Аннотация: Мы любим женщин, наших матерей, они идут на смерть ради детей.
Женщины в белом на красном снегу.(S)
Видимо сторонники конфликта в Республике Таджикистан, не ждали такого резкого поворота против них. В последнюю неделю в январе месяце не было слышно ни одного выстрела по всей территории Таджикистана. Наверно сторонники войны были в шоке. Не знали, как поступать дальше со своими проблемами. Точнее, с установившимся порядком в республике. У них словно были связаны руки и заклеен скотчем рот. В то время как мирное направление в республике постепенно брало свою силу.
Но все мирные старания народа Республики Таджикистан были растоптаны вновь. Еще в ночь на первое февраля со стороны гиссарского района начались перестрелки между охраной столицы и боевиками оппозиции окопавшейся в городах Гиссар и Турсунзаде. Вначале это были короткие перестрелки, которые постепенно переросли в настоящие бои между вооруженными подразделениями новой власти и оппозиции. Бои проходили на линии ботанического сада, где-то в районе девяти километров от нашего нового микрорайона "Зеравшан".
Утром первого февраля 1992 года, в субботу, все жители нашего микрорайона разбрелись по своим делам. Одни отправились на работу. Другие пошли учиться. Кто-то просто поехал общественным транспортом по своим личным делам в центр столицы. Каждый из них был уверен, что боевые действия в городе больше никогда проходить не будут, так как новая власть ни даст разгораться гражданской войны.
Много кратно раз, наученный неожиданными поворотами гражданской войны в Республике Таджикистан, особенно боевыми действиями в нашем микрорайоне, я не пошел в этот день на работу и не пустил из дома никого из своей семьи. Просто закрыл входную дверь квартиры на ключ и отобрал у семьи, имеющиеся в наличие ключи.
Людмила тут же закатила историку. Стала говорить, что из-за нее на работе может сорваться зарплата в милиции. Виктория тоже вспомнила, что у них из-за боев в нашем микрорайоне в прошлом году было пропущено много уроков. Теперь они всей школой наверстывают пропущенные занятия. Лишь у наших мальчишек не нашлось никакого повода, чтобы выбраться из дома. Видимо они заранее запаслись куревом "нос". Теперь пацаны ждали момента, когда отец будет спать или заниматься делом, чтобы им можно было покурить "нос".
- Моя семья мне дороже всего! - заорал я, на дочь и на жену. - Мне наплевать на все ваши мероприятии. Можете в понедельник подать на меня в суд. Но сегодня вы все будите сидеть дома в квартире закрытой под ключ.
Постепенно дочь и жена успокоились. Каждая занялась своим домашним делом. У меня в квартире тоже были свои дела. Надо было закончить утеплять потолок и стены на застекленной лоджии, которая в зимнее время года была барьером против холода. Но зато летом жара напрямую не могла проникнуть в нашу квартиру. У нас в новой квартире пока не было никаких специальных отопительных и охладительных приборов. Поэтому застекленная огромная лоджия, на всю длину большой квартиры, спасала нас зимой от холода, а летом от жары.
С другой стороны нашу квартиру от голода и жары прикрывали два боковых корпуса нашего "П" образного здания. В дополнении ко всему со двора свисал огромный карниз двойной крыши, которая прикрывала нашу квартиру от прямого попадания дождя и солнечных лучей нещадно палящих все лето.
Не прошло и пару часов, после истерик жены и дочери, как на окраинах нашего микрорайона начались боевые сражения между вооруженными подразделениями нового правительства и новой оппозиции. Постепенно бои усиливались. В то время, когда дети первой школьной смены и студенты вузов должны били возвращаться домой, в нашем микрорайоне простреливался каждый угол и все перекрестки. Пройти к нашим домам стало практически не возможно. Весь микрорайон был охвачен ожесточенной перестрелкой.
Я загнал всю свою семья в конспиративное место квартиры, а сам под предлогом охраны квартиры остался в зале. Во время этих уличных боев артиллерия не применялась. Поэтому ничто не угрожало нашей квартире сверху. Но моя любопытная семья, такая, же, как я, постоянно выглядывала в окна, чтобы наблюдать за боевыми действиями, которые для моей семьи проходили как американские боевики по телевизору. Конечно, я опасался, что какой-нибудь снайпер подстрелит кого-нибудь из моей семьи. Чего никак не хотелось.
