Нет, не старомодная идилия фермерских окраин, но быстрое движение машины и необъятная синева горячего неба вызывали ощущение доступности, близости легкого счастья. Словно подъем на вершину, казалось: вот-вот откроется красота, на этой стороне пока недоступная взгляду. Очарованье издали рисует рай, но как часто нетерпеливое ожидание отнимает все силы души -- будто нарочно, чтоб невозможно уж было насладиться результатом. Сюзанна тушила в себе ощущение праздника, да все неудачно: ни тучки в небе, ни тучки! -- и, вопреки тревогам, в душе и в природе играло беспечное лето. Дорога мягко текла под колеса, а впереди мелькал мираж лучшей жизни, и, действительно, вон уже на востоке - силуэт незнакомого города. На крохотном пятачке в самом центре собрались блестящие небоскребы; там солнышко слепло в зеркалах полированных стен и спешило на широкие просторы жилых районов, чтобы среди зеленых дворов прикоснуться к живой коже города. Эх, впитать бы в себя счастливое лето, забыть о тревогах и поверить, наконец, в возможность легкой удачи! И, словно сбросила тяжелую ношу, Сюзана позволила себе расслабиться - на короткое время - пока стелился под колесами путь... Но уже приближался город и пугал неизвестностью, напоминал о заботах. И Сюзанна подумала о том, что уже сегодня начнется новая жизнь в новом городе; и что всякий новый день придет, чтобы простым карандашом подкорректировать солнечные рисунки ее мечты и, как пилюля от болезни, избавить от бесполезных надежд; она подумала и о том, что красивы лишь только иллюзии - как зеркала озер впереди на шоссе: чуть приблизишься, исчезает обман.

И вот уже отступило назад необъятное море полей, и надвинулись невысокие здания окраин; магазины и магазинчики - аляповатая суета рекламы; снующие по дорогам машины и бегущие вдоль тротуаров спортсмены. Был во всем этом какой-то скрытый, еще незнакомый Сюзанне порядок. Вот он, этот чужой красивый город, в жизнь которого предстоит вписаться, город, который придется понять, чтобы выжить.

Уже потом Сюзанна сообразила: с юга на север здесь протянуты улицы, а с востока на запад проложены авеню; строгая ясность правила, которое если знать, то не заблудишься. Но Сюзанна не знала, пока еще не знала, вот и пришлось покрутить в машине по незнакомым дорогам. Снять квартиру удалось-таки довольно быстро, почти легко, и неудивительно: всегда легче купить, чем продать, а вот уж на поиски работы ушло больше месяца. Сюзанна начала было нервничать, но все же устроилась в детский сад. Зарплата почасовая, копеечная, но Сюзи радовалась, не придиралась, и никак не могла удержаться: все умножала скромную цифру на восемь часов в день, на пять дней в неделю; и математика-то получалась простая, убогая, но ведь их небольшой семье многого и не надо. "Да хватит нам, хватит - и на еду, и на квартирную плату," - уговаривала себя Сюзанна, и старалась не замечать, как сжималось в кулак сердце, но пугала не скудность жизни, а связанная с бедностью тяжесть на душе. Ну и ладно! И пусть! Теперь главное - продержаться, и Сюзи чувствовала, что нужно закрепиться, оглядеться. А время работало на нее.

В первое утро в детском саду, на новой работе, вдруг екнуло неожиданно сердце, ой, этот запах: чуть душноватая прелость мытых полов, смешанные ароматы дешевой стряпни; и меню в узкой рамке на стенке у входа. Ох, и меню на стенке у входа! - в жизни Сюзанны это уже было, было! - и волной нахлынуло детство... а оно всегда стучится некстати. Сюзи усмехнулась, зарегистрировала короткую мысль, но не подпустила, отогнала. Спокойно, спокойно. Сейчас не до этого. Без пяти минут восемь, и заведующая уже вела Сюзанну на место работы.

-- Знакомься с Дебби. Она покажет тебе, что к чему, - заведующая привела новенькую в комнату с двухлетними малышами, представила воспитательницу и убежала.

У Дебби - многолетний опыт, и в первую неделю Сюзи лишь помогала ей и присматривалась. За короткий срок практики нужно было многому научиться, да вот только как же запомнить все сразу? Глаза разбегались, но Сюзанна успокаивала себя тем, что уже через несколько дней она привыкнет и освоится на новом месте, а тогда и обрывки новых разрозненных впечатлений сложатся в одну общую картину, и все встанет на свои места. Пока же ей оставалось лишь выделять и запоминать все самое главное, а уж в деталях можно будет разобраться потом.

Небольшая комната, полуигрушечная мебель, широкие окна - два из них выходили на тихий перекресток, а третье - в соседний зал. Узкие, очень низкие подоконники.
- Специально для малышей, - объяснила Дебби. - Ведь и мебель должна быть низкой, чтобы дети могли достать до каждой полки. А ты заметила, что в комнате нет ни одного стула для взрослых?
Да, пожалуй, Сюзи заметила: Дебби то и дело присаживалась на невысокую тумбочку. "Какая же это нелепость: ни одного стула для взрослых," - но вслух Сюзанна этого не сказала.

Дебора держалась спокойно, уверенно. Голос ее звучал гладко, почти мягко, и слова, как обточенные водой круглые камешки, перекатывались по комнате ровным рокотом, но как и камешки, были твердыми. Чистая, неподдельная улыбка и плавные движения полных рук - от нее веяло сдержанной мягкостью, но в глазах играли острые смешинки, и Сюзи решила, что Дебби принадлежит к числу тех, кто, не растрачивая попусту, бережно, как яд и сокровище, хранит внутри себя и едкое чувство юмора, и драгоценную способность к глубокому чувству... "Актриса драмы," - незаметно усмехаясь, Сюзи не отказала себе в удовольствии повесить на новую знакомую "ярлычок". А тем временем, Дебора приглядывала за малышами; привычно, почти незаметно, выполняла свою работу; подробно рассказывала о распорядке и правилах и комментировала происходящее в группе.
-- Ты знаешь, приходится объяснять детям элементарные вещи. Их учишь не жадничать, а они талдычат "мое"! А тут недавно ругаю Кейти за то, что отняла чужую игрушку, а она мне моими словами: "С друзьями нужно делиться." Смешно? Это сейчас тебе весело, а потом сама увидишь. Ни "спасиба" тебе, ни "пожалуйста" - ровесника-то запросто можно шлепнуть ладошкой по лицу. А вон там, видишь: Стефани. За этой - глаз да глаз. Видела бы ты, как она царапается, - Дебора показала на самую тонкую, светловолосую, голубоглазую.

Девочка двух с половиной лет прервала игру, остановила напряженный взгляд на протянутом в ее сторону пальце. Опять неприятность? Взрослые смотрят на нее, показывают на нее, говорят о ней. Пока не приближаются. Одна из воспитательниц улыбнулась. Обошлось.

-- Надо же, никогда бы не подумала, - мягкой улыбкой Сюзанна попыталась нейтрализовать неприятность услышанного. Ей было неловко, ну не глухая же эта девочка, она же слышала каждое слово. - А мне эта Стефани даже понравилась, такая вся беленькая.
- Внешность обманчива. Следи за ней внимательно, старайся останавливать до того, как она на кого-нибудь замахнется, - Дебби бросила на Сюзи недоверчивый взгляд. "Сомневается, справлюсь ли," - сообразила новенькая и едва слышно шепнула:
-- А отчего она такая... злая?
-- Да у них там целая история. Родители разошлись в первый же год ее жизни. Мать еще не пришла в себя после развода, как узнала о смерти бывшего мужа. А узнала-то как - по радио. Представь себе! По ра-ди-о! Он утонул... У матери Стефани за последние два года столько своих собственных переживаний, а тут еще не повезло с ребенком... Понаблюдай как-нибудь за глазами девчонки, какой в них иногда страшный, прямо-таки дьявольский блеск!

