Я не знаю почему, но именно по ней, в начале 30-х годов, колоннами вели ссыльных из Москвы в сторону города Владимира. Дорога проходила через город моего детства. Поначалу, только родившуюся, меня увезли в Молдавию, где моя мама и я чуть не опухли от голода в одну зиму. Но жмых (остатки спресованного подсолнечника) помог остаться в живых.
Когда меня еще и в помине не было и моей маме было 11 лет, пришла беда. Ее, самый любимый учитель по математике, ушел под конвоем, прямо с урока. Класс, обычно шумливый, сидел тихо, и баловаться не хотелось. Дома мама рассказала бабушке, что за Георгием Васильевичем пришли какие то дядьки, и он ушел с ними. Бабушка заплакала и перекрестилась. Математики не было целую неделю, математик был один - Георгий Васильевич. Мама растерянно поняла, что она скучает за ним.
- Он был очень добрым человеком, - рассказывала она мне много-много лет спустя. - Я вечно была голодная, нас было шестеро и еды не хватало. Я любила математику, потому что Георгий Васильевич всегда приносил мне что-нибудь, то пирожок с грибами, то просто хлеб.
Недели через две по городу пошел слух, что поведут ссыльных по центральной дороге. Многие жители пришли и стояли у обочины по всей центральной улице. Моей бабушке и маме никуда не нужно было идти. Дом на восемь квартир стоял на Владимирке.
Деревянный, из круглых бревен, и с высокими воротами. Перед домом стояла большая скамья, на которой по вечерам сидели соседи и глядели на улицу. Никто не знал, когда поведут ссыльных и поэтому люди менялись и ждали. В четыре часа пошел тихий гул: "Ведут! Ведут!"
Колонна шла молча, размеренным шагом и люди на обочине примолкли. Стояла тишина. и только шаги большой колонны раздавались не ритмично, как идут солдаты, а в разнобой. Моя мама выскочила на дорогу и побежала вдоль колонны, пытаясь увидеть Георгия Васильевича и не находила его.
- Надя!- Она оглянулась в конец и увидела руку махнувшую ей. Она плакала, и он грустно улыбнулся, махнул еще раз и отвернулся...
Тридцать лет спустя я приехала к школьной подруге в гости, в этот городок на Владимирской дороге. Хотелось пойти на могилу к бабушке, которую я очень любила всю жизнь. Так сложилось, что время от времени я жила с бабушкой и если есть во мне что- то стоящее, хорошее - то это, только благодаря ей. Подруга моих школьных лет с радостью потащила меня по своим друзьям и к вечеру, следуя доброй русской традиции многие были навеселе, и Галка решила, что с нас хватит, и мы вдвоем пошли по ночному снегу.
Проходя мимо покосившегося домика, она резко свернула к дому и сказала: "Я тебя сейчас с кем-то познакомлю". Мы постучали. Дверь открыл очень пожилой человек и, стрельнув в меня цепким, умным взглядом, радушно пропустил нас в прихожую.
- Извините за беспорядок. Я здесь не хозяин, так что не обессудьте...
Мы прошли в маленькую ,почти пустую комнату, где кроме узкой железной кровати, табуретки и простой полки с книгами, ничего не было.
- Как поживаете, Галочка?
- Спасибо, Николай Иванович! Нормальненько! Вот забежала взять у вас почитать что-нибудь.
- Поройся на полке, я буду рад. А вы, милая девушка, тоже хотите книгу?
- Нет, спасибо, я проездом...
- Вы уж извините, девчата, я даже чаем вас угостить не могу, хозяин дома, на кухне обедают, и мне неудобно их беспокоить.
- Да мы на минутку, Николай Ваныч!
Попрощавшись, мы вышли на мороз, и снег скрипел под ногами так вкусно, что мы прибавили шагу - домой, домой, обедать!
- Он ссыльный, - рассказала Галя, - ему ближе, чем за 105 км, к Москве нельзя. Родственники приезжают к нему, но не так часто. Жена ушла к другому, пока он на Колыме был. Очень хороший человек...
Лет через 15 я познакомилась с Миколой, который отсидел 5 лет в тюрьме за распространение анти-хрущевских листовок. При следующем правителе, во времена царствования Брежнева, Миколе предложили публично извиниться, с обещанием, выпустить раньше срока. Он, дурачок, ответил, что пусть они перед ним извиняются за жизнь собачью. Так и отсидел все пять...
Он общий знакомый с нашими друзьями и, навестив их в Канаде, я с радостью узнала, что он эмигрировал, и женившись, живет недалеко от них. К сожалению, я с ним не встретилась, а жаль.
А теперь я иногда думаю, как долго нужно перемалывать мясорубкой душу, чтобы изменить суть отношения к человеку, ведь наказывали людей по всей моей жизни, на Родине, в течение пятидесяти лет. Сейчас строй поменялся, но и меня перемолоть трудно...