Бизяк Александр: другие произведения.

Три составные части документального кинопортрета

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 4, последний от 31/12/2006.
  • © Copyright Бизяк Александр (bialex@rambler,ru)
  • Обновлено: 02/06/2007. 13k. Статистика.
  • Рассказ: Израиль
    • Оценка: 4.58*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Наконец, сценарий был закончен. Я описал напряженный ритм работы, ворох производственных и бытовых забот, каждодневные обходы, беседы с медицинским персоналом, задушевные беседы главврача у постели выздоравливающих больных, пятиминутки по утрам, приемы посетителей, телефонные звонки.
    •    Из серии "Записки сценариста"
      
      
      Чтобы полнее передать всю гамму чувств, испытываемых мной на старте написания очередного документального сценария, приведу короткий эпизод из биографии моего школьного приятеля Яши Дрисмана.
      В далекой юности мой одноклассник Яша Дрисман записался в изостудию при Ташкентском Доме пионеров.
      Как-то раз руководитель студии Беркович вывез юных живописцев на этюды, рассадил вокруг опоры ЛЭП (линия электропередач) и попросил ребят перенести на холст изображение железобетонного столба.
      Учитель пытался разбудить в учениках фантазию. Не копировать бетонный столб, а разглядеть в нем индивидуальные черты, "раскрыть его характер".
      Тут даже Репин растерялся бы. Ну, какой, скажите, может быть "характер" у столба?
      Естественно, у юных живописцев опустились руки. Кто как ни старался, все "портреты" оказались на одно лицо: железобетонный серый столб.
      И лишь один студиец, а именно мой друг, проявил себя подлинным художником: на его рисунке бетонный ствол пустил зеленые побеги. Фантазия мальчишки потрясла учителя.
      Но всё это, увы, осталось в прошлом. Репина из Яши Дрисмана не получилось. Мой одноклассник живет сейчас в Израиле и арендует на паях с соседом два кресла в парикмахерской в Афуле.
      
      Я вспомнил о столбе, когда мне предложили написать сценарий о главвраче 28-й московской горбольницы.
      "Его спустили с седьмого этажа!", - сказали мне в "Экране". Прозвучало это так, будто Глебова и впрямь спустили с лестницы седьмого этажа. Но мы-то знали, что "Седьмой этаж" - это Отдел агитации и пропаганды МГК КПСС.
      
      Я отправился в 28-ю больницу и встретился с Рудольфом Константиновичем Глебовым. После первой же беседы понял, что передо мной - типичный представитель партноменклатуры. Его внутренний и внешний облик отвечал параметрам советского руководителя. Молод (тридцать восемь лет), энергичен, симпатичен, по-спортивному подтянут, строг и в то же время справедлив, кандидат наук, докторант 1-го мединститута, женат на аспирантке 2-го меда.
      В "Экран" после первой встречи с Глебовым я вернулся в мрачном настроении. Назначенный Московским комитетом партии герой вызывал во мне растерянность и страх. С какого боку подступиться, как оживить железобетонный образ главврача я не представлял.
      Свои сомнения я изложил начальству.
      - Вот и потрудитесь проявить фантазию и найти в герое индивидуальные черты. Вам за это платят гонорар, - ответило начальство.
      Я тут же вспомнил установку ташкентского Берковича: найти в столбе индивидуальные черты.
      Озадаченный выхожу из кабинета. Навстречу мне - Богатырев. Сценарист из нашей мастерской. Матерый автор нескольких многосериек, повествующих о становлении кубанского села: "Юркины рассветы", "Варькина земля", "Председатель сельского совета".
      Я рассказал коллеге о своих невзгодах. Тот выслушал меня и дал совет:
      - Лично я в своих сценариях руководствуюсь работой Ленина "Три источника и три составные части марксизма".
      - При чем здесь три источника марксизма?! - воскликнул я.
      - А при том. Кинопортрет героя питают те же три источника: профессия, идейная закалка и его индивидуальные черты. (Опять эти проклятые индивидуальные черты!). Он врач какого профиля, твой Глебов?
      - Он не просто врач. Он главный врач.
      - Тем более! Источник ?1: открой научный медицинский справочник и пусть Рудольф нормальным разговорным языком произнесет необходимый текст. Источник ?2: монологи главврача заправь идеями марксизма-ленинизма. И, наконец, источник ?3: герой в нерабочей обстановке - семья, любимая жена, ребенок, посещение театров, музыка, рыбалка, шахматы, Достоевский, Чехов... Тут, как говорится, выдумывай и пробуй. Чем больше оживляжа, тем ярче образ.
      Слушая Богатырева, я постепенно обретал уверенность. В мозгу возникли проблески драматургических решений. От прежней паники не осталось и следа.
      