Понаблюдать? Напротив, теперь хотелось избегать прозрачных глаз маленькой злыдни. Но то ли любопытство брало свое, то ли сомнение, однако, Сюзи то и дело поглядывала в сторону маленькой Стефани. Вот она, рядом с Кейтлин. Помешивает ложкой в пластмассовом котелке, предлагает покормить подружкину куклу...

Выскользнула из-под розовой заколки светлая челочка, сбилась на голубые глаза... Неужели жестоко царапается?

-- До завтрака еще много времени, - Дебби продолжала знакомить Сюзанну с распорядком. - А знаешь что? У меня есть хорошие детские песенки. Послушаем?
Включили магнитофон на столике возле огромного зеркала. Дети подтягивались один за другим, притопывали под музыку и разглядывали самих себя: прямо напротив танцевали их отражения. В домашнем уголке Кейтлин уютно устроила в кроватке свою куклу, подоткнула заботливо одеяло. Вешая на плечо сумку, пообещала игрушечной дочке скоро вернуться и деловито направилась в сторону танцующих. А там двухлетний Мадисон кривлялся перед зеркалом, размахивал руками, любовался своим двойником. Самый младший в группе Брандон сидел в сторонке на коврике, переводил взгляд с друзей на их отражения и обратно и дурашливо хохотал. Дебби попросила детей не толкаться и не трогать стекло руками.

-- Надоело мне отмывать это зеркало от следов их пальцев. Да еще вон там в уголочке стекло треснуло, откололось. Я залепила клейкой лентой, но боюсь, порежется кто-нибудь. Опасно!

Сюзанна слушала Дебби, соглашалась и с интересом наблюдала, какой эффект производило зеркало на танцующих. Каждый следил и за своими движениями, и за реакцией маленького Брандона: чем громче смеялся тот над очередной шалостью, тем больше впечатлений! И тем больше хотелось повторять удачные проделки.

А в кукольном уголке голубоглазая Стефани тихонько примеряла на себя чужой уют.
-- Моя, моя! Это не твоя кукла! - Кейтлин мчалась назад, замахиваясь сумкой.
А следом за ней уже спешила тяжелая Дебби. Стефани оцепенела на мгновение, а в следующую минуту резко мазанула пальцами по лицу подружки, и тут же воспитательница схватила ее за руки.

-- Какие глубокие царапины! - Дебби одной рукой обнимала рыдающую Кейтлин, а другой держала напряженную, дрожащую, с застывшими глазами Стефани. - Посмотри, что ты наделала! Посмотри, кровь! Ей же больно! Понимаешь: боль-но! Сколько же раз тебе повторять: объясняйся словами! Научись вместо ногтей употреблять слово: "Нет!" Научись говорить: "Не бей меня."

"По крайней мере Дебби достаточно объективна. Не наказывает Стефани, а учит ее," - но Сюзанна так и не успела добраться до конца своей мысли.
-- Да! Объясняйся словами! - ради этого замечания Кейтлин приостановила свои слезы.
Сюзи поежилась. Ни один взрослый не смог бы скопировать чужую фразу вот так. Повторенные ребенком слова воспитательницы потеряли свой изначальный смысл. В них отразились и неприязнь, и отторжение; и, словно увеличительное стекло, Кейтлин невольно пропустила через себя тяжелый поток чужой досады. "Не дерись, а объясни," - попыталась донести простую мысль Дебби. "Господи, какая же ты гадкая!" - раздраженно перевела ее слова Кейтлин.

* * *

После недельной практики Сюзанна перешла работать в группу с трех-четырехлетними детьми.
-- Когда малышам исполняется три, их переводят в твою группу. У нас традиция: за пару месяцев до дня рождения я буду каждого приводить к тебе на несколько часов. Так легче привыкать, да и детям нравится навещать старших. Сегодня жди к себе Стефани и Кейти. Только вот не забывай следить за маленьким дьяволенком. Ей скоро три; через пару месяцев она перейдет к тебе насовсем, - и Дебби пожелала Сюзанне удачи.

В стене, разделяющей их комнаты было прорезано внутреннее окно. И там за стеклом Сюзи увидела Стефани. В поблекшей кофточке из дешевого хлопка, она стояла, повернувшись спиной к миру: спиной к Дебби, спиной к увлеченным игрой друзьям. Туда-сюда, туда-сюда - бесцельно блуждал по стеклу маленький пальчик в шерстяной перчатке. "Холодно ей, что ли? А, надели чтоб не царапалась," - догадалась Сюзанна. А девочка не обращала внимания на отражения в стекле и не следила за происходящим в соседней комнате, но замерла в каком-то тупике и глядела в пространство пустыми глазами. "Выбирайся оттуда!"- подумала Сюзи и постучала по стеклу со своей стороны. Девочка услышала, взглянула, не видя, и опять увела глаза.

А после завтрака в гостях у Сюзанны Стефи сидела на стуле, насупившись.
-- Скучаешь? Непривычно в нашей группе среди новых друзей?
-- Кейти - моя подружка. Почему она играет с другими? Меня не принимают. Почему?
-- Ты знаешь, я не могу заставить ее с тобой дружить. А вот мне с тобой интересно. Поиграем?
Они расположились на ковре и затеяли строить большой дворец. Стефани ставила кубики неровно, они то и дело падали, и огорченная девочка пробовала опять, придумывала как лучше, училась. У Сюзанны вознила невольная ассоциация... Сколько же ей было лет? Года четыре? Пять? Дядя Эмиль остановился у них на пути в Узбекистан, и на полу возле старого коричневого дивана показывал маленькой Сюзи, как правильно строить крепость.
-- На верхнем ряду вес кубиков нужно распределять равномерно, чтобы не падали, - дядя Эмиль терпеливо показывал, как надо, и маленькая племянница сообразила, в чем дело... А теперь, спустя много лет, она вдруг поняла, что никогда уже не сможет играть по-настоящему. Само по себе строительство ей было неинтересно, она давно уже знала как правильно укладывать кирпичики, а потому придумала себе другое развлечение: роняла кубики нарочито и спрашивала у Стефани совета.

-- Как бы мне эту башню сюда приспособить? Помоги мне, у тебя получается, - и все больше втягивала в игру свою маленькую подружку. Заметив вдруг проходящую мимо Кейтлин, Сюзанна подмигнула Стефани и повысила голос. - А вон та стенка тебе особенно удалась! А здорово мы с тобой разыгрались!
-- А можно и мне с вами? -попалась в Сюзаннины сети Кейтлин.
-- Ой, а ты спроси у Стефи, это ее дворец, смотри какой красивый!
-- Можно с нами, можно! - из глаз Стефани выплескивались радостные лучики.

Сюзанна все более и более осваивалась на новой работе, втягивалась в монотонную жизнь, и как-то незаметно для себя училась. Нет, детский сад не представлялся ей чужим, с непривычными законами, государством. Это был все тот же старый, привычный мир, но малыши казались только что прибывшими в страну взрослых путешественниками, которые пока еще не знали правил и искали дорогу наощупь. Если их поступки отражались в чужих глазах улыбкой, то на пути как бы загорался зеленый свет. Для того, чтобы объясняться со своими подопечными Сюзанне приходилось у них же самих и учиться. Когда не понимали, она искала обходные тропинки.

Иногда казалось, до Сюзанниных питомцев не доходит смысл знакомых им предложений. Да, они понимали значения слов, но как случайные обрывки холста, слова эти не показывали целой картины. Обычная взрослая логика была малышам не по силам, и Сюзи училась - у них же - объясняться поступками и вложенными в слова эмоциями, и иной раз сама себе казалась актрисой. Возможно, душа ее искала упражнения, и подстраиваться под детское восприятие превратилось для нее в своего рода игру, а дружба со Стефани -- в источник маленьких радостей. Однажды, наконец, она уверенно сняла со Стефани перчатки, хотя и пришлось отразить сверлившие сквозь окно колючие взгляды Деборы.
-- В моей комнате ты не царапаешься, - ответила Сюзи на вопросительный взгляд девочки.
-- А почему? - потрясенная Стефи вдруг сообразила, что в группе Сюзанны ей, действительно, ни разу не пришлось объясняться с помощью ногтей.
"Почему, да почему," - воспитательница задумчиво оглядела свою маленькую злыдню. Тонкие черты лица, локон светлых волос, вот-вот упадет вечно расстегивающаяся пластмассовая невидимка. Сюзанна подвела Стефани к зеркалу, поправила белокурую челку, щелкнула заколкой.
-- А вот посмотри-ка на себя. Посмотри, какая ты симпатюля. Разве такие царапаются?

