Мне всегда тяжело встается с утра: хочется закрыть еще на пять минут глаза и доспать украденное будильником время.
Так было и в ту субботу. Я с отвращением впихивала в себя йогурт и вливала чай. На улице влажный туман проникал под куртку, холодя тело. Покачиваясь, под стук колес и бытописание современной России незнакомой попутчицей мы приближались к Калуге.
Сами калужане говорят, что, не будь космонавтики, была бы Калуга обыкновенным купеческим городком. Но выпало жить там Константину Эдуардовичу Циолковскому, отцу русской и мировой космонавтики (1857-1935). Он первым вывел формулу, подтверждающую возможность полета в космос, и заложил основы учения. Благодаря ему спустя 26 лет после его смерти в космос впервые полетел человек. Гагарин летел на "Востоке", какой стоит рядом с музеем космонавтики. Пристроившись к экскурсии, мы узнали кое-что о Циолковском, полетах в космос и космонавтах. Посмотрели устройство ракеты, обмундирование и предметы космического обихода.
Вторым пунктом назначения стал дом-музей Циолковского. Обычный деревянный дом, который в годы широкого разливания Оки затопляло водой. Довольно большой, в два этажа, с двумя печками, хозяйственными пристройками. Сохранилась почти вся мебель, хотя в 1942 побывали немцы. Огромный рояль для дочерей, фисгармония, комоды, металлические кровати, во всем аккуратность и минимализм. На втором этаже кабинет с приборами, множество слуховых трубок (он на одно ухо совсем не слышал), выход на покатую крышу, с которой удобно наблюдать за небом. Уходя работать, он закрывал сверху люк, и тогда все в доме ходили на цыпочках. У него было, кажется, 7 детей, но даже такой человек испытывал нужду. Один из его сыновей, подававший большие надежды, видя непризнанность отца, отравился. Впрочем, у всех судьба была непростая.
В доме отца космонавтики перебывали не только Гагарин, Леонов, но, кажется, космонавты всего мира. Кто-то из них пошутил, что Циолковский даже лестницу на второй этаж своего дома сделал именно такой, какова она в современных ракетах.
Калуга - красивый город, где не встретишь ни одного повторяющегося дома, даже среди современных новостроек. Каждое здание оригинально, у каждого своя история. Тут и бывшие Торговые ряды, и помпезный драмтеатр, множество церквей, усадеб, купеческих двухэтажных домов. Хотела бы я учиться в такой школе, какие в Калуге, не задумываясь променяла бы на московскую. Там - мудро и с любовью устроенное здание 19 века, а тут - безмозглая хрущевская коробка.
Город очень зеленый, и все деревья какие-то хорошие: не встретишь тополей, а все липы, клены, березы, рябины. В старой части города можно набрести на торчащую из земли колонку, почерневший досчатый сарай. Есть много наклонных улиц - дома на них тоже наклонные, с разной высотой фундамента. В Калуге снимали "Карнавал" - очень легко себе представить, как Муравьева катится на роликах по асфальтовому склону дороги, хватаясь находу за колонку. То и дело встречаются дома с забитыми крест-накрест досками окнами. Интересно, жили ли тут бабка с дедом, отдавшие душу Богу, или семья, обрадовавшаяся квартире, или жильцам невмоготу стала близость пыльной и шумной дороги?
Калужанки считаются красивыми. Спору нет, так и есть. Им нравится быть красивыми, потому они не жалеют сил и времени на свою красоту. То же самое я наблюдала во Владимире: вечером по улицам текут реки красивой молодежи.
Я смотрела на их лица и думала о том, как они умеют радоваться жизни. Ребенок лижет мороженое и смеется, мама рядом тоже улыбается, папа на лавочке смакует пиво... все довольны, расслаблены. Вечером начнется световое представление, и все соберутся вокруг фонтанов удивляться подсвеченным струям. Таких нет в Москве - здесь все напряжены, поглощены проблемами, редко кто улыбается на улице. А может, мудрость в том и состоит, чтобы уметь радоваться малому?
День 2
Быть русским значит быть православным.
Ф.М.Достоевский
Погрузившись в 8 утра в автобус, выезжаем в Шамордино.
Шамордино - действующий православный женский монастырь. Около 150 монахинь.
Мы приехали туда между 9 и 10. Стоял туман, в котором не видно было крестов на церквях. Трава сырая от росы. Распустившиеся розы, астры, пионы. Временами какая-то неопрятность вокруг: рассыпавшаяся поленица дров, покосившиеся ворота, взрытая гусеницами трактора сырая земля - нехватка мужских рук? Мы слушаем экскурсовода. Прохладно. Изо рта теплый пар. Доверчивая кошка, ластящаяся к нашим ногам. То тут, то там проплывают черные монахини.
