Ну конечно же дождь...Серо-размытый, косой, в лицо, каплями в очки, и окружающее видится как в искривленном зеркале, и привычные формы предметов теряют чёткость, стушёвываются
и создают иллюзию талантливой бутафории. И даже сам факт - опять полёт, и опять дождь, носит характер условной игры. Если мы летим - мы дождим, если мы дождим - мы летим...
Магическое и обворожительное настроение подкралось ещё в начале ночи когда, боясь проспать рейс , я вскакивал каждый час, и схватив будильник, на цыпочках, почти бесшумно, несся к окну, прищурившись глядел на стрелки, путая минутные с часовыми...
Облака, разогнавшись в беге ещё с вечера, всё также неслись в одном направлении. Тёмно-серые, причудливой формы,
словно нашкодившие монахи в рясах торопившиеся поскорее вернуться в обитель. Но как и положено по загадочной тайне движения, при появлении луны, они останавливались как по приказу "ЗАМРИ" и луна бегала, прячась за их юбки, и выглядывая неожиданно, строила удивленно - радостное лицо: А вот и я...
Едва зарождающийся рассвет, проникая в квартиру сквозь высокое окно, разбрасывал тени -отражения несущихся облаков, и движение их создавало иллюзию несущегося поезда. Гостинная превратилась в купе вагона, и поезд несётся в предрассветном пространстве, и в окне мелькают полустанки , перелески, бегущие монахи, дедушка с улыбающейся луной подмышкой... Улыбка у круглолицей то испуганная, то радостная. Увильнув из под дедовой руки, она покатилась назад, и наигравшись, набегавшись, устала к утру, и зевнув напоследок скрылась за дождевой завесой...
Плащ с готовностью укутал плечи хозяина, и темно-серый, кожаный саквояж, нарядный как ребёнок, которого наконец-то взяли на прогулку в зоопарк - с радостью прыгнул в протянутую руку.
Забытый зонт разочарованно прислонился к дверному косяку и с завистью глядел на саквояж в руке хозяина и затаив обиду, уже почти смирившись, стал терпеливо ждать своего случая.
Я вежливо кивал из окна такси фонарям, которые с великосветской чопорностью приподнимали шляпы в ответ:
- Приятного путешествия! До скорой встречи!
Длинноногая француженка на огромном плакате, на стене углового здания, сидя за столиком в бистро с чашкой кофе, была элегантна до чёртиков, и её кумачёво -алые губы на фоне чёрно белого казались живущими сами по себе, отдельно, не только от стройных ножек и
короткого платьица тюльпаном, но и отдельно от всей картинки вожделенной чашки кофе на рекламе.
Сквозь стеклянную стену, изнутри ярко освещённого здания аэропорта, открылась панорама, казавшаяся бескрайней. Перечёркнутое наискось косыми струями лётное поле, мокнувшее под ливнем, лайнеры стоящие гуськом друг за другом в ожидании взлёта, понуро опустили клювы, повесили крылья, с которых стекали ручейки неутомимого дождя.
Монахи торопливой походкой семенили друг за другом, у каждого - библия на колёсиках в правой руке, а левой они приподнимали слегка свои рясы, чтобы не споткнуться. Одновременно, они поглядывали на француженку, сидящую в кафе, она им улыбалась, окунала свои пальчики в чашку, и шутливо орошала их капельками кофе. Я вприпрыжку догнал жёлтую машинку, и запрыгнув на сидение , понёсся по лабиринту переходов, обгоняя монахов ,старика с луной подмышкой, на ходу попытался поцеловать алые губы француженки, свернул в боковой переход . Кафе "Бон-Бон"- накренилось и стало уплывать со скоростью электрокары назад, и скрылось за поворотом.
На взлётной полосе первый лайнер, встряхнув клювом и расправив крылья, подмигивал мокрыми окошечками и звал звал войти во внутрь
- Скорее, скорее -я готов к полёту!
Монахи бежали дружной стайкой, за ними француженка грациозно перепрыгивала лужи и на ходу подбирала листы рассыпавшиеся из библии...
Будильник вскрикнул громко и неожиданно, как петух, который почти проспал рассвет...