Прошли еще две недели, Стефани исполнилось три, и теперь по утрам мать приводила ее в Сюзаннину группу. Каждое утро воспитательница незаметно наблюдала за ребенком и матерью. Бледная, с прозрачным лицом блондинка, Дороти была бы красавицей, если бы не долговязая фигура с неуверенными нервными руками. Была в ее облике странная тонкость, и вопреки своей неловкости, она вызывала похожую на сочувствие симпатию. По совету Дебби Дороти решила показать ребенка психологу.
-- Мне нужно знать, что рассказать доктору о Стефани. Подробности о ее срывах... Как это происходит, отчего она так жестока с детьми? - мать Стефани ждала ответа, заглядывая Сюзанне в глаза. За деловитостью полуофициального тона едва приметны нотки горечи...
"Да ведь она смирилась с чужим приговором; ей и в голову не пришло отнестись к ситуации критически," - на языке вертелся нелестный отзыв о Дебби, и, неожиданно для себя, Сюзанна попала впросак: борьба за справедливость не входила в ее планы. Несколько невнятных отговорок только ухудшили положение - мать Стефани смотрела теперь с недоверием. Да как же так? Как это так - Стефани не царапается? Да слепая она что ли, эта новая воспитательница?
"Уж не разочарована ли Дороти в том, что я не считаю ее ребенка уродом? Я не сумею ей объяснить. И вообще, спасение утопающих - дело рук самих утопающих," - Сюзи пожала плечами и вывела разговор в безопасное русло.
-- Хорошо, буду внимательно следить за Вашей девочкой. Будут проблемы - обязательно расскажу, - Сюзанна попрощалась и ушла в глубину комнаты.
-- Ну, что? Будешь сегодня хорошей девочкой? Расскажешь мне вечером, как прошел день? - мать прятала в шкаф купленную в Зеллерсе маленькую курточку. - А хочешь, в субботу пригласим твою Кейтлин? Мы можем испечь печенье. Хочешь?
"У матери Стефани за последние два года столько своих переживаний, а тут еще такой ребенок," - мелькнули в памяти слова Деборы. "А всего-то им и нужно - это приглашать подружек и печь вместе печенье. И кажется, у них есть надежда."
-- Посмотри, какая я симпатюля, - доносилось из прихожей. - А у Дебби зеркало сломано.
-- Разбилось?
-- Да. Сломано. Это очень опасно, - объяснила девочка маме.

---

1Each to each a looking glass,
Reflects the other that doth pass.

2 Charles Horton Cooley (1864 - 1929) - американский социолог, создатель теории "зеркального Я"

Ожидание чуда

Редко хмурится небо Альберты, вот оно: во все стороны безбрежное, плывет спокойно над огромными просторами. Стелется белым снегом по вершинам гор и взмывает высоко над румяно обжаренной степью; тянется от вялого лесочка предгорий до заблудившегося на юго-востоке колючего кактуса - случайного гостя из далекой Аризоны. Там, где успокаиваются гордые канадские утесы, где начинают они свое мудрое превращение в разглаженные ветром равнины, на перекрестке двух важных дорог вырос в начале двадцатого века уютный маленький город, краше которого не было и нет. Звонкими птицами порхают в сердце его блестящие небоскребы; но чуть шагнешь за пределы центра - а там уже разбегаются и вдаль, и вширь уютные, похожие на игрушечные, двухэтажные домики. Живет наш город, дышит, смеется и плачет, кипит молодым здоровьем природе наперекор. А места здесь суровые. Зимой трещит незванный северный холод, запугивает своей жестокой свирепостью. В морозное утро почти бегом спешит по улицам толпа, устремляясь в центральные конторы, и опять выдыхает густой пар и шумит она вечером, спеша укрыться в вагонах поезда, возвращаясь в теплые дома к детям и ужину. Самые бравые среди горожан выскакивают коротко во двор с лопатами и тщательно вычищают свои тротуары, не оставляя на асфальте ни снежинки. Другие же, самые нежные жители, не появляются на улице иначе как в теплых машинах, ругают и лютый мороз, и скользкие повороты, а все же гордятся своим городом и любят его преданно.

А весною, чуть задребезжит ясный горный воздух от прилетевшего с запада теплого Щинка ³, как уже спешат горожане порадоваться богатому местному солнцу, выходят на улицу в футболках и в шортах и перепрыгивают смело через жмущиеся тут и там остатки сугробов. Словно в ожидании близкого чуда, открываются души навстречу проснувшейся природе. Кто, как не жители суровых предгорий с искренним чувством оценит возвращение жаркого солнца, милого лета? Кто лучше их знает, как быстро пролетают короткие теплые месяцы? И замирает в восторге всякое чуткое сердце, спешит насладиться каждой минутой скоротечных летних дней. И радуются взрослые как дети, а уж дети-то радуются с такой первозданной искренностью, что невольно завидуешь их еще неутомленной жизненными невзгодами открытости чувств...

Летом в нашем городе всегда безводно и жарко. А ведь не иссыхают бережно ухоженные газоны, и далеко тянется вдоль тротуаров бесконечный зеленый бархат с разбросанными по нему пышными гроздьями душистых цветов. Какое наслаждение пройти не спеша по светлым улицам согретого города. Брызжат повсюду поливалки, рассыпая в воздухе алмазы воды. Плещатся под солнцем тонкие струйки, устраивают над газонами маленькие радуги. И плывет над городом легкий вкусный дымок - это жарятся гамбургеры, и уже собрались во дворах семьи, родственники и соседи, чтобы провести выходные в пластмассовых газонных креслах, лениво поддерживая свое светлое пиво, свою легкую беседу. Летит от гриллей нежная сизая дымка, заигрывает с аппетитом, дразнит случайного прохожего.

Перекликаются во дворах жители, координируя свои магические приготовления к ужину. "Листья салата следует разламывать руками, совсем необязательно их резать ножом," - и наполняют огромную посудину свежей зеленью, душистыми овощами и кисло-сладким оливковым соусом. Шипит на огне ароматное мясо. Безмятежные, играют в траве не потревоженные родителями малыши.

Детские уши привычно блокируют скучные разговоры взрослых; вон там на самом солнцепеке трехлетний Шон увлечен своими заботами. Аккуратно разложены в траве кусочки колбасы и полусъеденная конфета, но не замечая принесенного ему угощения, бессмысленно бегает по травинкам его знакомый муравей. Где-то в ветках огромного дерева раздается таинственный стрекот. Мальчик осторожно оглядывается: из листвы колючим взглядом смотрит на него черная белка. Бесшумно подкрался старший брат Шона, направил на дерево резкую струю воды из шланга. Дернулось испуганное животное, сверкнуло хвостом и исчезло, и тут же зажглись озорным светом веселые глаза мальчишек. Брат взглянул на Шона острым глазком, кивнул в сторону беззаботно загорающей неподалеку сестры Мелиссы. Шон понял, и, осторожно подтягивая шланг, братья поползли в ее сторону, беззвучно пересекая мягкий газон... Обожженная ледяной струей, девчушка громко завизжала, сопровождаемая восторженным хохотом мальчишек. Шон принял шланг в свои руки, помчался за убегавшей сестрой и добавил ей еще струи. Брат скакал рядом, поддерживая Шона громкими воинственными криками. Что было делать бедной девчонке? Она бежала туда, где была надежда на спасение, туда, где занимались приготовлениями к ужину взрослые, туда, где накрывали на стол женщины, откуда сердитыми глазами уже поглядывал на Шона отец...

