Аннотация: Фантастико-изотерический мини-роман в 5 главах.
С благодарностью Первому Настоящему Читателю
ГРИШЕ ЭСМАНУ
ГЛАВА 1
П Р И З Ы В
*
Иван Иванович Сидорчук, первый секретарь обкома партии, человек уже не молодой, но ещё достаточно крепкий, ненавидел понедельники.
И на то была простая причина - Иван Иванович пил. Не выпивал, как другие - с друзьями, с родственниками по праздникам - Иван Иванович ПИЛ. И пил он по воскресеньям, закрывшись дома в своем кабинете, не впуская к себе никого, даже жену. И вовсе не потому, что любил одиночество - просто Страх, который сидел в нем годами, приучил его быть очень осторожным. К тому же, и друзей у него не было. Вернее сказать, когда-то они были, да все как-то затерялись по жизни. И был среди них один - тот, что бесследно сгинул где-то на Колыме... близкий с детства... почти брат... О нем Иван Иванович старался не вспоминать НИКОГДА. Ну, а что касается родственников... Так их у него тоже не было. И причина для этого была ещё проще - Иван Иванович Сидорчук, украинец по паспорту, на самом деле был... евреем! Как еврейский мальчик Изя Кац превратился в украинца Ивана Сидорчука? Так уж получилось, но это - уже совсем другая история. Тем более, что и сам Иван Иванович предпочитал забыть эту часть своей биографии так же, как и друга детства. И забыл бы, если бы не "этот паскудный пятый пункт" и дядя, в свое время уехавший за "бугор". И, хотя Иван Иванович, в общем-то, не был ни плохим, ни злым человеком (это Страх приучил его быть осторожным!), в глубине души он очень надеялся, что пароход с дядей и его семьёй не доплыл-таки до Америки.
Вот так Иван Иванович и жил. И, даже не смотря на то, что Отец Народов, вот уже скоро десять лет, как ушел, Страх, который стал второй натурой Ивана Сидорчука, остался. А вместе с ним осталась и привычка пить по воскресеньям.
Итак - настал очередной понедельник 1962 года. Иван Иваныч проснулся и с привычным отвращением открыл глаза.
Через щели в потолке просвечивало голубое небо. "А ведь обещали дождь. Опять наврали, брехуны..." - это была первая и, на какое-то время, единственная мысль, промелькнувшая в еще не окрепшем сознании. Было жарко. Противная, липкая похмельная испарина покрывала тело. "Надо встать и принять душ" - подумал Иван Иваныч, продолжая лежать, тупо уставившись в потолок, сплетенный из каких-то стеблей - то ли из тростника, то ли из чего-то еще, ему не известного. Солнце стояло довольно высоко. Тоненький лучик прорвался через щель "плетенки" и попал прямо в глаз Ивану Ивановичу.
Иван Иванович вздрогнул и напрягся, внезапно ощутив необычность происходящего. И в этот момент он услышал, что рядом с ним кто-то дышит. "Зинаида вернулась с юга!" - мелькнула спасительная мысль, но не задержалась. Постепенно холодея, Иван Иванович начал медленно поворачивать голову.
Рядом с ним, повернувшись к нему спиной, лежала огромная негритянка. Она спала. Ей тоже было жарко. Солнечные блики играли на влажном шоколадном теле. Негритянка сладко посапывала во сне, по-видимому, совершенно не ощущая никакого дискомфорта от духоты, стоящей в хижине. Её размеры просто потрясали!
Вот тут Иван Иванович испугался по-настоящему. Уже сам факт нахождения в его постели женщины пугал больше, чем все остальное вместе взятое. И хотя Иван Иванович по возрасту был ещё очень даже не старым мужчиной, за многие годы Страх и алкоголь сделали свое дело, и общение с женщинами в постели забылось гораздо быстрей и легче, чем друг детства, ненужный свидетель постыдного прошлого. "Допился!" - мелькнула вторая спасительная мысль, но тоже не задержалась.
Не просыпаясь, негритянка перевернулась на спину. Из одежды на ней было только ожерелье из каких-то синих мерцающих камней, и у Ивана Иваныча не осталось никаких сомнений, что рядом с ним действительно женщина. "Посторонняя" женщина!
Не отводя от неё взгляда, Иван Иванович начал осторожно отползать. Он полз очень медленно, сантиметр за сантиметром, постепенно приближаясь к желанному краю.
И когда, наконец-то, дополз и уже спустил ноги - негритянка засмеялась, молниеносно протянула руку, схватила его за плечо и бросила обратно на постель.
Иван Иванович дернулся, пытаясь освободиться, но силы были слишком не равны. Негритянка нависла над Иваном Ивановичем и одна из её огромных грудей, как подушка, опустилась ему прямо на лицо. Он забился, задыхаясь, попытался освободиться, из последних сил протянул руку, нащупал ожерелье, рванул и... потерял сознание...
*
Дэвид Кац, невысокий худощавый молодой человек приятной наружности, одетый в красные спортивные трусы с полоской, валялся на диване, потягивая "колу" и крутя ручку приемника, стоящего в "головах" на тумбочке.
В новостях не передавали ничего нового. Скандал с русскими ракетами на Кубе продолжал нарастать. Вообще-то, Дэвида интересовала политика, его вообще многое интересовало, но только не сегодня!
"Формально" покрутив ручку и не найдя ничего для себя интересного, Дэвид выключил приемник, поднялся и поставил на проигрыватель пластинку, сделав звук погромче. Прыгнул обратно на диван, отхлебнул "колы", немного послушал музыку - "Приди ко мне, крошка..." - приглашал популярный певец - и принялся выстраивать планы на свою будущую жизнь.
