Невысокого роста, крепкая, загорелая, одетая в спортивные трусы и майку. Очень светлые волосы стянуты в хвост. Ясные голубые глаза. Какая-то жесткость в скулах, губах мешает считать лицо красивым. Слегка бы помягче улыбку, более углубленный взгляд, но, впрочем, очень привлекательная молодая женщина.
Такой я увидела Машу в небольшой турецкой гостинице. Нам дали на двоих один номер. Мы в этой гостинице всего на 4 часа. Наш рейс на Москву задерживается на 7 часов из-за неприбытия самолета из Москвы в Анталию. Пассажиры узнали о задержке только в аэропорту. Информацию на табло увидели все, а вот понять объявление по радио, адресованное пассажирам задерживающегося рейса, смогли немногие. Я сама, услышав по радио искаженное почти до неузнаваемости слово "Москва", больше ничего не поняла в сообщении. Подумала, что по радио просто дублируют ту же информацию, которая на табло - рейс задерживается до... Но от нечего делать, я решила подойти к стойке с надписью "Информация" и переспросить о рейсе. Турчанка, искренне полагающая, что говорит по-русски, начала мне что-то громко объяснять. Я узнала голос, объявлявший по радио про Москву, но, как ни старалась, все равно не могла понять ее "русскую" речь. Я попросила служащих объяснить мне по-английски. Оказалось, что нам предлагается проехать в отель, где мы сможем бесплатно пообедать и провести время до рейса. Так я, и еще человек двадцать, попали в этот отель на берегу моря. Остальные пассажиры нашего рейса просидели несколько часов в аэропорту, где, кстати, сидеть-то особенно и негде.
Итак, мы оказались в одном номере с Машей. Естественно, познакомились. Маше 26 лет, она из Омска. Мы оставили в отеле свои чемоданы, погуляли по берегу моря, пообедали, снова вернулись в номер, разговорились о проведенном отпуске, развлечениях, отелях. Я останавливалась в отеле "Шератон". Маша спросила: "А он хороший, сколько звезд?" Я слегка замешкалась с ответом. Но Маша, и не слушая толком мой ответ, начала рассказывать об отеле, где она провела неделю: "Он тоже пять звезд. Там такой номер шикарный, с кондиционером, двери на балкон стеклянные, во всю стену, раздвигаются в стороны! В ванной куча полотенец, шампунь, крем, даже фен для волос есть! На территории два бассейна, свой пляж огороженный. В ресторане шведский стол, это знаешь - бери, что хочешь и сколько хочешь..." По этому рассказу взахлеб я поняла, что она все это увидела впервые. А по очень дешевым спортивным трусам, майке, сандалиям, дорожной сумке и прочему я поняла, что самой оплатить недельное пребывание в пятизвездочном отеле, и даже билеты на самолет, ей явно не по карману.
Я спросила: "Ты одна отдыхала?" - "Нет, с другом... То есть, он-то хотел быть не просто другом... понимаешь, он хотел большего, но я не захотела..." Понимаю, очень хорошо понимаю жуткое разочарование этого самого Машиного друга. Часто мужчина и женщина не обсуждают таких подробностей, но, как правило, оба понимают, что односторонняя оплата совместной поездки за границу с проживанием в одном номере подразумевает под собой интимные отношения. И обычно женщина (мужчина?) или соглашается и на то, и на другое, или нет. А тут интересный случай - поехать отдыхать за его счет она согласилась и видно, что с радостью, а вступать в интимные отношения она не захотела. "А почему?" - спросила я. "Ну, он мне не понравился" - просто сказала Маша. Но у меня, конечно, возникли вопросы. Во-первых, что значит "не понравился"? Она что, здесь только в первый раз его увидела? А во-вторых, где он сам сейчас? Остался? Маша спокойно, без тени смущения, отвечала на мои вопросы. Казалось, ей даже хотелось с кем-то поделиться. Да, она была знакома с этим молодым человеком только по переписке и по телефонным разговорам. Он немец, живет в Германии, ищет себе жену из России. Вот они и договорились встретиться и провести вместе отпуск, чтобы узнать друг друга лучше.