...Редко хмурится небо Альберты. Янтарными лучами отпирает, отмораживает людские души солнце, выпускает на волю детство; обманывает ясным светом, обещанием беззаботного счастья. Шалит и играет, пьянит цветами и радугой душистое лето. Короткое лето.

3 Chinook - теплый западный ветер, под влиянием которого температура воздуха втечение нескольких часов может подняться градусов на 10-20С. Кроме того, Chinook -- это название станции наземного метро в одном из городов Альберты

Жалкие крохи

Брат взглянул на меня, опустил глаза и поплелся домой. Я предал его, я обманул его доверие, и врядли я найду слова, чтобы описать адекватно, какой бездушной собакой я сам себе тогда показался. Уже через пару часов обида его растаяла, я же мучался еще лет тридцать.
По Азику Азимову

Прибор, определяющий несоответствие между поступком и нравственным кодексом индивидуума.
Выдержка из инструкции по эксплуатации совести

Шустренькому мальчику Шону тогда уже исполнилось три года, а в родители ему достались люди очень недобросовестные. Всего в семье росло трое детей; и Шон среди них - самый младший; был он живой и по-своему смышленый, но странного, ускользающего характера мальчик. Усилия, вложенные в воспитание двух старших детей исчерпали усталую душу матери до самого дна, и потому Шону достались лишь жалкие крохи; а отец... Что ж, отец Шона выделялся неряшливостью одежды и непомерной величины животом; но самая настоящая беда была в том, что больше о нем сказать-то почти и нечего.

Когда летом трехлетнего Шона впервые привели в детский сад, он, как тихий зверек, оказался вдруг среди чуждого для него племени людей; редко увлекался игрой и не привязывался дружбой к ровесникам. Был у него, однако, отвратительный талант; во время прогулок мальчишка удивительно ловко прокрадывался из двора назад в помещение, воровал там чужие гостинцы, и тайно поглощал их, зарывшись в тихом, укромном местечке. Не голод, но иной какой-то смутный дефицит, едва уловимое стремление наверстать что-то важное, упущенное, побуждало Шона размениваться на объедки из холодильника. Иной раз воспитательнице Сюзанне удавалось поймать мальчишку с поличным, и вот тогда, в надежде вывернуться, он придумывал несложные отговорки. А уж если вранью его не верили, то не перечил и не пытался более оправдаться; лишь пересиживал очередную нотацию, скользя глазами мимо, мимо, всегда мимо. Мальчик давно уже научился терпеливо пережидать неизбежные как непогода вмешательства взрослых в его жизнь; лишь старался как можно реже пересекаться с ними взглядом, как бы укрываясь в параллельном мире.

-- Воровать нехорошо, Шон, но за обедом я обязательно угощу тебя чем-нибудь вкусненьким, и тебе не придется прятаться! - Сюзи умела быть терпеливой.

В детском саду Шон появлялся неумытым, одетым в пахнущую прелой сыростью рубашонку, а на ней Сюзи частенько замечала капельки вчерашнего томатного супа. По утрам она привычно протирала влажным полотенцем лицо, и руки, и коленки мальчика, отчищала его от густого слоя пыли, собранного накануне в песочнице. Исходящий от одежды ребенка кислый запах отвращал неудержимо, но вины малыша в этом не было, и Сюзи тщательно маскировала свою брезгливость.

Несмотря на полные три года, мальчик все еще не был приучен к туалету; и памперсы удобно облегчали жизнь его родителям, хоть и обходились ленивым душам в копеечку. С помощью Сюзи нехитрое туалетное мастерство Шону удалось освоить за несколько дней. Воспитательница настояла на том, чтобы мальчик носил настоящее белье, и ему пришлось научиться самому одеваться.

-- Снимай-ка мокрое, надень сухое. Я покажу тебе, как надо держать носок, вот так, смотри-ка: пяткой вниз.

-- Застревает на пальце, не получается, - Шон с ненавистью натягивал носок на мизинец ноги, раздраженно его подергивал; проверял терпение воспитательницы.

"Видала я уже такое, видала слишком много раз, вот теперь и ты тоже... Ну-ну, покапризничай, посмотри, заденет ли это меня," - устало думала Сюзи.

-- Вот это да! Как хорошо тебе это удалось, Шон. Видишь, носок уже почти надет, осталось совсем немного! И какой же ты молодчина! - Сюзи сияла самым искренним энтузиазмом на какой только и была способна.

Неожиданно мальчишка удивил ее прямым и укоризненным взглядом. "Кривляешься ты... Ты ведь кривляешься, тетка!" - словно бы говорили его глаза...

"Похоже, не видать мне легкой победы, ишь ты, какой умный попался стручок, - приятно разочаровалась Сюзи. - А что поделаешь, уж доиграю эту роль, как выйдет, но в другой раз специально для него сочиню что-нибудь новенькое."

Летом в нашем городе всегда сухо, тепло и ярко. Быстро съедаются короткие теплые месяцы -- апельсиновые дольки трехлетней жизни. Пролетают мимо солнце и небо, и звенящая кузнечиками трава, и неглубокий, скользящий по поверхностям взгляд. Ничто не изменилось в уплывающем характере Шона, разве что несколько раз подряд удалось ему сконцентрировать взгляд на наставнице, как бы обдумывая новую непривычную мысль о взрослых... Эх, Шон, грязный и склизкий маленький Шон. Вот подрастешь, и судьба твоя, и собственные твои усилия решат, где окажешься ты через пару десятков лет. Но сейчас - вот он ты, в своем детстве, в теплом лете, в нашем милом, опрятном городе, и почему-то хочется сказать тебе спасибо за твой ответный взгляд, за то, что заметил отданное тебе душевное тепло.

Странное это событие - неслучайная встреча глаз. Всего лишь пересечение отраженных лучей, но сколько смысла, сколько чувства умеет вложить в него живая человеческая душа. И что же это? Читаем ли мы надежды глядящего на нас, угадываем ли вопрос, даем ли обещание - своей беспредельной недосказанностью этот взгляд порой обязывает нас сильнее произнесенного слова. Горько, если обманут тебя, но еще горше, когда сам обманешь...

Однажды в понедельник утром попка и ноги Шона оказались опоясаны сочными бордовыми следами ремня. Едва ли кому в детстве удавалось избежать родительского гнева, но какое маленькое тельце, и как огромны страшные рубцы!

-- Шон! Шон, что это за красные полосы у тебя на спине?

Но не слышно ответа из параллельного мира. Привык ли он к побоям, забывает ли о них легко или старается забыть нарочно? Продолжает ли чувствовать себя провинившимся и потому избегает кажущуюся опасной тему? Прочитать мысли Шона невозможно, угадывать бессмысленно, а можно ли ему помочь?

Едва бросив взгляд на спину ребенка, всхлипнула в ужасе директрисса. Но вот уже закончила она свою короткую беседу со старшей сестрой Шона, поведавшей о том, как накануне душным летним вечером во дворе у бабушки братишка облил взрослых водой из шланга и был за это папой наказан.

-- Спасибо, Мелисса, ты иди пока, поиграй.

И девочка вернулась к подругам, а заведующая тем временем задумалась у себя в кабинете, озадаченно примеряя возможные последствия ситуации на невидимых весах своей души.

И вечно с этим Шоном связаны какие-то неприятности. А отец-то хорош: что за беда - подумать только, водой его облили! Город устал от жары, идешь порой вдоль газона и стараешься нарочно попасть под холодные струи поливалок... А до чего же неприятная история получается... Заведующая хорошо знала закон: даже смутное подозрение о физических наказаниях обязывало ее обратиться в детскую организацию. Ну что ж, придется звонить и заполнять бумаги, как же не помочь ребенку? Помочь ребенку? Да разве удастся повлиять на необузданные привычки отца? Ох, это будет нелегко, да уж что там нелегко, было бы наивно верить в реальную возможность его исправления. А как узнает о жалобе, он ведь непременно на мальчике же и сорвется. Да-да, так и есть: в результате телефонного звонка ребенку будет только хуже. Ребенку непременно будет хуже. Ох, стоит только всплыть этой истории, сколько возникнет сплетен, и всякий местный родитель станет судить-рядить на свой лад! А репутация детского сада? А закон? Ах, да, закон. Неужели придется звонить? ...ох, и тяжела телефонная трубка.