Дэвид был реалистом. Жизнь не баловала его. Не просто было полунищему выходцу из России, каким являлся его отец, не пропасть в чужой стране, подняться на ноги и дать образование детям. Дэвид знал цену деньгам и, хоть он и был самым младшим, хоть и родился уже "тут", успел-таки понять, что почем.
Но то, что произошло вчера, вселяло в него большие надежды. "Жаль, что родители не дожили до этого дня..." - легкая грусть коснулась его своим крылом, но ненадолго. Сегодня ничего не могло омрачить его хорошего настроения, и будущее виделось ему очень симпатичным и многообещающим.
А всё было в том, что вчера в суде он, Дэвид Кац, молодой, никому не известный начинающий адвокат, выиграл свое первое крупное дело. Выиграл уверенно и профессионально, вызвав этим к себе внимание не только прессы, но кого и поважнее. Уже вчера он получил сразу несколько предложений, хороших предложений, очень интересных во всех смыслах предложений. И, как вполне справедливо полагал Дэвид - не последних. Сегодня выходной, а вот завтра он... "Телефон! Ну?! Наконец-то заработал!"
Не выпуская из руки бутылку с "колой", Дэвид вскочил и босиком прошлепал к аппарату, стоящему на тумбочке возле входной двери - "Хэлоу?..". Тишина. "Чччерт! И когда уже исправят эту линию? Кто бы это мог быть? Может, "малышка" Кэти?..". Он постучал по трубке, подул в неё несколько раз, ещё раз послушал и положил трубку на рычаг.
И в этот момент, скользнув по уху, рядом с его головой в дверной косяк вонзилась стрела.
Несколько мгновений Дэвид оторопело смотрел на стрелу - потом резко повернулся.
На краю рабочего стола, заваленного книгами, сидел маленький синий человечек и невозмутимо целился в него из лука.
Не раздумывая долго, Дэвид метнул бутылку, и человечек камнем упал на пол, издав при этом какой-то странный хлюпающий звук и теперь, всё ещё крепко сжимая в руке свой лук, лежал в луже "колы", не подавая никаких признаков жизни.
Не веря своим глазам, в полном изумлении, Дэвид стоял и смотрел на представшую его взору сюрреалистическую картину, не зная, что ему делать - то ли "колу" вытирать, то ли...
И вдруг маленький синий человечек задрожал и начал растворяться в воздухе! Дэвид протянул руку, словно пытаясь удержать видение... но человечек исчез.
"Вот и все" - со вздохом облегчения и разочарования одновременно, подумал Дэвид, переводя взгляд со стрелы, всё ещё дрожащей в дверном косяке, на пузырящуюся лужу на полу... Из ободранного уха по шее стекала тоненькая струйка крови, но он этого даже не замечал.
Шорох за спиной заставил его резко обернуться. Вторая стрела ударила в грудь, и Дэвид упал, осознав в последний миг, что "завтра" для него уже не наступит никогда.
"Приди ко мне, крошка!" - продолжал настаивать популярный певец с заигранного диска...
"Ну конечно! И кто бы мог ожидать другого..." - "малышка" Кэт, рослая девушка с хорошеньким детским личиком, ещё несколько раз для пущей уверенности потыкала пальцем в кнопку вызова лифта, вздохнула и начала подъем по лестнице - "И когда уже Дэви поменяет квартиру...".
Вообще-то, они договорились встретиться вечером в кафе, но ждать до вечера Кэт просто не могла - слишком важная у неё была для Дэвида новость. "Хорошо, что он дома! Вот обрадуется!" - у Кэти не было ни малейшего сомнения в том, что сообщение, которое она сделает другу, вознесет его на "седьмое небо". Вот сейчас она войдет и скажет - "Дэвид! Скоро ты станешь... Нет! Не так! Это слишком банально! Лучше так - дорогой, угадай, что я... Нет! Так тоже не годиться! Может...".
И, хотя лестница и была длинная, но вариантов было так много, что к двери квартиры будущего отца её ребенка Кэт подошла, так и не определившись окончательно, что же, всё-таки, она скажет счастливому папе?..
Перевела дыхание и прислушалась - за дверью играла громкая музыка. "Дома!" - она хоть и позвонила снизу из таксофона, чтобы убедиться, но - всё-таки! Надавила на клавишу звонка и глубоко вздохнула, пытаясь справиться с внезапным волнением. Тишина. "Не слышит, что ли? Не мудрено - музыка так орет!" - нажала ешё раз. Опять с таким же результатом.
Тогда "малышка" Кэт решила "по-простому" постучать каблуком. От удара ногой дверь, которая оказалась незапертой - "Как обычно - всё всегда "нараспашку"! Заходи, кто хочет! Ох, Дэви-Дэви..." - легко открылась.
В единственной комнате, которая служила Дэвиду одновременно и гостиной, и спальней, и рабочим кабинетом никого не было.
"Дэви! Я пришла! Ты где? Дэви-и-ид! Ты меня слышишь?..". Ти-ши-на. "Может, в ванной?..". Ни-ко-го. Кэти растерянно осмотрелась - на полу разлитая "кола"... в радиоле - пластинка, судя по количеству проигранного, поставленная недавно... "Дэви! Ну, хватит прятаться! Выходи! Я хочу сказать тебе что-то очень-очень важное!..".
*
В дверь стучали. И стучали, по-видимому, уже давно. "Надо ломать!" - узнал Иван Иванович голос своего шофера Сережи - "Дай-ка мне что-нибудь потяжелее!..".
Раздались быстрые удаляющиеся шаги, потом какой-то грохот и голос приходящей домработницы Нюры спросил - "Может, лучше милицию?.." - "Не лучше!..".
Иван Иванович лежал, не шевелясь, не открывая глаза, боясь спугнуть этот прекрасный сон.