      Назавтра, с утра пораньше, я был уже в больнице. Стал внимательно следить за поведением Рудольфа: манера говорить, повадки, жесты, повороты головы, характерные словечки. Изучал его лицо, пытаясь отыскать запоминающиеся черточки.
      Но, как на зло, ни одной зацепки. Физиономия Рудольфа не содержала ни малейшей индивидуальности. Ну, хоть какая-нибудь родинка, я уже не говорю о бородавке...
      Раза три я напросился в гости к Глебову. Решил понаблюдать за ним в домашней обстановке. Но он и тут принимал меня в костюме и при галстуке. Строг, рассудителен, серьезен. Провел в рабочий кабинет, забитый стеллажами книг. Причем, ни Достоевского, ни Чехова на полках не было. Сплошные медицинские труды, энциклопедии и методички по организации лечебного процесса.
      Жена Светлана под стать супругу - строгая, в очках, в платье с белым отложным воротничком.
      Светлана заварила в турке кофе, поставила на столик вазочку с печеньем, на выбор предложила сахар - песок или рафинад. Присела рядом с мужем. Разговор не клеился.
      Наконец, Светлана попросила изложить вопросы, адресованные лично к ней.
      Я начал излагать: общие с супругом увлечения, предпочтения в литературе, посещения театров и музеев, загородные вылазки, походы на байдарке. (Почему я ляпнул про байдарку, ума не приложу). Где познакомились и как. Первое свидание с будущим супругом...
      При упоминании первого свидания Светлана вежливо меня прервала:
      - Никаких подробностей интимной жизни! Я завершаю диссертацию. Сейчас готовлю автореферат. Рудольф Константинович в ущерб досугу активно помогает мне.
      - У нас обычная советская семья, - решительно сказал Рудольф. - Весь смысл нашей жизни - в профессиональной деятельности. Мы не кинозвезды...
      Напрасно убеждал я их, что я никакой не папарацци, что не собираюсь лезть в интимные подробности, что меня, как и всех советских телезрителей, интересуют исключительно вопросы здоровых семейных отношений.
      Все было напрасно. Первый мой заход в семью закончился ничем.
      
      Спустя неделю я снова напросился к Глебовым. И снова кофе, вазочка с печеньем, Рудольф при галстуке, жена Светлана в кримпленовом костюме.
      Был поздний вечер. Пятилетняя Ирочка спала в соседней "детской".
      Мы старались говорить вполголоса, чтобы не разбудить ребенка. Да, собственно, и говорить-то было не о чем. Выпытывать у Глебова новые подробности его ответственной работы? Но я их вдоволь насмотрелся, регулярно посещая 28-ю больницу.
      О Чехове и Достоевском, если честно, мне и самому не хотелось говорить.
      Светлана включила телевизор, приглушила звук. Мы рядком уселись на диван и стали слушать Зыкину.
      В открытое окно влетела муха. Я стал внимательно следить за ней. Интересно, как поведет она себя в квартире Глебовых? Ведь говорят же: "от скуки мухи дохнут".
      "Издалека долго течет река Волга..." - пела Зыкина.
      Не проронив ни слова, мы слушали концерт.
      Тягостно тянулось время, а Волга всё продолжала течь. И вправду, самая длинная река Европы...
      Наконец, Зыкина закончила. Не дожидаясь следующей песни, я поспешил подняться и раскланяться.
      Хозяева меня охотно отпустили.
      
      Бежали дни. Диктофон был забит беседами с Рудольфом, с врачебным персоналом, с медсестрами и санитарками, с больными. Глебов с гордостью поведал об автономном энергоблоке, позволяющим больнице быть независимой от сбоев в городской сети. О технических параметрах энергоустановки подробно рассказал электрик Жуков.
      "Как было раньше? - риторически спросил электрик, записанный на диктофон. И сам же ответил: "Сижу в подсобке. Выпиваю. Имею право. Рабочий день закончился. Вдруг гаснет свет. Вырубило линию. Поверишь, такая темень, что стаканом рот не нахожу. Я рванулся, с перепугу опрокинул ящик. На нем два вермута стояли. Бутылки вдребезги. А гастроном закрыт. Куда бежать? Что делать? Сейчас другое дело - свой энергоблок"...
      Вот еще рассказ на диктофоне санитарки Тони Карасевой. Не рассказ, а крик души. Как ей пришили политическое дело. "В больнице ждали комиссию с проверкой. Скоблили трое суток напролет. Особо в туалетах. Главный приказал, чтобы в сортирах было чище, чем в операционной. Туалетную бумагу завезли финскую, в цветочках. На бачках развесили. Как на елках новогодние игрушки. Часа не прошло, а рулоны спёрли. Главный ничего не знает, ведет комиссию в сортир. Показать, какая, мол, у нас культура гигиены. Комиссия заходит, а рядом с унитазом разбросаны газетные обрывки. Туалетные рулоны растащили, а подтираться людям, извините, чем-то надо? Какой-то член комиссии тычет пальцем на клочок бумаги. А на нем написано: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Газета "Правда". Ну, тут и началось! Кто ответственный за уборку туалета?! Санитарка Карасёва. Член партии? Слава богу, нет. Что значит - "Слава богу"? И пошло-поехало. В райком таскали, хоть я и беспартийная. Влепили строгача и дали испытательного сроку - месяц"...
      