...Какой бездарный, взбаломошный, разболтанный отец. И какой неприятный, немытый сынишка. Закон-то строг, да очень уж беспомощна бюрократия перед лицом реальности, и поэтому ребенку будет только хуже... Вот она, вот она, зацепка: если заявить, то мальчику будет хуже! Именно так: мальчику будет только хуже! Где же Мелисса? Необходимо опять расспросить сестру Шона.

-- Так ты уверена, что отец твоего брата побил? А не было ли так, что он его просто отругал?

Что ж, девочка из той же семьи, где со взрослыми не спорят.
Принятое решение -- бальзам для души, и словно после тяжелой работы - как легко и свободно теперь дышится, какое приятное наступило облегчение. Заведующая вызвала воспитательницу, наскоро оправдалась:

-- А Мелисса-то призналась, что отец Шона вовсе и не бил, лишь грубо накричал. И что за папаша у них, экое животное! Однако бить сына - не бил, и беспокоиться нам не о чем.

...Город жадно грелся в последних лучах уходящего лета. Сентябрь стоял хороший: сухой и ясный, будто и не осень. Эти последние сентябрьские лучи - как последняя копейка, Сюзи их считала, ценила, берегла. Теплый свет индейского лета смягчал меланхолию, вызванную листопадом... А быть может, все гораздо проще: когда тепло на улице, то и в детском саду работается легче - выведешь на улицу шестнадцать своих питомцев, дашь им набегаться, выплеснуть энергию, и день проходит спокойнее. Меньше ссор, меньше драк - меньше синяков и жалких оправданий перед снобами-родителями.

Но лишь скатится вечером солнце за горы, как уж сползает с западных вершин промозглый иней и окрашивает душу города синим холодом. Неслышными шагами отступает далеко на юг, рассеивается короткое лето...

11/1998 - 09/2002

В изящных рамках

Кoнрaд Кин, громоздкий мужчина лет пятидесяти, был похож на лысую глыбу. Благодаря огромному росту ему удавалось смотреть на мир сверху вниз с непоколебимым, но дружелюбным спокойствием, как это бывает у человека, не желающего злоупотреблять своей природной силой. Жена его, Пат, являла собой полную противоположность супругу. Небольшая и хрупкая, она относилась к тому типу женщин, которые тоном голоса умели сообщать собеседникам о неоспоримой правоте своего мнения. "Видели бы вы Пат в тот момент, когда она отмаршировала своего провинившегося мужа на верхний этаж дома, чтобы поговорить" - сплетничали знакомые.

Сильная натура Патриции нашла свое применение по большей части в карьере, но, впрочем, и хозяйкой она оказалась непревзойденной. Семейное гнездышко Кин оставляло на гостях впечатление весьма и весьма приятное. Расположенные на каминной полке одна-две изящные вещицы вызывали ощущение легкого, ненавязчивого уюта. Стена напротив была отдана трем семейным портретам, заключенным в легкие рамки. Как и все остальное в доме, эти фотографии напоминали об неизменном вкусе миссисс Кин. Выполненные в черно-белом стиле, они, казалось, были проникнуты воздухом тончайшего одухотворения. На чистом снежном фоне в одеждах ангельски-белого цвета были запечатлены чета Кин и оба их сынишки, Майкл и Брандон. Почти сказочная непринужденность застывших движений напоминала о счастье, шелестящем где-то неподалеку.

Брандон был младшим из братьев. Добрые, как у отца, глаза мальчика светили с необыкновенной для его возраста внимательностью. Унаследованная же от матери сила характера дала о себе знать едва только малыш сделал свои первые шаги. Бабушке, помогавшей растить братьев Кин, постепенно стало трудно управляться с двумя бойкими ребятишками, и Патриции пришлось подумать о дошкольном учереждении.

Через дорогу от их подъезда располагался просторный парк с футбольным полем и спортивной секцией. Миссис Кин выбрала для своих мальчиков детский сад, расположенный на противоположной стороне площадки. Это был обыкновенный жилой дом, удобно перепланированный для содержания групп разных возрастов. Прилежащий к зданию небольшой дворик был заполнен трехколесными велосипедами и дешевыми игрушками. В правой половине участка находилась огромная песочница, а в левой - усыпанная мелким гравием площадка с пластмассовыми горками, лестницами и качелями. Границей между ними служила вымощенная кирпичем тропинка для маленьких пешеходов и велосипедистов.

Мистер Кин, по утрам доставлявший сыновей в детский сад, как пушинку нес Брандона в своих огромных руках, и малыш, обнимая отца, крепко прижимался к его шершавой щеке. Небольшое крыльцо из пяти ступенек, крикливый попугай в клетке у входа, зеркальная прихожая с цветастым диванчиком - и вот они уже пришли.

-- Растить детей - дело очень сложное, - с глубокой улыбкой в глазах любила повторять воспитательница Дебора. - Разумеется, опыт имеет огромное значение, но и он не дает ответов на все вопросы. Взять, к примеру, меня. Вырастив своих собственных детей и проработав много лет с чужими, даже и я иной раз не представляю, как поступить. Частенько встречаюсь с ситуацией, когда не могу найти подхода к ребенку, не могу подобрать метод, который сработает. Но кое-чему важному я все же научилась за эти годы: я твердо знаю, чего нельзя допускать категорически!
И действительно: сколько вреда происходит не оттого, что не было совершено, что следовало, а от того, что было сделано то, чего делать не стоило.

По мере необходимости веселая и любезная, Дебби легко находила общий язык с родителями своих подопечных. Молодые мамы нередко спрашивали ее совета, и было очевидно, что воспитательница сумела завоевать доверие среди взрослых. Судьба Дебби не баловала, а потому дала ей богатый опыт переживаний. Сильной и самостоятельной ей пришлось стать уже лет в пятнадцать, когда у нее родился первый из трех ее детей. Последующее двадцатилетие принесло несколько жестоких разочарований, трагическую потерю любимого брата, решительный развод с мужем. В попытке вернуть к себе жену, бывший супруг иногда посылал ей на работу цветы. Жестоким, мертвым движением Дебора отправляла букеты в огромный мусорный бак, и выражение непокорной силы светило из самой глубины ее суровых глаз. Нежные, свежие гвоздики падали на ворох потрепанных памперсов, складываясь в неприятно режущий взгляд натюрморт. Так они и лежали там до вечерней уборки, еще прекрасные, но уже убитые.

В то время как взрослые видели в Деборе веселую и умную советчицу, двух-трехлетним своим питомцам она казалась всесильной королевой, власть которой наполняла пространство подобно невидимым радиоволнам. Дети, как правильно настроенные приемники, воспринимали ее команды всеми своими фибрами, повинуясь каждому жесту и взгляду. "Обед!" "Прогулка!" "Тихий Час!" И прекращать игру требовалось по первому приказу. Ох, как нелегко возвращаться в реальность из волшебного мира игры, и не раз делались попытки объяснить воспитательнице, что медвежонок Тедди очень хотел бы пообедать рядом со своим хозяином, а кукла только что заснула и не хочет быть убранной в ящик. Слово Деборы, тем не менее, было законом, и игрушки мгновенно отправлялись на положенные места. Пара нанесенных без свидетелей пощечин быстро разъясняла свободолюбимым новичкам, кто здесь решает, на чьей стороне справедливость.

Итак, мистер Кин, приводивший сыновей в детский сад по утрам, бережно нес Брандона на руках, и сынишка, прощаясь, крепко обнимал отца за шею. С твердой улыбкой на губах Дебби молча раскрепляла пальцы мальчика, принимая его под свое покровительство вплоть до того светлого вечернего момента, когда малыш наконец согревался в теплых ласках приходившей за ним матери.

