Отшумела нервотрёпка вступительных экзаменов: приёмная комиссия, проходной балл, отдельный для "стажистов" и "школьников", списки, собеседование - и вот я уже примеряю к себе слово "студентка" - звучит как небесная музыка, я не могу поверить своему счастью: несмотря на отсутствие "стажа работы" и "рекомендации с производства" (где, подскажите, найти такое производство, откуда порекомендовали бы девушке поступать на философский факультет?!) - нас, довольно большую группу вчерашних выпускников средней школы, всё же приняли на первый курс философского факультета Уральского университета. Первый год сделали такое исключение, повезло нам.
Не успела ещё привыкнуть к сладостному слову "студентка", как ударило в голову ещё одно, совсем уже головокружительное звание. Случилось это при первом массовом сборе всех поступивших счастливчиков. Не подумайте, что в красивом актовом зале, нет, это было потом, через месяц. А сейчас вся разношёрстная неорганизованная толпа свежеиспечённых студентов сгрудилась для отправки в колхоз на картошку под варежкой огромного рабочего-богатыря, простёршего свою каменную руку с постамента на привокзальной площади. "Строиться!" - прозвучала команда. "Физики - сюда, историки - сюда, журналисты - сюда, философы - сюда..." Боже мой! "Философы" - ведь это мы, это я! Голова кругом! Не через 5 лет упорных трудов по получению диплома, а прямо сейчас, когда не прошло ещё опьянение от слова "студентка"!
"Философов" отправляли в деревню Шиловку. По дороге в Шиловку, в вагоне поезда "Свердловск - Красноуфимск" мы знакомились. В центре внимания конечно же оказались бывалые, "стажисты", многие парни после службы в армии, для некоторых и поездка на картошку была не впервые. Они делились опытом, а "молодёжь" раскрыв рты слушала: "Дожди это ещё что: один раз в конце сентября вообще снег выпал. Холодина! Ветрюга!" Я видела себя, беззащитную, посреди плоского поля, открытого всем стихиям, и мне было страшно. Снег! В сентябре! Мне, ещё совсем недавно одесситке, это трудно было представить. "Да, самое милое дело - это на кухне, кому повезёт." Я зацепилась за эту фразу и тут же решила, что буду умолять судьбу, чтобы мне оказаться на кухне: в тепле и под крышей. Не знаю, искренне ли они в это верили, или нарочно молодым голову морочили, зная, что никто никогда добровольно на кухню работать не пойдёт. Во всяком случае, нам двоим точно заморочили: я и девушка, с которой мы только что познакомились, сразу по приезде попросились работать на кухню, и посчитали большим счастьем, что наше прошение удовлетворили.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА КУХНЕ
Однако работа на кухне оказалась гораздо труднее работы в поле. К тому же, погода в тот год выдадась на редкость хорошая, солнечная и сравнительно тёплая, так что на поле было почти приятно. А вот на кухне было как в камере пыток: если не порежешься непривычно огромным ножом, то обваришься кипятком, не обваришься, так обожжёшься открытым огнём, не обожжёшься так надорвёшься, передвигая огромные котлы - каждый день не обходился без "ранений". Вставать нам надо было на два часа раньше всех: в 4 часа, затемно, практически посреди ночи, чтобы успеть растопить печку и сварить завтрак для всего отряда. Наш рабочий день также и заканчивался позже всех: ведь надо было перемыть всю посуду после ужина, и вычистить котлы, и всё это без водопровода.
Помощников на кухню посылали лишь тогда, когда надо было начистить на всех картошки, их посылали в качестве наказания за нарушение дисциплины в поле. У них это называлось "наряд вне очереди", получившие "наряд" стонали и роптали изо всех сил на "несправедливое наказание", а мы смотрели на них с завистью: "для вас это всего лишь один наряд, а для нас это каждый день, целый день, без перерыва!" Так что делайте выводы, молодые: всё относительно!
Мне в конце концов судьба улыбнулась, и с кухни меня отправили на поле. Самое смешное, что тоже в наказание! Я изо всех сил старалась скрыть свою радость по этому поводу: под конец сентября "бабье лето" было в разгаре, тепло, солнечно и сказочно красивые жёлто-красно-зелёные леса обрамляли картофельное поле! Я впервые заметила эту красоту лишь под конец колхозного сезона, когда меня наказали переводом на поле.
