Вечер. Суббота. В Москве в это время, наверное, кто-то идет в театр или на концерт.
А я в Корее. Я иду в магазин. Вот он, Carrefoure, пять этажей еды и роскоши. Очень современная проза. Был такой рассказ "Немного музыки и танцев". Танцевать мне не с кем. А музыка...Надоело слышать на каждом этаже старое в новом исполнении. И эти продавцы надоели. Чему они так радуются? Хиты перекричать пытаются. Размечтались. Встречаю подругу в аналогичном настроении. Будет с кем возвращаться домой. Разворачиваем тележки к выходу.
Но тут нам наперерез бросается очередной продавец: "О, мадам! О, беф! О, стейк!" Похоже, он сбежал с баскетбольной площадки, два метра под белым халатом с колпаком. Только вместо мяча у него большой пинцет и ножницы - орудия корейских поваров. Благодарим его на трех языках сразу и пытаемся увильнуть. Не тут-то было, он явно моложе и проворней: "О, мадам, Вы откуда приехали?" Мне становится грустно и смешно. В ответ надо назвать свою родную страну, но я с равным правом могу назвать сразу три. Я называю свой самый последний домашний адрес - KAIST.
- О! - срывает продавец с головы колпак - О, каисты - так произносят корейцы название их крупнейшего научного центра Коrеаn Institute of Science and Technology - это клуб гениев!
- Однако - подумала я - американский лауреат Нобелевской премии еще только собирается стать Президентом KAIST и превратить его в дорогой клуб, а за прилавками уже знают, чем это кончится.
- О! - не унимается продавец - О, наука! О, великие люди! А я... - тут он зачем-то хватается за голову.
- Не хватало только, чтобы он начал на себе волосы рвать. Все равно не куплю его мясо. И даже пробовать не буду. Не дождется. - остаюсь я при своем мнении.
Но продавец не рвет на себе волосы, а стучит по голове и заявляет, что он "empty head". Зная, что "пустая голова" в Южной Корее это страшное ругательство, мы пытаемся его утешить. Но безуспешно. Отшвырнув колпак, пинцет и ножницы, парень объясняет на хорошем английском языке, что он с отличием закончил школу, музыкальную школу, (спорт-школа не в счет), но он "пустая голова", т.к. не поступил в университет. "И вот теперь я мясник, пустая голова" - надевает он колпак снова.
Глядя в его черные глаза, я не знаю, что сказать, разве:
- А по какому классу Вы учились?
- Фортепиано...
- А я проехала из России...
- О, Россия! - корейцы не могут жить без восклицаний - О, Чайковский! О, Рахманинов! О, Сыкы...Сыкыры... - корейцы не могут без гласных и без "ы".
- Скрябин?
- О, Скрябин(ы), отец светомузыки, Прометей!
-
Не каждый русский мясник знает, кто написал симфонию "Прометей" и ввел партию света в оркестр - подумала я.
А парень продолжал: "Чайковский номер один!" Я согласилась, т.к. "number one" - это высшая похвала на языке современной корейской молодежи. Продавец, видимо, прочел мои мысли и покраснел. "Я! - ударил он себя в грудь - Я исполнял Первый концерт Чайковского". И, резким движением стряхнув поварской колпак, он поднял пинцет как дирижерскую палочку.
- Та-та-та, там! - гордо бросил он в зал.
- Та-та-та, там! - все замерли.
- Та-та-та, та-та-та-та-та-там, там, там, там ... - мелодия торжества и света хлынула, раскатилась по залу и устремилась вдаль, оставляя внизу ряды ярких упаковок. Продавец пел великое Allegro non troppo e molto maestoso, начало Первого концерта Чайковского для фортепиано с оркестром.
