Обычный бесцветный день, послеобеденный час пик. Стою и смотрю через дорогу. На другой стороне улицы, в самом центре толкучки стоит человек. Это городской рынок. Вокруг человека течет толпа, все бегут по своим делам. Люди все проходят и проходят, а объект моего наблюдения не двигается, он просто стоит посреди всей этой толкотни. Вот что странно. Он представляет из себя островок в этом волнующемся океане, он стоит и все тут, резко выделяется. В руках у него хот-дог, истекающий смесью горчицы, кетчупа и майонеза. Этот хот-дог стоит 25 рублей, он купил его у пропойцы, что стоит со своим лотком неподалеку. Это баба лет пятидесяти, изо рта у нее пахнет огуречным лосьоном, который по-видимому заменил ей завтрак, а затекшие глаза-щелочки сосредоточены на бомжеватого вида мужике, с которым она разговаривает. Боже, что у нее за глаза: как-будто еще вчера тысяча пчел, все как одна, испустили свой яд ей в веки, это явно приобретенная черта, венчающая ее образ. Мой взгляд медленно переплывает на то место, где был человек. Невероятно, он все еще стоит, как и стоял, посередине, загромождая собой дорогу, с истекающим хот-догом в руке. Может он кого-нибудь ждет? Тогда почему не отойдет в сторону и не подопрет собой какую-нибудь стену? Может он террорист? Сейчас ведь много говорят о терроризме, угрозе мировому спокойствию. Может у него под одеждой бомба и он хочет взорвать себя в центре толпы? Может бомба у него в желудке? А может она спрятана в хот-доге? Этот человек стал для меня моей личной Джокондой, со своей собственной загадкой. Какого хрена ему вообще здесь надо? Это уже хамство! Он что мнит себя центром вселенной?! По дороге проезжают машины, автобусы, троллейбусы, на какие-то мгновения отгораживая от меня мою Джоконду. Когда это происходит я жажду внутри, чтобы что-то изменилось. Чтобы человек ушел, или хотя бы переменил положение, или надкусил бы наконец этот долбаный хот-дог, который наверняка уже остыл. Но в то же время каждая клетка моего тела боится потерять этого человека из вида, каждая клетка, каждый атом кричит ему: "Останься! Стой, гнида, пока я не разгадаю тебя!!!!!" Я даже не могу понять куда он смотрит, видит ли меня? Может он нарочно ломает передо мной комедию? Это становится забавным. Я стою час, стою уже два, и он стоит. Удивительно, но ноги мои нисколько не затекли, я не чувствую никакой усталости. Я не могу толком разглядеть его лица. Интересно: стар он или молод? Он все еще держит проклятый хот-дог, даже не думая его жрать. Какое свинство. Когда вокруг столько обездоленных и голодающих, пойти, купить себе хот-дог и стоять на глазах честной публики, ни разу к нему не притронувшись. Он будто дразнит кого-то, может даже меня. Но ничего. Я никуда не спешу. Буду ждать.
Прошло три часа. Мы все стоим друг против друга. Народу уже гораздо меньше. Он уже отлично видит меня, стоит, переминаясь с ноги на ногу. Ну ничего, я его дожму. Он видно уже устал стоять. Хот-дог так и не надкушен. Пьянчуга, у которой он его купил, уже ушла со своим лотком. Я хочу есть, в желудке пусто, еще я хочу в туалет. Но нужно проучить этого хама.
Через полчаса я тоже начинаю переминаться с ноги на ногу. "Терпи, терпи!!, - орет каждая клеточка моего тела, - скоро конец." Я уже не могу. Он, похоже, тоже еле держится. Я не могу, во мне все зудит, меня распирает от этого зуда, это гнев без цели, это вызревает во мне так стремительно, что я не могу это контролировать. Во мне набухает, поднимается, набирает силу крик. И я взрываюсь: "Эй ты, козел, - ору я через улицу, - чего уставился?!!! Слышишь, ты? Засунь свой хот-дог себе в жопу!!!!!!!!!!!!" По дороге медленно проезжает длинный желтый автобус-гармошка. Он проехал. О чудо! О семь чудес света! Благодарю тебя, Господи! Он ушел. Вот бля. Я испытываю такое чувство, будто вишу в одиночестве в бескрайней пустоте.
Теплая жидкость медленно течет у меня по ногам. Дайте мне в морду, если вам не знакомо это ощущение. Жидкость впитывается в джинсы, греет меня изнутри, образует на джинсах характерное темное пятно. Я поворачиваюсь и медленно переступаю затекшими больными ногами, удаляясь от небольшой лужицы на асфальте.