За проведенные в детском саду первые два-три месяца от взгляда младшего Кина, казалось, не ускользнула ни одна неприятная деталь. Дух его, еще по-детски неопытный, но уверенный и сильный, протестовал против непривычных, подавляющих свободу правил и прорывался наружу подобно неуклюжему медвежонку. Удивительно, но привычный к потасовкам со старшим братом, Брандон тем не менее никогда не срывал досаду на более слабых друзьях. Страдали неживые предметы: крепко сбитый малыш легко расталкивал невысокую полуигрушечную мебель. Иной раз, чтобы остановить разбушевавшегося мальчика, кто-нибудь из новых воспитателей хватал его за руку, но постоянные работники детского сада помнили, что делать этого нельзя: Брандон вырвался с такой страшной силой, что неоднократно получал вывих плечевого сустава. Впрочем, ребенка можно было легко успокоить - стоило его только обнять и тихо с ним пошептаться. Но не у всякого взрослого хватало мудрости и терпения, чтобы ему помочь. А потому научиться управлять своим характером самостоятельно Брандону все же пришлось, и очень скоро.

Согласно традиционным методам воспитания, строптивые натуры следует ломать в раннем возрасте, и Дебби с уверенностью взяла на себя миссию по укрощению гордого мальчишки. Вероятнее всего, в ход пошли обычные пощечины, и вскоре Брандон подчинился Дебби; лишь в темных его глазах как и прежде отражался внимательный анализ происходящего. Со стороны было бы трудно представить серьезность конфликта, развернувшегося между огромной как гора женщиной и сильного духом мальчуганом, если бы не случайно представившийся во дворе детского сада случай.

В песочнице между малышами то и дело возникали громкие ссоры из-за нехватки совочков и формочек, которые имели дурную привычку перемещаться в спортивную половину участка, теряясь там среди качелей, лесенок и горок. Во имя избежания конфликтов, неписанный закон воспитательницы Деборы гласил: ни одна игрушка не может быть перенесена из песочницы в левую, спортивную часть двора. С позиции детей - запрет совершенно бессмысленный, но исключений не делалось никому, и нарушители получали причитающуюся им порцию строгости.

Брандон и Мадисон были соседями и дружили с тех пор, как научились ходить; оба были активными озорниками и своей непоседливостью доставляли воспитателям массу забот. Но видимо, и у таких заводил случаются моменты высокого одухотворения, когда потребность находиться в постоянном движении уступает место творческой концентрации. Случилось, Дебби отвлеклась, и, воспользовавшись моментом, дружки ловко пронесли совочки в левую, запретную часть площадки, где, незамеченные, они трудились над своим проектом. Оставалось приложить совсем немного усилий, и лежащая на земле огромная старая шина была бы наполненна мелкими камушками до самого-самого верха. Общее увлечение переполнило их души, и эти счастливые минуты мальчишки не променяли бы даже на хорошую драку, так что работа кипела на славу! Увы, завершить им было не дано. Использование совочков в спортивной зоне не ускользнуло от внимания воспитательницы. Дебби приблизилась к приятелям и на самом пике вдохновения изъяла у них орудия труда. Привычное, жестко-каменное движение, и лопаточки взметнулись в направлении песочницы и упали, едва не задев играющих там малышей.

Мальчики вынужденно прервали игру, и спустя несколько мгновений Мадисон уже мчался за мячом в другой конец участка. Брандон же по-прежнему оставался на месте, тяжело переживая несправедливость очередного поражения. Дело было не только в навязанной необходимости резко оборвать увлекшее его дело, но и в бесконечном, угнетающем душу противоборстве между бесправным малышом и всесильной воспитательницей. Установивши порядок, Дебби долго наблюдала, как еще не совсем закаленный жизнью мальчонка пытался управиться с раздирающими его эмоциями, не смея выразить их открыто. В глазах младшего Кина кипела горячая обида, но теперь уже она не вырывалась наружу в виде прежних истерик. Не издавши ни стона, ни вздоха, мальчик уткнулся лицом в грязную шину и намертво укрепился в ней зубами. Проницательным взглядом Дебора фиксировала каждый скрежет, каждое движение зубов соперника о пыльную резину. Победительница ядовито улыбалась.

Если бы миссис Кин только знала, если бы она имела хоть малейшее представление об этой войне, ох уж и отмаршировала бы она воспитательницу в кабинет администратора, уж она позаботилась бы от том, чтобы Дебора осталась и без работы, и без капли человеческого достоинства в душе. Но Пат была далеко и даже не подозревала о необходимости защитить родную душу. Маленький Брандон, однако же, оказался из тех, кто, проигрывая сражения, становился только сильнее. Ни слезинки не капнуло на серую от песочной пыли резину. Дикий протестующий медвежонок находился теперь под его надежным контролем.

-- Сегодня была замечательная погода, - спокойно улыбаясь умными глазами, привычно рассказывала Дебора приходящим за детьми родителям. - Целое утро мы провели во дворе на свежем воздухе, и в обед с аппетитом съели наивкуснейший овощной суп.

Среди других, пришла за сыном и миссис Кин. Брандон крепко обнял ее, радостно улыбнулся старшему брату, и втроем они отправились домой, и, как обычно, порезвились немного на детской площадке, расположенной в парке на полпути между детским садом и домом.

Мерцай, мерцай, маленькая звездочка ⁴

Дети спали -- хорошие, спокойные два часа -- и от наполнявших комнату снов воздух сгущался и застывал, и даже время никуда не спешило. Кто-то тихо сопел, а кто-то покашливал; и, заглушая шум улицы, монотонно звучала негромкая музыка -- это на старом холодильнике играло дешевое радио. Сюзи изредка бросала взгляд на пятилетнего Брандона Кина: вот он уже и проснулся, сейчас прояснит глаза и спросит, как спрашивает каждый день. Они обходились без лишних слов, и за прошедшие два-три месяца между мальчишкой и воспитательницей без особого труда установилось спокойное взаимопонимание. Брандон обычно просыпался раньше всех, поэтому Сюзи укладывала его в стороне от других детей, и, очнувшись от сна, он тихо шептал: "Сюзи, поиграть?" Она давала ему плюшевые игрушки, мягкие резиновые кубики, и Брандон ни разу ее не подвел, ни разу не разбудил никого из своих друзей. Сюзи нравились его темные внимательные глаза, и ей было приятно ему доверять.

Дверь резко распахнулась, и, перехлестывая монотонные звуки радио, заведующая громко спросила:
-- Сюзи! После тихого часа не поработаешь ли с Дебби? Она уже месяц без постоянной напарницы. Опять ворчит, отказывается от помощи школьниц.

Сюзи вернулась в детский сад на лето после двухлетнего перерыва, но и теперь по-прежнему хорошо помнила здешние порядки. Воспитательницы работали в парах, и лишь во время тихого часа по очереди уходили на обеденный перерыв. Первая смена начиналась рано; и по утрам, до завтрака, штатные сотрудницы работали со старшеклассницами, подрабатывающими перед началом занятий в школе. Часа через два школьниц подменяла вторая группа воспитательниц, и до самого полдника постоянные сотрудницы из первого и второго заходов делили хлопоты пополам. В четыре часа вечера первая смена отправлялась домой, и до закрытия их опять заменяли школьницы, от которых, впрочем, было мало толка. Сами как дети беспечные, они нехотя отсиживали положенные часы, в конце дня аккуратно записывали их в табель и, не оглядываясь, с легким сердцем улетали домой. И пользы от них было мало, и обойтись без них было нельзя; регламент: в каждой группе должно находиться по две сотрудницы одновременно. Трудно было тем, чья постоянная напарница уходила в отпуск, тогда не только утром и вечером, но и в течение дня приходилось прибегать к сомнительной помощи школьниц. Вот так и Дебора уже несколько недель терпела череду легкомысленных юных помошниц.