"Я так понимаю, что замуж за него ты не собираешься, раз он тебе при личной встрече совсем не понравился" - уточнила я. "Я ведь замужем, у меня сыну 4 года" - опять же спокойно, с открытой улыбкой сказала Маша. Вот это да! Вопросы посыпались из меня: "Что же ты мужу сказала, когда сюда поехала? Как ты с этим немцем по телефону общалась? Немец-то знает, что ты замужем? Ведь он себе жену ищет?". Да, она с немцем при муже разговаривала. Муж бесится. А что такого? Ей интересно, немца она называет своим другом. Немец знает, что она замужем и про сына знает. Но он все равно предложил провести вместе неделю отпуска. Нет, мужу она, конечно, не сказала, что поехала в отпуск в Турцию с этим самым немцем. Он не поймет. Сказала, что поехала на сборы в Подмосковье. Она спортсменка - выступает за местное УВД в нескольких видах спорта. До Москвы и обратно она взяла билеты на поезд. Так дешевле, за эти билеты она сама платила. Их она мужу и покажет. Маша даже придумала, что сказать про загар - что на базе в Подмосковье посещала солярий. Я смотрела в Машины ясные глаза, и не могла понять, что это - наивность? эгоизм? полное отсутствие каких-либо понятий?
Я спрашивала снова и снова: "Маша, да ты хоть понимаешь, что немец, как и любой нормальный человек, предполагает, что ты готова развестись с мужем? Что ваши отношения на грани разрыва, раз ты ведешь себя так свободно? Ты понимаешь, что он, оплатив тебе поездку, рассчитывал на близость? Или, может, вы обговорили, что эта поездка тебя ни к чему не обязывает? Как ты думаешь, зачем он предпринял эту поездку, зачем потратил на тебя столько денег?" Нет, они это не обсуждали - неудобно же по телефону при муже обсуждать такие вещи. Немец говорил по телефону, что во время отпуска они "смогут узнать друг друга поближе", а Маша отвечала односложно "да... конечно...". Нет, она не думает, что это нечестно. Напротив, Маша считает, что она честная и порядочная женщина, потому что она не изменила мужу, и не собирается спать с мужчиной только потому, что он заплатил за перелет, отель, развлечения. Зачем она приняла его предложение и согласилась на такую поездку? Так при их бедности это единственная возможность побывать за границей! Замуж за него она точно не собирается, потому что у него характер плохой - он очень нудный. "Представляешь, в бассейне при отеле проводили занятия водной аэробики, и я каждый день ходила на них, а он злился, не хотел, чтобы я занималась! Вот скажи, ну что в этом плохого?! Мне очень нравилось, я ведь спортсменка, и для здоровья это полезно! А он сам вообще не спортивный, поэтому не понимает. Молодой, а уже животик!" Я не унималась: "Маша, так он рассчитывал хоть на какое-то внимание с твоей стороны! Если уж ты не спала с ним, то хотя бы время должна была с ним проводить!" Но Маша отмахнулась в ответ: "Мне с ним было неинтересно! И я плохо по-английски говорю, а по-немецки вообще не понимаю".
Она похвасталась: "Посмотри лучше, какую дубленку я себе купила!" Маша быстро надела дубленку, ловко вскочила ногами на кровать и с удовольствием оглядывала себя во весь рост в небольшом настенном зеркале. Дубленка была действительно хорошая и не очень дорогая. Однако, для Маши... Я спросила, кто ей дал деньги на эту дубленку. Деньги ей дала мама, но их не хватило, и немчик добавил 200 евро. А еще она выпросила у него купить ей золотое колечко: "Оно мне так понравилось!", он сначала упирался, но потом купил. И еще, уже перед отъездом, попросила немного денег на обратную дорогу от Москвы до Омска. Он не хотел денег давать, что-то сердито говорил, но Маша весь вечер просила, говорила, что ей очень-очень надо, и он дал... Билеты-то у нее куплены, но ведь надо в Москве и в поезде что-то кушать и, кроме того, когда еще она получит зарплату после отпуска... Вот уж простота, что хуже воровства!
Мне стало ужасно стыдно за Машу, и я пыталась пристыдить ее:
- "Как ты могла еще просить деньги в такой ситуации!",
но Маша весело рассмеялась:
"Да ты что! Что ему эти деньги! Он ведь очень богатый! Он миллионер!"
Я в своей жизни встречала настоящих миллионеров, но ни за одним из них привычки сорить деньгами не наблюдала, они скорее были прижимистыми. Да хоть и миллионер, это не значит, что можно так бессовестно попрошайничать и использовать человека. И потом, с чего она взяла, что он миллионер?
