Аннотация: Москва 2002 другая версия или посвящение чужим иллюзиям.
.. посвящается
(8:30 26.02.02).
Табло, скучающие, пьющие, грустные и радостные пассажиро- улетающие, бары и рестораны, офисы компаний, окошко с обменом валюты, секции приёма багажа, - промелькнули как при ускоренной прокрутке плёнки. Упираюсь в дверь дамской уборной. Ручка легко поддаётся. Возле умывальника застёгивает сапог высокая девушка, извернувшись таким образом, что превращается в некое головокаблучнопопое существо, подметающее дорогой шубой не домытый уборщицей пол. Дальше как в тумане. Мимо меня проносятся белые двери сначала в направлении ЈтудаЋ потом в направлении ЈобратноЋ. Так и не поняв, зачем я здесь, - выхожу. Первый порыв - бегом к секции Љ6. Ты еще не прошел паспортный контроль. Второй не порыв, а мысль - НЕТ. В Москву. На секунду перед глазами появилось пропитое лицо служительницы взлётно- посадочного заведения.
- Скажите, как отсюда куда-нибудь уехать, хоть на чем-нибудь?
В ответ - удивлённый взгляд пропитого существа, не смотря на каблучищи потёртых некогда белых туфель, дышащего мне в пупок. Вопрос мой явно не понят. Я повторяю: ну, хоть куда-нибудь, хоть на чем-нибудь. Существо вперивается мне в губы своим взглядом. Я чувствую, что опрокинутая улыбка на моём лице начинает дрожать. Весь аэропорт превращается в бутылку. В старую бутылку с шампанским, которое предварительно хорошенько встряхнули. Я - пробка. Меня сейчас вытолкнет, вышибет, вынесет из неё. Я уже не нуждаюсь в ответе на мой вопрос. Еще немного - раздастся хлопок, огромное стекло разлетится на множество блестящих крупинок, - пробка вылетит. Мне не нужны двери. Думаю, что всё это в какой-то миг отразилось в моих глазах, потому как служительница стальных крыльев напряглась, сморщила лобик, потом внезапно преобразилась в учтивость и суетливо стала объяснять, что мне было бы удобно спуститься вон по той лестнице, потому что там ближе к выходу, рядом с которым останавливаются маршрутки, экспресс и еще некий пятьсот какой-то автобус, который тоже идёт в Москву. Что есть сил растягиваю уголки губ по направлению к ушам и, как мне кажется, недрожащим радио-голосом произношу что- то рафинированно вежливое, лишь отдалённо напоминающее простое человеческое спасибо. Почти бегом несусь к эскалатору, одним прыжком проскакиваю все ступени, прорываюсь через кордон автоматических дверей и оказываюсь на мрачной улице. Полоса препятствий пройдена. Ко мне направляются тёмные личности с предложениями такси. Какие они все маленькие, пигмеи, страшные уродливые пигмеи. Отмахнувшись от сервиса, больше похожего на рэкет, добираюсь до остановки, которая находится в метрах шести от дверей, но мне кажется, что на преодоление этого расстояния я затрачиваю чуть ли не час. Идиотский день, кретинское ощущение, - то всё несётся, то замедляется до тошноты. Меня тошнит. Кажется, еще немного и вывернет наружу. Вижу маршрутки. Водилы, не торопясь, прогуливаются рядом. Спрашиваю, когда поедем в Москву. На вопрос, куда же мне конкретно надо - ответ дать не могу. Говорю, что мне всё равно.
Дальше уже дорога и мелькающие фонарные столбы за окном. На меня смотрят, изучают, оценивают. Я стараюсь ни о чем не думать. Я еду в город. Ты стоишь в очереди на паспортный контроль. Единственное, чего я боюсь, - это того, что ты обо мне не думаешь. Под мостом проносится кольцевая. Я понимаю, что МОСКВА уже здесь. Москва. Город и я. Всё остальное превращается в точки, в деревья, суетность и никчемность. Только я и город. Маршрутка выплёвывает меня на улицу рядом с метро.
Я понимаю, что мне нужно привыкнуть. К чему? К себе, к городу, к тому, что рядом ничего нет. Закуриваю и с сосредоточенным видом армейским шагом прохожу вдоль ряда палаток с фруктами и еще с чем-то. Читаю вывески. Оранжевые буквы на желтых квадратах сообщают мне ЈЗ О Л О Т ОЋ. Понимаю, что это совсем не то, что надо. ЈА П Т Е К АЋ, - и я понимаю, что мне нужно в аптеку. ЈООО РатмирЋ - просто белый стекляный павильон. Везде что-то продают. Кто-то суетится вокруг, но я не понимаю. Я начинаю расти, как Алиса а стране чудес.
В памяти всплывает плац перед Краснознамённым Военным институтом, что на Волочаевке. Марш, марш, держу ногу, тяну носок, каблук - ровно. Потом - марш бросок в Тамани. Пыль, жара, ботинки на шнуровке, автомат, полное обмундирование, пот течет по лицу, волосы мокрые, майка прилипла к телу, рубашка, повязанная вокруг талии, беспомощно размахивает рукавами. Рядом пыхтят коллеги из спецгруппы. И плевать, что не по форме. Еще около 10 километров. Хотелось упасть, прижаться к земле и разреветься. Солнце убивало, палило, гул ботинок отдавался в висках. Каждое движение - выстрел в висок. Никаких мыслей, вообще никаких. Только клише : Ј Вы - будущие офицеры Советской АрмииЋ. Пыльная дорога, по обе стороны от неё - поле. Чистое поле, как в песне. Ни дерева, ни куста, ничего. Поле, дорога, солнце, жара, десять километров впереди и каждый шаг - выстрел в висок. Щеки горят. Голос бабушки: ЈНу, что ты раскраснелась как мужичка?Ћ и в ответ - Јёб твою мать, на хуй армию. На хуй традиции, я больше не могу, не могу, не могуЋ... Но я всегда могла, даже, когда НЕТ.
За стеклом - фрукты, продавщица. Кто-то спрашивает, сколько стоят то ли яблоки, то ли мандарины. Продавщица отвечает бойко. Покупатель смеётся весело. Я улавливаю звуки, интонации, но не различаю смысла сказанного. Я просто слишком высоко. Мне не слышно оттуда. Я выше городских крыш. Только так можно уцелеть. Каменное лицо, стенодробильный взгляд, на плечах проступают погоны, держу осанку. Только так можно уцелеть. Только так: Я и Город. Что нужно еще, когда нет тебя?
Не помню, как добралась до дома. Помню, что быстро, что возле подъезда дядя Боря мыл машину. Я поздоровалась, спросила о чем- то. Он посмотрел на меня испуганно. Наверное, я жалко выглядела, потому как испуг в его глазах сменился состраданием.
На кончиках пальцев осталось ощущение тебя.
Дома меня встретил сын. Я села на диван, обняла ребёнка, прижалась к его плечу и молчала. Он гладил мои волосы.