-- Привет, Дебби! Говорят, ты устала от бестолковых девчонок? А сегодня до вечера придется помучаться со мной, - Сюзи помнила Дебору еще со старых времен, с ней можно было не тратить время на церемонию вежливых приветствий.
-- Мне всегда нравилось работать с тобой, Сюзанна. Ты не отлыниваешь. Я сама напросилась, чтобы прислали тебя.
"Надо же, нравится ей, - проворчала про себя Сюзи. - Однако, похоже на правду. Дебби не из тех, кто лицемерит. Но ведь сколько раз критиковала меня за излишнюю мягкость."
-- Нравилось, потому что не отлыниваю? А я-то уж было подумала, что ты любишь меня за мой веселый нрав, за добрую улыбку! - Сюзи посмеивалась, настраивалась на легкий тон. - Ох, Дебби, и до чего же хороши твои двухлетние разбойники, пока сопят тихонько на своих матрасиках. Продлим-ка сон до самого вечера?

Но: уже три, скоро полдник, и сходит на нет уютный покой тихого часа. Дебби дернула за шпагат, взлетела вверх пластиковая штора, и в одно мгновение комната резко ослепла от яркого потока пропитанных пылью лучей. Мальчишки в остром нетерпении прилепили мокрые носы к окну, ждали: в это время к детскому саду подъезжал таинственный желтый автобус - это с летних экскурсий возвращались старшие группы. Воспитательницы одного за другим будили тех, кто не успел еще проснуться, убирали в пакеты детские покрывала, поднимали с пола желтые будто из шершавой лимонной кожи матрасики и отправляли их в кладовку. Освобождали место для игры.

Оставалось полчаса - свободное до полдника время - можно поболтать, и Дебби тяжело уселась на деревянную тумбочку; в комнате не было ни одного сидения для взрослых. Сюзи примостилась напротив, на одном из крошечных пластмассовых стульчиков.

-- Как жизнь, как ты? Отошла после смерти Джона? - Сюзи остановила глаза на лице напарницы. Вспомнила: года два с половиной назад... Дебби уложила брата на заднее сиденье, гнала машину на красный свет, но не успела. Нет, не успела, брат умер на полпути к ближайшей больнице... Джон оставил ей немного денег, и Дебби почему-то решила потратить их на поездку в Англию - впервые узнала, что такое самолет, побывала за океаном. После ее возвращения в служебной комнате появилась и быстро растаяла привезенная для подруг коробка шоколадных конфет... Вот и все, ничего больше не было известно в детском саду о смерти ее брата.

-- Отошла, Сюзанна, отошла. - Дебби подтвердила свой ответ мягким, глубоким взглядом, задумалась. - Не сразу, но отошла. Машину, в которой он умер, продала. А у тебя как дела? Я слышала, ты закончила институт?
-- Про себя-то я и так все знаю, гораздо интереснее послушать про тебя, - отшутилась Сюзи. - Подожди минутку!
Она неожиданно перехватила грузовичок из быстрой руки одного из мальчишек.
-- Алекс! Слушай-ка, Алекс, ты мне срочно нужен. Срочно! У меня есть для тебя кое-что. Сейчас найду, - Сюзи хлопала себя по воображаемым карманам. - Ой, где же оно? А у тебя нет? Проверь-ка свои карманы!

Мальчик недоуменно посматривал на воспитательницу, но Сюзи, казалось, ничуть не смущалась своим нелепым поведением. Раз уж пообещала, то нужно срочно что-нибудь "найти", и она подвела его к шкафчику. Дебби щурилась, молчала, лишь наблюдала умными глазами.
-- А вот и нашла! - Сюзи достала с полки огрызок старого карандаша. Алекс ответил разочарованным взглядом.
"Интересно, а он что подумал? Сам собирался машинкой стукнуть Майкла по голове, и за это я достану для него с неба звезду? Однако ж, спасла от наказания. Ему повезло, а мне нетрудно," - Сюзи перевела насмешливый взгляд на Дебби. В глазах у той уже перекатывались колючие ехидинки.
-- Алекс, я подарю тебе и Майклу по большой рыбе, - торжественно объявила Сюзи уже забывшему о ссоре с приятелем мальчишке. И тут же нарисовала две огромные бабочки.
-- Это бабочки! Это не рыбы! Не рыбы! - дети перебивали друг друга.
-- А я говорю: рыбы. Вовсе и не бабочки, - Сюзи хитрила, путала: кому-то шутливо подмигнула, другим же достался вполне серьезный взгляд.
-- И мне бабочку!
-- И мне!

"Дети никогда не меняются. И через десяток лет на этом же самом месте другие малыши будут просить, чтобы им нарисовали бабочку или рыбу, лошадку или домик с трубой. Но я умерла бы от скуки, если б занималась с каждым отдельно."
Сюзи взяла небольшую стопку бумаги и в два приема вырезала одновременно около дюжины бабочек и рыбок, написала на них имена детей.
-- Хотите раскрасить? Тогда выбирайте самые красивые цвета, - она поставила на стол коробки с карандашами и присела опять на маленький желтый стульчик напротив напарницы.

-- Посмотри-ка на Майкла и Алекса, Деб, рисуют рядышком как два голубка, а ведь только что собирались подраться.
"Дебби, Дебби, мы знаем друг друга много лет, ну признайся, наконец: я умею шутя создавать для детей легкий сказочный мир, в котором ни у кого нет причин друг на друга злиться!" - нет, Сюзи слишком хорошо знала подругу, чтобы поверить в неожиданное чудо.
-- Я - не ты! Подрались бы, я б с ними церемониться не стала! Вон в туалете у меня стул приготовлен, Алекс посидел бы там, подумал.
Вот оно! Сюзи мысленно улыбнулась сопротивлению подруги. Дебби ничуть не изменилась за эти два года, а, значит, все в порядке.
-- Деб, а ведь у него за плечами всего два года жизненного опыта, полагаешь, он уже умеет думать? - Сюзанна вредничала.
-- Рано или поздно сообразит, что за провинностью непременно следует наказание!

Ох, уж эта вечно напряженная Дебби, и вся-то жизнь ее - трагедия борьбы со злыми силами. Интересно, приходило ли ей когда-нибудь в голову, что она и каждый из этих алексов относятся к разным весовым категориям? Сюзи медленно осмотрела поле боя.

Слева от нее располагался заполненный подкрашенной водой стол-ванна с пластмассовыми мензурками, губками и корабликами. Рядом с ним -- вешалка с непромокаемыми халатиками, а дальше, вдоль стены - стол-песочница с формочками, в котором время от времени песок заменяли на мелкие цветные бусинки. А еще дальше уголок для домашнего хозяйства был заполнен куклами и игрушечной утварью, тут были холодильник, плита и раковина, мягкий диванчик, наполненный поддельными продуктами буфет и -- мечта всех девчонок! -- нарядная взрослая одежда и настоящие туфли на каблуках. Напротив, у окна, -- огромный капитанский мостик, а чуть правее -- гладкий палас, окруженный невысокими деревянными шкафами с кубиками и машинками. Мало что изменилось в комнате Дебби за прошедшие два года, и сама она как и прежде следила за порядком, притулившись на одной из деревянных тумбочек. А слева от нее, по периметру пушистого ковра с подушками, располагались полки с книгами и настольными играми.

В этом уголке, помнится, Дебби любила собирать своих питомцев в кружок. Они располагались удобно среди мягких думочек, и она пела им про колеса желтого школьного автобуса, про попавшего под дождь незадачливого паучка, про раздавленную пчелку и блестящую звездочку. "Мерцай, мерцай, маленькая звездочка!" - никто другой не умел заворожить своими песнями так, как Дебби. И любимчики ее, и даже самые непоседливые заводилы не могли оторвать взгляда от ее лица, подпевали и рисовали в воздухе руками. О, если бы только могли петь их глаза!.. Хитрая, хитрая Дебби, ах, как ловко умела она удержать детей в кружке на мягком коврике, а тем временем ее напарница успевала навести в комнате порядок, накрыть на столы или приготовить постели. А Дебби просто пела - и для себя самой, и для малышей, и словно глубоким ковшом черпала родниковую воду из необъятных колодцев глядящих на нее еще пока искренних глаз.