- "Так я видела у него в кошельке!"
- "Что ты видела? Миллионы, что ли?"
- "Зря смеешься! Я видела несколько бумажек, там на каждой по пять нулей - это что, по-твоему?!"
- "А ты сама-то как думаешь?"
- "Ну... я не помню - в миллионе сколько нулей? Точно, шесть? Ну, даже если и шесть, у него же не одна такая бумажка была, а много!"
- "Маша, дорогая, это же турецкие лиры! Даже миллион турецких лир - это не такая уж большая сумма!"
Маша не верила: "Почему ты думаешь, что это турецкие лиры? Я думаю, это были евро! Вот ты доллары видела? Они такие зеленые, да? А эти были разноцветные!"
- "Маша, в евро самое большое достоинство банкнот - 500 евро. Никаких евро с пятью нулями не бывает! Да и ни один европеец не будет таскать с собой наличными даже тысячу евро - на это есть пластиковые карточки!"
Но у Маши не возникло даже тени сомнения в собственной правоте и она фыркнула:
"Ты ведь их не видела, как ты можешь говорить?"
Что я ей могла сказать? Что я 25 лет работаю в банке и, как минимум, уверена насчет количества нулей в числах? Что преподаю в институте курс "Признаки подлиннности иностранных валют" и хорошо разбираюсь в долларах, евро и многих других валютах? Что я не раз была в Европе и США и знаю, как там люди себя ведут, как относятся к деньгам? Но Маша ничего обо мне не спрашивала, другие люди ей, похоже, вообще не интересны.
Я иногда вспоминаю ее - спокойную, уверенную, с мускулистым загорелым телом. И по прошествии времени она представляется мне куклой, вырезанной из цельного куска очень крепкого дерева, с немигающим прямым взглядом ясных голубых глаз.
ТРУДНОСТИ ПЕРЕВОДА
Бойкая Саша из Орла. Мы все здесь из разных городов России. А возраст примерно одинаковый - от 30 до 40. Мы, банковские работники, проходим в США обучение банковскому делу. Пока шли лекции, знание английского языка в принципе не требовалось - шел синхронный перевод. А вот, когда нас направляли на практику в разные штаты, то встал вопрос владения языком.
Американские организаторы обучения решили этот вопрос, как у них принято, на полном доверии к нам. Раздали анкетки, и каждый из нас, вписав туда свое имя, сам определил по 6-балльной шкале свое знание английского. Я долго качала ручкой между цифрами 3 и 4, вспоминая свои школьные пятерки и победы на английских олимпиадах, но потом решительно обвела кружочком 3.
В перерыве Саша спросила меня: "Ты что поставила?" Я ответила: "Три". Саша изумилась: "Да ты что? Ты же гораздо лучше меня говоришь!" Я согласилась: "Да, пожалуй, получше... А ты что поставила?" - "Пять!"
На практику посылали парами. С моей тройкой по английскому, которую я сама себе поставила, мне в пару дали москвичку Ирину, закончившую когда-то английскую спецшколу. Никаких проблем с языком на практике у нас не возникло.
Саше же дали в напарницы Лену, которая по-английски практически не понимала.
Руководитель практики уже битый час обсуждал с Сашей и Леной план их стажировки. Все устали друг от друга. Казалось даже, что русско-английский словарь, лежащий на столе, устал от листания и тычков Сашиного пальца в нужные слова. Американец "держал" улыбку: "Что-нибудь еще вы хотели бы посмотреть?" Саша стала дергать Лену: "Еще что-нибудь?" Лена, умненькая и спокойная, предложила: "Может, процесс обработки чеков? Как проверяют подлинность самих чеков и подписей? Как быстро проводят списание и зачисление? У нас это пока не развито, это перспективное направление". Саша снова начала листать словарь: "Слово "чек" есть... А вот как про весь-то процесс сказать? Так... У них ведь многие слова образуются добавлением "ИНГового" окончания! Точно - дилинг, мониторинг, эккаунтинг, лизинг, факторинг..." И Саша сказала на своем пятибалльном английском: "Мы хотели больше узнать про "чекИНГ". Уставший от родного языка в Сашином исполнении американец слегка удивился и переспросил: "Вам это действительно интересно? Вы уверены?" Саша, радуясь возможности говорить простые слова, подтвердила: "Да-да, конечно! Уверены!" - "О"кей... Мы запланируем это на четверг".
Настал четверг. Утром руководитель практики заехал за Сашей и Леной. После дежурно радушного приветствия он сказал что-то про деловые костюмы, в которые были одеты наши дамы. Лена, больше ориентируясь по взглядам и жестам руководителя, спросила Сашу: "Что-то про нашу одежду сказал?" Саша, и сама толком не поняв, ловко вывернулась: "Говорит, что костюмы хорошие, деловые. Сама видишь, у них тут женщины не умеют хорошо одеваться, вот они и отмечают каждый раз".
Через 15 минут езды Лена забеспокоилась: "Саша, мы уже за город выехали. Это что, не в банке?" Саша нашлась и тут: "Очень может быть, что центр по обработке чеков находится за городом".
Машина остановилась у большого серого здания и все вошли внутрь. В холле Лена осмотрелась: "Саша, на банк совсем не похоже!" - "Так это же центр обработки чеков, здесь клиенты не ходят, поэтому и нет огромных окон, цветов, кресел и всякого такого...". Лена не унималась: "Там была какая-то табличка на входе. Ты прочитала?" - "Нет, я не успела".
Руководитель с кем-то их знакомил, пожимали руки, улыбались. Местный представитель провел их в следующее помещение. Столы с компьютерами, люди работают. Представитель что-то объяснял, Саша, важно кивая головой, ловила в его речи знакомые слова "сколько доставили... процесс... продукция... отправили" и поясняла Лене: "Это вроде бухгалтерии - сколько поступило чеков, сколько обработано, сколько находятся в процессе". Лена морщилась - что-то не то.
В следующем помещении всем выдали белые халаты, бахилы, шапочки. Лена в шоке: "Это еще зачем?" Саша и сама в недоумении, из которого, впрочем, моментально вышла: "Наверно, здесь такое сложное электронное оборудование, что нужен определенный микроклимат и чистота. Вот у нас в банке, в вычислительном центре тоже есть машинный зал, туда тоже спецодежду надевают..." Лена с обреченным видом запихивала волосы под шапочку.
Обе чуть в обморок не упали, увидев в следующем помещении за стеклом груды мяса. "Что это?!" - ахнула Саша. "Чикен!" - гордо повел рукой представитель этой огромной куриной бойни. Саша жарко зашептала Лене на ухо: "Ленка, они не поняли! Знаешь, по-английски "чикен" это цыпленок, курица... Ну, слова "чекинг" и "чикен" почти одинаково произносятся..." - "Да я уж поняла, что это не чеки" - сдержанно сказала Лена.
Представитель, глядя в округлившиеся Сашины глаза и хмурое Ленино лицо, спросил: "Что-то не так?" Но находчивая Саша уже отошла от шока: "Все о"кей! Мы очень хотели посмотреть процесс обработки... кур! Нам интересно не только узнать, как люди работают в вашей стране, но и как живут, что едят. Куры - это хорошая еда. А это что? Куриное бедро без кожи и костей... Ага... Грудки отдельно... Автоматизировано... Очень интересно! Большое спасибо!"
Для меня самое поразительное было в том, что именно Лена явно стеснялась этой истории, когда Саша мне ее рассказывала. А Сашка хохотала, вспоминая все новые подробности, и ее обычная самоуверенность как будто даже возросла.
КУДА НАМ ДО НЕЕ - ОНА БЫЛА В ПАРИЖЕ!
В турбюро мне предложили подобрать кого-нибудь в пару, чтобы жить вдвоем в номере. Париж - город недешевый. Рассказали о кандидатке на совместное проживание - Оля из небольшого городка, ей 32 года, она директор маленького магазинчика. При известии о сфере торговли я засомневалась, но, услышав Олино немецкое отчество, согласилась. Я сама ненавижу эти ярлыки и стандарты: "Все французы - хорошие любовники, скандинавы - холодные и выдержанные, русские - алкаши, мусульмане - фанаты, негры - тупые, немцы - педанты" и так далее. Но в данном случае информации было очень мало и я просто понадеялась, что молодая женщина, воспитанная в наполовину немецкой семье, окажется хотя бы аккуратной. И стоимость проживания в номере вдвоем почти в два раза ниже, чем я бы жила одна. Я согласилась. Сотрудница турбюро обрадовалась: "Вот увидите, вы еще подружитесь!"
