. А Герман, не убоясь смерти, неутомимо увещевает и ободряет хворых, призывает к покаянию, и приготовляет безнадежных к концу жизни.
По истечении мора, все смотрели на Германа как на чудо, ибо, будучи в лапах неумолимой смерти, он ей не поддался и остался жив!
Он же, озаботившись, не оставил без присмотра множество малых детей умерших островитян!
Послушайте, как взволнованно звучит голос Германа в письме к правителю колонии:
"Я, нижайший слуга здешних народов и нянька, от лица тех перед вами ставши, кровавыми слезами пишу вам мою просьбу... Отрите слезы беззащитных сирот, прохладите жаром печали таящиеся сердца, дайте разуметь, что значит отрада!".
И открывает приют с обучением грамоте и трудолюбию обездоленных сирот и малолеток. На каждом из них висел на груди на цепочке кипарисовый крестик.
Сам Герман полагал и рассказывал, что закалился характер его смолоду, с 16 годков.
Тогда поступил он послушником в Троицкий монастырь под Петербургом, где пробыл шесть непростых лет. Там приготовили его к строгой, выносливой монашеской жизни. Он принял иноческий постриг и перешел в известный на Святой Руси Валаамовский монастырь на Ладоге.
Оттуда и пошел путь его на Америку.
Суждено ли ему увидеть когда-нибудь яблони в цвету, колосящиеся поля и багряно-рябиновую осень родины?
В один из дней крепость на Кадьяке задымилась и загрохотала пушечными выстрелами.
В тревоге выскочили жители, не набег ли воинственных индейцев? В залив заходил под пирамидой парусов многопушечный фрегат, но чей?
Ходили слухи и про буйствующих пиратов... И вот парусник ближе - ближе, и плещется на ветру российский флаг!
То в первом кругосветном путешествии после долгого плавания зашел к ним военный корабль "Нева" под руководством капитана Лисянского.
Не передать радость встречи колонистов с земляками! Горячо приветствовал отважных моряков помощник Баранова и все миссионеры.
"Каждый может себе вообразить, - записал в дневнике Лисянский, - с каким чувством надлежало мне принять это поздравление, видя, что я первый из русских, предприняв столь трудный и дальний путь, достиг места своего назначения...".
А что же сам правитель Баранов?
Он так же враждебно относится к оставшимся членам миссии и пишет жалобы в Священный Синод?
О нет! Авторитет его здесь укреплялся, и повысился среди монахов и мореходов в связи с Указом императора о пожаловании ему чина коллежского советника и дворянина. Баранов видя, как Герман выполняет огромную священническую деятельность, и пораженный силой его характера и глубокой верой, сам тянется к нему.
Да так, что доверяет Герману воспитание и начальное образование своих детишек, сына и дочери.
Не хлебом единым сыт человек, - молвит Баранов, - и выделяет в здешнюю школу на учащихся сирот из русских и туземцев тысячу рублей!
Удивительно, но возникшая между Барановым и Германом дружба продолжалась до самого конца службы правителя в Америке (он скончался на пути в Россию, и был похоронен в водах Индийского океана).
А затем судьба сведет Германа со следующим правителем Российско-Американской компании Яновским, который был женат на старшей дочери Баранова.
Летом 1819 года Яновский отбывает в инспекционную поездку на остров Кадьяк, где, проверяя желчные доносы на Германа, близко познакомился и сблизился с ним.
С женой они часто будет навещать его и вести духовные беседы.
Хотя ранее сей лощеный молодой офицер и аристократ совершенно безразлично относился к религии, и с иронией отзывался об этом монахе - служителе алтаря.
И вот Герман задевает скрытые, какие-то тайные струны в душе главного правителя русских колоний.
Настолько сильно, что Яновский по возвращении в Россию пошел по стопам своего наставника и тоже принял монашество.
Сын его Александр, приняв постриг, тоже ушел в монастырь. Яновский всю жизнь бережно хранил в шкатулке теплые письма от отца Германа, как величайшую, бесценную реликвию.
С летами Герман стал широко известен на Севере Америки.
О нем ведали высшие духовные власти и в державе российской.
Предлагали за деяния его большие и мудрость посвятить в сан иеромонаха, возвести в архимандрита, направить в известную Пекинскую духовную миссию.
Но этот скромный человек отказался от всех постов!
