Не подумайте, что мне не понравился Крит. Очень даже понравился и не только мне, а еще и морю туристов, которые затопляют ежегодно крупнейший греческий остров. Масштабы туристического нашествия приобрели поистине Критические размеры этим летом. Крошечный ираклионский аэропорт лопался пополам от очередей в ту и в другую сторону, туристы рвались отдыхать в невиданном (мною, по крайней мере, ранее) количестве.
Но турист, в корне отличается от путешественника. Я упрямо отношу себя к последним. Не люблю заданные маршруты и дистиллированные экскурсии в кондиционированных автобусах, вечно неудобные трансферы с заездом во все подряд гостиницы, да и сами гостиницы с их обезличенным олниклюзивом. Все это разрушает уникальность поездки и навязывает стандартные коммунальные радости по прейскуранту. Ехать лучше наугад (так всегда интереснее получается) Надо не бояться взять напрокат машину и объехав побережье наткнуться на какую-нибудь душевную деревушку, с таверной увитой виноградом и поселиться в полупустой комнате с осколком бирюзового моря в распахнутом окне. Запах свежей рыбы, полыни и морской соли щекочет душу. Ты принадлежишь самому себе и спишь безмятежно, как новорожденный.
Но, надо отдать должное нашему отелю, он был вовсе не так плох. Гостиница 4 звезды выглядела как аркада двухэтажных домиков уходящих узкой полоской к морю. Между домами уютный, по-восточному пышный сад - оазис, со всякими пальмами, фикусами и традесканциями. Кормили как на убой, хотя железные поддоны с дымящимися сосисками и вареными яйцами будили нехорошие ассоциации с казарменными общепитами и школьными столовыми. Из публики 80% немцы, 10% чехи и словаки, еще девять интернациональные отпускники и 1% составляла наша русскоговорящая пара. Видимо отечественные тур операторы еще не добрались до этого отеля и посему крики: "Ой Вань, смотри какие аниматоры!" не оглашали гулкое пространство у бассейна.
Прочь из этого обжорно-загарного царства, решили мы в первый же день. Я лично, была не против того, чтобы безмятежно прогуливаться вдоль вечерней линии прибоя или грациозно переворачиваться в белом купальнике на пляже потягиваясь за коктейлем. - Но, давай оставим всю эту буржуазную чепуху праздным отдыхающим, решительно отмел все мещанские предпосылки мой приятель.
- Туристы мы или путешественники? - спросил он, и, не дослушав ответа, выдал мне кеды, карту и ключи от машины. Вперед, в горы! - в духе 60-х воззвал он.
Бросив прощальный взгляд на не занятые шезлонги у бассейна, я поплелась к машине.
***
Солнце стояло уже высоко, у нас был запас пресной воды, карта и жизнерадостное, прямо-таки жюль-верновское желание познать неведанный мир. Маленькая резвая машинка бежала по гладкому как яйцо национальному шоссе, справа и слева обсаженному белыми и розовыми рододендронами.
Всякий раз, когда лента дороги заворачивала за угол, невольно думалось - а там, что же там?! Утес, парусник, коза, облако, все вызывало живейший интерес. Казалось, что за следующим поворотом ты увидишь, то чего не видел раньше никогда и детская радость открытий переполняли тебя.
Но критские дороги имеют два недостатка. Во-первых, при въезде нас всерьез запугали спрятанными везде скрытыми камерами и квитанциями со штрафом за превышение скорости присланными в аэропорт. Во-вторых, отсутствием указателей. Сколько раз, ругаясь до хрипоты, и стуча друг друга картами по голове, мы пытались развернуться и отыскать хоть сколько-нибудь сносный указатель.
Пару раз мы даже допустили досадные ошибки. Сначала спросили дорогу у бодрого критского старикана с палкой. Всунувшись в машину чуть ли не по пояс, он долго водил по карте горчичным крючковатым пальцем, вещая что-то на тарабарском наречии (должно быть смесь немецкого и греческого) В итоге я, утомившись, сказала, поднимай стекло, поехали, не в силах постичь ни слова из загадочных указаний критского пенсионера - говоруна.
