Оба слова (а также "тембель") переводятся, как "недотепа", но знатоки-филологи указывают на существенное отличие: шлымазл, это, объясняют, тот, кто во время застолья систематически роняет соус на брюки соседа, а шлумьель - тот, который постоянно оказывается рядом со шлымазлом, роняющим соус на его штаны. Различие весьма тонкое, но встречаются также счастливые обладатели обоих этих качеств. Таков, в частности, мой почти знакомый Давид Яковлевич.
Начать с того, что он предпочитает, чтобы его называли по имени с добавлением отчества, что, в принципе, в Израиле не принято. Но, видимо, так неразрывна его связь с бывшей родиной и системой традиций, обычаев и черт ментальности страны. Где жил прежде, что ему легче лишиться, скажем, почки или глаза, чем привычного "Яковлевич", впрочем, при всем уважении к его папе Якову, да будет благословенна его память.
Познакомился я с этим шлумьель-шлымазлом более чем необычным образом: мне совершенно случайно попало в руки его письмо, адресованное Господу Богу. Вообще, многие пишут Богу всевозможные жалобные письма. Некоторые жители разных стран и континентов, запечатав письмо, содержащее прошение в небесную канцелярию, пишут на конверте коротко и просто: "Богу" ("to God", "a Dios" etc), и работники всех почтовых отделений планеты знают, что посылать нужно в Иерусалим. Это не шутка. Можете спросить на главном иерусалимском почтамте. Там за неимением штатных транспортных средств в небесные сферы, не знают, что потом делать с этими кипами писем.
Впрочем, самим жителям Иерусалима для той же надобности услугами почты пользоваться ни к чему. У нас тут есть Котэль, то есть часть когда-то окружавшей Храм стены - все что оставили от нашего Святилища римские варвары, которые таким образом утверждали свою прогрессивную цивилизацию. Эти огромные, аккуратно уложенные один на другой камни многие называют "Стеной плача". Пусть, если им так нравится, но для меня это Котэль, и не могу сказать, чтобы очень часто, но я наведываюсь туда, чтобы сказать "Шма Исраэль" и, пройдя под аркой Вильсона в закрытую от жаркого солнца часть, присесть на стул и подумать, как говорят, "о своем, девичьем".
Так вот мы, местные, свои письменные просьбы к Богу запихиваем между камнями Котэля. Наивно? Считайте, что так, но мы это делаем.
Так вот однажды, погруженный в одно из тех размышлений, куда, извините, я никого и даже, при всем моем уважении, вас тоже не приглашаю, я рядом с ножкой стула увидел много раз сложенную пачку исписанных листов бумаги и автоматически поднял. Оглянулся по сторонам: может, кто-то уронил и ищет? Нет. Развернул и прочел написанное по-русски: "Дорогой Господь Бог!"
Кто-то написал Богу очень длинное письмо, сразу на дюжине страниц и, скорее всего, хотел оставить его между камнями, а оно выпало. Запихнуть обратно? Не лезет. Прав я или нет, но в надежде, что ТАМ его уже прочли, я сунул листы в сумку, посмотрел на старинной, двухтысячелетней давности, кладку на потолке, на всякий случай извинился за то, что спер чужое письмо, и пошел домой.
2.
Переписать для вас со всеми свидетельствами того, что этот Шлумьель-шлымазл, мягко говоря, мало что вынес из школьной премудрости, я не смог, но в целом стиль и некоторые отступления от официальной орфографии все-таки сохраняю.
"Дорогой Господь Бог!
Извини, что отнимаю у Тебя время своей писаниной, но очень прошу вникнуть в мою просьбу и по возможности помочь. Конечно, я сам виноват в том, что натворил, но так уж получилось, а теперь, когда мне уже стукнуло пятьдесят, так может еще можно как-нибудь исправить?
Я, вообще-то, с Украины и Ты же знаешь, что там Твоих книг было в советское время не достать, и поэтому я не знал, что все несчастья от женщин, по каковой причине, будучи на Крайнем Севере и в двадцатилетнем возрасте, первый раз женился на Валерии Ильиничной, на три года моложе меня, от которой имею троих детей, оставленных мне ею при разводе в связи со многими переездами по стране, причем окончательно мы расстались в 1987 году, то есть по прожитии десяти лет, а дети остались со мной.
Не веришь? Говорю тебе: так и было. Она вышла из суда и - тю-тю! А дома на столе лежала записка: "Детям будет лучше с тобой, а меня не ищи. У меня есть денежное дело, но далеко отсюда. Если выгорит, пришлю денег". Я думаю так, что не выгорело, потому как видишь, аж по сей день.
Потом, уже в Херсоне, мы поженились со Светой, но не для семьи, а так было нужно. Для бизнеса. Причем, надо было сперва пожениться, а потом развестись для законного раздела. Я б Тебе рассказал, как это делается, но ты все равно ничего не поймешь, потому что это дела земные.
Хотя, вообще-то, я предложил, чтобы перебраться в Израиль, потому как я, если по отцу, то еврей, а уже в Израиле все чин чином поделить, но она наотрез отказалась, потому как больная мать и вообще.
Поэтому я решил пожениться с Татьяной, которая сама предложила, в том числе переехать в Израиль и там создать свое дело, но была одна трудность, так как у нее были муж и четырехлетний сын. И мама тоже. Причем я с моими детьми уже начал оформлять документы, что Татьяне было заранее известно, и она была согласна.
Но тут, однако, возникла трудность, которую нам один хороший человек объяснил в Сохнуте. Он сказал, что ее пропихнуть может не получиться, так как она на 20 лет меня моложе и могут подумать, что брак фиктивный с целью провезти и за деньги, хотя я лично такого не имел в виду, а хотел создать семью. Посоветовали ради беспрепятственного проезда, чтобы она, разведясь с мужем, поженилась с моим сыном, хотя он и не совсем еще был совершеннолетний, с которым они были все таки по возрасту ближе, но какая разница, а потом, чтобы уже в Израиле они развелись, а мы чтобы уже потом поженились. Что мы и сделали успешно и переехали в Петах Тикву уже семьей.
Причем, поскольку мой сын Ленчик был еще несовершеннолетний, так чтобы их расписали, пришлось одному человеку в поликлиннике дать сто долларов для получения справки о том, что Татьяна вроде как беременная, хотя этого просто не могло быть, потому что между Ленчиком и ею ничего не было, а у нее по словам Татьяны вообще были по словам гинеколога проблемы по женскому.
И так мы репатриировались, в том числе Татьянин сын Витя, причем Витя получил гуманитарный статус.
Хотя я жил с Татьяной, а дети в других комнатах, но Ленчик и Татьяна числились вроде как муж и жена, и поэтому они открыли общий счет в банке, хотя Ленчик оттуда денег не брал, а только Татьяна.
Мы с Татьяной занялись швейным производством мужских трусов, на особый покрой которых у нее был из Украины патент и они назывались "ортопедические трусы", а я вообще-то не понимал, но она мне показала и мы приступили. К сожалению Татьянин сын был еще маленьким и все время мешал матери стать на ноги, а поэтому пришлось отвезти его обратно к бабушке и так продолжалось целый год.
Бизнес у нас пошел и мы купили квартиру, а помещение для мастерской снимали, но все это было на ее имя, так как я в основном занимался детьми, прежде всего ее сыном Витей, а по документам она оставалась женой моего Ленчика, ввиду чего я предложил, чтобы они развелись, а мы чтобы поженились, так как фактически мы же с нею были как муж и жена, но она отказалась.
Из ее ответа мне стало понятно, что она во мне больше не заинтересована и тянула время, чтобы оставаться вроде как замужем за Ленчиком и получить законное гражданство без подозрений, что она не его жена, а все фикция.
После чего приехала вроде как в гости ее мать Наталия Григорьевна Малькова и я даже не заметил, что при отъезде обратно она увезла с собой все денежные запасы семьи и все, что было ценного, после чего Татьяна выгнала из дома всех детей, в том числе Ленчика, хотя он же числился ее мужем, после чего привела полицию и рабочих и вынесли из квартиры все, что было, в том числе швейное оборудование, на котором мы шили ортопедические трусы, а полиция увезла меня для чего-то в Холон, где на меня надели наручники и запихнули в камеру.
На другой день мне предъявили обвинение в рекете, вымогательстве, избиениях и изнасиловании, причем, я вроде как отчим Татьяны, который над нею издевался и систематически насиловал, а следователь объяснил, что, если я не сознаюсь во всех преступлениях, то меня подсадят к гомосексуалистам. Я сказал, чтобы делали, что хотят, но все равно не признаюсь, так как все неправда, а что правда, так это ж тоже объяснить невозможно. Только Тебе, Господь Бог, могу все написать, как было и без обмана.
На другой день пришла Татьяна и сказала, что согласна забрать жалобу обратно, так как появилось много работы, и надо заниматься делом. Я говорю, что, значит, скажи им, что я тебе не отчим, а фактически муж, но она отказалась. Потом пришел другой следователь и убедил ее, чтобы призналась во всем, и она сказала, что все выдумала, но на другой день Татьяна подала другое заявление, что я вроде как все таки изнасиловал, но не ее, а собственную дочь Симу. Однако после допроса и проверки на детекторе меня все-таки отпустили.
И тогда я понял, что в Израиле Татьяну ничего, кроме бизнеса, не интересовало, а меня и моего сына она просто использовала. Я ей все прямо сказал, а она опять написала на меня жалобу, и суд дал мне три года условно, в том числе десять тысяч шекелей штрафа, а за что, я так и не знаю.
Дорогой Господь Бог! Теперь я не знаю ни ее адреса, ни телефона этой ужасной женщины, а мой сын Ленчик не знает, женатый ли он, в смысле - официально, или свободный человек.
Конечно, я признаю, что поступал неправильно и тоже заслуживаю наказания, но не можешь ли Ты, когда найдется у тебя минутка свободного времени, прислать мне кого-нибудь, чтобы объяснил, как мне жить дальше. А я со своей стороны обещаю, что буду ходить в синагогу и молиться тебе каждый день".
За этим следовали подпись, адрес и номер сотового телефона.