Никогда еще мне не доводилось слышать начало Первого русского фортепианного концерта в таком месте и в таком исполнении. Молодой человек отдернул рукава и поднял сильные руки. Теперь это был пианист. Он пел, уверенно, сильно и мягко срывая аккорды с воображаемой клавиатуры. Под его длинными музыкальными пальцами я уже видела не ряды кровавых бифштексов, а клавиши рояля. И еще мне казалось, что под белым халатом продавца скрывается черная бабочка и фрак. И тут моя подруга не выдержала и, зажмурившись от удовольствия, запела вместо оркестра всеми струнами души. Мы почувствовали себя не в Carrefoure, а в Большом зале Московской Консерватории с овальными портретами композиторов вдоль стен. В конце зала появился менеджер.
Но, пока менеджер катился на своих роликовых коньках, артист успел надеть поварской колпак. Затем он галантно поклонился и с высоты своего роста преподнес нам палочки с горячими кусочками бифштекса. Так обычно дарят женщинам цветы. И так обычно кланяется после концерта дирижер.
- Сугохэссымнида - Вы хорошо сделали свою работу - сказали мы подъехавшему менеджеру.
- Сугохасейо - вы хорошо работаете - попрощались мы с остальными продавцами.
- Я приду на ваш концерт - пообещала я нашему (рука не поднимается написать) "мяснику".
"Я люблю мужчин, у которых есть будущее" - мысленно процитировала я Оскара Уайльда. "И женщин, у которых есть прошлое" - завершила я цитату, польстив самой себе. И покатила тележку к выходу.
Эскалатор уносил меня вниз, казалось, он плывет под музыку. Она искрилась, переливалась, вытесняла мысли, заполняла душу. Теперь это была вторая часть Первого концерта, нежное и прозрачное Andantino simplice. Для меня это музыка летнего дня, высокого неба, легких облаков и лесной прохлады. Музыка волн, бегущих по траве заливных лугов. Наших лугов. И все это, как мираж, поднималось над блеском и суетой французского магазина Carrefoure, находящегося в далекой Южной Корее.
"Все смешалось в этом мире" - думала я, разгружая тележку. Первый русский фортепианный концерт оказался посвященным немецкому пианисту барону Гансу Гвидо фон Бюлову, который был учеником венгерского композитора Ференца Листа. А Ганс Гвидо фон Бюлов впервые исполнил Первый концерт в Бостоне. А сам Чайковский дирижировал им в Нью-Йорке при открытии зала "Карнеги - холл". А в первой части этого концерта, которую только что спел нам корейский парень, Чайковский использовал лирные напевы украинских слепых певцов. А в основе моей любимой второй части оказалась французская песенка. Ну а в третьей части Allegro con fuoco звучит, растет и переливается мелодия украинской песни "Выйди, выйди, Иваньку". От таких мыслей и, главное, от такой музыки одиночество мое как рукой сняло.
А на улице была уже ночь. Сплошной поток автомобилей. Carrefoure это "Перекресток", он стоит на перекрестках больших дорог, на берегах больших рек...
Я поднялась на мост. Вдали сиял KAIST, внизу неслась широкая река, в темной воде дробились и смешивались отражения институтов, белых фонарей и красных иероглифов. А сверху текли другие реки: поток красных фар в одну строну, и слепяще-белый ему навстречу. И в эти потоки огней, воды и автомобилей уверенно вливалось и, нарастая, ширилось Allegro con fuoco третьей части Первого концерта. Его нельзя выразить словами. Это жизнь. В детстве Allegro казалось мне букетом ярких цветов, который рассыпается, падая на землю с неба. Так начинается весна. Весна яркая, жаркая, дружная. Так начинается молодость.
И вот, когда, казалось бы, уже все сказано, все чувства выплеснуты и уже нельзя дальше и невозможно подняться выше, наступает финал. Финал Первого русского фортепьянного концерта. Каждый понимает финал по-своему. Для меня финал Первого концерта - это торжество. Торжество того хорошего, что было. Было, но не прошло.
"Я люблю жизнь, у которой есть прошлое" - перефразировала я Уайльда, подставляя лицо свежему ветру.