В другой раз, наплевав на указатели, мы решили ехать по прямой, куда-нибудь да приедем. Дорога уперлась в совершенно анти-туристический пейзаж. Бетонный заводик и апельсиновые сады напротив, густо заметенные белой пылью (тщательно мойте апельсины перед употреблением, вдруг они именно из этого чуть ли единственного индустриального места, которое мы раскопали)
Утешало то, что мы страдали острым топографическим кретинизмом в большой хорошей компании. Повсюду справа и слева от дороги, мигая аварийными фарами прокатных машин, несчастные путешественники вертели в руках карты силясь постичь причуды критского дорогостроения.
Но когда нужный поворот уже найден и споры прекращены, пейзаж снова затопляет своей красотой все внутреннее пространство воображения. Он вливается как тихая песня, от которой уже не избавиться, потому что она повсюду. Ты растворяешься без остатка в густой небесной синеве, жадно впиваешься взглядом в каждый загривок нового утеса, щедро политого солнцем, меланхоличных коз с бубенцами размером с тазик,растрескавшуюся красную глиняную почву, и мелькающие серебрянными монетками листья оливковых рощ. Хочется остановиться над перевалом, выскочить из машины, вдохнуть запах меда, моря и древности сгустившейся кажется прямо в воздухе. Единственная книга, которую, стоит взять с собой для аутентичности - это "Мифы и легенды древней Греции" и читать ее перед сном. Тогда все герои оживут и густо населят окружающие пейзажи. За каждым оливковым деревом будет казаться Геракл в львиной шкуре, небрежно наброшенной на плечи, а на каждой скале мерещиться прикованный Прометей. Словно проникнув тайком в декорацию для легенды, ты и сам незаметно становишься ее частью, постепенно покрываясь золотистым загаром древних бронзовых статуй, пируя как боги домашним вином со свежеиспеченным хлебом и оливковым маслом.
Вкус, которого ничуть не менялся последние ... несколько сотен тысяч лет.
***
Но я увлеклась всякими реминисценциями и аллюзиями. А тем временем горная дорога привела нас к одной из главных местных достопримечательностей - национальному парку Самария. По негласному соглашению мы решили, что ходить по музеям, наступая туристам на пятки, это не наш путь, а вот единение с природой без свидетелей, именно то, что нужно.
Национальный парк представляет собой ущелье в 16 километров длинной. Маршрут, по которому нам предстояло пройти, начинался у высоких пиков Белых гор и заканчивался у побережья Ливийского моря, дорога шла вдоль русла горной реки, местами уже высохшей. Оставив машину у входа в ущелье, и заплатив 5 евро за вход, мы начали спуск.
Склоны скал, поросшие редчайшими породами сосны, вид на ущелье с гигантскими валунами, а особенно кислородный коктейль из разогретого запаха смолы и диких горных трав оказывали волшебное воздействие. Первые 8 километров я практически проскакала как горная лань, без устали или какого-либо напряжения. Мы купались в водопадах, любовались эпической красотой гор и долин, разглядывали непуганых птиц и горных коз "кри-кри", которые вспрыгивали из-за камней прямо под ногами. Дремучая архаика и природное величие этого места могут быть воспеты достойно, только языком Гомера. Ощущение времени было потеряно безвозвратно. Казалось, что оно просто растворилось в чистейшем воздухе, как жемчуг в уксусе и это один бесконечно прекрасный солнечный день без начала, конца и середины.
Через какое-то время мы заметили, что в сторону моря двигались почему-то мы одни. Навстречу нам дружными толпами пробегали то организованные американцы, то дисциплинированные немцы, хорошо экипированные и в отличной обуви. С водой и спортивными палками наперевес они бодро штурмовали красоты природы.
Намереваясь пройти еще немного вперед в сторону моря, я натолкнулась на привалившегося к скале и закатившего глаза французского путника, такого же, наверное, неподготовленного к активному отдыху, как и я. А далеко ли до выхода из ущелья? вежливо поинтересовалась я. Два часа пути, ответил он, тяжело дыша. Туда. И столько же обратно. А не подскажете ли который час, напряглась я и вспоминая еще что-то из школьного французского. Пять пополудни сказал бодряк турист и, собрав волю в кулак, отлип от камня и пополз в сторону выхода. Как это пять? подумала я, еще же недавно 11 утра было. Оказывается, расстояние в горах измеряется не петляющими километрами, которые трудно посчитать, а часами пути. Разворачиваемся, решительно сказала я. Надо до темна, успеть вернуться за машиной. О, лучше бы я осталась спать прямо на том же камне. Потому что дальше случилось именно то, что и должно было случиться, но гораздо раньше. Перепрыгивая с камня на камень в не походной обуви, я поскользнулась, растянула мышцу и досрочно сошла с дистанции.