И избирает местом своего поселения близ Кадьяка, пустынный и дикий остров Еловый. Почему?
Он так напоминал душе его благословенный остров Валаам суровой красотой скал, пенистого прибоя, дремучего леса. Он даже называет его: Новый Валаам.
На нем он прожил сорок лет!
Много занимался с новокрещенными индейцами, креолами и алеутами. И летят из Америки весточки его в Россию, в Валаамскую обитель: "Я в уме воображаю любимый мною Валаам, на него всегда смотрю я через Великий океан!".
Первое лето Герман обитал в земляной пещере, выкопав её своими мозолистыми руками.
К морозной зиме близ неё была выстроена под жилье небольшая келейка, часовня и домик для приема посетителей.
Спал он на скамье, на вытертой оленьей шкуре, голову вместо подушки клал на кирпичи под шкурой, прикрывался вместо одеяла деревянной доской. Ею же завещал покрыть его и в могиле. Носил на себе тяжелые вериги с крестом и обшитыми кожей цепями. Обогревался теплом светильника с тюленьим жиром.
Как же выглядел этот подвижник благочестия?
Тот же Яновский описывает его так.
"Живо помню я все черты, сиявшего благодатью лица..., его приятную улыбку, кроткий, привлекательный взор, смиренный тихий нрав и его приветливое слово; лицо имел бледное, глаза серо-голубые, исполненные блеска. Речь его была не громкая и весьма приятная".
Приехавшие на остров морские офицеры, блистая эполетами и благоухая запахом рома, раскрывали рты от изумления!
Герман, накинув старую монашескую рясу и клобук на голову, вел гостей при параде на свой земельный участок. Их взор и вкус ласкали сочные овощи на обильном огороде, где произрастала огромная красная репа и белокочанная капуста, и редкий фрукт- картофель, чеснок и всякие плоды, взращенные неустанными трудами природоведа в заплатанной рясе и драных сапогах. А удобрял все он добываемыми морскими водорослями.
Это были начальные опыты овощеводства в стылых условиях Аляски, кою украшали лишь разноцветные сполохи северного сияния.
И с полным правом Германа, с его опытной земледельческой станцией, можно назвать первым естествоиспытателем Русской Америки.
Добавим, что правитель Резанов, прознав, что Герман на острове возится с опытами сам, отправил к нему на лето двадцать молодых туземцев, дабы приучать их к занятиям земледелием.
Они - то и стали первыми учениками этой первой агрономической школы на Аляске. Возвратившись после практики в свои селения, молодые земледельцы приучали своих односельчан-звероловов к целительному огородничеству.
А чем же еще питался отшельник Герман, переглядывались гости в затянутых мундирах.
И священник пояснял охотно, что хлебушком балуется изредка, когда привозят его из России.
Рыбку ловит сам, а то выходит на кожаной байдаре с алеутами в море, а грибки собирает в лесу и засаливает на зиму.
Соль дорогую, где берёт?
Да Господь всё дает, только не ленись. Солицу - то вываривает из морской воды, и новокрещенные американы приохочены к этому. Сам он вкушает мало, а большую часть съестного продает и на вырученную денежку содержит сирот - учеников своих.
Вот она, рядом обитель этих первобытных детей природы, в ней и училище, в коем письмо, арифметика, география и
закон Божий изучаются похвально. И еще пение...
А к нехваткам всяким они приспособились, вот лампадки вместо масла привозного заправляют медвежьим жиром, а благовестили вначале, ударяя в медный котел...
"Его беседы были настолько увлекательны и так умело применялись к слушателям, что их с одинаковым вниманием слушали как полудикие алеуты, так и образованные лица, например, капитаны и офицеры кораблей, приходивших в Америку из России", подтверждают дотошные историки.
Несмотря на скудность образования, Герман вследствие постоянного размышления и умственной работы над собой, достиг глубоких духовных познаний и отличался прозорливостью.
Так, правителя компании барона Врангеля он поздравил с чином генерала. И скоро пришла казенная бумага о том. Когда по доносу на отца Германа служитель компании Пономарьков обыскивал келью, жаждая найти у него ценное добро, и начал топором нещадно взламывать пол, то Герман молвил: "Друг мой, напрасно ты взял топор, это орудие лишит тебя жизни". Так и случилось.
В Николаевском редуте напавшие индейцы ему, сонному, отрубили голову.
Яновский, отслужив свой срок, заехал к Герману с женой Ириной перед отъездом в Россию, чтобы попрощаться и получить благословение, но Герман упорно просил его не уезжать и не брать в Россию Ирину.
Ибо она, выросшая среди дикой, вольной природы, не вынесет шумной столичной жизни и резкой перемены климата. В чем оказался и прав, ибо здоровье Ирины в России стало таять, и вскоре она умерла от неизвестной болезни.
Считается, что "Герман был человек, благоугодивший Богу".
При внезапном наводнении на острове Еловом, набожные индейцы покинули свои хижины, эскимосы - полуподземные жилища, алеуты - древесные шалаши.
Голосили женщины и малые чада, боясь, что водяная лавина захлестнет и накроет весь остров. Все со страхом прибежали к нему.
Герман, держа в руках икону Божьей Матери, вышел навстречу волне и начал горячо творить молитву о спасении. Вода дошла до его ног и дальше не пошла...
Высоко над ним летели белоснежные лебеди и в небе раздавались серебряные звуки их труб.
Чудны дела твои, Господь! - восклицали его современники.
Прослышав о прозорливости и учтивости Германа, высокообразованные командиры и офицеры военных кораблей, прибывшие в колонию, не упускали случая пригласить его на судно.
В кают-компании с чаем и сухарями интересные беседы о суровой жизни и делах поселенцев, о вечности, спасении и судьбах Божьих заходили за полночь. И как бы глубоко и душевно не затягивались желанные встречи, шлюпка всегда доставляла отца Германа ночевать на берег, где его в волнении поджидали новокрещенные.
Боже милостивый! Как он беспокоился о здоровой нравственности алеутов!
В воскресные и праздничные дни собирались они во множестве, взрослые и дети, в часовне возле кельи, и внимали с благоговениям его молитвам и наставлениям. И над дикими островами лились церковные песнопения его туземных воспитанниц.
Бывало и так, что в лесной чаще внезапно окружали отца Германа воинственные индейцы-лазутчики, вооруженные короткими копьями и луками. Но, узнав имя его, отпускали, и обитель не трогали.
"Посвятив себя всецело служению Богу и ближним, вдали от любезного Отечества, в скорби, лишениях и подвигах проведши свой долгий век", так отзывались о Германе его достопочтимые биографы.
Кончина праведного Германа была достойна его жизни. За несколько дней до смерти он сделал все распоряжения и предсказал: "Когда умру, похороните вы меня одни. А священника не дождетесь!".
За несколько часов до кончины велел зажечь свечи и читать о деяниях святых апостолов. Во время чтения тихо и скончался. То было на 81 году его жизни 13 декабря 1837 года.
Действительно, свирепая буря прервала на целый месяц сообщение между островом Еловым и Кадьяком, посему священник не мог прибыть.
Весь месяц находилось без погребения в теплом доме тело Германа, и не изменилось, не разложилось. Так и похоронили его без священника в глубине леса воспитанники его, окружив место то оградкой и поставив памятник с надписью.
В день смерти старца многие люди видел светлый столп, который поднялся от острова Еловый к небу.
Часовня на острове Еловом, при которой погребен отец
Герман, считалась особо чтимой, и свет лампадки в ней никогда не гас.
Местные жители почитали его святым и неприменно ездили туда служить панихиды.
Нет, с его смертью не умерло здесь православие! Посеянные зерна дали обильные всходы!
Православие могучей волной распространилось по всей Аляске и алеутским островам.
Воспитанники Германа станут толмачами-переводчиками, врачами и негоциантами, служащими и штурманами кораблей компании. Они принесут пользу, честь и славу Русской Америке!
...Пройдет более века. Простого инока Германа признают 9 августа 1970 года православным святым Америки. Обряд канонизации этого апостола-просветителя Аляски совершит в присутствии паломников Соединенных Штатов и высших чинов православной церкви сам митрополит Всея Америки и Канады.
А на каменистом острове Кадьяк процветает семинария имени Святого Германа, и учатся в ней выходцы из местного населения, многие из которых потомки русских служащих Российско-Американской компании.
Они идут священниками в самые отдаленные места Севера, несут свет духовности и просветительства алеутам, индейцам и креолам, которые почему-то носят русские фамилии и пьют чай из медных русских самоваров, невесть когда попавших на Аляску....