Когда я загнал семью в конспиративное укрытие в своей квартире, то сам пошел на стеклянную лоджию. Оттуда с любой безопасной точки хорошо просматривалась широкая улица, на которой проходили основные боевые действия. Оттуда же с застекленной лоджии хорошо просматривалась наша улица. Из-за своей безопасности я не выходил свободно к застекленным окнам, так как мог быть подстрелен снайперами, которые буквально облепили крыши до-мов нашего микрорайона и соревновались между собой, кто кого скорее подстрелит. Кода у снайперов кончались конкуренты, то они стреляли во всех, кто попадал им в прицел. Можно было подумать, что они зарабатывали себе за убийство деньги или сдавали нормы ГТО.
Во второй половине дня, когда люди, ушедшие из своих домов утром, должны были вернуться обратно. На улицах нашего микрорайона, только в поле моего зрения, было больше десятка раненых и убитых. В основном это были дети, родители которых, пытаясь спасти своих детей, тоже попадали под обстрел с обеих сторон. К вечеру весь наш микрорайон был похож на место побоища времен войны с немецким фашизмом.
Люди гибли на виду у тех, кто смотрел в окна со стороны. Но никто не мог помочь раненым и вынести из поля боев убитых. Все видимое из окна пятого этажа пространство, хорошо простреливалось с четырех сторон. Никто не мог проскочить не замеченным. Даже дети, в которых никто не собирался специально стрелять, все равно попадали под перекрестный огонь.
Дети были поражены на смерть или были ранены. Весь наш микрорайон сотрясался от пулеметной и автоматной трескотни. Но все звуки войны, заглушал, плачь раненых детей и взрослых, а также тех, кто видел это ужасное зрелище из окон собственных домов.
Я не знаю, откуда, вдруг, появилась группа женщин одетых в белые одежды до самих пят. У каждой женщины был в руках мертвый ребенок. Когда женщины выходили на самую середину ожесточенного боя, перестрелка еще продолжалась. Некоторые женщины упали и больше ни поднялись с места. Раненых женщин подхватили за руки другие женщины и вместе с ранеными вышли на середину широкой улицы, которая простреливалась со всех сторон.
Стрельба прекратилась в одно мгновение. В самом центре побоища стояли женщины в белом с распущенными волосами. Издали, в сумерках вечера, женщины были похожи на белые приведения. Но больше всего женщины в белом были погожи на скорбящих матерей, к которым уже никогда не вернуться дети. Эти женщины в белом были также похожи на погибших невест, которым уже никогда не придется рожать детей. Женщины в белом были олицетворением жизни и смерть на белой заснеженной земле залитой красной кровью.
В один миг, охватил шок окружающий мир природы и все пространство вокруг женщин в белых платьях на красном снегу. Всё, вдруг, погрузилось в мертвую тишину, только было слышно, как где-то плачет раненый ребенок и завет на помощь свою маму, которая, возможно, бежала на помощь к своему ребенку и была убита шальной пулей, которой все равно кого убивать. Теперь никогда мама не сможет прийти на помощь к своему ребенку и помочь ему.
Вдруг, откуда-то из-за угла выбежал подросток и бросил на снег цветы к босым ногам женщин одетых во все белое. Прошло совсем немного времени и примеру этого подростка последовали мужчины. Со всех сторон, мужчины без оружия стали выходить к женщинам в белом и бросать букеты цветов к их ногам. У кого не было букетов цветов, те стали ставить у ног женщин в белом свои домашние живые цветы. В это же время к женщинам в белом стали выходить другие женщины одетые в нижнее белье и на босую ногу. У большинства женщин были на руках живые, мертвые и раненые дети. Вскоре на широкой открытой улице вокруг женщин в белом собралось много женщин пришедших со своими детьми на руках. Вокруг собравшихся женщин был на красном от крови снегу ковер живых цветов, которые вяли на морозе также как дети, которые завяли навсегда на поле этого ужасного боя против мирных людей.
Так женщины в белом простояли среди цветов на красном снегу минут двадцать. Когда некоторые женщины стали падать в обморок от горя и холода, а другие женщины, возможно, упали замертво от разрыва сердца за погибших детей или от ранения, то в это время со стороны центра города стали подъезжать машины скорой помощи. Женщин и детей, живых и мертвы, а также раненых, стали увозить в больницы на машинах скорой помощи.
