|
Да-да, в том числе и про холеру. |
В ОДЕССЕ ЛЕТОМ 1970-ГО.
(Да-да, в том числе и про холеру)
В то лето мы с мамой впервые приехали в Одессу как гости. До этого Одесса была нашим родным городом, в течение 15 лет для меня и 25 лет для мамы. Впрочем, мама за эти годы с Одессой так и не сроднилась, но во всяком случае, мы там жили и считались одесситками. Я носила это имя с гордостью и изо всех сил старалась хохмить на каждом шагу, как положено одесситке. У меня получалось плохо, и я с немым восхищением взирала на тех, кому это удавалось с блеском и шиком. Мама же, как выяснилось, Одессу совсем не обожала, а в отличие от меня, всё время "смотрела на сторону", куда бы сбежать от этого "торгашеского духа," как она считала.
И вот, предыдущим летом, 1969 года, будучи ещё пока одесситками, мы поехали в отпуск в Оренбург, к родственникам. В Оренбурге мама родилась и жила там до старшего школьного возраста. Оттуда они перебрались в Одессу. Потом, в 1955 году умер дедушка, мамин папа, потом распался мамин брак с моим отцом, после него мама так и не вышла замуж, ещё через много лет умерла также и её мама, моя бабушка, и маме стало казаться, что в Одессе её больше ничего не держит. Оренбургские родственники, у которых мы гостили в то лето, посочувствовали её одиночеству, дружно пообещали "мигом выдать её здесь замуж", на работе в Оренбургском музучилище не ограничивали одной ставкой, как в Одессе: можно было брать две ставки и даже больше, сколько выдержишь, и соответственно получать существенно больше зарплаты. Квартиру обменять оказалось также удивительно (для мамы) легко: в обмен на нашу комнату в коммуналке в центре Одессы в Оренбурге наперебой предлагали отдельные двухкомнатные квартиры со всеми удобствами и с телефоном, хотя и на окраинах. Некоторые даже потом предлагали с доплатой и в центре, но мама, благородная душа, уже пообещала первому же попавшемуся двухкомнатному на окраине.
Когда все эти, радостные для неё новости разом свалились на мамину голову, решение переезжать со мной даже не обсуждалось. Меня она оставила у всё тех же родственников, а сама помчалась обратно в Одессу собирать вещички, чтобы успеть обратно в Оренбург к началу учебного года. Мне было 15 лет, можете себе представить, какой это был для меня ужасный удар. Не только из красавицы Одессы - ни с того ни с сего вдруг переехать насовсем в пыльный Оренбург, но даже и не простившись с друзьями и не повидав их на прощание! Родственники мне не понравились, у них таки был торгашеский дух, а к тому же ещё и дух пьянства и обжорства. Да что там говорить, с момента маминого исторического решения до нашего первого визита в Одессу я была как в коме. Я и сейчас ещё чувствую и оплакиваю следы того потрясения.
На Новый Год мама устроила нам обеим подарок: мы таки съездили в Одессу на несколько дней новогодних каникул. Помню, мы вышли из поезда в Одессе под проливной дождь. А из Оренбурга мы приехали в тёплых зимних пальто на двойном ватине (на настоящую тёплую шубу и шапку из натурального меха маме, конечно же, не заработали ни две, ни три ставки в музучилище, даже с подработкой на стороне с хором военного училища). На дождь эти тяжеленные чудища, конечно же рассчитаны не были, там, в Оренбурге, никаких таких дождей в конце декабря не бывает. Наши одёжки немедленно стали вдвое тяжелее, но мы этого не замечали: ура! Одесса! На следующий день дождь прекратился, стало солнечно и тепло, так что можно было даже выбегать на улицу совсем без пальто.
Новый Год мама встречала со своими друзьями, а я со своими одноклассниками: моя лучшая подружка Надя и двое братьев-близнецов, с одним из которых, с Мартиком, мы ещё полгода назад сидели за одной партой и тоже дружили. Квартира близнецов располагалась в сказочном районе: угол Пушкинской и Ласточкина (Ланжероновская). С их балкона открывался вид на море, порт, Приморский бульвар, Оперный театр, Исторический музей. Снег на Новый Год так и не выпал, моросил мелкий дождик, а в новогоднюю полночь вдруг загудели все корабли в порту! Сначала торжественно забасил один, потом другой подхватил крепким тенором, потом третий, потом ещё, и ещё, разной высоты гудки добавлялись к мощному аккорду, аккорд рос и крепчал, продолжали прибавляться всё новые торжествующие голоса - это было совершенно потрясающе!!! Я никогда такого раньше не слышала, так как Новый год мы обычно встречали дома, а в нашем Советском переулке не слышно звуков из порта, далековато. Этот Новый Год я не забуду никогда! Мы выбежали на балкон, смотрели на тёмное море и освещённый бульвар и мокрые улицы и слушали и слушали этот аккорд, длящийся, наверное, не менее пяти минут без перерыва.