-- Деб, а тебе нравится твоя работа?
-- Механики, которые чинят их машины, получают гораздо больше, чем воспитатели, которые ухаживают за их детьми, - похоже, эта мысль давно уже была ею обдумана, и Дебби успела к ней привыкнуть. - Пора объявлять уборку игрушек, Сюзанна, скоро полдник. Сегодня у нас наш любимый шоколадный пудинг.

Дебби достала ворох непромокаемых рубашонок, которые во время еды надевали детям вместо фартучков.

Любимый шоколадный пудинг. Сюзи улыбнулась невинному сарказму напарницы. Ох, и перемажутся же малыши! Очень важно вовремя поймать момент, когда они насытятся и начнут снимать с себя халатики. Действовать придется быстро. Вытереть детские лица, ручки, и стол вокруг каждого, сразу же убрать посуду с остатками. Чуть зазеваешься - и пудинг будет размазан по столу, по стульям, по всему огромному миру. Сюзи заранее отсчитала влажные махровые салфетки. То-то Дебби должна быть довольна, что не пришлось сегодня работать в паре со школьницей.
-- Деб, после еды, когда будем их оттирать, давай так: ты берешь себе левую часть столов, а я - правую.
-- Как скажешь, Сюзанна. Желаю тебе, чтобы на твоей половине мордашки были самые шоколадные.

Сюзи искоса бросила взгляд на подругу, Дебби думала о чем-то своем, улыбалась.

Новое утро

Look back on time with kindly eyes,
He doubtless did his best;
How softly sinks his trembling sun
In human nature's west! ***
Emily Dickinson

Солнце яркое, небо голубое, тишина страшная
Фёдор Михайлович

Зимнее утро. Как-то страшно выйти наружу: там растекается мертвым светом луна, и цепенеют от холода звезды. Воздух такой морозный - одно неловкое движение, и разлетятся в стороны его стеклянные осколки. Тяжело опустился на город космос, всосал в себя жалкие остатки земного тепла, заполнил переулки черным эфиром и застыл; теперь уже никогда, никогда не зашевелится на этих улицах день... Ан-нет, вон выползают потихоньку чертыхающиеся газетчики и зажигаются в спальнях окна, и уж пошло-поехало: огни домов, машины, фары; и побежал по улицам народ. Минут пятнадцать до метро -- а потом отогреются в поезде носы и щеки, и как лучи к светилу -- в обратном движении -- спешат люди к станции, и чем ближе -- тем гуще, и сбиваются на обледенелом пероне в притоптывающую толпу.

На пути к метро Сюзи обогнула здание детского сада. Работала здесь когда-то. До деталей знакомая картина: на перекрестке уже толпились машины, задерживались ненадолго на своем пути в центр. Родители наскоро прощались с малышами и спешили на работу. Каждое утро Сюзи невольно заглядывала в огромные яркие окна, выхватывала глазами обрывки легко узнаваемой жизни, и каждое утро из окон этих, цепляясь одно за другим, выползали и тянулись следом за ней надоедливые воспоминания. Скоро Рождество, и это заметно. Снаружи здания - ряды разноцветных лампочек, а изнутри стёкла оклеены бумажными снеговиками, оленями. Сегодня ничего другого разглядеть и не успела, да и неважно, надо бы перестать обращать внимание на эти окна. Скоро, совсем уж скоро память сотрет детали проведенных здесь нескольких лет -- промежуточную станцию между прошлым и настоящим. Эх, еще совсем недавно вся эта внутриоконная жизнь была так близка и привычна, но на холсте жизни поверх старых теперь уже рисуются новые картины. Художник-время.. а почему бы и нет? Пусть будет жизнь картиной, а время -- художником, и пусть оно будет добрым и по-детски наивным художником -- и подать ему теплых красок! И опять спешила Сюзи по тротуару в сторону метро, и опять вместе с нею летели ее мысли.

Как уже далек теперь тот самый первый день в этом городе. Собираться было легко, и все ее сокровища уместились на заднем сиденьи машины. Сначала Сюзи долго крутила по горным дорогам, и уже в темноте, совсем уставши, остановилась возле горного ущелья. На километры вокруг -- ни души, ни гостиницы и, кроме звезд, ни огонька. Поздний час хорошего летнего вечера, размытые в тумане вершины, свежие ночные запахи, полузабытая необыкновенность, синяя-синяя невесомость. Вот опять Сюзи была один на один - и сама с собой, и с неизъяснимой вечностью, которую можно было только всей душой чувствовать, но никогда нельзя было понять. Ночь пришлось провести прямо в машине. А утром, еще не открывая глаз, Сюзи подумала о том, что за спиной у нее теперь уже нет ничего, кроме посапывающих на заднем сиденьи дочурок, но зато впереди - новый день, плутание по незнакомым улицам. Уже сегодня придется окунуться в этот холодный поток чужого города, в поиски жилья и поиски работы. Придется сжаться в твердый комок, остудить гордость, успокоить взгляд. Ох, как не хотелось быть борцом, как бурно протестовала самая суть ее, как хотелось в этот летний день среди этих огромных гор чувствовать себя просто туристом, да, просто туристом -- дышать легким воздухом, ходить легкими шагами, произносить легкие слова. Сюзи притушила тревогу, вдохнула поглубже, сейчас, сейчас... Светлее, свободнее, и уже ничто не сможет помешать ей надышаться вдоволь этим праздником летнего дня. Сейчас она откроет глаза, впитает в себя прохладное горное утро и будет счастлива, по-настоящему, раз и навсегда. Сюзи осмотрелась, и -- странное чудо -- мимо нее, чуть правее над ущельем проплывало маленькое облако. Да разве ж такое случается? Вот так запросто справа от машины проплывало маленькое облако!

...А сейчас зима, и на пероне светится огнями теплый поезд. Ура, Сюзанна успела на него, и не пришлось топтаться на морозе. В вагоне пахло свежим какао. Сюзи скосила глаза на сидящую рядом женщину, кажется, это у нее -- горячий шоколад в маленькой чашке-термосе. "Надо будет отыскать дома такую же кружку, - мысленно одобрила соседку Сюзи. - Ух, какой аромат! Как раз то, что нужно, чтобы выжить на этом морозе и не скучать в этом тоскливом вагоне."

Странная это штука -- дорога, промежуток жизни между станциями, и иной раз покажется: как бездарно, как скучно тикает время. В полусонной темноте проступали невзрачные картины города, повернувшиеся спиной к железной дороге дома и прижавшиеся к заборам помойки. Из окон спешащего в центр поезда были видны лишь задние дворы, изнанка жизни, и все же... всякая дорога по-своему хороша, и вот-вот уже проснется позднее зимнее солнце и яркими цветами подкрасит картины жизни. Быть может, не стоит пока думать о пункте назначения, самое главное - это станции, остановки и пересадки, удобное местечко в теплом поезде и кружка горячего какао в руке.

"Chinook," ⁵ - объявили остановку, и Сюзанна уже пробиралась к дверям; а там, у входа на эскалатор, как обычно толпился народ. Сюзи взяла чуть левее, обошла толпу и, обгоняя ползущую справа лестницу, легко взбежала по ступенькам, толкнула стеклянную дверь, шагнула наружу и ударилась о грубую стену мороза. Теперь минут пятнадцать предстоит еще бежать до конторы. Ох, скорей бы уж лето!

Да, скорей бы уж лето!

---------------
...
---------------

Декабрь 2002

4 Мерцай, мерцай, маленькая звездочка - детская песенка (Twinkle, twinkle, little star)
5 Chinook - теплый западный ветер, под влиянием которого температура воздуха втечение нескольких часов может подняться градусов на 10-20С. Кроме того, Chinook - это название станции наземного метро в одном из городов Альберты

Связаться с программистом сайта

"Заграница" Путевые заметки Это наша кнопка