Опять раздались шаги, на этот раз приближающиеся, и голос Сережи сказал - "Ну что ты мне принесла, "курица"?". Нюра достойно ответила. Завязалась словесная перепалка и про дверь на какое-то время забыли.
Не веря своему счастью, Иван Иванович приоткрыл один глаз и первое, что он увидел, была недопитая бутылка водки, стоящая прямо перед его носом на хорошо знакомом красном ковре. Почему он спит на полу, Иван Иванович не знал, да это было и неважно. Сейчас все было неважно, кроме одного - он спит на полу в своей комнате и за дверью привычно переругиваются Сережа с Нюрой!
"Ну, чего раскричались!" - гаркнул Иван Иваныч и, добавив в голос отеческой журивости - "Спать человеку не дают...".
"Ах ты ж... Боже ж ты мой... живой, живенький... слава тебе, Господи!.." -запричитала за дверью Нюра.
"Ну-ну! Кого хороним?.." - отозвался Иван Иванович - "Подожди в машине, скоро буду!" - это - Сереже. Поднялся с пола, попил минералки, сорвав зубами пробку, потянулся, потрогал здоровенную шишку на голове и пошел умываться.
За окном действительно шел дождь. "Надо же, не наврали, брехуны..." - отметил Иван Иванович, зашел в ванную, разделся, сбросив одежду на пол, открыл воду и зажмурился от удовольствия, подставляя измученное тело под ласковые струи.
Он все стоял и стоял, а вода все лилась и лилась, успокаивая, смывая последние остатки ночного кошмара.
Из кухни тянуло привычным запахом яишницы, поджаренной на сале. Каждодневная яишница на сале, которая вначале была необходимым дополнением и подтверждением второй национальности, со временем стала родной и любимой. Так же, как и вышитая украинская сорочка, которую Сидорчук надевал каждое утро, собираясь на работу. Из-за этой сорочки он прослыл чудаком, некоторые даже упрекали его в излишнем национализме, но хохла Изю Каца это не смущало - Страх сделал его бесчувственным, отняв у него национальность, имя, родственников, фаршированную щуку и лучшего друга, почти брата.
Иван Иванович закрыл воду, встряхнулся и, не вытираясь, надел полосатый банный халат.
Настроение было хорошим, даже очень хорошим. Напевая, он наклонился, поднял свою грязную одежду, чтобы бросить её в корзину... и вдруг, прочертив, словно молния, воздух, на пол упала бусина из мерцающего синего камня. И запрыгала по белому кафелю, закрутилась, затанцевала!
Иван Иванович дернулся, поскользнулся на мокром полу, попытался устоять, чем сделал еще хуже и упал, ударившись головой об унитаз. Последним, что отпечаталось в его угасающем сознании, был запах яишницы, поджаренной на сале.
*
Иван Иванович Сидорчук, член КПСС, украинец, женатый, не имеющий родственников за границей, шел по длинному темному Коридору.
Только он больше не был Иваном Ивановичем Сидорчуком, взрослым дядей с седыми висками. Он опять был маленьким мальчиком Изей Кацем, и он не шел, а бежал, потому что в конце коридора его ждала мама!
Изя давно не видел маму - она умерла, когда он был ещё маленький, и он совсем её не помнил. Да и со временем ни к чему было ему, украинцу, вспоминать свою настоящую маму-еврейку. Но сейчас он опять был маленьким Изей, и он бежал к своей маме!
Он сразу узнал маму - она совсем не изменилась, она была молодая и красивая, необыкновенная, самая лучшая на свете! Она стояла в конце Коридора, облитая светом, со сверкающими золотыми волосами и протягивала к нему руки. А он все бежал и бежал, а она стояла и ждала его, прекрасная и недосягаемая.
И тогда, устав бежать, Изя остановился, лег на пол, закрыл лицо руками и заплакал. Он понял, что умер.
*
Игнат Воронов, потомственный шаман одной из исчезающих ветвей народа ламутов, последний шаман, мужчина неопределенного возраста, одетый в телогрейку, мягкие оленьи сапоги и меховую шапку, шел по лесу - искал пропавшую корову. Корова пропала вчера - не вернулась домой с вольного выпаса.
Хоть он и был шаман, а может быть, именно поэтому, Игнат не рискнул идти в лес ночью, подождал до утра. Нехорошо стало в тайге в последнее время, ой, нехорошо. Мир стал как решето, весь в дырах. Люди проваливаются в эти дыры и исчезают без следа. "Гости" начали приходить через эти дыры, очень разные гости, "всякие". Может быть, один из них и сожрал его корову...
А после того, как отгородили большой кусок земли колючей проволокой и привезли туда людей, очень много людей, стало совсем худо. Игнат туда не ходил - нельзя было туда ходить. Вон Яков сунулся - любопытный был, ребёнок он и есть ребенок, неважно, что за сорок зим перевалило - убили. Как дикого зверя. За что? Недоброе это место, ох, недоброе, темное место, "нечистое"!
Игнат знал, что корову он не найдет, в общем-то, он знал это с самого начала, но упорно шел по направлению к тому "дурному" месту, куда лучше бы и не ходить.
Он шел туда, потому что было у него там важное дело. Какое? Этого Игнат не знал. Поэтому даже не мучил себя этим вопросом. Его вел Дух, а Духу шаман привык доверять.
Он шел, неторопясь, наслаждаясь красотой, которая его окружала. Вбирал её в себя, впитывал, наполнял ей свою память и душу - так велел ему Дух.
Враг народа, "немецкий шпион", в прошлом талантливый ученый-физик, убежденный материалист-ленинец Лев Гурин бежал по лесу.