В тот приезд я даже ещё застала последний день занятий в моей бывшей школе m 107, пришла и села за свою парту. А наша классная руководительница, которую мы все очень любили, вошла в класс и начала занятия и объявления, как обычно, не замечая меня, а может быть, принимая как должное, что я сижу за своей партой, и забыв, что вот уже полгода, как я не учусь больше в этой школе. Потом вдруг она что-то поняла, глядя на меня, и воскликнула: "О! Чудо!" - так она рада была меня видеть. Дорогая моя Галина Павловна. Ну вот, а уже второго или третьего января мы отправились обратно в Оренбург, чтобы промучиться там ещё полгода до летних каникул. Я отмечала на календаре крестиком каждый день, приближавший меня к желанной встрече с Одессой. Мы с Надей писали друг другу часто, исписывая порой по полной школьной тетрадке в 12 листов и затискивая каждое письмо в несколько конвертов! За эти полгода мне запомнилось лишь одно приятное событие: на моё 16-летие мама выложила на полу у двери в мою комнату огромную единицу и огромную шестёрку конфетами "Кара-Кум", так что утром мне нужно было перешагнуть через эти "16" и как бы вступить в 17-й год своей жизни.
И вот наконец лето, каникулы, и мы снова в Одессе. Теперь мы здесь "приезжие", а не одесситы, и мы живём поочерёдно у разных маминых подруг. Один из её бывших учеников-заочников приглашает нас погостить к нему в Арцыз на пару дней, познакомить с семьёй. Недолго думая, собираем лёгкую сумчонку на пару дней, оставляем весь свой остальной багаж у одной из подруг в Одессе, покупаем билет на электричку - и вперёд. Арцыз от Одессы недалеко, не помню, может час электричкой, а может немного больше или меньше. Почти пустая электричка вдруг начинает подозрительно заполняться народом. На каждой станции подсаживаются всё больше и больше людей, электричка ползёт всё медленнее, остановки на станциях всё чаще и длиннее, чувствуется какая-то напряжённость, слышатся тревожные разговоры о том, что якобы завтра Одессу закроют на карантин в связи с эпидемией холеры. Звучит как-то нереально, как нелепые выдумки. В отличие от мамы, я тогда совершенно искренне не верила слухам. Я верила газетам, книжкам, радио и телевидению. Тогда я ещё даже не подозревала, что слухи как раз и были самым достоверным источником информации.
Вечерело. Когда мы высаживались в Арцызе, уже было темно, и электричка была набита битком. Одессу таки да закрыли на карантин той ночью. Может быть даже, что наша электричка была последней. После этого уже нельзя было ни въехать в Одессу, ни выехать из неё на неопределённо долгое время. Так что нам, считайте, повезло: выскочили из ловушки как раз перед тем, как она захлопнулась.
Абрам Гурфинкель хорошо описал эту историю изнутри города, закрытого на карантин, в рассказе "Холера ясная": полная неясность положения, идиотские умолчания со стороны властей, растерянность населения и множества приезжих, добавьте к этому природную мнительность моей мамы, и даже некоторые симптомы холеры, которые она у себя потом в Арцызе обнаружила (не подтвердилось, слава Богу!) и вы можете себе представить, с каким настроением она, бедная, вынуждена была провести остаток своего отпуска в этом самом Арцызе вместо Одессы. Меня она от плохих новостей оберегала, так что моим самым большим горем была невозможность вернуться в Одессу через два дня, как мы планировали.
Да уж, два дня в Арцызе растянулись для нас почти на два месяца, до конца маминого отпуска и срока наших обратных билетов, купленных заблаговременно ещё давно в Оренбурге. Обратно в Оренбург мы ехали поездом из Арцыза, очень долго, медленно, окружным дальним путём вокруг Одессы и не заезжая в неё, через Молдавию, без багажа, всё с той же лёгкой сумочкой, собранной "на два дня." Настроение в поезде было сумрачное: не просто кончилось лето, а с ним и каникулы, а ещё эта холера у всех на уме, гигиену в грязном плацкартном вагоне соблюсти трудно, каждым касанием рискуешь подцепить проклятую бациллу. Багаж мамина подруга наконец сумела отправить нам в Оренбург лишь через полгода, чемоданы были обработаны химикатами, провоняли, потеряли цвет и покорёжились. Не помню, пострадало ли содержимое.
Если мамины мысли в течение этого вынужденного гостевания в Арцызе были о холере и о составлении завещания (так как она уже была уверена, что помрёт, но мне об этом не говорила, чтобы не пугать ребёнка), то мне это лето запомнилось в связи с совсем другими, тоже очень важными событиями. Сыну этого маминого заочника было 18, мне 16, парень славный, но не в моём вкусе. Однако же слово за слово, и вот уже одна из наших славных вечерних прогулок вплотную подошла к поцелую. Мне было любопытно, я ещё ни разу до этого не целовалась с мальчиком, поэтому я не уклонилась. "Умри, но не дай поцелуя без любви" - этого мы пока ещё тогда не проходили. Я была сильно разочарована, это оказалось совсем не так сказочно, как описывали в книжках и в кино. Однако парень продолжал и продолжал, пока мне в конце концов не понравилось. Мы не заметили как прошла ночь, домой мы явились утром, с синими распухшими губами. Обе мамы повели себя довольно деликатно, ни одна из них не устроила сцены, они лишь провели с нами, каждая по отдельности со своим чадом, воспитательные беседы.