МОРФЕЙ И РАЗНУЗДАННАЯ ЛОШАДЬ
Теперь расскажу за что наказали. Молоко, воду в бидонах и прочие тяжести на телеге с лошадкой подвозил нам на кухню деревенского вида и неопределённого возраста парень. Мы с подружкой прозвали его Морфеем, потому что он всегда выглядел заспанным и пользовался каждой свободной минуткой, чтобы вздремнуть прямо там, где эта минутка его застала. Потом, через месяц, выяснилось, что он такой же студент первого курса, как и мы. А тогда нам казалось, что он из местных. Так вот, когда наш колхозный сезон перевалил за половину, и мы уже более не менее освоились и стали быстрее справляться со своими обязанностями, стали у нас появляться между делами и возможности передохнуть.
Во время одной из таких коротких передышек Морфей предложил мне прокатиться с ним на лошадке. Я села в телегу, солнышко ярко светит, тепло, едем вдоль густой лесополосы, окрашенной осенними цветами, справа - чёрное, убранное и вспаханное поле, красота! Морфей предложил мне поменяться с ним местами. Для меня, городской девушки, это было в новинку, я никогда близко лошадей не видела и тем более не управляла ими. Показалось очень легко: держи себе вожжи, а лошадка сама знает, куда бежать. Трусит значит лошадка вдоль поля, ритмично так, хорошо, я держу вожжи, радуюсь новому переживанию. Вдруг на шоссе по другую стороны лесополосы громко взрёвывает мотор какой-то машины, лошадка наша вздрагивает всем своим могучим телом и пускается в галоп во всю прыть! "Натягивай вожжи!!!" - кричит мне Морфей. Я тяну на себя, а вожжи как резиновые, никакого эффекта на лошадку не оказывают. Вот мы уже тянем вдвоём с Морфеем, уже почти повалились навзничь - а лошадка лишь головой мотает и знай себе скачет во весь опор! А потом вдруг как сиганёт с перепугу под прямым углом в сторону от дороги, и прямо поперёк поля, поперёк вспаханных борозд, канав и бугров, и понесла и понесла! Телега, конечно, подпрыгивает на каждом бугре всё выше и выше, пока наконец не опрокидывается, разлетаясь на составные части. Явственно помню, как в замедленной съёмке, лечу я в одну сторону, Морфей в другую, телега в третью, и думаю: "Всё! Конец нам пришёл! Неужели это происходит со мной?!" Правда, страшно было, думала насмерть разобьёмся.
Потом тишина. Не веря своему счастью, ощупываю себя - жива, цела и даже не очень больно ушиблась! Потом слышу голос Морфея: жив! Потом гляжу лошадка наша, как ни в чём не бывало, пасётся себе рядышком, как будто это и не она минуту тому назад неслась куда-то как сумасшедшая, с такой прытью, будто сама жизнь её от этой скорости зависела! Составные части телеги пришлось собирать чуть ли не по всему полю. Морфей оказался не такой уж соня-засоня: и телегу сумел собрать, и лошадку поймать и запрячь и обратно в Шиловку нас обоих доставил. Где нас уже ожидал строгий комиссар: "Где были в рабочее время?!" - конечно же мы опоздали к концу обеденного перерыва. Но мы были так счастливы, что остались целы-невредимы, что "выволочку" комиссара пропустили мимо ушей практически без эмоций. Моё ухо лишь зацепилось за словосочетание: "перевод на полевые работы" - какое счастье! - это моё наказание! Вот так мне повезло вдвойне.
Когда я помогала Морфею запрягать лошадку, я впервые в жизни поняла что именно означает выражение: "разнузданный агрессор". Морфей показал мне, что уздечка должна находиться у лошадки во рту, между зубами, а лошадке это конечно же не нравится, потому что если потянуть за вожжу, прикреплённую к этой уздечке, то она врезается ей в губу. Вот почему взнузданная лошадь реагирует на натягивание вожжей: ей больно, она и поворачивает в нужную сторону или останавливается. Наша же лошадка не реагировала именно потому, что была разнуздана, так как Морфею было лень бороться с ней и вкладывать узду ей в рот, и он обычно просто накидывал ей хомут на голову, а уздечка болталась рядом. Конечно же после нашего приключения мы поняли, что взнуздывать надо, попыхтеть пришлось, но сделали всё как надо в этот раз, и лошадка доставила нас обратно в лагерь уже без приключений.