Бежать было тяжело, болела подвернутая нога, в груди пекло, пот залеплял глаза. Очень хотелось пить. Лев устал. Понимал - не убежать, но - бежал. Крики конвоиров и собачий лай были все ближе и ближе. Лев бежал не скрываясь. После того, как собаки взяли след, не было смысла петлять и путать. Игра велась на время, и Лев отлично знал, кто проигравший. И это знание, как ни странно, внося какой-то безумный азарт в его действия, придавало ему силы.
Стоял отличный денек, один из последних деньков бабьего лета 1937 года. Сквозь поредевшую листву просвечивало ласковое солнце. В воздухе, от ветки к ветке, протягивались тоненькие сверкающие паутинки и по ним бегали маленькие сверкающие паучки, обрадованные неожиданным возвращением тепла. Земля, покрытая толстым разноцветным ковром опавших листьев, словно приглашала оставить борьбу и прилечь. Но он бежал, молодой и бесшабашный, уже переступивший грань неизбежного и, потому, не ведающий страха.
Вдруг Игнат, последний ламутский шаман, понял, что должен спешить и ускорил шаг, потом тоже побежал.
Никто не знал, сколько ему лет. Старики рассказывали, что когда они были маленькими детьми, колдун казался им глубоким старцем. Потом они сравнялись с ним, а потом и они стали старыми, а он был все такой же. Никто не знал, сколько ему зим.
Он бежал легко, не задыхаясь, не уставая. Добежал до края поляны, затаился и приготовился ждать, сколько нужно.
Вокруг происходило что-то необычное - Игнат чувствовал это. Знал! Вокруг собиралась СИЛА. Не впервой было ему, шаману, человеку необычному, встречаться с необычным. Но на этот раз ему предстояло встретиться с очень большой СИЛОЙ. Все вокруг словно замерло в ожидании, в воздухе ощущалось ПРИСУТСТВИЕ. Однако Игнат был спокоен - с ним был Дух.
Ждать пришлось недолго. Вскоре он услышал собачий лай, потом голоса - все это быстро приближалось. Раздался треск ломающихся веток и на поляну выбежал человек, одетый во все черное. Добежал до середины поляны и внезапно остановился.
И Дух указал Игнату на этого человека.
Игнат рванулся к нему одновременно с раздавшимся выстрелом, слился с Духом и дальше его уже вел Дух.
Лев выскочил на поляну и остановился, пораженный невероятной красотой и сказочной нереальностью окружающей природы. Раздался выстрел.
Простой советский заключенный, "немецкий шпион" Лев Гурин медленно осел на гостеприимную землю. Ему стало очень хорошо и спокойно. Он сидел на земле и смотрел на небо, и это были лучшие мгновения в его жизни.
Лев не видел, как к нему, вывалив язык, прыжками неслась огромная черная собака.
Также он не видел, как с противоположной стороны поляны к нему бежал человек, одетый в телогрейку, мягкие оленьи сапоги и меховую шапку. За спиной человека воздух дрожал и переливался, закручиваясь в подобие воронки.
Человек оказался проворней собаки - успел первым. С удивительной легкостью он рывком поднял Гурина, закинул его себе на спину, развернулся и прыгнул в исчезающую воронку.
И вслед за ними, не успев остановиться, рыча от бешенства, прыгнул успешный продукт селекции коммунистических селекционеров, жуткий монстр-убийца - Собака Сталина.
*
Виолетта Осиповна Пиндеева, одинокая бобылка, проживающая в забытой Богом сибирской деревеньке Малая Моряковка, на тысячи километров отстоящей от всех морей и океанов, давно уже не была ни Виолеттой, ни, тем более, Осиповной. Для всех она была просто Пиндеехой, языкастой старухой, шустрой и независимой.
Деревня, когда-то довольно большая, наполовину опустела. Молодежь тянулась в город, не хотела месить сапогами грязь на деревенских улицах, хотела стучать каблуками по тротуарам больших и маленьких городов. Не все, конечно, но многие. Улетали, как подросшие птенцы из гнезда. Некоторые потом возвращались с поломанными крыльями, но немногие.
Разделение труда в деревне было по половому признаку - бабы работали на ферме, а мужики - пили и обсуждали политику.
Ферму от деревни отделял небольшой ложок, который два раза в год - весной и осенью - превращался в труднопреодолимое препятствие. Вопрос о построении моста через лог, регулярно поднимаемый женской половиной населения, в связи с сильной занятостью мужской половины все время откладывался, временами вызывая напряженность местного значения, постепенно из бытового перерос в политический, и уже многие годы оставался единственным политическим вопросом, не решенным в деревне Малая Моряковка.
Пиндееха без труда преодолела почти "непреодолимое препятствие" - старуха она была жилистая и крепкая, вылезла на склон и, с "чьвяканием" вытаскивая ноги из весенней грязи, зашагала на утреннюю дойку.
По своему возрасту она могла бы и не работать - на жизнь хватало - сколько надо одной? Была у неё своя корова, с десяток кур, огородец, каждый год брала на откорм поросеночка, иногда и двух - силы есть, чего не взять? Лишнее мясо сдавала, так что и деньжата водились. Казалось бы, для чего работать?
Но причина была, и причина была очень простая - она скучала. Скучала не потому, что была одинокой - это как раз-таки ей совсем не мешало. Тогда почему? Вот это был уже серьёзный вопрос. Ответа Пиндеиха не знала. Просто временами, особенно весной, накатывало на неё какое-то "душевное томление", какая-то тревога, как будто не доделала она что-то очень важное. Каждый раз, когда бывала Виолетта Осиповна в "районе" (а бывала она там регулярно - привозила мясо на сдачу), и слышала гудок проходящего поезда - душа в ней сначала замирала, а потом начинала метаться, и чувствовала себя Виолетта птицей, отставшей от стаи.
Наследственность, сказали бы умные люди. И, возможно, что были бы правы. А, возможно, и нет.
