Михаил Семенович Журавлик и его жена Зинаида Максимовна, люди по тем временам весьма благополучные, могли позволить себе устроить для дочери Леонеллы такую свадьбу, чтобы запомнилась на долгие годы, и чтобы люди сказали, что вот это свадьба, так свадьба. Такого рода гуляния в нашем городе принято было устраивать в ресторане "Родник" - далеко не та роскошь и европейскость, что нынче, но по тем временам - таки шик, включая Йоси Суриса с его джаз-бандом а ля Тедди Рознер. Я, в данном случае, не об этом, но Йоси был единственным, кому разрешалось играть все, что угодно, до "Мурки" и "Гоп-со-смыком" включительно, кроме, само собой, контрреволюционных "Фрейлехс" и "Семь-сорок", которые - под страхом лишения лицензии.
Леонелла была очень хороша собой, и это не потому, что она моя дальняя родственница со стороны ее мамы, а жених, Лева, так себе, но зато кандидат технических наук, правда, на одну мизерную ставку, не больше двухсот в месяц. Левиной зарплаты им хватит на семечки перед телевизором, который он, папа, им купил, как сказал Михал Семеныч.
Гостей был полный зал, снятый Михал Семенычем от дверей до самой кухни и на весь вечер, а само торжество было тем значительней, что Михал Семенныч женил сразу обоих своих детей. Друг на друге.
Именно так, и все очень просто: его старший сын Лева был приемным, а Леонелла родилась у них только через три года после того, как они усыновили двухлетнего Левочку. Такое бывает: безнадежно бездетные родители принимают чужого ребеночка и делают его своим, а Бог, который все видит, роняет слезу умиления, и эта слеза открывает, как говорится в Библии, чрево женщины. Возьмем, к примеру, ту же Сарру, жену Авраама...
Впрочем, примеров брать не будем, так как цуресов, как говорится, у нас и своих хватает, а на свадьбе нужно, чтобы мазл-тов был по полной программе. Правда, словосочетание "мазл-тов" не произносилось. По двум причинам: во-первых, потому что шел семидесятый год, и слова из этого лексикона было не принято произносить вслух (Вы же не у себя на кухне при открытом водопроводном кране), а во-вторых, у кого могла быть уверенность, что все присутствовавшие на торжестве евреи его поймут, а те, что будут думать, что понимают, не поймут его превратно?
Короче, сын Михал Семеныча женился на дочери того же Михал Семеныча. И таки была до слез большая радость, и давкэ тетя Сарра, которая еще знала пару слов из идиша, в ответ на громогласный главный тост тихонько прошептала "бис цум хундерт ун цванцик юрен", а по мановению Йоси-сурисовой позолоченной трубы зал и гостей обдало торжественным тушем, и текло рекой, не говоря уже о закусках и горячих блюдах, и жених так славно крутил в вальсе свою Леонеллочку, как будто она была пуримским дрейделом, и что тут еще можно прибавить, кроме того, что - дай Бог нашим детям и внукам не хуже, и пусть наши враги не дождутся того, что они в этот момент нам пожелали.
Кстати, я тоже там был, хотя и сидел сбоку-припеку, где-то у крайнего окна, между плюшевой портьерой и бедным родственником Зишей Зусьевичем, который постоянно ехидничал по разным адресам, и чего я только не услышал по поводу (Какое, спрашивается его собачье дело?) толстого живота Мишки Журавлика и его прыщавой и красной, как медный тазик, морды, в связи с тем, что еще неизвестно, как и от кого двадцать лет назад его Зинка все-таки с трудом забеременела и родила эту красавицу, и о многом другом, чего лучше не повторять, и забудем, и считайте, что я этого не говорил.
- Жалко, что моя Машка не смогла прийти. Как, ты не знаешь? Машка же лежит с печенью в больнице. Обнаружились какие-то мямбли, блямбли или черт их знает, как это у них называется. Если бы она была здесь, то она бы тебе еще не такое нарассказала об этих Журавликах. Она о них все знает. Всю подноготную.
У меня появилось нехорошее предчувствие, что подноготная уже на подходе.
***
Что Левчик был сыном Владимира Вольфовича Любарского, это мы все знали. Мишка Журавлик и Вовчик Любарский когда-то были друзьями по школе, а потом Вовчик стал артиллеристом, а Мишка пошел по хозяйственной части, но на фронте они встретились, как подполковник Любарский и майор Журавчик, причем Вовчик командовал артиллерией корпуса, а Мишка в том же корпусе был тыловиком. Оба были женаты. Левчик родился в 46-ом году. Примерно так.
Вовчик всю дорогу шел, по словам Зиши, "на полголовы впереди Мишки". Начиная со школы. Где у Мишки "тройка", там у Вовчика "четверка", стоит Мишке получить "четверку", как Вовчик приносит "пять". Так было и в армии, а после войны это Вовчик взял его к себе заместителем. Ничего вроде бы особенного, но когда такой расклад приобретает стабильность, то в глубине подсознания поселяется этакий тараканчик, и без конца шуршит и шуршит. Ты пытаешься пристукнуть тараканчика первой подвернувшейся тапкой, а он - шурсть под плинтус и опять шуршит. Противно, конечно, но что делать?
Внешне все было, как у людей, и оба дружили семьями, встречались, как положено, за широко раздвинутыми и густо уставленными дефицитными блюдами столами, а жены обменивались кулинарными рецептами и сплетнями.
- Вовку арестовали в 1949-ом. Ну, что он такое мог сделать? Ляпнул что-то не к месту. За что тогда хватали нормальных людей? За то, что кто-то сказал о том, что сказал еще кто-то. - Должен тебе сказать, - расфилософствовался Зиша, - что евреи только считаются умными, а на самом деле мы народ болтунов и круглых идиотов. Ну, сам подумай: человек хорошо устроился, достиг положения, денег тоже - я говорю о Вовке - полный карман, так сиди и молчи в тряпочку. Зачем болтать, я тебя спрашиваю? Короче говоря, кто-то на него настучал, а когда кого-то желательно убрать, а кто-то другой при этом в нужный момент стучит, то - сам понимаешь.
Я не очень понимал и не знал, как ответить, тем более, что сам я никогда не болтаю. Я точно знаю, что слово - золото.
- Я не знаю, что именно ляпнул Володя.
Чтобы Зиша чего-то не знал, так это тоже случается не часто.
- Но его посадили. По-моему, сорок восьмой статьи в сорок девятом году уже не было. Ты не помнишь?
Как я мог такое помнить, если меня самого еще не было?
- Впрочем, какая разница? Припаяли. Наверное, Вовка сказал что-то уж очень неприличное, и статья нашлась.
Можно подумать, что в этой стране кто-нибудь когда-нибудь следовал принципу "око за око" и кому-нибудь важно было, за что посадить!
- Но Вовкина жена таки была умной женщиной. Она сразу поняла, что произойдет за Вовкиным арестом, и попросила свою домработницу отвезти Левку в деревню, к своим. Ему тогда три года было, Левчику. Само собой, дала ей денег и отправила сына, а когда гэбисты пришли за ней и хотели отправить пацана в спец. детдом, так она им наплела про бабушку, которая аж в Перми и взяла к себе ребенка погостить, а те уже потом ни бабушку, ни Левку не искали, а друг Мишка потихоньку и незаметно взял его к себе. Как говорится, сын друга - мой друг.
Мне кто-то уже рассказывал про Левкиных родителей. Он не вернулся из лагеря, а с нею что-то приключилось в ссылке. Люди в то время исчезали бесследно, так как нужно было срочно искоренить космополитизм, разъедавший общество, как колорадский жук.
***
За главным тостом и первой рюмкой с целованием под "горько" наступил момент накалывания вилками и жевания, а чтобы не слышно было, как беззастенчиво чавкают дурно воспитанные гости и хозяева, джаз-бандик исполнил что-то из репертуара Рознера. Тщательно прожевав дефицитные продукты, гости стали в круг, и жених закружил невесту в бурном официальном вальсе, призывая всех присоединиться и вместе с ними порадоваться большому счастью, отсчет которому ведется с главного свадебного вальса.
Натанцевавшись под разрешенную - вальс, танго, фокстрот, полечка и гопачок - музыку, все опять расселись и какой-то - не знаю, как его звали, - старперчик с усиками и опираясь на палку встал, чтобы произнести тост за благополучие других присутствующих и отсутствующих родственников.
- Дорогие Лева и Линелла...
- Леонелла, - поправил кто-то.
- Я присоединяюсь ко всем тостам, сказанным в вашу честь и за здоровье ваших замечательных родителей Миши и Зины, которые вырастили двоих таких замечательных и красивых жениха и невесты, и того и другого. Это же не часто так бывает, чтобы папа и мама вырастили и жениха, и невесту, и обоих такими замечательными, как вы. Однако же, Лева, я предлагаю вспомнить и поднять тост за тех, что дали тебе жизнь, за твоих, как говорится, биологических родителей, то есть за Володю и Ханну Любарских, пусть светлой будет память об этих прекрасных людях.
- Кто это? - спросил я Зишу.
- Это их бывший бухгалтер. Он давно уже на пенсии. Когда человек на пенсии, так ему терять уже нечего. Что стукнет в голову, то и скажет.
- Нет, ну почему? Он же - по делу, - возразил я.
- По делу то по делу, но не стоило.
Наступившую неловкую тишину оборвал неистовый чардаш на трубе. Кто-то крикнул:
- Йоська, заткнись на минуту!
Михаил Семенович встал и залепетал бессвязное:
- Вообще-то, Лева, конечно, мы, конечно же, должны сегодня выпить за Володю и Ханну, которые - это же факт - дали тебе жизнь, и это были мои самые большие друзья, хотя, правда, если, ну, ты же знаешь.
- Миша, давай выпьем за них и... без обсуждения, - предложил крупный, усатый здоровячок с дальнего стола.
- Это Храповицкий, начальник первого отдела, - объяснил Зиша. - Серьезный мужичок. Он еще работает.
- Что значит без обсуждения? - возмутилась тетя Сарра, которую я не мог не знать, так как эта дама, несмотря на преклонный возраст, была из тех, что успевают везде и всюду.
Кстати, она была из тех, уже не редких в наше время, интеллигентных дам, которые пьют, как мужчины, а, напившись, читают на память и вслух что-нибудь из Ахматовой или поют блатные песни.
- Что значит без обсуждения, если Володя был таким достойным человеком и, между прочим, всю войну, от Волги до Берлина.
- До Праги, - поправил кто-то.
- Миша тоже до Праги, - добавила Зинаида Михайловна. - У Миши четыре ордена.
- Но Володю посадили, - сказал начальник первого отдела. По долгу службы.
- Мало ли кого ты тогда посадил! - цыкнула на него тетя Сарра.
- Я не понимаю, у нас сегодня свадьба или партсобрание? - возмущенно крикнул высокий, худой человек по имени Иван Иванович Иванов.
Не удивляйтесь, такие бывают. Я сам знал одного Ивана Ивановича Иванова, только тот был немцем, и его в сорок первом сослали в Сибирь. Этот И. И. Иванов не был немцем, но зато у него был фальцет, и все оглянулись.
- А ты, Ваня, помолчи. Сам знаешь, как было дело, - сказала тетя Сарра, которая все знала, и с ней лучше было не связываться.
- На что ты намекаешь?
- Сам знаешь на что.
Зря он все-таки связался с тетей Саррой.
- Что ты мелешь? Все знают, что я не при чем.
- Все знают, что да при чем, - настаивала тетя Сарра.
В этот момент на середину, там где в ресторане была, поближе к оркестру, выделена круглая такая площадка для танцев вышел толстый-претолстый человек, которого я не знал.
- Это начальник ведущего цеха, и он у них главный специалист. Сергей Денисыч его зовут, объяснил мне Зиша.
- Я вам официально и авторитетно заявляю, - сказал, как отрубил, Сергей Денисыч и сделал такое движение ладонью в воздухе, как будто отрубил голову тете Сарре, так что та грохнулась на стул и облила вином, как кровью, крепдешиновое платье соседки. - И чтобы это было в последний раз. Надоело слышать эту болтовню. Я точно знаю, что Ваня этого не делал.
- Интересно, как ты можешь знать? Да еще точно? - ехидно спросила Зинаида Максимовна и при этом ударила кулаком по столу.
- А ты спроси своего мужа! - крикнул Сергей Денисыч и выстрелил указательным пальцем в Михаила Семеновича, причем, видимо, попал в самое сердце, потому что тот схватился за это место на сшитом по заказу пиджаке.
- Сергей Денисович, не нужно так, - укоризненно сказала Валечка, секретарша, которой было уже под пятьдесят, но ее по привычке называли Валечкой. - Вы опять доведете Михаила Семеновича до приступа. Как прошлый раз.
- И доведу, - настаивал главный специалист, которому терять было нечего, потому что главным специалистам на всех наплевать.
В этот момент Лева вышел из-за стола, подошел к Сергею Денисовичу, взял его за плечо и медленно произнес:
- В таком случае скажите все что знаете.
- Левочка, ну, зачем тебе это сейчас? - плаксиво произнесла Зинаида Максимовна. - Ведь свадьба же.
- Пусть он скажет, - настаивал Лева.
- Пусть он тебе сам скажет, - снова стрельнул Сергей Денисыч указательным пальцем в Журавлика. - Пусть Журавлик сам скажет.
- Все ты врешь, - прохрипел Михаил Семенович. - Ничего ты не знаешь. Лева, не верь этому человеку. Он все придумал. Сережа, ну, прошу тебя, перестань.
Однако перестать было уже невозможно. Все были возбуждены и ждали развязки.
Лева подошел к главному свадебному столу со стороны танцплощадки и, упершись кулаками в стол, посмотрел в глаза приемному отцу.
- Скажи при всех, что это сделал не ты.
- Ему нечего тебе сказать, - заступилась Зинаида за мужа.
- Тогда пусть скажет, что ему нечего сказать.
Сергей Денисыч подошел и стал рядом с Левой.
- Так тебе есть, что сказать, или тебе нечего сказать по этому поводу? Это сделал ты или не ты?
- Нашли место и время! - сказал Михаил Семенович, сел и опустил голову.
Наступила полная тишина. В этот момент Йоська-музыкант выронил позолоченную трубу, и она покатилась по ступенькам эстрады.
- Что это? - спросил, как спросонья, Лева, и не понятно было, что именно он имел в виду.
Лева рванул на себя скатерть главного свадебного стола, посуда с дефицитными блюдами покатилась к его ногам, а он крикнул:
- Клим!
- Что, Левка? - отозвался кто-то, кого я не разглядел. Это был Левин друг, еще со школы.
- Клим, заводи машину. Я сегодня ночую у тебя, - сказал Лева, оглянулся по сторонам, добавил: "А пошли вы все!" и вышел из зала.