КОЛХОЗНЫЙ ОТРЯД
Парни, особенно те, что не сразу после школы, а постарше и поопытнее, знали как надо одеваться в колхоз. Потому-то нам они почти все показались местными, шиловскими. А потом, через месяц, на первом торжественном собрании первого курса в актовом зале университета мы с огромным удивлением узнавали "местных шиловских" среди своих однокурсников. Иных, в костюмчиках, умытых-побритых и при гастуках, было и не узнать совсем.
Девчата - другое дело. Ни одну из них с местными вы бы не спутали, хотя и одеты они были как бы "по-колхозному": брюки, штормовки, на некоторых красивые тёплые куртки, которые были тогда большим дефицитом, поэтому большинство девчат оставили красивые куртки дома, а в колхоз надели то, что похуже. Одна странная старшекурсница оказалась вообще в пальто и туфельках! Как потом выяснилось, это была жена нашего однокурсника, которая приехала лишь на пару дней, навестить мужа, не могли они видите ли перенести разлуки на целый месяц. Нам тогда это казалось просто смешно и нелепо: приехать в этот ужасный колхоз только для того, чтобы повидаться с мужем, который и так уже твой на всю оставшуюся жизнь?!
Мы, к сожалению, были воспитаны в таком убеждении, что настоящая любовь - это когда объект любви недосягаем. В ходу было такое убеждение, что если бы Петрарка женился на своей Лауре, то история потеряла бы уникального поэта, воспевающего любовь, а приобрела бы лишь очередного "доброго семьянина", (что для нас тогда звучало почти как ругательство). Никто не мечтал о "добром семьянине", все мечтали о "сумасшедшей любви". Господи, какая глупость! Эх, если бы хоть кто-нибудь научил нас тогда истине...
КОМАНДИР И КОМИССАР
Двое из парней стояли особняком: командир и комиссар. Во первых, они были с третьего курса, и больше чем на два года старше нас, во-вторых, должность такова, что все их знали, никто не подумал бы про них, что они шиловские. Ну а в-третьих и в-главных, это то, что командиром у нас был в тот год не кто иной как ястребиноокий Веня Гургулис, который передвигался не иначе как на белом коне. Это не литературный оборот, буквально: верхом на белой, очень симпатичной лошадке. Выглядел он на ней очень эффектно, появлялся на поле всегда неожиданно, голос имел зычный, спуску никому не давал и держал всех в страхе, в хорошем смысле этого слова. Если поначалу и были в отряде шаляй-валяйщики и от работы отлынщики, то после встречи с грозным командиром Гургулисом охота отлынивать у них пропадала. Неудивительно, что через много лет наш командир на белом коне сделал хорошую карьеру в Свердловске, а потом и в Москве какое-то время был правой рукой самого Ельцина.
В отличие от недосягаемого и потому окружённого романтическим ореолом Вени, комиссар Валера был ближе к народу, как и положено по должности, даже часто помогал нам по кухне. Он тоже бывал строгим, именно он устроил "выволочку" мне и Морфею за опоздание на работу, но эта строгость была ему не свойственна, чувствовалось, что он ругается только потому, что так положено. Его не боялись как Веню, его любили. Любили как старшего брата и не дерзали на большее: он отдавал явное предпочтение своей однокурснице, которая и приехала в колхоз, скорее всего ради него.
МОИ ОДНОКУРСНИКИ
Из только что поступивших школьников всем сразу полюбился Яша Куперман: шутник, душа компании, его тут же выбрали бригадиром на поле, всем девчатам он нравился, но сам он никому не отдавал явного предпочтения. Тем сильнее был для всех нас шок, когда всего через несколько месяцев, когда мы ещё толком и не успели узнать своих однокурсников, мы вдруг получаем известие, что наш Яша покончил жизнь самоубийством. Никто не знал и не мог понять почему! Любящие родители были просто убиты горем, из девушек ни с кем он особо не встречался, так что некому было бы разбить ему сердце, версия была лишь одна: как бы нелепо это ни звучало, но наш Яша не вынес противоречия идеала и действительности. Не забывайте, ему было 18 лет. Гораздо позже я узнала, что это самый опасный возраст в этом смысле: самая сильная склонность к самоубийству. Он перерезал себе вены, а когда увидел, что не умирает, то пошёл и бросился под поезд. Какой-то невероятный кошмар - но это так и было. На память о Яше осталась фотография, его родители давали копию каждому желающему.