      Наконец, сценарий был закончен. Я описал напряженный ритм работы, ворох производственных и бытовых забот, каждодневные обходы, беседы с медицинским персоналом, задушевные беседы главврача у постели выздоравливающих больных, пятиминутки по утрам, приемы посетителей, телефонные звонки. Особое внимание уделил автономной энергоустановке. Техническую сторону вопроса подробно изложил электрик Жуков. О борьбе за гигиену больничных санузлов рассказала санитарка Карасева.
      Красной нитью через весь сценарий проходила череда семейных эпизодов: сам Глебов, его жена-аспирантка Светлана, дочь Ирочка, которую в глаза не видел. Посещения концертных залов и картинных галерей, любовь супругов к романсам Даргомыжского, исполняемых певицей Зарой Долухановой, скрипичные концерты Ойстраха.
      Первый вариант сценария я показал Богатыреву.
      - Отлично! - похвалил Богатырев. Отметил романсы Даргомыжского и Зару Долуханову.
      - Единственное, чего здесь не хватает, - глубокомысленно сказал Богатырев, - это главврача на даче. Но не в гамаке, а в огороде или в саду. И пусть копается не в одиночку, а в кругу семьи.
      Я прислушался к совету аса-драматурга и придумал дачный эпизод.
      
      Съёмочный период подходил к концу. Всё шло, как говорят киношники, о'кей.
      Режиссер Саша Михайловский победно восклицал:
      - Не уверен, что отхватим Оскара, но, как минимум, вторую категорию получим.
      - Смотри, не сглазь, - предупредил я режиссера.
      Тот отмахнулся:
      - Я не суеверный.
      И зря... Киношники - люди суеверные.
      
      Утром съёмочная группа заехала за персонажами.
      По дороге Рудольф спросил у режиссера, куда мы едем. Тот ответил:
      - К вам на дачу. Снимать вас в огороде и в саду.
      И тут Светлана сообщила:
      - Дачей мы еще не обзавелись.
      - Как не обзавелись?!
      Глебов скромно пояснил:
      - В январе я получаю должность начальника Московского горздравотдела. По статусу мне будет полагаться государственная дача.
      Режиссер с гневом покосился на меня.
      Я прильнул к окну и стал внимательно разглядывать кварталы столичных новостроек.
      В машине воцарилась тишина. Первым тишину нарушил режиссер:
      - Дачный эпизод утвержден на худсовете, и мы обязаны его отснять. Ждать вашу государственную дачу не позволяют сроки. Съемка состоится во чтобы то ни стало.
      -Но где и как? - спросил кинооператор.
      Михайловский помолчал. Затем сказал:
      - Отправляемся в Филевский парк. У меня там блат в администрации. Что-нибудь придумаем...
      
      Мы въезжаем в парк. Группа выгружается. Рудольф, Светлана и дочка Ирочка (оказалась симпатичной девочкой с косичками) с ужасом пялятся на кинокамеру. Ирочка прижалась к матери и стала плакать.
      - Прошу без паники. Все будет снято в лучшем виде. Никто не знает, что это парк. Выдадим за дачу.
      Михайловский побежал в контору, нашел знакомого администратора, о чем-то поговорил с ним. Затем они появились на крыльце.
      Режиссер держал в руках лопату, грабли и совок. Осмотрелся, нашел приемлемый кусок ландшафта. Дал указание кинооператору, где поставить камеру. Объявил участниками план действий:
      - Административный домик выдаем за дачное строение. Рудольф Константинович берет лопату и окапывает дерево. Светлана граблями разравнивает вскопанную почву. На аллею выпускаем девочку. Она бежит к родителям и радостно кричит: "Я тоже хочу окапывать деревья!". Подбегает к папе. Тот, отложив лопату и вытирая пот со лба, поднимает дочку на руки. Светлана по-матерински улыбается. Вот такой незамысловатый съемочный этюд.
      - Но это же неправда, подтасовка фактов... - робко произнес Рудольф.
      - Есть правда жизни и правда вымысла, - начал было Михайловский, но решительно взмахнул рукой. - Нужно торопиться. Уходит солнце.
      
      На просмотре фильма руководство особо похвалило дачный эпизод как яркий штрих к портрету главврача.
      Мы ликовали, предвкушая солидный гонорар.
      Развязка наступила неожиданно.
      Из окна проекционной будки раздался громкий хохот. Это ржал киномеханик. Из всех придуманных мною эпизодов "оживляжа" он, единственный из сидевших в просмотровом зале, заметил позорный ляп.
      Оказалось, что по нашему невежеству и недогляду счастливая семья героя фильма с увлечением окапывала... сосны.
    ----------------------------------
    Напечатано в газете "Вести", приложение "Окна"
  • Комментарии: 4, последний от 31/12/2006.
  • © Copyright Бизяк Александр (bialex@rambler,ru)
  • Обновлено: 02/06/2007. 13k. Статистика.
  • Рассказ: Израиль
    • Оценка: 4.58*4  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка