Мои недалекие - по времени и по интеллекту - предки приняли участие в закладке и строительстве омерзительного сооружения, более нелепого, чем Вавилонская башня, более бессмысленно-жестокого, чем все войны на Земле, более убогого, чем Золотой телец и более преступного, чем осквернение всех святынь, - советского, социалистического строя. Это их участие можно пытаться по разному объяснить, но глупо искать оправданий тому, что изначально, по задумке, по постановке целей, как и по форме исполнения, было обречено на крушение и на то, чтобы остаться в памяти величайшей мерзостью человечества.
Еврейская священная история тем отличается от всех рукотворных и рукописных, что никогда не стремилась приукрасить дурные деяния "своих". Те самые евреи, которых Моше рабейну вывел из Египта, вывел к свету и свободе и повел к Земле, текущей молоком и медом, не все, а только малая часть этих людей, но, тем не менее, те же люди соорудили Золотого тельца и поклонились ему. Они погибли и оставили позорное пятно на тех, кто не воспротивился этой мерзости. Это исторический факт, и никто, насколько я знаю, не ищет оправданий тому, что эти безумцы совершили. Можно попытаться как-то объяснить, потому что должна же в этом деянии быть некая причинно-следственная связь, логика, что ли, и объяснению случившегося три с половиной тысячи лет назад занимаются комментаторы этого раздела Торы, но оправдания этому преступлению мы здесь не найдем. Среди тех, кто принял участие в октябрьском бунте и всем, что за ним последовало, были, вне всякого сомнения, очень талантливые люди, и, употреби они свои таланты на что-то полезное, они могли бы прославить добрыми делами себя и свой народ, но они сделали тот выбор, который сделали. К счастью они составляли хоть и очень шумную, но ничтожную часть народа, из которого вышли, а к несчастью вышли, вырвали они себя из него, потому что презрели его исторические, религиозные и национальные традиции.
Никто не может перестать быть евреем; даже если крестится или вступит в партию большевиков, он все равно останется евреем, и, когда Лейба Бронштейн, известный по книгам, как Лев Троцкий, заявил, что он не еврей, а "интернационалист", то он просто плохо учился и не знал, что перестать быть евреем невозможно, ни биологически, ни по менталитету. Хотелось бы сказать: этот человек не наш, и я за него не в ответе, но это не так. Он из наших, и мы все, включая тех, что родились на сто лет после него, в ответе за этого талантливого подонка.
Ответственен ли грузинский народ за преступления своих "великих сыновей" Сталина, Орджоникидзе, Берии? Не знаю, грузинам виднее, и им решать. А наши сыновья, даже если они блудные, сыновьями быть не перестают. Хорошо ли это или плохо, но так это было всегда, и это так. Торквемада, если правда, что он из выкрестов, тоже блудный и преступный сын своего народа, а Карл Маркс, сколько бы глупостей он ни написал о евреях, нравится это ему или нет, тоже евреем родился и евреем ушел в мир, где его мнение о его еврейских корнях никого не интересует.
В порядке попытки объяснить случившееся мы бы сказали, что Россия могла бы иметь более умных правителей, чем династия Романовых, и ее духовные учителя были тоже не семи пядей во лбу. "Черта оседлости", в которой со времен Екатерины Второй миллионы людей были обречены на скученность, полное бесправие перед лицом администрации, безработицу и нищету, представляла собой по определению умного политического деятеля Сергея Юльевича Витте готовый взорваться котел. (Котел ли виноват, что взорвался?)
Известен следующий разговор Витте, бывшего в то время министром финансов, с Александром III, спросившим: "Правда ли, что вы стоите за евреев?" Витте, в свою очередь, спросил царя, "может ли его императорское величество потопить всех русских евреев в Черном море. Если может, то я понимаю такое решение, а если же не может, то единственное решение еврейского вопроса заключается в том, чтобы дать им возможность жить, а это возможно лишь при постепенном уничтожении специальных законов, созданных для евреев, так как, в конце концов, не существует другого решения еврейского вопроса, как предоставление евреям равноправия с другими подданными". Император, по словам Витте, выслушал это молча.
В.Е. Кельнер пишет, что "еврейский вопрос в России начала XX в. превратился буквально в центральный, чуть ли не в роковой вопрос общественной жизни". Что значит "превратился"? - спросили бы мы. Не странно ли это звучит? Евреи свой вопрос сделали роковым? Они во время раздела Польши вопреки желанию императрицы присоединили себя к России и заперли себя в Черте оседлости? Определили для себя более высокие налоги, чем те, что платило коренное население? Лишили себя гражданских прав? Ввели для себя процентную норму при поступлении в учебные заведения?
Вся эта история беспрерывно муссируется и цитируется, и обсуждается, и мы читаем обвинения против евреев в том, что они "устроили революцию и тем оборвали нормальный ход российской истории", и тому подобное. Цитировать не будем, так как все это многократно читали. На самом деле произошло гораздо меньше того, что Александру Третьему напророчил Витте, а именно: небольшая кучка оторвавшихся от своих корней евреев приняли активное участие в социалистических движениях и революционной борьбе.
Может сложиться впечатление, что русская интеллигенция 19-го и начала 20-го веков была юдофобской, но это тоже не так. Большая часть русских интеллигентов, по меньшей мере, подобно Витте, понимала, что существующее положение к добру не приведет и нужно что-то менять. Тупыми и неповоротливыми были два последних императора, а "властители дум", многие из них, свое славянофильство и имперский патриотизм обильно приправляли юдофобией, замешанной на убеждении в особой православной миссии на планете.
Иван Сергеевич Аксаков, сын того Аксакова, который известен "Аленьким цветочком" и "Детскими годами Багрова внука" выдал серию статей: "Следует ли дать евреям в России законодательные и административные права?", "Отчего евреям в России иметь ту равноправность, которой не даётся нашим раскольникам?", "Что такое "еврей" относительно христианской цивилизации?", "Не об эмансипации евреев следует толковать, а об эмансипации русских от евреев", "Желательно ли расселение евреев по всей России?", "Обезвредятся ли евреи, преобразовавшись в культурный слой?"... Одни заголовки чего стоят!
Больше всего г-на Аксакова беспокоило наличие в России русофобии.
В наше время, то есть полтора века спустя, среди русских интеллигентов, журналистов, писателей, историков, тоже все чаще слышатся жалобы на русофобию, в том числе со стороны некоторых евреев. Не удивительно ли само по себе, что такая крупная нация, как русская (или её достойные представители), вдруг начинает страдать от недостатка любви к себе? Не говорит ли это, скорее всего, о развивающемся (Или давно уже развитом) комплексе неполноценности. Ведь обидеть можно только того человека, который ждёт, чтобы его обидели или знает, что есть за что обидеть, или чувствует свою вину за что-то.
Приведем длинную цитату из Аксакова:
"Если кто хоть раз в жизни бывал на нашем юге и западной окраине, там, где свободно живут евреи, и видел, стало быть, собственными глазами гнёт еврейства над русским народом, тот мог только дивиться народному долготерпению. Это гнёт давний, нахальный, крупный по результатам, несносный по мелочности, ещё более оскорбительный по разноплемённости и разноверию. Неправое стяжание - вот что вызывает гнев русского народа на евреев, а не племенная и религиозная вражда. Правда, предубеждение против евреев врождённо каждому христианину, и русскому тоже, но оно не настолько сильно, чтобы могло само по себе служить серьёзным препятствием к распространению и на них общих прав, присвоенных всем прочим русским подданным". Однако, считает Аксаков, этих прав давать не следует. "Не об эмансипации евреев следует ставить теперь вопрос, а об эмансипации русского населения от еврейского ига, не о равноправности евреев с христианами, а о равноправности христиан с евреями, об устранении бесправности русского населения перед евреями: вот единственно правильная постановка вопроса, без которого и правильное решение невозможно".
Дальше - больше: "...На нашем юге и западе учащиеся евреи до такой степени переполняют государственные средние учебные заведения, содержимые на деньги русского народа, что детям этого народа, хозяевам страны, приходится сплошь и рядом отказывать в образовании за неимением вакансий. Народ, удручаемый экономически и социально евреями, осуждается пребывать в невежестве для того, чтобы евреи же, на его счёт, могли получить образование". Мало того, "они всё более и более наполняют наши университеты... Мы не видим особенной пользы для государства плодить над русским народом чиновников и господ из иноплеменников и иноверцев вообще, а тем менее из евреев".
Во-первых: "содержимые на деньги русского народа". Учитывая, что евреи облагались более высокими налогами, чем другие, это звучит более, чем странно. А во-вторых, как это выглядело? Хорошо вооруженные еврейские банды врывались в школы, вышвыривали оттуда белобрысых славян и усаживали за парты своих пархатых детишек? Как литератор Аксаков представлял себе процесс вытеснения русских учеников еврейскими? Или дети из довольно таки бедных еврейских семей почему-то шли в школу, а дети из подобных же славянских детей не шли? В самом деле, почему?
"Вся сущность мудрёного и многосложного вопроса сводится к практическому вопросу: обезвредить евреев, для чего необходимо исследовать свойства, корень и причину их вредоносности. Вред ... не составляет неизбежную личную принадлежность каждого человека еврейской расы; в этом вреде еврей виноват не столько индивидуально, сколько как сын своего народа. Одним словом вредоносность еврейская - свойство не индивидуальное, свойство евреев как нации". Ну, вот, это то, что мы называем юдофобией. Среди русской интеллигенции такие суждения, даже если и не преобладали, были, похоже, весьма распространены, и они глубоко укоренились, и стоит ли удивляться тому, что какая-то часть оторвавшейся от национально-религиозных корней еврейской молодежи примкнула к эсерам, социал-демократам, в том числе и к большевикам, причем среди этих молодых людей по известным господину Аксакову причинам оказывалось больше грамотных, начитанных и активных, и это они в 1917 году составили ядро, прямо скажем, преступной большевистской организации.
Мне случилось однажды близко познакомиться с одним очень пожилым евреем. Он был весьма образован. Почему-то запомнилось, как он декламировал на память Тита Ливия, а я ни слова не понял. Ходил, опираясь на палку: на войне потерял половину ступни. Во время Гражданской войны он, восемнадцатилетним пареньком, был комиссаром кавполка. А что, разве у организаторов полка, как и многих других частей и соединений Красной армии, были другие кандидатуры? После гражданки все время был на партийной работе. Изловчился (Эти евреи такие хитрюги!) заочно закончить университет и при этом подняться до уровня второго секретаря Туркестанской республики, охватывавшей в тридцатые годы всю Среднюю Азию. А в 37-ом кровавом году его арестовали и обвинили в том, что он был агентом Великобритании и работал над отделением Туркестана и присоединением его к Великобритании в качестве вассальной территории. "Мне объяснили, что мне предназначался портфель министра иностранных дел". Он выстоял, ничего не подписал. Отсидел пять лет и рядовым солдатом был отправлен под Сталинград.
В его биографии, как в зеркале, отражена судьба этой группы еврейской молодежи, сыгравшей трагическую и незавидную роль в истории России 20-х-30-х годов.
В конце тридцатых они Сталину были уже не нужны, и диктатор готов был сбросить этот отработанный материал в кювет российской истории, а им все еще казалось, что цель достигнута, что они равные среди равных, и не могли поверить, что власть повернулась к ним спиной и что она, власть, уже листает статьи Аксакова и ищет новые формулы вытеснения их из общественной жизни.
Мое поколение уже было не столь наивным и понимало, что в действительности антиеврейская политика послевоенного СССР опирается на прочную основу народной юдофобии, с давних времен внедрявшейся в массы усилиями верховных и местных властей, православным духовенством и немалой частью интеллигенции. Она была естественной частью имперской и православной идеологии и политики.
Многие из нас, кто раньше, кто позже, поняли свою несовместимость не только с советским строем, но с окружением, в глазах которого мы как раз и были такими, как нас в своих статьях описывал вышеупомянутый русский писатель. Мы понимали, что нужно либо мимикрировать, следуя принципу, что в чужом монастыре местный устав обязателен для всех и, проживи мы в России не двести, а хоть тысячу лет, мы будем обязаны либо попытаться никак себя, как таковых не обнаруживать, либо пересадить себя на более пригодную для нас почву.
Я уже не говорю о том, как повели себя власти Советской империи, но общество, для которого мы были чужими, так сказать, пришельцами, которых терпели из милости (Читай господина Аксакова), наша желание покинуть пределы страны воспринимало, как предательство. Мне вспоминается собрание, на котором меня "разбирали". Выступили все члены коллектива. Клеймили позором. Осыпали бранью, которой я никак не ожидал от коллег, с которыми буквально накануне, как мне казалось, нормально общался и сотрудничал. При встрече на улице не здоровались.
В чем дело? Что случилось? Кого я обидел? Даже супруги, если это нормальные люди, не склонные к неврастении, убедившись во взаимной несовместимости, спокойно расходятся и разъезжаются по разным квартирам, городам, странам. И продолжают нормально общаться.
Я тогда не читал Аксакова, но готов его понять: дело не в свойствах личности и характера каждого из нас, а в принадлежности к этносу, с которыми этнос Аксакова трудно или совсем не совместим. Как, скажем, растительное масло, которое не растворяется в воде. И я готов его понять. Какой же глупостью мне казалось тогда и продолжает казаться сейчас положение "отказника", в которое меня ввергли тогда, одновременно уволив меня и жену с работы, а сына из института, в который я с таким трудом определил его, причем, не спрашивайте, во что мне это обошлось.
Член клуба "Заграница" Анатолий Петрович Феоктистов в своем письме ко мне советует: "Так, может быть, попробовать? Поучиться уважать другие народы, не показушно, а взаправду, поучиться больше договариваться, чем ссориться, короче, попробовать жить в мире и добрососедстве?
Это несложно, надо только осознать, что все мы в этом мире гости и все на равных правах. Когда окружающие нас люди увидят, что мы искренне хотим равного добрососедства, то и коситься перестанут, будьте уверены".
Честно говоря, расставшись, в конце концов, и после длинных мытарств с Империей, я убедился в том, что все попытки как-то договориться безуспешны. Мы вроде бы на равных правах, но права некоторых равнее. Представьте, что было бы, если бы оказалось, что взрывчатка, которая была использована при терактах и взрывах домов в России, прислана из Израиля, или что кто-либо из журналистов, которых так часто убивают в последнее время в вашей стране, что очень огорчает российского президента, убит из израильского пистолета. О Чечне я уже молчу. А террористы, атакующие нас, несмотря на все попытки договориться с российскими властями, вооружаются Россией.
Мне странно это видеть, но подданные страны моего рождения буквально толпами (Для Израиля 300 тысяч - это толпа народу) правдами и неправдами стремятся в Израиль. Вы могли бы когда-нибудь представить себе такую ситуацию, что в России живут 400 тысяч евреев, а в Израиле 300 тысяч выходцев их страны моего исхода. Или они, в самом деле, считают, что эта страна "течет молоком и медом"? Ну, хорошо, тогда по правилам Аксакова принимайте наш устав. Нет, вместо этого они создают юдофобские общества, пишут гадости на стенах. Жаль, говорят, что вас не всех Гитлер перебил... Что делать, Анатолий Петрович? Пытаемся договориться.
А пока я вижу только один выход: жить отдельно и договариваться по И-мэйл.