Виолетта Осиповна была плодом огромной любви, которую её мать, Дарья Пиндеева, сероглазая красавица с толстенной косой цвета вороного крыла, самая завидная невеста в округе, дочь богатых родителей, пронесла через всю свою жизнь. Предметом этой любви был молодой красноармеец с горящими черными глазами, одержимый идеей построения светлого будущего для всего Человечества, которого она знала всего несколько дней и ждала всю свою жизнь, непоколебимо веря в его возвращение.
В далекие смутные времена в их деревне ненадолго остановился отряд "красных" бойцов, преследующий уже разрозненные банды Колчака...
Сначала Дарья услышала Голос. Этот Голос зачаровал её, вывел из дому и привел на окраину деревни. Там она встретила Его. И в первое же мгновение их встречи она отдала ему свое сердце, а потом, без колебаний, и все остальное...
Он был не похож на других. Он не "глушил" самогонку вместе со всеми, не сквернословил и даже не курил. Он уходил за деревню и... пел! Не напевал - пел в полный голос. Никогда в жизни - ни до него, ни после - не слышала она таких песен. Иногда он пел на непонятном языке - на итальянском, как объяснил Дарье. Дарья не понимала на итальянском, но эти песни переворачивали ей душу, наполняя её чем-то таким... Особенно одна! "Это- Песнь Любви! Вечная, как и сама любовь! Я сам её сочинил! Не забывай её..." - сказал любимый, прижав Дарью к сердцу...
Через три дня, вскочив на коня, красноармеец унесся доделывать мировую революцию, поклявшись вернуться по окончании дел и завещав (если вдруг что!), то - наречь дочь Виолеттой. До самой смерти Дарья, не забывая завещанную Песню, ждала его, зная, что он её не обманул, веря, что он её любит - просто мировая революция еще не была завершена и возвращение любимого - это всего-навсего вопрос времени.
Так появилась в Малой Моряковке девочка с несколько необычным для деревни именем - Виолетта.
И вот теперь, ранним весенним утром 1980 года, Виолетта шла на утреннюю дойку, а в душе у неё с невероятной силой нарастало "томление".
*
Стоял отличный теплый денек позднего лета, один из тех последних, теплых деньков, которые перед наступлением долгой зимы дарит нам природа. На лесной поляне, покрытой немного пожухлой, но всё еще зеленой травой, по-летнему стрекотали кузнечики. Тишина и безмятежность, царящие вокруг, обещали Вечный Покой...
Вдруг воздух на поляне задрожал, заискрился и стал закручиваться в нечто, напоминающее воронку, уходящую тонким концом в небо. Все это длилось какие-то мгновения - маленький серебряный смерч исчез так же быстро, как и появился.
После его исчезновения на поляне остались лежать трое - два человека и большая черная собака. Судя по их виду, все они были без чувств.
Первым очнулся человек в меховой шапке и сапогах из мягкой оленьей кожи. Он сел, снял шапку, растер шапкой лицо и огляделся по сторонам.
По-видимому то, что он увидел, вполне его устроило - он удовлетворенно кивнул, снял с плеча ружье, потом походную сумку, сбросил телогрейку и повернулся к лежащему рядом.
"Спасенный" лежал на спине, раскинув руки и ноги, и на лице его был написан покой. Только сейчас Игнат смог как следует его рассмотреть. Человек был молод и хорош собой, не смотря на потеки грязи на лице и проступающую через них бледность. Одет он был в такую же, как и у Игната, черную телогрейку, черные штаны и кирзовые сапоги... На телогрейке, с левой стороны, проступало большое пятно крови.
Шаман аккуратно расстегнул телогрейку, разорвал рубашку, внимательно осмотрел рану, опять удовлетворенно кивнул и осторожно перевернул человека на живот.
Со стороны спины крови было гораздо больше, и телогрейка, и рубашка были просто пропитаны ею. Так же внимательно осмотрев рану со стороны спины, шаман еще раз удовлетворенно кивнул, потом порылся в своей сумке, достал какую-то баночку, смазал рану и наложил тугую повязку, разорвав человекову рубашку на ленты. Потом из пузыречка, который он тоже достал из сумки, что-то влил ему в рот, прикрыл раненного своей телогрейкой, вытащил из-за голенища сапога трубку, набил её табаком из мешочка, висящего на шее, и закурил.
Человек, лежащий рядом с ним, тоже пришел в себя и сейчас он просто спал. Игнат послушал его дыхание, опять кивнул и, спокойный за дальнейшую судьбу вверенного ему Духом человека, принялся внимательно осматривать окрестности.
Последней пришла в себя собака. Она мгновенно вскочила, ощерилась на Игната и присела на задние ноги, готовясь к прыжку. В глазах у неё горел огонь ненависти.
"Тише ты, дылда, не шуми!" - цыкнул на неё Игнат.
И собака поняла. Плотоядный огонь в её глазах погас, она захлопнула пасть, не издав ни звука, села и внимательно осмотрелась по сторонам. По-видимому, её, так же как и Игната, удовлетворило то, что она увидела. Нет, кивать она не стала, почесалась задней ногой, смачно зевнула и легла, положив голову на передние лапы.
*
Закончив утреннюю дойку, Виолетта, как всегда в одиночестве, возвращалась домой. Бабы, с которыми она была на ферме, остались позади - застряли на труднопреодолимом для них препятствии, кроя "почём зря" своих благоверных, озабоченных судьбами человечества.
Виолетта даже не заметила препятствия - она очень спешила. Свой путь она держала в Сельсовет - хотела узнать об оказии в райцентр.
Из райцентра в Малую Моряковку и обратно один раз в два дня ходил автобус. Автобус был вчера. Виолелетта не могла ждать до завтра, вот поэтому она сейчас так торопилась.
Было еще рано, но солнце уже взошло, и день обещал быть теплым и ясным.
