- Я пишу роман о нас с тобой, - Никита держит руль левой рукой, мобильный в правой; полицейский в проезжающей мимо машине ловит его взгляд и выразительно стучит пальцем по своему наушнику. Никита опускает руку с телефоном вниз и сворачивает к обочине, останавливается, снова подносит телефон к уху. Сашенькин голос обеспокоенно повторяет:
- Ты куда пропал, ты где, ты живой?
Никита еще несколько секунд слушает ее голос, потом откликается:
- Все в порядке, был сложный поворот. Так вот, я пишу роман о нас с тобой. Ты знаешь, это оказалось удивительно легко, как будто сидишь за столом, пьешь вино со старым другом и рассказываешь ему свою историю.
- И что же твой друг?
- Он медленно пьет вино, слушает и не перебивает, ничего не говорит. Мой старый друг и так все понимает.
- А какое вино вы пьете?
- Чилийское, Гато негро, в переводе с испанского это значит Черный Кот. Сухое, красное, слегка терпкое, недорогое. Мне нравится.
- О, я тоже хочу. Дашь почитать?
- Ну да, когда закончу, если закончу.
- Вот не знала, что ты пишешь истории.*
- Я тоже не знал. Это как любовь. Вдруг, на ровном месте, out of the blue. Я думаю, вдруг и уйдет, как любовь. Проснусь как-то утром, а я больше не пишу роман о нас. Как бы мне этого не хотелось.
- О чем же ты пишешь, ведь ничего не происходит, звонки, разговоры, редкие встречи.
Никита отвернул манжет черной кожаной куртку и посмотрел на часы; включил сигнал левого поворота и выбрался на дорогу за спиной школьного автобуса, таксисты подрезали и слева, и справа, обычная утренняя суматоха.
- Сам не знаю. Сочиняю, я ведь теперь сочинитель; там, в романе, наши свидания, поездки в другие города, люди, которых мы вместе встречаем, прогулки и разговоры. Там светит мягкое солнце, мы идем по зеленой траве, дует легкий ветерок, шевелит тени деревьев у нас под ногами. Ненаучная фантастика, одним словом, воспоминания о будущем. Вот я уже на работу приехал, пока, Сашуля.
- Пока, Никитка, я тоже уже приехала, вечером созвонимся. * - Сашенька положила трубку в сумочку. Паркинг уже заполнился машинами коллег, она сегодня немного припозднилась. Начинался обычный день.
* * *
- Сегодня у нас день свиданий.
- Как ты это смешно сказал. День свиданий бывает в тюрьме, а мы ведь свободные люди.
- У меня есть друг, а у него отец, старый солдат. Он выпьет, хорошо выпьет, облокотится на руку, посмотрит на стол перед ним, заставленный тарелками с закуской, и мясом, и салатами, и прочим всяким, и скажет - ну что ж, еда условная.
Так и наша свобода - еда условная. Можно есть, можно сплюнуть. Не знаю, что и лучше.
- Оставим философию на потом, а то я разревусь. Смотри, у меня новые простыни, тебе нравится?
- Да, очень нравится. Золотисто-коричневые, как глаза безухого кота. Твоя кожа на них светится топленым молоком. Не закрывайся, красиво ведь, дай мне посмотреть.
- Не смотри, я стесняюсь, не на что тут смотреть, я ведь уже немолодая...
- Ну иди ко мне, моя немолодая, моя золотая, милая
моя ...
* * *
- Стой. Повернись. Хорошенький какой. Ладно, иди в ванну, твое полотенце - розовое; я еще немножко поваляюсь. Надо бы тоже пойти в ванную, да неохота вставать, разнежил ты меня, котик.
- Неохота - и не ходи, потом успеешь, ты хорошо пахнешь, сейчас даже лучше, чем до того как...