Самым красивым (и самым умным тоже!) парнем на курсе был Валера Колчанов. Огромные чёрные глаза и ресницы, которым позавидовала бы любая девушка: длинные, красиво загибающиеся кверху. Мне выпало счастье увидеть эти ресницы, покрытые инеем, когда мы шли с ним как-то раз зимой по Плотинке - это пешеходный мост через реку в центре Свердловска - мороз градусов 25, от незамерзающей воды поднимаются густые пары, и оседают красивым, кристалистым инеем на этих бесконечно длинных ресницах, делая их белыми, ещё более густыми и пушистыми! Зрелище, доложу я вам!
У Валеры обнаружился скрытый порок: он был убеждён, что назначение женщины - "киндер, кюхе, кирхе". То есть он конечно же был не один такой, скорее всего как раз-таки большинство парней именно так и считало, и потихоньку, между собой, любили говорить: "Курица не птица, женщина - не философ". Но всё же держали это в строгой тайне, и в обществе такого никогда не повторяли, понимая, насколько это неприлично. Валера, видимо оказался самым честным из них, и особо своего убеждения не скрывал: слух об этом быстро просочился, стал общеизвестным, и скорее всего именно поэтому у Валеры за все 5 лет учёбы так и не было постоянной девушки. Потом, говорят, он нашёл себе жену по вкусу, но уже не на философском факультете.
В целом мои однокурсники сильно поразили меня в первый год учёбы тем, какие они умные! Я несказанно гордилась, что мне выпала честь учиться среди таких гениев, мне было так далеко до каждого из них! Они не боялись на семинарах поднимать руку и высказываться по ужасно трудным вопросам, дерзко спорили с преподавателями, знали множество незнакомых мне умных слов и имён и употребляли их направо и налево! Я изо всех сил старалась не отставать: искала в словарях объяснение незнакомых слов, читала модных авторов, на которых они ссылались. А через пару месяцев вдруг начала понимать, что ту же мысль, которую очередной гений расписывает вот уже 15 минут, можно было бы высказать в двух-трёх коротких предложениях, употребляя лишь всем известные простые русские слова. Меня это стало немножко раздражать, я не была больше уверена, что их красноречие так уж необходимо.
ПЕРВАЯ СЕССИЯ
Первая сессия с лихвой подтвердила мои подозрения: половина умников отсеялись. Причём не только за пьянку или на экзамене по математике, где они с полным правом могли возмущаться: "Зачем философу математика?!" А и на экзаменах по специальности. Например, по диамату (диалектический материализм) был зачёт, но зачёт дифференцированный, с оценкой, фактически экзамен. Этот зачёт-экзамен был самым первым в нашей студенческой жизни, и по самому трудному предмету. Для нашего молодого преподавателя Лакмакова этот экзамен тоже был самым первым. Его боялись, он слыл строгим, но справедливым.
Антипов, признанный умник номер один, пошёл отвечать первым. Все были в нём уверены: отбрешется, язык подвешен, на семинарах всегда спорил и самые умные вопросы задавал. Это ж не математика, где точность и формулы, а просто умные слова: знай себе плети красиво одно к другому. Проходит 20, 30, 40 минут... Самые нервные стали уходить домой, не дожидаясь своей очереди на расправу. Проходит целый час! Антипов выходит из аудитории красный и потный. "Ну как?!!" - "Завал!" Тут уже началась массовая паника: если даже Антипов не сумел отбрехаться за целый час, то никому из нас не сдобровать! Самые стойкие всё же дождались следующего, и у того оценка была положительной. Приободрились: значит всё-таки возможно сдать с первого раза!
Сдавали долго. Часов в 8 вечера наш тощий длинный Лакмаков наконец выдохся и запросил пощады: попытался перенести оставшихся на завтра. Не тут-то было! Стояли насмерть. Никто не хотел уходить - и ему не дали. Он остался, требований однако не снизил ничуть. Сдавали буквально до полуночи. За одной студенткой приехал папа, объехав предварительно все морги и отделения милиции. И не зря, ещё бы немножко и таки понадобился бы Люсе морг! Вышла чуть живая, в половине 12-го ночи, помахивая зачёткой: "Сдала!"