Вера всегда шла справа... Надежда, шаг в шаг - слева... Каждое утро, в половине седьмого, я несла ведро воды от колонки, с противоположной стороны улицы. Мне было тяжело, вода выплескивалась через край и обливала мне сандалии то справа, то слева, в зависимости от того, в какой руке держала я ведро.
Когда мы встречались, они обе одновременно улыбались, косясь на ведро, и подмигивали друг другу. Я понимала, что обозначала эта улыбка: "Полное ведро - хороший знак! Значит, будет удачный день". Я так привыкла к этому каждодневному ритуалу, что пару раз поджидала их несколько минут, чтобы доставить им это маленькое удовольствие.
Мне было двенадцать лет, и я уже научилась относиться серьезно к своим обязанностям. Чувствовала свою ответственность за эту утреннюю картинку просыпающегося дня. Ведь они огорчатся, что нет наполненного водой ведра, и всё пойдет наперекосяк...
Сестры были похожи как две капли воды. Говорили, что когда они были детьми, даже мать различала их с трудом. Я помню близняшек уже в возрасте - лет сорок, сорок пять. Очень религиозные. Замуж не выходили. С кавалерами их никогда не видели. Христовы невесты. Русые волосы заплетены в косу и закручены рогаликом на затылке. Неизменная длинная юбка, цветом по сезону: зимой темно-коричневая фланель, а летом мелкий беленький цветочек на фоне, который всегда выбирала Вера. Она была ведущей. Надя, несмотря на одинаковость внешности, казалась зеркальным отражением Веры. В местной лавке они осторожно трогали руками отрезы и Вера, выбрав цвет и рисунок, с надеждой глядела на сестру. Надя, веря в правильность выбора, кивала ей головой. Шили себе одежду сами. Даже пальто на зиму. На вате, черные, ниже колена, с большими пуговицами по всей длине. Головы зимой были покрыты пуховой шалью - предмет зависти соседей. Сестры жили обособленно. Никогда не приглашали соседей в гости и сами по гостям не ходили.
Каждое воскресенье они направлялись в церковь, шагая в ногу, одновременно взмахивая рукой. И настолько эти движения были одинаковыми, что казалось, это идет Вера, а рядом - её отражение в зеркале. Или наоборот. Как будто Надя взмахнула рукой, и в ту же долю секунды отражение ей ответило. Нарядные, в совершенно одинаковой одежде, они пели на клиросе совершенно одинаковыми голосами, и казалось, что звук единственного голоса просто двоится на одной ноте. С верой и надеждой они поднимали лицо к Божьей Матери и терпеливо ждали.
Жили сестры на краю поселка, в собственной избе, при которой был огород, заканчивающийся загородкой для домашней живности. Несколько кур, драчливый петух и две козы. Вот на козах они и зарабатывали на жизнь. Козье молоко считалось панацеей от всех болезней, и многие из поселка бегали к ним за парным молоком. Мы жили недалеко, и каждый день, после пяти вечера, бабушка посылала меня за стаканом молока, веря и надеясь на то, что мой гемоглобин начнет ползти вверх.
Босиком, огородами, я добегала до Веры-надеждиного дома. Терпеливо стояла в очереди и заворожено глядела как сестры, одновременно и абсолютно синхронно доили коз. Я до сих пор слышу этот звук, который становился всё глуше по мере наполнения ведерка, и тут же, рядом с облегченными козами, я пила теплое молоко, пахнущее травами, почему-то топлеными сливками и чем-то ещё, чего я не могла определить. Стакан моментально нагревался от парного молока и, наверное, я интуитивно понимала, что тепло это и есть то волшебство, от которого убегают все болезни.
С сознанием выполненного долга, я, не торопясь, возвращалась домой, и нарочно загребала ногами дорожную пыль, которая ещё хранила тепло летнего дня.
- Ты ходила пить молоко? - спросила меня бабушка.
- Да! Бабушка, а как ты думаешь, у коз есть имя?
- У каких коз? - с удивлением глянула на меня бабушка, уже позабыв о молочных делах.
- Ну, у Веры с Надеждой... Козы...
- Конечно, - ответила бабушка, - Любка и Сонечка!
У нас на зеркале висела открытка: четыре хорошеньких женских головки с ангельскими личиками - Вера, Надежда, Любовь и Софья. Оглянувшись на зеркало, я захихикала. Бабушка пригрозила мне пальцем, но глаза её смеялись...