В ванной шумит вода, Никита моется. Сашенька полежала, подумала: вставай, ленивица, надо Никиту кормить! Она встала, медленными, тягучими движениями набросила рубашку, халат и, потихоньку набирая скорость, прошла на кухню. Достала хлеб, поставила на стол, покрытый кружевной скатертью, белые с розовыми цветочками фарфоровые тарелки, тонкие стеклянные бокалы с золотым ободком, вино, зажгла огонь под сковородой со свиными отбивными и жареной картошкой. Мясо зарумянилось, зашкворчало, увлажнилось выступившими капельками жира, картошка, колечки лука запеклись в горячем масле. Она облизала губы, ах, вкусно-то как получается, есть охота! Пора подавать на стол, а то все пересохнет, перестоит! Ей всегда хотелось есть после любви, и выпить немного хорошего вина тоже не помешает. Надо еще овощей добавить для полноты картины, сатэ из синеньких как раз кстати! А, вот и Никита, обернул бедра полотенцем (а на моих это полотенце не сходится, ох, надо, надо худеть!), подошел к Сашеньке, поцеловал легонько в верхнюю губу, ну слава Б-гу, можно начинать!
- Садись к столу, вот сюда, выпьем и ешь давай, пока не остыло, и я тоже выпью с тобой, - радостно сказала Сашенька
- За что пьем? За тебя давай!
- И за тебя, за нас вместе. Хорошее вино, терпковатое чуть, ну в этом его и прелесть.
- Сейчас наемся и не смогу больше тебя любить. Сегодня. Вкусно как.
- Ну и ладно, оставим для другого раза. Ешь, мне охота тебя кормить.
- Каждый день надоест, нудное это дело.
- Кто сказал - каждый день? Сто грамм на пасху, и хорош, а то ишь, губу раскатал...
- Ладно, ладно, это я так, шутейно размечтался.
- Меня в Город посылают, поедешь? В эту субботу.
- Поеду, радость моя, куда скажешь.
* * *
Дорога к Городу тянулась обычным скоростным шоссе между полей и гор, лесов и рек, пока перед самым Городом не влилась в фантастическое сплетение эстакад, мостов и раз'ездов.
Город был невысокий, в основном двух-трехэтажный, с большими просторными площадями. Зеленые улицы соединялись одна с другой как колечки серпантина.
Сашенька вывела туристов из автобуса, хотела показать им площадь правительства Города. Перед зданием Собрания молча стояла цепочка людей, мужчины и женщины разного возраста, белые и черные. Рты у всех были заклеены серой липкой лентой, в руках они держали молитвенники.
Сашенька отвела туристов в сторону - здесь все время кто-нибудь против чего-то протестует, что вы хотите, свободная страна! - и стала рассказывать о правительственных учреждениях, которые размещались в зданиях, стоявших на площади, как и полагалось по программе экскурсии, но туристы все сворачивали головы на молчаливых демонстрантов.
Никита пошел в ту сторону; он бывал в городе до этого, и где сидят какие бюрократы, не интересовался. Позади цепочки стояли парень с девушкой, с надписью поперек спины "Говорящий представитель".
- Что это за протест такой интересный, - спросил Никита. - Не могли бы Вы мне об'яснить, что сие означает?
- Мы здесь для этого и находимся. Видите ли, мы все здесь не протестуем - мы молимся, чтобы члены Собрания вошли в разум и запретили аборты. Мы стоим здесь один час каждый день уже больше года, одни приезжают, другие уезжают. Ну конечно, за свой счет, используем отпуска, больничные дни. Мы собираем деньги, чтобы небольшая координационная группа могла находиться здесь постоянно и организовывать наше ежедневное присутствие.
- А почему же у молящихся заклеены рты? - спросил Никита.
- Нерожденные дети не могут говорить в свою защиту, они молчат, и мы молчим вместе с ними.
- Вы все христиане и принадлежите к одной конфессии?
- О нет, мы принадлежим к разным конфессиям и религиям. Среди нас есть и христиане разных конфессий, и иудеи, и буддисты, и синтоисты. Присмотритесь, молитвенники у нас в руках - разные. Но мы просим об одном и том же.
- Как долго Вы намерены здесь стоять?
- До тех пор, пока решение не будет принято. Мы не знаем, когда это произойдет, мы молимся.
Туристы давно обступили Никиту, слушали разговор. Длинная Зина запальчиво сказала:
- А как же женщины, как же с их правом на свободу выбора? Женщины - жертвы изнасилований, насилия в семье, наконец, больные женщины, которым нельзя рожать, мало ли всяких ситуаций в жизни, когда еще один ребенок нежелателен?! Да просто денег нет, и муж не хочет, или женщина - одинокая, что ж теперь, рожать всех подряд?