Возле Сельсовета группа полупьяных мужиков, из наиболее "ответственных", обсуждала возможность введения наших войск в Афганистан. Мнения разделились и, если бы не вышедший на крыльцо председатель сельсовета Андрей Дмитрич, то все мы могли бы иметь Афганистан прямо здесь, в Малой Моряковке.
Виолетте повезло - оказия была. Через два часа совхозный бухгалтер ехал в район и "легко" мог взять с собой Виолетту Осиповну.
Дома она первым делом поставила варить картошку в "мундире".
Потом взяла эмалированный трехлитровый бидон, спустилась в подвал и наложила из кадки полный бидон квашеной капусты. Капуста хоть и была прошлогодняя - но ещё хоть куда. Большая мастерица была Пиндееха квасить капустку!
Из кадки поменьше достала большой шмат сала, внимательно его осмотрела и достала второй. Немного подумала и достала третий. Потом опять немного подумала, что-то прикинула про себя, и третий положила обратно в кадку, сняла со стены плетенку чеснока и со всем эти добром вернулась в дом.
Потыкала вилкой картошку, слила воду, а кастрюльку, предварительно сняв крышку, вынесла остывать в сени.
Достала из-под кровати большой фибровый чемодан, совсем новый, купленный давным-давно неизвестно с какой целью, потому, что дальше райцентра она никогда никуда не ездила. Открыла его, немного постояла в раздумье, достала из шкафа новехонькие валенки, пахнущие нафталином, и положила внутрь чемодана.
Потом положила туда же "болоневый" плащ ядовито-зеленого цвета с золотыми пуговицами, купленный когда-то "на выход" и давно вышедший из моды, но тоже ни разу не надеванный - как-то не представился подходящий случай для "выхода", шмат сала, который побольше, вязанку чеснока, оторвав от неё одну головку, две катушки ниток - черные и белые, добавила ещё кое-что из одежды и так, кое-что "по мелочам".
Взяла в руки фотографию матери в рамочке, долго на неё смотрела, поцеловала и тоже положила в чемодан.
И, опять что-то прикинув, достала из шкафчика непочатую бутылку "Столичной" и удобно пристроила её на самое дно.
Отдельно в рюкзак сложила: второй шмат сала, который поменьше, головку чеснока, картошку, с десяток яиц, чистое полотенце и зубную щетку с пастой, вещь очень необходимую, потому что, не смотря на возраст, все зубы у Виолетты Осиповны были "как новенькие".
Потом сбегала к соседке - предупредила, что уезжает на пару дней, и попросила присмотреть за хозяйством.
Задала корма скотине, надела чистое платье, сверху толстую теплую кофту собственной вязки, на ноги поверх чулок надела шерстяные носки и новенькие китайские кеды, тоже прибереженные "на выход".
Вытащила из потайного места все свои сбережения, спрятала за пазуху, сочтя это место для старухи самым надежным, вскинула на спину рюкзак, взяла в одну руку чемодан в другую - бидон с капустой.
В дверях остановилась, повернулась, в пояс поклонилась собственному дому и зашагала в Сельсовет.
*
Игнат докурил трубку, прибрал её обратно в сапог и теперь, как могло бы показаться со стороны, просто сидел, полуприкрыв глаза.
На самом деле он не просто сидел - шаман "сканировал" пространство.
Он, конечно, не знал научного определения своих действий, он вообще не знал "умных" слов - зато он знал нечто другое, нечто такое, что вообще не поддается определению в словах. Его знания были такими древними, что уходили своими корнями в те далекие времена, когда слов ещё было, они уходили корнями в ИСТОК.
То, что он делал сейчас, строго говоря, даже и не было действие, скорее это было состояние, одно из многих состояний человека, обладающего Знанием.
Постепенно расширяя своё со-Знание, Игнат сначала "просканировал" поляну, потом вышел за её пределы, и, как чуткий зверь, начал углубляться в лес, "считывая" каждый куст, каждую травинку, каждую букашку, все расширяя круг, центром которого был он сам.
Не находя ничего подозрительного или необычного, Игнат расслабился, непростительно увлекся и потерял бдительность.
Внезапное осознание того, что на него смотрят, и смотрят уже давно, чуть не ввергло шамана в состояние шока. Только железная внутренняя дисциплина и большой опыт не дали ему поддаться панике. Игнат мгновенно "вернулся в себя", собрался как пружина и быстро осмотрелся по сторонам.
На краю поляны, в тени большого дерева стояла женщина.
Одного взгляда на эту женщину было достаточно - и потомственный шаман, надежда всех предыдущих поколений, обладатель Древнего Знания, в Игнате умер. Остался только мужчина, неопределенного возраста и невзрачной наружности, сраженный наповал этой невероятной красотой.
Женщина была великолепна! Несмотря на внушительные размеры (а она была большая, очень большая!), благодаря пропорциональному телосложению незнакомка казалась даже изящной.
Одета она была... Не совсем верно было бы сказать о ней, что она была "одета", но в то же время нельзя было сказать, что она была раздета. Вот то, что она была босая - так это точно. С левого плеча, оставляя правую грудь открытой, свисала какая-то серебристая ткань, подобие крупной сетки, обматывалась несколько раз вокруг бедер и заканчивалась какими-то неровными концами (может быть бахромой?), в районе икр.
На груди у неё висело замысловатое ожерелье, украшенное большими синими камнями, своим мерцанием и цветом соперничающими с её огромными синими глазами. Волосы у женщины, цвета серебра, как и накинутая на неё сетка, были собраны в хвост, оставляя открытой длинную точеную шею. Они, как и сетка, и камни, и глаза, тоже мерцали, светились. И сама женщина, не смотря на шоколадный цвет кожи, была вся какая-то светлая, светящаяся.