Оля оказалась симпатичной особой с голубыми глазами и крашенными в рыжий цвет кудрями химического происхождения. Мои надежды на ее бытовую аккуратность совершенно оправдались. Она не оставляла где попало остатки еды или расческу с застрявшими волосами, не заваливала косметикой общий стол, не завешивала стулья одеждой. Она даже курила только в ванной, плотно прикрыв дверь в комнату и открыв окно ванной на улицу Бланш, на которой стоял наш отельчик.
Однако дружбы не получилось.
В первый же день во время общей обзорной автобусной экскурсии по городу, я сделала пометки в блокнотике, что где находится. Затем купила путеводитель с подробной картой города и каждый вечер составляла для нас с Олей экономичный (и в материальном, и в смысле физических затрат на ходьбу пешком) маршрут на завтра.
Три дня мы вместе бродили по весеннему Парижу, и я чувствовала себя счастливой. Эйфелева башня, Лувр, Сент-Шапель, бульвар Капуцинов, цветочный рынок Мадлен, площадь Согласия, сад Триволи, церковь Тринити и святого Этьена в лугах! Эти названия звучали музыкой, вспоминались романы - неужели я здесь?! Оля соглашалась с составленными мной экскурсиями, тем более что сама она не решалась в городе разговаривать на английском языке, хотя, так же как и я, изучала его в школе и институте. Мне моя роль экскурсовода страшно нравилась, я старалась изо всех сил. Я приберегала рассказы, легенды и притчи, чтобы рассказать их на месте - для пущего эффекта. Я планировала отдых в красивейших местах - Люксембургкий парк, набережная Сены... Я расспрашивала портье, сколько может стоить вечер в "Мулен Руж" и где можно поужинать, чтобы попробовать разные кухни - традиционную французкую, итальянскую... Я покупала на бульваре жареные каштаны - ведь для нас это экзотика. Хотелось все увидеть, прочувствовать.
Но в один прекрасный вечер все это резко закончилось.
Оля лежала на своей кровати и отдыхала. Я, разложив на своей кровати карту Парижа, прокладывала маршрут на завтра, извещая Олю: "...там где-нибудь попьем кофейку и пройдем к Триумфальной арке... оттуда по Елисейским полям... мимо кабаре "Лидо"..." Видимо, франзузские названия что-то пробудили в Олиной голове, и она вдруг спросила меня: "А Собор Парижской Богоматери, он ведь в Париже должен быть, да? Почему нам его не показали на экскурсии? Мне, казалась, это такая большая достопримечательность. Ты что-нибудь о нем знаешь?"
Обретя дар речи, я воскликнула: "Да нам его в первый же день показали! На обзорной экскурсии!" - "Да? Я что-то не помню... А где он был?" - "Да на острове Ситэ!" - "Чего? На каком еще острове?" - "Ну, ты помнишь, мы по мосту через Сену проезжали?" - "Ну, Сену-то помню..." - "Собор, ну здание с двумя башнями? Химеры? Статуя святого, который держит свою голову в руках? Внутри мраморная статуя Богоматери с младенцем на руках? С другой стороны собора - фонтан? Младенцев в старину к нему подбрасывали". - "Нет, ничего этого не помню!" - "Оля, ну помнишь бронзовый кружочек в тротуаре? Ты на нем стояла, а я тебя фотографировала. А потом ты меня! Это нулевой километр Парижа, начало всех дорог!" - "Кружочек помню!" - "Ну вот, а за ним здание собора!" - "Не знаю, я наверно внимания не обратила..."
Оле, похоже, стало неловко. Я тоже замолчала. Настроение у нас обеих испортилось, в воздухе повисло отчуждение. Я делала вид, что продолжаю что-то искать на карте, но на самом деле, не могла сосредоточиться. Я вспоминала тот день, мы провели много времени рядом с собором, внутрь заходили, Оля меня внутри среди свечей фотографировала и снаружи много раз... Как же так - "Слона-то я и не приметил!"? Экскурсовод Миша из Питера - мы его называли Мишель, так хорошо рассказывал... И вдруг я поняла - Мишель ни разу не назвал собор собором Парижской Богоматери. Он лет 5 живет в Париже и называл его по-французски - "Нотр дамм" да "Нотр дамм де Пари", полагая, что и так всем понятно. А вот не всем...