Девушка - представитель спокойно, видно, что не в первый раз, ответила:
- Женщины могут постоять за свои права, нерожденные дети - нет. Мы молимся за них, за их право на жизнь. И потом, сейчас столько противозачаточных средств, и для мужчин, и для женщин. Можно предохраняться, если уж такая охота что пуще неволи.
- Не будем, господа, задерживаться, у нас общирная программа, а здесь мы увязнем в дискуссии,- вмешалась Сашенька. - Это серьезная проблема, и мнения могут быть разные. Пойдемте, пойдемте, нам еще многое надо увидеть сегодня!
Туристы потянулись в сторону Библиотеки Собрания, следующий пункт экскурсии.
Женщины шли плотной кучкой, обсуждали увиденное. Красивая Маша сказала:
- Знаете, девочки, много лет назад я сделала аборт. На первой беременности. Совсем молодая была, студентка, забеременела от взрослого мужика, который и не думал, как выяснилось, со мной связывать жизнь. Поехала к нему, он говорит: пошла на хуй, может, это и не мой ребенок, да конечно, не мой, ты же не девушка была. А что я, девчонка, мать говорит: делай, куда ты с этим ребенком, всю жизнь себе поломаешь, мы все по несколько вычистили, и ничего, живы. Ну я пошла, договорились там по блату, что амбулаторно сделают. И знаете, врач начала меня драть, а дело зимой было, после обеда уже, сумеречно. И тут свет потух, электричество отключили. Вот какие дела, может, знак был свыше или что, не знаю. Доскребла меня врач при свете уличного фонаря, да ладно, говорит, все равно же на ощупь скребем, так что какая разница. Ну вот, ушла я домой, и вроде все обошлось, ни воспаления, ничего... А только не беременела я больше, хоть и имела мужиков разных, а Б-г не дал. Сейчас бы наверное уже бабушкой была, внуков нянчила. Ну ничего, зато вот свободная и на экскурсию могу поехать, когда хочу. Ничем не связана.
- Ай, девки, развели тоску до слез, - сказала Толстая Грета. - Вот я вас сейчас развеселю, а то поддаетесь на вражескую пропаганду на раз, разквасились! Не беременела, значит, не надо тебе было беременеть, да и весь сказ. Без тебя было кому дураков плодить. Слушайте сюда, какая со мной история приключилась.
Поехали мы с мужем в профсоюзный санаторий. Отдыхать за тридцать процентов. Люди мы простые, не чиновные, времена были советские, и отдельного номера нам, сами понимаете, не дали. Я, значит, с женщинами в палате на четыре человека, а он, соответственно, в такой же палате с мужиками. Мне-то что, я отдыхаю себе, нарзан пью, вечером натяну пижаму с кружавчиками - и в постельку, сплю на покое! А он через несколько дней проблему пред'являет - надо, яйца пухнут! Ну надо так на, вот соседки уйдут на процедуры и давай, оформим это дело по-быстрому. Он посмотрел на меня, как-будто я что-то неприличное сделала, ну там пукнула на публике или еще что, и говорит:
- Ты с ума сошла, а вдруг кто войдет, я так не могу, и, вообще, не знал, что ты такая грубая и неромантичная!
- Какие, - говорю, - романсы, мы с тобой девять лет как женаты, ты мне сроду цветочка не подарил, а туда же, не-ро-ман-тич-на-я! Будешь?! а нет, так пошел к черту, мне на массаж нельзя опаздывать! - На этом месте Толстая Грета остановилась и сказала:
- Давайте, девочки, зайдем кофе выпьем, ну ее, эту библиотеку!
Они зашли в кофейню, заказали каппучино для всех и сели на мягкие кресла вокруг стола.