Смеркалось. На склоны Белых Гор набежали темно-розовые тени, хотя солнце было еще достаточно высоко. Идти дальше (еще 8 км) я решительно не могла. Какую-то часть пути я еще ковыляла, но больше в стиле Паниковского. Нога распухла и совершенно не сгибалась в подъеме. Когда я совсем было уже собиралась сесть и умереть или достаться на съедение местным козам кри-кри, впереди как в сказке показалась хижина лесника! Поковыляв бодрее, я подошла к открытой двери. Навстречу мне вышел загорелый... Дед Мороз в армейских ботинках и камуфляже (именно так он и выглядел).
- Проблема?! заорал он радостно, выпучив большие карие глаза. У него была окладистая белая борода, толстый живот и вид не то военизированного священника, не то благообразного охранника.
- Еще какая, пробормотала я, подтягивая остатки сгибающихся конечностей и плюхнулась на лавочку рядом с домом. На примитивном английском я быстро объяснила про то, что у меня ноги, а мне домой... я видела, тут пасся национальный домашний скот, по крайней мере, он попадался мне по пути, короче я немедленно требую местное транспортное средство - осла, полцарства за осла! - заключила я свою речь.
Лесник-смотритель-спасатель смотрел на меня с тем же детским выражением лица, с каким трехлетний ребенок смотрит на букашку с оторванными лапками и было видно, что смысл моих речей остался для него темен. В ответ он залопотал что-то быстро по-гречески, вставляя три-четыре немецких слова, которые он знал, кажется цурюк или капут. Я повторила содержание своей речи по-французски. В ответ он сходил в избушку и принес мне плед, неизвестные мази и пластиковую как из Икеи коробку. В ней переложенные апельсиновыми листьями лежали, о чудо, слоеные пирожки с овечьим сыром, виноградными листьями и кунжутом.
- Мама - теплым голосом промолвил великан-грек, широко улыбаясь и протягивая мне коробку. Поев тающих во рту домашних пирожков и немного успокоившись, я перестала паниковать и вновь приступила к переговорам. Используя язык жестов, я пыталась объяснить леснику, что мне нужно вызвать по рации осла, сама я наверх не доползу. В ход пошли прихрамывания, размахивания руками и международные звуки "И-и-а". Хитро подмигнув мне, намекая, что понял, грек приступил к заключительной фазе переговоров.
С видом заправского спасателя Малибу он начал посылать по рации стрекочущие очереди на греческом отдававшиеся эхом в горах, которые должны быть обозначать видимо: первый, первый ответь второму или станция ответьте в ущелье у нас тут ЧП - русская туристка, которая ходит в горы в тапочках (далеко не единственная, как выяснилось потом)
Мой Дед Мороз и спаситель на непонятном мне языке еще долго препирался с кем-то наверху. Тот, наверху, явно спускаться не хотел и они детально обсуждали операцию по моему спасению. Смеркалось. Я почти задремала, привалившись к стене дома.
Отжав кнопку рации, грек, наконец, объяснил, что вниз два часа пути и наверх столько же, если хотим успеть до темноты надо выйти погонщику с ослом навстречу, он даст мне пастушью палку и поможет идти, если я устану.
- Вагелис, хлопнул себя великан по груди, я тоже представилась и мы отправились к сиреневевшим уже вдалеке вершинам. Грек напевал себе что-то невнятное под нос и по дороге попытался объяснить также, что проводник с ослом говорит по-английски и что дальше дело должно пойти веселее.
Там, где начинался подъем нас, уже действительно ждал мужчина в черном и рослый мул песочного цвета, похожий больше на небольшую лошадку. Вагелис подняв меня как пушинку, взгромоздил на осла, повесил сверху свой рюкзак и мы начали восхождение на несколько километров вверх по почти вертикально отвесной скале с узкой дорожкой из гравия. Ослика было реально жалко, он пыхтел, кряхтел и вдруг ни с того ни с сего замирал скульптурно над обрывом как вкопанный, в миллиметре от отвесного края. В такие минуты я старалась не дышать, не смотреть вниз в пропасть и мертвой хваткой вцеплялась в седло.