Однако, в течение месяца нашего вынужденного постоя "роман" не стоял на месте: кавалер катал меня на велосипеде, дарил мне полевые цветы, увозил на красивые полянки подальше от дома, делал даже попытки поцеловать меня немного ниже лица, на что мы с мамой, посовещавшись, решили: "ни-ни, ни в коем случае!"
А отпуск всё не кончается. О том, чтобы сдать наши билеты и уехать пораньше не может быть и речи, билетов конечно же нет, в связи с карантином, полчищами приезжих, мечтающих вырваться из ловушки, опаздывающих к началу работы, срывающихся командировочных и прочих планов, да что говорить: в те времена и безо всякой холеры купить билет летом на поезд в Одессу или обратно из неё было очень и очень непросто.
Делать это следовало как минимум за 30-45 дней, выстоять следовало громаднейшую 6-7 часовую очередь, в тесном, нестерпимо душном непроветриваемом помещении. Лучше всего было приходить как минимум за пару часов до открытия кассы. Бывало, достоишься до заветного окошечка: "Мне бы на 15-е число до Одессы" (за 45 суток как положено) - "На 15-е уже нет! Следующий!" - "Ну тогда на 16-е, пожалуйста! А?" - "На 16-е сегодня не продаём, приходите завтра! Следующий!" - "Так как же ..." - "Вам ведь русским языком сказано, гражданочка, за 45 суток, а не за 46! Следующий!" И вот так далее в таком плане, в таком духе, в таком разрезе (как говорил незабвенный А.Райкин) ...
Так что нам, считайте, сильно повезло, что наши обратные билеты из Одессы нам засчитали за действительные из Арцыза, без заезда в Одессу. А то так и остались бы в Арцызе до самой зимы, когда уже с билетами полегче. И кто знает, чем тогда могла бы кончиться эта история.
Итак, сами понимаете, наш постой в Арцызе вынужденно продолжается: вот ещё пару дней - и мы уже решили пожениться, ещё пару дней - и мы уже строим планы о том, как он поедет с нами в Оренбург, там как раз есть военное училище, куда он мечтал поступить, жить он будет у нас... Я была очень удивлена, когда его мама объявила нам на это своё категорическое "Нет!" "Да как же так, неужели Вы не понимаете, что это любовь? Мы же не можем расстаться!" - отчаянно лепетала я. "Детка, - ответила она, - вот когда будет у тебя свой не то что ребёнок, а хотя бы цыплёночек (и она показала, какого размера), тогда ты меня поймёшь." Моя мама уговаривала меня не расстраиваться, говорила, что не надо спешить, что у меня этих мальчиков ещё будет много, по пять копеек пучок. Я была не согласна, я горько плакала, расставаясь со своим любимым.
Теперь я понимаю, с какой радостью тот бывший мамин заочник, а особенно его жена, наконец-то проводили нас из Арцыза обратно в Оренбург. В Одессу мы так и не смогли вернуться, она всё ещё была закрыта на карантин.
Тот мальчик поступил в военное училище где-то в другом городе, мы переписывались и он всё же приехал к нам в Оренбург погостить следующей зимой. Мама оказалась права: влюблённости моей - как не бывало, мне ничего не оставалось, как предложить ему: "Давай останемся хорошими друзьями". Разочарованный паренёк вернулся обратно в своё училище, закончил его и вскоре женился. Я же продолжала ему по-дружески писать, пока не получило гневное письмо от его жены. Я действительно искренне не понимала тогда, а что такого плохого я делаю.
Насчёт 5 копеек пучок мамино предсказание сбылось не совсем. То есть влюблялась я действительно часто, но ненадолго, так что когда парень осмеливался наконец предложить дружбу - уже бывало поздно. Были потом и другие, более замысловатые варианты, как например: я любила его, а он любил меня, но философию он любил всё-таки больше; или: я любила его, а он меня, но с женой всё же разводиться не захотел или не смог, или она не захотела; был даже один совсем незамысловатый вариант, когда пришла жена и с криком: "Вовка! Домой!" увела своего пьяницу, к которому я с отчаяния прилепилась (меня же он, естественно, уверял, что давно в разводе и детей у него нет), или вот мой любимый вариант: я люблю его, он любит меня, но я "слишком хороша для него, а он меня просто недостоин" - и чего ещё только не было, но это было уже потом, во взрослой скучной жизни. А тогда, совсем рядом со свирепствующей холерой, для меня всё было впервые, и вся жизнь была впереди, и будущее казалось мне большим, ожидающим меня счастьем, переезд в Оренбург воспринимался как нелепая случайность, которую будет легко поправить, и вот уже совсем скоро, вот-вот - и счастье за поворотом...
Вот так: для кого-то холера, а для кого-то первый поцелуй, единственный на всю жизнь.
Хьюстон июль 2005