- Так вот, - продолжала Толстая Грета. - Дни идут, он на меня уже с ненавистью смотрит, вроде как я виновата. А я тогда была еще молодая, то есть не худая, конечно, но такая, знаете, хорошенькая, пикантная дамочка и вроде как доступная, своя, а он по ханжеству своему не решается никак. Терпел-терпел, пока глаза на лоб вылезать стали; ладно, думаю, куда тебя денешь -пошли, говорю, в рощу погуляем. Ну пошли. Свела я его в самую даль, нашли полянку, пока расположились, всю амуницию расстегнули-сняли-расслабили, только он на меня заходить стал, и надо ему тут голову поднять! И видит он, что из кустов наш сосед по столовой, бледный такой мужик, с интересом на него смотрит! Этот бледнолицый за нами прокрался и расположился с удобствами порнуху смотреть. Подхватились мы, за свои бебехи, и бежать! Бежали-бежали, упали на какой-то полянке, и только к делу, глядь - а сосед из куста выглядывает! Я мужу говорю - дай ты ему в морду! что же это такое, с собственным мужем невозможно заниматься. Так что вы думаете, этот романтик перетрухнул до потери сознания и опять бежать. Часа два мы бегали по лесу, меняли дислокацию, пока и охота прошла.
И это на него так необратимо подействовало, что пришлось от импотенции лечиться.
Не могу сказать, чтобы лечение ему сильно помогло. Я бы с ним и так жила, чего там: дети уже большенькие, квартира, мебель, машину купили. Однако пришлось развестись. Видите ли, когда человек не может и не лезет, это одно. А когда человек не может и лезет - это совсем другое.
- Да, - сказала Черная Лея, - это и правда сильно тошнительно. Вот у меня был случай ...
Официант, молодой парень с расплющенным носом, принес каппучино. Расставляя чашки на столе, он склонился к ушку Толстой Греты и шепнул:
--
Oh, baby, you are so beautiful. **
--
Чего, чего он тебе сказал?! - загомонили женщины.
- А, думает, я его сниму за полтинник, - отмахнулась Толстая Грета. - Так что за случай, Лея, расскажи.
- Так вот, девочки, как Вы все знаете, у меня проблемы с вождением, -Черная Лея сделала глоток кофе и поставила чашку на стол. - Водить я умею, но боюсь, неуверенно себя чувствую за рулем. Поэтому я и машину никак не решалась купить, а чтобы не потерять форму, и в тоже время не быть за рулем одной, регулярно, примерно раз в две-три недели, брала уроки вождения. Мой инструктор, Карлос, худой и высокий англосакс, лет семидесяти....
Тут Сашенька, прихрамывая, вошла в кафе и сказала:
- Вот вы где окопались, а я бегаю, разыскиваю, где мои туристки! Пойдемте, пойдемте, нам уже в гостиницу пора ехать, вы всех задерживаете!
- О'кэй, - сказала Черная Лея, - я потом мою историю доскажу, еще будет время.
Все сели в автобус и поехали в гостиницу. Там пришлось подождать, пока Сашенька получила ключи и раздала их туристам. Никите она в общем шуме дала ключ от своей комнаты, и он уже успел занести вещи, принять душ и расположиться, когда Сашенька постучала в дверь.
- Здравствуй наконец-то, - обнял ее Никита. - Ну давай свои вещи, отдыхай, устала наверное? Как твое колено, болит?
Бедная моя, усталая Сашенька. Ложись на постель, положи ногу на подушку, пусть отдохнет. Вот так хорошо. На, почитай наш роман, пока я кофе сварю и стол накрою.
Никита накрывал на стол, Сашенька читала вторую главу:
- Что за ерунда, откуда все эти бабы со своими ужасными историями в наш роман поналезли! Так все хорошо было, ты да я да мы с тобой, и на тебе. Убери их немедленно, а то я рассержусь! Вот я сейчас пойду в душ, и как вернусь, чтобы их уже здесь не было!
- Как скажешь, душа моя, хочешь - уберу, только не сейчас, у меня тут дела поинтереснее намечаются. Что тут у нас под одеялом, как там наша коленка поживает?! Ничего, еще не отпала, только почернела немножко. Ну и синяк у вас, девушка, где это вы на коленке ползали?! Дай поцелую коленку мою... надо же было так долбануться... неустойчивая ты моя... ну как, лучше стало?
- Отстань, не щекотись, - засмеялась Сашенька и легонько оттолкнула Никиту ладонью в лоб. - Мне в душ надо.
- Я бы тебя отнес в ванную, да нелегка ты, душа моя. Давай вместе пойдем, я буду тебя поддерживать за локоток, ах, какой пухленький локоточек... Не буду заходить, не волнуйся, за дверью постою. Молчу, молчу...