В голове у меня закрутились обидные мысли: "А перед кем я тут бисер-то мечу? Она же вообще далека от всего этого! А я время трачу! Терплю ее бесконечные перекуры, медленную ходьбу (приехала - одежда сплошь нарядная, неудобная, какие-то длинные вечерние платья, вся обувь на каблуках). Я вспомнила, как Оля торопила меня возле "Моны Лизы" в Лувре - "Ну, че ты там застряла? Пойдем!", как поленилась обойти вокруг здания Гранд-опера, не захотела подождать 20 минут до начала службы в Сакре-Кер. Может, мне без нее было бы гораздо лучше?
Я одернула себя: "Что за спесь? Ведь мне же и самой интересно! Я ей рассказываю, и сама по-другому вижу. Себе же самой настроение создаю, а не только ей! Хотя, кто знает, может, только себе..."
Чтобы прервать затянувшуюся паузу и восстановить прежний настрой, минут через пять я заговорила, как ни в чем ни бывало, глядя в карту: "Знаешь, давай завтра до Дома Инвалидов доедем на метро, а вот уже оттуда..."
Но Оля, потягиваясь, беззлобно сказала: "Да ну на фиг все эти исторические места! Как тебе самой-то не надоест? Мы здесь уже четвертый день, а еще ничего не купили! Я тут недалеко в витрине такой джинсовый костюмчик видела! А на той улице, ну главная у них, что ли... Как? Елисейские поля? Смешное какое название, правда? Какие там поля? Может, раньше были... Так вот, я там такой зонт видела! Ну и что? Пусть самое дорогое место! Наоборот - шикарно! Напиши мне на бумажке название улицы, я дома буду всем говорить, что зонт там купила. Как раз сейчас весна, дожди начнутся, и я - с таким зонтом!!! Все упадут! А то приеду домой - даже показать нечего! В Париже, называется, побывала!"
На следующее утро мы разошлись из гостиницы в разные стороны.
МЕЧТА
Наш тур называется "Италия классическая". Планируется, что мы будем переезжать из города в город, и почти каждую ночь проводить на новом месте.
А сегодня, в день прилета, мы размещаемся в Римини. Теплый вечер в начале мая, пахнет какими-то южными растениями, рядом шумит море. Мне хочется бросить вещи и пойти погулять по городку. И я спрашиваю всех из нашей группы, не хочет ли кто-нибудь тоже пойти погулять. Семья из трех человек выразила такое желание. Мы знакомимся. Андрею и Лене, как и мне, около 45 лет, отцу Андрея, Михаилу Ивановичу - 72. И мы пошли гулять. С этого вечера и на все время пребывания в Италии из нас сложились две пары.
Михаил Иванович производил приятное внешнее впечатление - высокий, сухощавый, очень опрятный, с короткими седыми волосами и светлыми серыми глазами. И он оказался очень милым спутником. Спокойный, старомодно вежливый, он занимал мне место в автобусе или за столом в ресторане. Мы были вместе на всех экскурсиях. Мы держались за руки во время ночных прогулок, и Андрей, шедший с Леной впереди, оглядывался на нас и одобрительно подмигивал.
Как-то за завтраком я обронила, что встаю рано. На следующее утро раздался деликатный стук в дверь моего номера и Михаил Иванович из-за двери спросил, не хочу ли я прогуляться до завтрака? Это было во Флоренции. Единственным интересным объектом в окрестностях отеля был железнодорожный вокзал. Туда мы и пошли. Михаила Ивановича интересовало все: и как люди стоят в очереди в кассу - подходят к окошечку по одному, а остальные ждут на почтительном расстоянии от кассы; и форма вагонов, и их внутреннее устройство. Я спросила у отъезжающих, когда отходит поезд, и, удостоверившись, что мы располагаем достаточным временем, мы вошли внутрь вагона, осмотрелись, присели на минуту за столик у окна, и вышли. Мы дошли до серебристого локомотива с сильно вытянутым обтекаемым передом. А потом весь этот состав, ускоряясь, пролетел мимо нас. Это был поезд на Милан.
Еще мы прогулялись по городу. Невысокие, в основном двухэтажные, дома, узкие улочки. Люди в домах просыпались, открывали окна. Вот на верхних этажах домов, стоящих напротив друг друга, две женщины негромко переговариваются прямо через улицу, чему-то смеются. Одна при этом поливает герань в ящике на окне, у другой в руках чашка. "Ты думаешь, они тут кофе предпочитают или чай?" - спрашивает меня Михаил Иванович. "Кофе" - говорю я наугад.