Руки у неё были пусты, а вот на левом плече у неё сидела... кошка! В общем-то, существо, сидящее на плече у женщины - маленькое, покрытое тонким розовым птичьим пухом, с круглыми ушками и тоже с огромными, но более светлыми, бирюзовыми глазами, конечно же, не было кошкой - и тем не менее - все- таки было. Розовая Кошка сидела на плече у незнакомки, обняв её за шею длинным пушистым хвостом, и невозмутимо умывалась.
Увидев, что её заметили, женщина молча сделала приглашающий жест рукой, развернулась и пошла вглубь леса.
По-видимому, вместе с Игнатом-шаманом умерли осторожность и всяческое соображение, потому что Игнат-мужчина резво вскочил, схватил свои пожитки, вскинул на спину Подопечного и, ни секунды не раздумывая, бросился следом. За "ней" он был готов идти хоть на край света!
Собака, тоже потеряв осторожность и соображение, понеслась за ними, радостно махая хвостом.
Шли они недолго, но после смерти Игната-шамана Игнат-мужчина значительно ослабел. Попросту говоря, он устал.
Незнакомка с невероятной грацией шла впереди. И шла очень быстро. Она не спешила, просто её шаг был вдвое шире, чем у Игната - а у него ведь еще был груз!
Собака почти сразу же оставила "бывшего" шамана и теперь бежала рядом с шоколадной красавицей, время от времени забегая вперед и, с подобострастным восхищением, заглядывая ей в лицо.
Ну, а то, что "шоколадная" незнакомка была красавицей, и красавицей необыкновенной - на этот счет у Игната-мужчины сомнений не было.
Все женщины его племени были низкорослыми, узкоглазыми и коротконогими. Да и вообще, когда он был шаманом, не положено было ему думать о женщинах - женщины обессиливают шамана, забирая у него ум, сердце, а, главное, свободу. Все, что привязывает к жизни, забирает у шамана свободу. А шаман должен быть свободен, что бы никто и ничто не стояло между ним и Духом!
Они шли, лес становился гуще и ощущался заметный подъем, потом - спуск. Игнат давно уже не смотрел по сторонам - все его внимание и силы были сосредоточены на переставлении ног. Настал момент, когда он понял, что не может сделать больше ни шагу и единственный для него выход - это бросить ненужного ему, вверенного Духом человека!
И в этот момент Незнакомка резко остановилась - Игнат чуть не врезался в неё - повернулась, и, ни слова не говоря, сняла ношу с плеч Игната. Потом, также в полном молчании, продолжила путь.
Вот тут в Игнате оскорбился не мужчина, в нем оскорбился шаман! Дойти до такого, что кто-то, вот так запросто, читает твои мысли! От злости Игнат сразу почувствовал прилив сил и ускорился, чтобы забрать Подопечного (которого он опять считал своим), обратно.
Но лес внезапно закончился, и они вышли к небольшому круглому озеру, со всех сторон окруженному этим лесом, местами почти вплотную подступающим к самой воде. Дальше дороги не было. Все остановились и сейчас стояли на узкой полоске разноцветной гальки.
Дна озера, даже на границе с галькой, видно не было - либо из-за большой глубины, либо из-за цвета воды. Вода в озере была необычной - изумрудно- зеленого цвета, неподвижная (не смотря на довольно сильный ветерок), и непрозрачная. Не мутная, наоборот, очень чистая, но - не прозрачная.
В Игнате снова шевельнулся возвращающийся шаман и послал отчетливый сигнал опасности.
Проводница опустила Подопечного на землю (он всё ещё продолжал спать), присела, положила на поверхность воды обе ладони, закрыла глаза и замерла, подняв лицо к небу. По воде от её рук пошла легкая рябь - и вода ожила! Прояснела, задвигалась.
Сигнал опасности стал тише, но - не исчез.
Вдруг, почти не распрямляясь, грациозная красавица сделала быстрое движение в сторону прибрежных зарослей и... исчезла.
Игнат ещё не успел ничего понять (похоже, что шаман не спешил вернуться "домой", предоставив Игнату, как простому смертному, оторопело стоять с открытым ртом), как она уже вернулась.
Ушла загадочная Незнакомка по суше, а вернулась по воде, сидя в большой одновесельной лодке. Бросила веревочную петлю на камень, подтянула лодку к берегу и опять сделала приглашающий жест рукой.
Игнат поднял с земли Подопечного, передал его Незнакомке и забрался в лодку.
Собака уже лежала там, спокойно, как у себя дома, кося одним глазом на Розовую Кошку, которая сидела на носу лодки и опять умывалась. Проводница освободила петлю, ловко оттолкнулась веслом и отчалила.
Как понял Игнат, путь они держали к противоположному берегу, на котором просматривалось какое-то строение. Только путь этот был очень странный - извилистый, ведомый только ей одной. Медленно, но верно, они приближались к цели, рисуя на воде замысловатый узор.
Игнат знал, что их проводница "творит магию". Он даже понимал умом, что и для чего она делает, но он ничего не чувствовал - не мог проникнуть в "это", незнакомое для него, "чужое" колдовство.
То ли от близости к воде, то ли просто пришло время - Гурин проснулся и открыл глаза.
Он лежал, и над ним было небо. Земля под ним как-то странно покачивалась и плескалась. Лев скосил глаза в сторону - рядом с ним сидела Собака Сталина.
Огромный черный пес сидел совершенно спокойно, не проявляя никакой агрессии, устремив в пространство мечтательный взор.
Проследив за направлением взора, Лева обнаружил предмет мечтаний - кошку, покрытую розовым пухом. Кошка, перехватив взгляд Гурина, подмигнула ему левым глазом.