По длинной лестнице спускаемся к святому источнику. Навстречу нам поднимаются женщины, из-под платков видны мокрые волосы. Внизу крест, источник и купель. За водой выстроилась очередь, набирают в запасенную тару. Дверь в купель закрыта. Я сначала подумала, что никто не хочет идти. И радостно удивилась, когда оттуда вышло человек 15. За ними пошли мужчины, почти все из нашей группы, большинство молодых. Когда они выходили, от них шел пар. Дальше - мы, человек 15-20. Внутри темно, одно небольшое окошко, по двум стенам лавки и лестница в воду посередине. Тепло от человеческого дыхания, даже идет пар. Раздевшись, лезу четвертой в воду. С первым окунанием захватывает дух, хочется отдышаться и вытереть с лица текущую воду, но задерживаться нельзя - и два, и три... бегу вверх по лестнице. Этот момент сразу после окунания - самый приятный: тепло разливается по всему телу. Вытираться нечем, да и не надо. Смахиваю с тела капли, отжимаю волосы. Чуть-чуть постоять и одеваться. Одежда липнет к мокрому телу, волосы намочили кофту... Открываю дверь купели - свет и радость.
Это второе мое окунание. Первое было летом 2005, под Егорьевском. Было больше 20 и светило солнце, но страшнее было именно тогда. Теперь же было едва 15, мокро и пасмурно, но войти в воду +4 оказалось легче. Во всех источниках окунаются круглогодично, говорят, Т всегда там +4. Даже зимой никто, окунувшись, не заболевает. Постараюсь это проверить.
В свободное время заходим в иконную лавку, а потом в главный собор. Начинается проповедь. Священник сетует на распространение моды "духовного туризма", на то, что паломники, нажевавшись по дороге колбасы, даже насквернословившись, приехав, просят себя причастить... Говорит о пороках общества. О приоритете монашеской жизни над мирской...
Думаю, православие очень максималистично, оно требует полного подчинения человека религии, СМИРЕНИЯ. Человек должен каждую минуту помнить о вере и подчинять свое поведение нормам православия. Это очень тяжело, а "средних" норм церковь не приемлет. Когда вся страна постилась, ходила по воскресеньям в храм, читала на ночь молитву, тогда это было легче. А спустя десятки лет безверия вернуться к корням очень сложно.
В 70 км от Шамордино - Оптина Пустынь.
Оптина Пустынь - действующий православный мужской монастырь. Около 150 монахов. Как и Шамордино, место паломничества тысяч верующих.
Основателем считают разбойника Опту, раскаявшегося и ушедшего в леса отмаливать грехи. В 1996 канонизированы 14 отпинских старцев.
К старцу Макарию приезжали туда не раз Гоголь, Достоевский (он послужил прототипом Зосимы в "Братьях Карамазовых"). Туда ехал Толстой, но, отлученный от церкви, так и не переступил порога монастыря. Зато точно был в Шамордино, у родной сестры Марьи Николаевны. Спросил ее однажды: "Скажи, Маша, а сколько вас тут шамординских дур?" В ответ она вышила ему в подарок подушку: "От семисот шамординских дур" (хранится в Ясной поляне). По пути из Оптиной пустыни Толстому стало плохо, его вынесли из вагона на станции Остапово, где он умер без исповеди и причастия в доме смотрителя (анафеме его не предавали).
В то время, когда мы подъезжали уже к монастырю, начало светить солнце. Прерывистая полоса быстро убегала под наши колеса, автобус, ныряя, плыл под ярким солнцем, иногда прячась под тенью зелено-желто-красных деревьев.
Оптина - большой монастырь со множеством церквей. Все очень красиво, кругом цветы, газоны, чистота и порядок. В лицах монахов и послушников какое-то внутреннее свечение - доброта, гармония, любовь. Средний возраст - 30-40 лет. Высокие, красивые, в длинных черных одеждах они ходят большими шагами по дорожкам, здороваются между собой и с прихожанами, очень добродушны. Нашу группу благословили даже зайти в скит (келью) старца Амвросия, что большое везение. В ней все просто и самое нужное - узкая кровать, стол, стул, шкаф для книг и киот в углу.
Забили колокола, в их звуке - торжественная радость, хочется замереть и слушать. Колокольный звон как будто соборует всех, кто его слышит.
В церкви купила несколько свечей, чтобы поставить, а одну взяла домой. Они сладко пахнут воском.
У выхода из монастыря продавали мед. Мне захотелось меда в сотах. Кладешь кусочек в рот, высасываешь мед, жуешь соты, и наконец во рту остается жеваный воск - точь в точь такой, из какого вылиты свечи.