Когда наступила ночь, то кроме букетов завядших цветов и больших пятен красной крови на белом снегу больше ничего и никого не было на месте кровавого побоища мирных людей, которые имели право на жизнь, но им ни дали это право. Ни за что убили женщин и детей.
Я был в таком сильном шоке от увиденного, что постарался быстрее скрыться от своей семьи, которые только что стали выбираться из своего укрытия в конспиративном месте нашей квартиры. У меня горло все свело от напряжения. Я едва сдерживал себя, чтобы не разрыдаться. Когда я лег в свою кровать, то меня всего стало лихорадить и трясти как от страшного заболевания. Но я понимал, что этим заболеванием можно назвать нервный шок от увиденного зрелища из окна пятого этажа нашего дома. Это было не страшное кино, а ужасная быль.
Я всю ночь не мог уснуть. Как только закрывал глаза, так передо мной сразу появлялась картина ужаса пережитого мной. Мне не хотелось беспокоить жену, которая уснула сразу, как только закончилось кино по телевизору. Жена так и заснула с дочерью на диване в зале перед телевизором. В то время как я метался по нашей спальне и никак не мог заснуть.
В воскресное утро у меня был сильный жар. Надо было себя спасать. Я не мог себе позволить заболеть. Тем более от нервного потрясения. За моей спиной не только моя семья, но и семьи мох подчиненных, которые хотят быть одетыми и сытыми. Поэтому мне надо работать.
Когда вся семья еще спала, я вышел на застекленную лоджию и посмотрел на широкую улицу у нашего дома. На широкой улице все было чисто, словно ничего не случилось. По дороге мчались разные автомобили. По тротуарам передвигались пешеходы. Только в некоторых местах были не смытые красные пятна крови на белом снегу и отдельно лежащие в кювете у дороги увядшие живые цветы напоминали мне о том, что произошло в эту ужасную ночь.
При виде отпечатков былой бойни, я понял, что это все-таки был не ночной мираж, а ужасная реальность нашей жизни во время гражданской войны в Таджикистане. Как хорошо, что моя семья не увидела этой ужасной картины реальной жизни за окнами нашей квартиры.
Я пошел на кухню. Там налил себе стакан армянского коньяка. Не закусывая, выпил коньяк, на одном дыхании. Затем пошел к себе в спальню. С головой закутался в теплое одеяло и тот час уснул. Больше мне ничего не снилось. Я проспал почти до вечера. Когда проснулся, то сразу пошел в ванную комнату под душ. Во время сна под теплым одеялом укутанный с головой, я так сильно пропотел, что от меня был такой отвратительный запах, как от загнанной лошади после скачек. Но зато я был вполне здоров и на следующий день мог идти на работу.
Все оставшееся время воскресного дня я провел у телевизора. Мне хотелось посмотреть, как пресса и правительство отреагируют на вчерашние события, которые прошли в нашем микрорайоне. Но видимо я проспал тот момент, когда рассказывали о том, что было рядом в нашем микрорайоне. По телевидению и в прессе сообщалось, что правительство и оппозиция пришли к единому соглашению о прекращении вооруженных столкновений на всей территории Республики Таджикистан. Было принято решение со стороны правительства и оппозиции перейти от вооруженного противостояния к диалогу между противоборствующими сторонами.
То есть, по неизвестным причинам, обе стороны, вдруг, резко изменили свое решение спорных вопросов. Пресса и телевидение умалчивали причину столь резкого изменения рассмотрения спорных вопросов в Таджикистане. Но, может быть, именно группа босоногих женщин в белом на красном снегу толкнули оппозицию и правительство к мирному решению своих проблем в политике Республики Таджикистан. Возможно, что все стороны поняли о бессмысленности вооруженного конфликта между сторонами. Когда гибнут мирные женщины и дети.
Конечно, это лично мое мнение. Возможно, что все было совсем по-другому. Но я так думаю, что те, кто видел вчера вечером босоногих женщин одетых в белое на красном снегу, думают также как я насчет резких перемен в политике оппозиции и правительства Республики Таджикистан. Ни мне обсуждать в открытую политику правительства.
Но мне хочется поклониться до земли тем босым женщинам в белом на красном снегу. Именно они остановили вчера кровавую бойню хотя бы в нашем микрорайоне. Может быть, теперь, благодаря неизвестным женщинам, одетым в белое, наконец-то наступит долгожданный мир в нашей республике.