Лев быстро закрыл глаза, полежал какое-то время с закрытыми, и открыл снова. И собака, и кошка были на месте. Лев опять закрыл глаза, стараясь не впадать в панику.
Через некоторое время, довольно короткое для подобного потрясения, ему удалось собраться и сосредоточиться. Начал он с простого вопроса: "Кто я?". "Я, Лев Гурин, 29 лет от роду, "немецкий шпион", несостоявшийся ученый-физик" - ответ на первый вопрос Лева знал хорошо, и это его обнадёжило.
Тогда, обнадеженный, он смело задал второй вопрос - "Где я?". На этот вопрос с ходу он ответить не смог. Это был трудный вопрос. И хоть Лев Гурин был смелым человеком - по крайней мере, он сам так всегда считал, тем не менее, ответ на второй вопрос он предпочел обдумывать с закрытыми глазами.
Обдумывание длилось недолго - действие снадобья, которое ему дал Игнат, плюс потеря крови сделали свое дело, и Гурин опять уснул. Поэтому даже не ощутил толчка, когда лодка, наконец, пристала к берегу, и не почувствовал, как его подняли и куда-то понесли. Так что второй вопрос пока оставался без ответа.
Строение на берегу, при ближайшем рассмотрении, оказалось небольшой круглой хижиной без окон и с низким входом, сложенной из грубо отесанного камня и покрытой соломенной крышей. Солома на крыше от времени выцвела, посерела. Да и сама хижина производила впечатление довольно старой.
Незнакомка с Розовой Кошкой на плече, не останавливаясь, и не оглянувшись, словно не сомневаясь, что все последуют за ней, даже не пригнувшись, вошла в дверной проем, который показался Игнату очень низким. Следом проскользнула собака.
Игнат с Подопечным на спине был последним. Явно видя, что проем низок, Игнат, вдохновленный примером проводницы, тоже не пригнувшись, шагнул в хижину.
Удар в лоб был настолько силен, что в мозгу у него ярко вспыхнуло, и он ясно услышал приказ - "Запоминай!". Игнат потряс головой и осмотрелся.
Хижина действительно была маленькой, с низким потолком, разделенной пополам перегородкой, перед которой они сейчас стояли. В перегородке было пять низких проемов. Что за проёмами - видно не было, но можно было предположить, что вторая половина хижины. Предполагать Игнат ничего не стал. После удара по голове шаман в нем опять встрепенулся и ожил и теперь, собранный, он был готов ко встрече с чем угодно. Еще раз вспыхнул в мозгу приказ - "Запоминай!"
"Большая", так назвал её для себя Игнат, выбрала крайний слева проем и опять без труда вошла в него. Потом собака, потом Игнат с Подопечным на спине (на этот раз предусмотрительно пригнувшись).
Войдя, они оказались в полной темноте. Но Игнату, после возвращения шамана, уже не нужно было обычное зрение. Сейчас он "смотрел" не глазами.
Они шли по "коридору", ногами он ощущал твердую поверхность пола, рукой мог потрогать твердую поверхность стен, но он "видел", что нет ни пола, ни стен - нет ничего!
Он "видел", что они идут по "коридору", висящему в Пустоте. Собственно, "коридор" тоже не был "коридором", он тоже был Пустотой, "другой" Пустотой.
И таких "коридоров" было великое множество, они шли во всех направлениях, пересекаясь, сливаясь и снова расходясь. И сейчас наши путешественники, маленькая группка, пять крошечных светлячков, двигались, переходя из "коридора" в "коридор", освещая эту темную Пустоту лишь своим собственным слабым светом.
Большая вела их очень уверенно - она хорошо знала дорогу. Игнат запоминал. Не просто было запомнить весь их путь, но у него было Знание. Он шел и словно сматывал в клубочек ниточку, протянутую по всем переходам их пути. Шел и сматывал... шел и сматывал...
И когда клубочек превратился в клубок, который почти закрывал проход в "коридоре", когда Игнату стало трудно катить его перед собой, в конце "коридора" забрезжил свет и путь их завершился.
Глаза привыкли к яркому дневному свету, и Игнат увидел... небольшое круглое озеро с изумрудной водой, со всех сторон окруженное густым лесом. А за спиной у него была хижина, сложенная из грубого необработанного камня, покрытая выцветшей от времени соломой...
Услужливый ум сразу же подсказал Игнату, что он уже видел и "это" озеро, и "этот" лес, и "эту" соломенную крышу. Однако Игнат обладал достаточной Силой, чтобы отмахнуться от подсказок услужливого Ума, он не нуждался в подсказках.
Он совершенно точно и определенно знал, что: и "это" озеро, и "этот" лес, и "эту" соломенную крышу он не видел никогда в жизни, потому что никогда в жизни не был в "этом" Мире!
Да, все было очень похоже, но только похоже - на самом деле все было дру-го-е! И было кое-что ещё, чего не было в тот похожем Мире, из которого они пришли.
На берегу озера, в тени деревьев стояли две большие хижины, тоже круглые, но не каменные. Издалека было непонятно, из чего они сделаны, но явно это было что-то растительное.
И вода в озере была другая, подвижная и прозрачная. Дул легкий бриз и на песчаный пляж с шуршание накатывались небольшие волны.
Собака рванулась с места, с разбегу плюхнулась в воду и начала плескаться, поднимая фонтаны сверкающих брызг.
Было очень спокойно и сигнал опасности, все это время красной лампочкой мигающий в мозгу Игната, погас.
Большая опять сделала приглашающий жест и направилась к хижинам.
Вблизи было видно, что хижины большие, гораздо больше, чем показалось издалека. Возле ближней, большей по размеру, она остановилась, откинула циновку, закрывающую вход, и опять сделала рукой приглашающий жест. Кошка, все это время сидевшая у неё на плече, спрыгнула и первой вошла в дом.