Михаил Иванович попросил меня помочь купить ему газету. Зачем ему эта итальянская газета? Но когда позже, за завтраком, этот же вопрос раздраженно задал отцу Андрей, я встала на защиту Михаила Ивановича. Захотел и купил. Не нужна ему эта газета, конечно. Ему нужно и важно было само это действие - утром встал, вышел из отеля, купил свежую газету.
Перед поездкой в Венецию мы с Михаилом Ивановичем первыми уселись в автобус. Остальные заспанные туристы из нашей группы долго тянулись с вещами из отеля, рассаживались. Михаил Иванович шепнул мне на ухо: "Я очень волнуюсь!" Я удивилась. И узнала, как он попал в эту поездку.
У Андрюши теперь хорошая работа и он очень хорошо зарабатывает. И вот под Новый год Андрей спросил у родителей, есть ли у них мечта. Сказал, что в благодарность за все, хотел бы попытаться осуществить их мечту. Мама Андрея, женщина, по словам Лены, властная, только отмахнулась: "Да какие нам мечты! Не выдумывай!" А Михаил Иванович неожиданно для всех вдруг сказал: "Есть у меня мечта... Я всю жизнь хотел побывать в Венеции!" Жена на него набросилась: "Да на что тебе эта Венеция, старый! Вон по телевизору посмотришь на свою Венецию!" Но, обычно кроткий и покладистый, Михаил Иванович от мечты отказываться не спешил, супругу не слушал, а смотрел на сына, как на Деда Мороза. Андрей сказал родителям, что эта мечта вполне осуществима, но нужно немного времени на организацию поездки, получение виз, и, кроме того, гораздо приятнее поехать не зимой, а весной. Мать категорически отказалась ехать в Италию, и всячески пыталась остановить и Михаила Ивановича. Она уговаривала его не вводить сына в денежные затраты, ругалась, высмеивала перед другими его нелепую мечту, ссылалась на разгар весенних садово-огородных работ. "А я закусил удила!" - Михаил Иванович улыбался мне своими крупными желтоватыми зубами.
Конечно, и в Венеции мы весь день были вместе. Михаил Иванович горделиво смотрел вокруг, тихонько обращал мое внимание на что-нибудь интересное, подавал мне руку, когда мы садились в гондолу, угощал вином. Было такое впечатление, что не экскурсоводы, а Михаил Иванович показывает мне Венецию. "Давай, поднимемся на этот мостик!" - говорил он мне. "Взгляни-ка вот на это!" - и показывал на какое-нибудь изделие венецианского стекла, "Их тут всегда огромное количество!" - махнул он рукой на голубей, разгуливавших по плащади святого Марка. Он радостно смеялся, когда узенький проулок, которым мы шли, вдруг обрывался прямо в воду, и нам приходилось поворачивать обратно. Мы катались на катерке по каналам, и он все повторял: "Смотри, смотри!" Чувствовалось, что ему надо с кем-то поделиться своей радостью, чтобы кто-то подтвердил - да, это необычно, сказочно, волшебно и достойно мечты. Это и в самом деле было сказочно - вода лениво плескалась на ступенях пустых дворцов, сквозь открытые двери были видны полутемные залы с гладкими каменными полами, на стенах играли блики от воды. "Ты чувствуешь, чем пахнет?" - наклонился ко мне Михаил Иванович. Пахло морем и мокрым камнем. "Историей пахнет..." - сам себе шепотом ответил Михаил Иванович.
Когда мы к вечеру отплывали, погода испортилась, стало пасмурно. Мы вместе стояли на корме, держась за поручни, и смотрели в сторону удаляющегося острова. Только иногда Михаил Иванович оборачивался ко мне, и я в ответ молча кивала ему, прикрывая на миг глаза "Да-да...". Михаил Иванович ничего не говорил, словно был полон до краев своей Венецией, и боялся расплескать свое чувство неловким движением или неуместным словом. Меня очень тронуло это молчаливое прощание старого человека с Венецией, с его давней мечтой. И вот уже остров стал неразличим в тумане и сумерках. Михаил Иванович повернулся ко мне "Ты что, плачешь? Вон у тебя на глазах слезы и нос красный!" - "У Вас тоже на глазах слезы и нос красный..." - "Так это от холодного ветра, наверно... глаза слезятся... Пойдем-ка в салон, дорогая..."