- Good boy! приговаривала я, пытаясь как-то скрасить жизнь ослику.
- Это девочка, мрачно заметил проводник Христос. - Яни, добавил он и потрепал ослика по бархатному уху. Вам повезло, что дошли до Вагелиса, продолжил он, через час тут было бы уже совсем темно.
По дороге Христос рассказал, что раньше работал в ресторане на побережье где много туристов и потому неплохо знает английский, а сейчас у него есть Яни, маленькая шхуна на море и он всем доволен. Яни вновь зависла на краю пропасти, и я подумала, что это какое-то просто экстремальное катание на осле и вся сценка выглядит со стороны должно быть презабавно, как библейское бегство в Египет.
Когда мы добрались наверх, было действительно уже совсем темно. Дул ледяной ветер, в высоте посверкивали колючие, злые звезды. Меня сняли с осла, отодрав скрюченные пальцы от седла, и понесли в сторожку пастухов греться. Там нас опять угостили критскими пирогами и крепким ароматным кофе. В комнате находилось еще двое: дюжий бородатый грек и седой старик с бельмом на обоих глазах, видимо самый древний спасатель этих мест. Пастухи пили кофе, курили и орали. Предмет их жарких споров заключался в том, что делать с такими сачками как я, которые каждый день, пачками вывихивают себе конечности в ущелье и не дают им спокойно попивать кофе в сторожке после окончания рабочего дня, а заставляют лазить спасать этих полоумных от них самих. Все это перевел мне Христос и сказал, что обычно этот маршрут проходят либо со стороны моря до середины и обратно, либо насквозь от начала до конца, там садятся на корабль и доезжают до соседнего города. Но тогда нам пришлось бы там ночевать или брать такси, чтобы забрать свою машинку, сверкавшую под луной у входа в парк.
Оглохнув от крика и ослепнув от дыма, я, ковыляя, вышла под холодное звездное небо. В проливавшемся сверху молочном свете матово сияли белые горы, Яни, привязанная с другим осликом у дерева меланхолично жевала траву под безучастными и высокими звездами. Было страшно холодно. Поэтому, поблагодарив пастухов-смотрителей и сердечно попрощавшись с Вагелисом и Христосом мы побрели к машине, ведь нас ждало еще экстремальное вождение по горной ночной дороге обратно, где самое страшное не отсутствие ограждений у провалов, а козы, спящие посреди дороги на прогретом за день асфальте и не желающие уступать ни пяди.
Добравшись до гостиницы в районе полуночи и увидев неподвижные туши немцев, восседавших в баре за бокалом пива еще с утра, услышав надсадно-попугайские выкрики аниматоров, плеск ленивой тепло-мелкой водички у берега я не сразу поняла, которая из реальностей настоящая - ледяные горы и ослики под луной или двоящиеся голограммы людей у бассейна? Размышляя об этом, я добрела до номера и, рухнув на кровать проспала завтрак и обед следующего дня.
***
Еще были поездки на пляжи с розовым песком, вкуснейшие таверны со свежей рыбой, пиратские острова и заливы где соединяются три моря и у воды больше пятнадцати оттенков синего и красиво так, как бывает только внутри глянцевых открыток.
В детстве я каждое лето проводила у бабушки в Крыму. Там были закрытые военные пляжи, куда у моего деда был пропуск. Так вот такую чистую воду и красивые морские камни на побережье я видела только там в детстве. И еще меня всегда удивлял один и тот же фокус. Когда я привозила яркие камешки с побережья в Москву, то каждый раз все повторялось. Они оказывались не драгоценным и таинственным кладом, найденным на морском берегу, а обыкновенной серой галькой и битым стеклом. Но как хорошо, что разноцветные камешки впечатлений не тускнеют от времени, а складываются в красочную мозаику воспоминаний, которые расцветает только ярче холодной зимой, когда разглядываешь отпускные фотографии. Пожалуй, только нематериальное и имеет настоящую ценность, потому что никогда не теряет своей ускользающей прелести.
На Крит надо обязательно вернуться, не потому что его нельзя забыть, а потому что, как писал Чехов о море, его нельзя запомнить.